Землетрясение

 Первый толчок я проспал.Второй почувствовал слетая с койки и сваливаясь в проход. Но удержаться успел. Шварцман дергал прутья кровати: - Серега, выходи, выходи скорее.
Вскочив, увидел пробку в дверях из полуголых тел.Шум,грохот. Не понимал- что за черт! Тревога!? Пожар?
-Что стряслось? Я уже заразился  тревогой и напялив брюки, нырял в сапоги.
-Стряслось– оскалил зубы Мишка –землетрясение!.
Через полчаса машины везли нас по взбудораженному городу…К вечеру только я осмысленно представил дату сегодняшнего дня -26 апреля.

Время заторопилось,очевидно его скорость зависит от наполняемости событиями.Кто-то огромный, бестолковый, равнодушный ворочается под городом – толи проснуться не может, толи уснуть…
Ночью патрулировали по улицам с тяжелыми ППШ, за годы службы второй раз( в первый по пять минут во время присяги). Но патроны выданы только начальнику патруля  лейтенанту-медику. Бродили по встревоженным улицам отведенных нам кварталов…Распили в сквере лейтенантский спирт.


Через два дня.На обочинах улиц груды мусора, щебенки, глиняного сырцового кирпича.Витрина кафе стеклянным ручьем стекающая на тротуар.Почти каждое здание старой постройки с повреждениями – осыпавшаяся штукатурка, кое-где вывалившиеся куски карнизов. С площади Пушкина автобус сворачивает на Луначарского.Кучи щебня все чаще.В одном переулке промелькнула разрушенная стена. У сквера заменяют разбитые колпаки уличных фонарей.
Дергаю Володьку за рукав – Выйдем у театра Горького.
На улице Маркса множество людей, проходят не торопясь.Разноголосый шум.Милиционер сердито кричит водителю нашего автобуса: - Сказано, здесь остановка запрещена.
- Всегда была остановка – оправдывается водитель.
-Временно отменяется, проезжай скорее.
Эта улица разрушена более Луначарского; руин нет, но повреждения многочисленнее.Настороженно зияют черные провалы окон верхних этажей, кажется еще толчок и дома превратятся в терркиконы щебня.
Это улица магазинов:  старый ЦУМ, книжный, спорттовары, культтовары,ювелирный магазин «Сувенир» … Все закрыты. Вдоль тротуаров меж деревьями натянут шпагат с клочками бумаг.Прохожие заглядывают в расколотые витрины – они изломанно отражают дома, лица. Как будто землетрясение целиком закончило работу.Внутри магазинов покосившиеся пустые полки. Люди разглядывают здания, суют носы в подъезды и оживленно обсуждают увиденное. Кинотеатр «Молодая гвардия»- штукатурка огромных колонн у входа осыпалась и   рваными изломами обнажился глиняный сырцовый кирпич.Объявление «Кинофильм будет демонстрироваться в кинотеатре «Хива».Маленькое круглое кафе у театра кукол.Очередь за воздушной кукурузой.
- Пошли возьмем кукурузы – тянет меня Ключар.
На  поворот  у кинотеатра вдруг выскакивает мотоциклист, непрерывно сигналя.У руля воткнут красный флажок .Разговоры – Начальство, наверное едет.
-А может, Брежнев и Косыгин, они ведь в Ташкенте
-Точно, точно. Кто- то сейчас проедет…
Толпа скапливается на углу.Милиционер машет флажком в сторону дворца пионеров.Значит, будут сворачивать.Мы подбежали к повороту, остановились  в первых рядах .Пронеслись еще двое мотоциклистов, милицейские свистки.Машины жмутся к обочинам с обеих сторон,посередине улицы расширяется проход.Со стороны театра Навои движется колонна легковых машин.Черные «Волги» оттесняют в стороны людей и машины вдоль улицы.За ними поодаль приземистые «Чайки».Движутся медленно.Кто- то в толпе – Как на похоронах…
Напротив нас тормознули – поворот.
Лицо Брежнева в заднем окошке «Чайки».Пригнувшись, он устало и как-то замучено улыбается и мелко помахивает  рукой у лица.Я пытаюсь разглядеть сидящих рядом с ним.Наверное там же и Косыгин.Внутри машины пригнувшись смотрят в окна несколько человек.Протянув руку, кто-то с переднего сиденья показывает на потрескавшееся здание кинотеатра.Мясистое лицо Брежнева почти заполняет плоскость окошка…Машины проехали, за ними еще десятка два легковых автомобилей.
Мы пошли к кафе за кукурузой.
В кинотеатре «Искра» возле цирка полностью вывалилась наружу стена – огромная куча необожженного кирпича.Театр Навои показался мне прежним,но подойдя к ЦУму , Володька показал:
- Смотри на крышу.
Купола башенок на фасаде театра покривились в стороны.Вспомнилось – Соловей разбойник.
Сели в 11 -й троллейбус, поехали в институт, Везде оживленные  громкие беседы,тема одна – землетрясение.
-Пострадал сильно старый город, есть жертвы
-Но по радио передавали – жертв нет.
-Да что там, разве об этом скажут.
-Не для нас же говорят!
-Людей переселяют, а дома объявили аварийными
Возвращались из мастерских поздно.На темных улицах редкие автомобили с домашним скарбом: холодильник, стулья, шкафы, матрацы. У почтампа возле сквера грузятся на машины сразу несколько семей.Зажглись огни.Автобусы битком, не тормозят даже на остановках: закончился футбольный матч, теперь еще часа два будет время пик..Дошли до консерватории – большое здание обычно ярко сияющее огнями и музыкой пусто, ни одного пятнышка света в окнах.Стали ждать трамвая, уже время к девяти.Увидели наших возвращавшихся с мачта на машине.Снова звуки сигналов, мотоциклисты, автобусы и троллейбусы прижимаются к обочинам,останавливаются, проносится мимо черная масса легковых машин .
Кто-то говорит в толпе:
–Погибло четверо, около двухсот ранено.Повезло с баллами,недобрали..
Основные толчки прошли полосой.Сильнее всего пострадал центр – улица Жуковского, сквер, старый город. Новые здания без видимых разрушений.На Цуме законченном недавно с бетонного козырька крыши облетела лишь  часть штукатурки.



     Вчера 1 е Мая.Увольнений не давали.Ушли в город с Ключаром, переодевшись в спортивные костюмы.Парад физкультурников, Вилоятское кладбище, мавзолей Зайнутдин-баба.В центральный зал к могиле не проникли, но зато облазили все внутренние переходы и кельи…Спираль  темного тесного лабиринта.Чиркнул спичкой – в нише  рукописная книга, только по краям видны торчащие из слоя пыли листы.Наклонил, осторожно ссыпая пыль.Сверху лист газеты, уже на свету прочли название «Ташкентский железнодорожник» за 1941 год.Позже  у пятничной мечети старик – мусульманин, водя пальцем по арабской вязи строк сказал о книге:
 -Книга Ходжа Хонус, если всю ее читать, плакать будешь…
Медресе Барак- хана, ныне религиозный центр мусульман, центральное управление.Внутренний двор напоминает планировку медресе Кукельташ.Чистота, большие кусты роз, две «Волги» под сводами, голубые двери худжере.Вышел парень.Поговорили.Он доброжелателен и словоохотлив. Отворил ключом дверь  - Это ханама -  зал заседаний высшего духовенства…
Внутренняя часть поверхности центрального и бокового  куполов – белая штукатурка; ниже – по стенам струится яркий орнамент, кажется расписанный маслом.Строгие ряды темных стульев вдоль легких раздвижных столов, накрытых темно-красными покрывалами.Фриз центральной ниши желтый с вязью арабских букв.У двери коробки с выключателями, проводка скрытая.
Все-таки при всем внешнем великолепии архитектуры, орнамента какая-то духовная ограниченность тех же форм.Конечно, трудно представить Аллаха,но орнаментальная вязь разве приближает человека к нему…И в Коране он говорит человеческим языком  и совершает поступки и ошибки вполне человеческие.Но главное –если религия отказывает женщине в божественности, то это не религия ,а политика… Впрочем, мне трудно судить объективно , плохо я это все знаю.Но интересно.
      Вечером на концерте Игоря Сорокина.На афишах – лауреат, участник декады белорусского искусства и чего-то еще .Выступал в Большом зале консерватории..Подошли к дверям.Женщина протянула билеты контролерше, заметил цену – рубль. Несмотря на титулы оперного певца,зал наполовину пуст У входа организаторы  беспокойно поглядывают в зал.Слышим:
– Ой, как стыдно, пустой ведь зал…- И нам: – заходите, заходите!
 И по имени- отчеству к пожилому мужчине: – Вы пройдите по аудиториям, классам, скажите, кто хочет на концерт пусть приходят, будем без билетов пропускать.
Зал мало –помалу наполняется. Сорокин исполнял оперные арии.Пел вполсилы.Высок,породист,лицо толстое , круглое. По проходу между сценой и первыми рядами ковыляет  опоздавший старик.Певец начал арию:
-Я жду тебя давно…
Лицо певца обращено к старику.Тот, повернув голову опешил и приостановился.Женщина с первого ряда сунула старику ветку с белыми бутонами цветов и что-то сказала ему.Певец закончил арию, старик с уже обретенной уверенностью преподнес ему цветы.Зал оценил мизансцену и хлопал, кажется, обоим.
         Возвращались поздно, с опаской, уже и милиция могла зацепить.У своей стройки вздохнули свободно –дома.Ключар побежал в казарму, я не торопился – не хотелось.У края дороги сидят пацаны на корточках.Подошел к ним.
-Спички найдутся, ребята? ( хотя спички были).Присел рядом.В середине кружка переносной приемник.С характерным акцентом голос диктора из Пекина : «…хрущевский ревизионизм …американский империализм…!
-Пугают?
-Да вроде этого.
Монолог китайца примерно такого содержания – Хрущев не помогал Въетнаму, пытался найти контакты с американским империализмом, что нанесло непоправимый вред ленинскому учению.Единственно истинное это учение Мао, единственное практическое решение – сплочение вокруг нашего вождя Мао.С приходом нового руководства к власти политика СССР не изменилась по отношению к Вьетнаму…
Китайская обработка мозгов – клинический образец политической болтовни и слабоумия.Крайняя форма культа при политической беспомощности.Как понять это стремление превратить людей в толпу, а идеологию свести к образу врага.? Ведь не египетские же  пирамиды строят…
Голос потух.Я пошел в казарму.
Долго не мог уснуть.Поскрипывала плоть…Зашумел дождь.Убаюкал.


Утром уже на объекте Мишка с загадочной ухмылочкой:
- Ваганов, хочешь расскажу что тебе снилось?
-Ну.
Мишка вращает ладонями у моего лица: - Тааак, вот он сон – тебе снился дом сложенный из книг…
Я обомлел – точно.Какое-то смутное предвоспоминание сразу же оконтурилось в памяти.Я вспомнил- стены сложенные из книг, крыша раскрытых фолиантов, распахивающиеся створки обложек дверей…Допытываю Мишку:- Как?
Смеется: - Да ты сам и выболтал под утро,Бормочешь, да так внятно…

Вернулся ночью. Поздно, примерно начало второго.Все в постелях.Грязно-желтый свет лампочки у входа.Ключар не спит, ворочается.
- Ты где был? – спрашивает.Поговорить ему хочется. -  А мы уж думали с Мишкой, что тебя патруль сгреб.
Только забрался под одеяло, вдруг казарма ходуном, небольшими толчками.Мгновенно загремело все вокруг, полуголые выскакивают в двери, теснясь, толкая друг друга.
Впервые так четко, не спросонья почувствовал землетрясение.Возвращаются в казарму сбежавшие, шумные разговоры,смех.Самые пугливые – местные со всей Средней Азии.
-Помнят Ашхабад. – говорит Шварцман.
       В газтах много пишут о землетрясении,Начальство в полном составе выехало в УНР на партактив, до него был Военный совет.То о чем не пишут в газетах: 11 тысяч  человек выселены из домов, которые разрушены или объявлены аврийными.В том числе 530 семей военнослужащих.В Ташкент прибывает еще 20 строительных военных отрядов.606 отряд выселяется из казарм в палатки, казармы отводятся под жилье для пострадавших.Потеснили так же и Ленинское   училище.
      В прошедшую субботу погиб парень из соседней роты, раотали на промкмбинате.Сорвался груз, крановщик то же солдат.Говорят виновато начальство – кран вышел из капремонта, не дали возможности проверить троса, торопились, обрыв на креплении. Куликов быший там,рассказывал подробности болезненно морщась.Когда все разошлись,сказал тихо – Но почему то рвало меня как увидел, не мог, выворачивало…


              Вялов говорит, почему- то с иронией:
– Как это тебя патрули еще не словили ни разу или не подстрелили.Ходишь в самоволку, как в туалет посрать.
- А Ваганов волшебные слова знает, – посмеивается Мишка.
- Да не совсем они волшебные, но что-то в них есть, товарищ лейтенант, – замедленно включаюсь я
- Это что же за слова? – не удерживается  Вялов,заглатывая наживку.
Чуть наклоняюсь в его сторону:
– А слова такие: « Ну , жопа, дай ноги…»




 Третий день в Чирчике на кирпичном заводе, все знакомо , все свои- складируем сырец под навесами, разгружаем печи, грузим машины, возим на объект. Кормимся в столовой завода.
Трое – он и она ,едят из одной тарелки, малыш у стола жует пряник.Мужик широко загребает ложкой, ест много, не торопясь.А она будто склевывает с тарелки, едва касаясь ложкой супа.Я вижу ее улыбку, полные губы, лицо милое, доброе и прищуренный взгляд, наверное, чуть близорука.Лицо ее необыкновенно – я невольно оглядываю столовую, кажется она должна быть в центре внимания всех, кто суетится сейчас в зале. Иногда она взглядывает на мужика – на лице мелькает  заботливость, удовольствие от того, наверное , что он ест, что достал из кармана пряник для малыша.
Впервые я увидел ее в конторе кирпичного завода.Она сидит в углу, столик ее придвинут к неоштукатуренной стене с выцветшим портретом кого- то из политбюро.Светлые волосы прихвачены пестрой косынкой.Перед ней пухлые тетради, она вписывает в них какие-то цифры с серых бумажек.Кажется, соскользни косынка и волосы ее заполнят всю конторку и суетящиеся люди запутаются в них. Высокий чистый лоб и необыкновенного рисунка глаза…В один из рейсов придумал повод обратиться к ней, положил на ее стол накладную.Она подняла лицо. Я зажмурился от яркого света, то ли это блеск глаз усиленный стеклами очков, то ли внутри под светлой кожей все состояло из этого пламени.
Я вечером пытался рассказать Мишке, но его поносило, болел живот, он остался равнодушен.
Я поражаюсь несоответствию слов и виденного.Слова – омертвевший слепок души.Почему не совпадают чувство и слово?
Иногда удается прижавшись к подоконнику и делая вид, что вникаешь в смысл какой-то бумажки, смотрю на нее.Красота ее так очевидна.Я любуюсь ею, но не влюблен в нее – чувство сложнее.Не знаю.
Наверное, природа что-то напутала и этой женщине предназначалось  жить в иных мирах,куда совершеннее нашего.


     Что же можно назвать значительным в этой жизни, кроме редких минут переживаний восторга или глубокого несчастья…И эти минуты становятся мерой жизни, ими прочерчиваешь линии судьбы.И ничто не имеет большего значения – ни старость, ни молодость,ни боль, ни даже сама смерть, потому что только в мысли обретаешь счастье или несчастье, победу или поражение,.. только в мысли в этом священнодействии разума, за пределами которого хаос…
Неужели в смятении встречу и старость?


Днем солнце.Гремящие машины внизу и гул тяжелых самолетов в голубом небе. С лесов хорошо видно, как они взлетают, будто выпрыгивают из чащи зелени и плывут на фоне гор с нахлобученными на вершины снеговыми шапками.
Подытожить день становится необходимостью, отфильтровываешь в себе впечатления, поступки.Острота переживания куда-то теряется при пересказе, но на душе легче…В последнее время мечта об одиночестве стала прямо-таки навязчивой, хочется тесной комнаты, низкого потолка,громоздкой старинной мебели и запаха книг – лучшего в мире запаха, настоянного на пыли, каких-то красок, прикосновений к страницам многих рук и воспоминаний..Куда податься ? в монастырь? А плоть в плену страстей,-с себя не стряхнешь, за оградой не оставишь.
Эгоист я по натуре.И дерьмо в себе ценю вниманием таким же как и добродетели.Я бы с удовольствием раздвоился бы, чтоб взглянуть на себя со стороны и поговорить с собой.
    Утро.Тепло сигареты в ладони, горьковатый привкус во рту.Над лицом потолок с обоями, от  толчков землетрясений они полопались и свисают красивой бахромой, как будто так и задумано.Если прищурить глаза, каждое пятно лучится многоцветьем, можно представить что-то фантастическое и забыть обо всем. Желтая лампочка у входа, через полчаса разгорающийся  рассвет ее обесцветит.
День в тесноте работы , до автоматизма во всем -  в движениях, в разговорах, в ответах , в ругани , в шутках, во всем.               
    Если не выбираешься в город, то вечером кажется – лучше работать, в привычном  бездумном ритме, чем бродить в лабиринтах обрывочных тупиковых мыслей или воспоминаний. Беру книгу, заставляю себя читать.Книги не любовь – они требуют постоянства, а здесь урывками, и одним ухом и глазом постоянная реакция на окружающее: за три года так и не привык к казарменной суете, всегда хочется  куда-то спрятаться в тепло, в тишину…
Долгие исповедальные разговоры с Мишкой.Поразительно как беседы в общем-то с близким человеком на самые простые темы могут быть бесконечными диалогами. В писаниях краток.На этих блокнотных листах хочешь быть всеобъемлющим, но конкретность фактов и событий, их временная и сюжетная ограниченность плюс бедность слов, убийственны…
Почему чувство перегорает любопытством, будто я тороплюсь подвести под общий знаменатель весь калейдоскоп слагаемых.Ну и зачем мне этот холодок найденной формулы – только уму, а не сердцу…?
И чем сложнее, тем поспешнее эта душевная бухгалтерия.В отношениях с И. это неосознаваемо мешало.Сейчас с расстояния многих километров и времени я уже близок  к тому, что бы все разложить по полочкам.Так ли это? Как бы заглянуть в тайники души, где настаиваются чувства и понять алхимию по которой одним чувством заболевает сердце, а другим – наоборот трезвеет до равнодушия, до любопытства со стороны.
Решил ликвидировать пакет с ее фотографиями.Мишка читает,протянул ему посмотреть.Взял веером как карты в руку.
- Откуда она ? 
- С Владивостока.
- Красивая , азиаты, наверное, были в роду, в глазах отразилось.
Вспомнил, что ни разу не спросил о ее родословной.Что осталось от тех давних встреч?!
Три армейских года спрессовали прошлое – как слой раствора  между кирпичами – просто тонкий однородный слой из воспоминаний, не имеющих сегодня значения…
«Дарю тому, кто умеет хранить, холодную тень человека,и кто не посмеет над нею шутить, на всем продолжении века.Вспомни меня когда рано проснешься, и только откроешь глаза, вспомни меня когда вечер начнется и …».и т.д.Слова кажутся сейчас такими смешными , а ведь тогда  задевали чувства, трогали сердце.
…Лес подступивший вплотную к домам общежитий и тогдашние ночи окунутые в лунный свет…Когда уходили в лес она срывала листок папоротника , во время объятий я чувствовал листок папоротника на своих губах.И когда возвращались, смеясь спрашивал – зачем? Она улыбалась – Глупенький, чтоб тебе нос не откусить…
Почему все так быстро кончилось? Мы торопились, как будто предчувствовали, что все это хрупко и зыбко.А внешне и причин не было.И вот эти две  фотографии, которые она подписала наспех у автобуса. Казалось, расстаемся ненадолго – ведь Искитим рядом. Она как будто всплакнула и, уже сидя в автобусе. вытерла платочком глаза.Я помахал рукой и ушел за деревья
Глаза у нее были большие, цветом спелой сливы, с таким особенным дымчатым оттенком…
Мишка внизу у  тумбочки у окна закрывает книгу,и будто подслушал мои размышления:
- Вот ведь как, с будущим связываем надежды самые честолюбивые- профессия , успех, а в прошлое оглядываешься – лучшее, это когда влюблялся.Сердцем как на краю обрыва: то  ли взлететь,то ли разбиться, и то и другое- счастье!.
Смеется - Дивно устроен человек, ничего сложнее любви не придумал…
- Вот Толстой, будто боролся с эти чувством в себе. «Крейцерова соната», «Отец Сергий» , и вот еще читал воспоминания Горького о нем. А зачем боролся? С собой боролся.Понимал, что чувство любви к женщине в нем сильнее других, его теорий о жизни, философии, неопреодолимо сильнее? И почему то считал это слабостью, и в этом хотел не только себя и людей, но и бога убедить. Строил  идеальное общество, новое искусство, и все норовил без любви.
- Без любви к женщине, а не к богу, -  бормочу я.
- Так бог и проявляет себя через любовь к женщине. А он лукавил обманываясь , обманывал и других.А зачем?.Ну  и плыви чувством – раздолье, будет что вспомнить.Так нет же – человек пытается из себя все повыковыривать и на помойку, а потом руками разводит, уверен – обокрали , или женщины виноваты…
Туалет наш исписан сверху донизу, основной мотив – все бабы ****и,….вот тебе эпизоды этой борьбы в армейском варианте…
- А почему?
- Вот-вот, почему!А потому что любовь вне логики, во всяком случае  логики повседневной


По улице  Маркса оживление – множество людей. Дымят шашлычные у зданий магазинов   с бельмами пустых витрин.Прилавки вынесены на тротуары, в переулках ровные ряды палаток.
В здании театра Горького выбрана целая стена, взвороченный тротуар вокруг, кучи красного кирпича, стоит автобус.На передке металлическая надпись «Кубань».Я остановился – земляк.Толстый мужчина, держась за дверцу кричит сердито:
- Товарищи, кто еще раз о любви. Прошу наконец садиться…
На тротуаре ящик магнитофона, репродуктор.Артисты едут на репетицию или на гастроли.Спросил у толстяка:
- Спектакли идут в театре Горького?.
-Нет, в конце мая только.
У кафе белозубая тетенька с жалостью:
- Ну, солдатики, прибавилось вам работы с этим трясением земли.
-Прибавилось – киваю я ,прихлебывая холодный вкусный коктейль.


     Вчера с наступленим  темноты в городе суматоха.Прошедшей ночью две серии толчков, в казарме ощущалось здорово.Две трети роты перетащили постели на плац перед казармой…
А днем слухи что следующей ночью ожидается тряска баллов на 10-11…Рассказывают о приезде японских ученых, они ведь специалисты по этим делам , они говорят, что под городом пустота и туда может весь Ташкент ухнуть…
Саркисов сказал, что где-то на Пушкинской строители побросали работу, ждут землетрясения, говорят, что по радио объявили «Ждать его в пять вечера..»
Но ничего,обошлось , все благополучно.Но  мнения о землетрясении в основном катастрофичные, смакуются слухи, часто вспоминают Ашхабад.
На автобусной остановке молодой парень с большим свертком в руке деловито говорит мне:
-Так что прихлопнется город наш..
Я пожал плечами
-  Чепуха,Ничего ведь неизвестно. А предсказывать все равно, что гадать.
Парень стал объяснять ученость японских специалистов, говорить о разлитии раскаленной лавы и описывать пустоту под городом будто он сам там побывал…

Снова Чирчик второй день  на кирпичном, здесь же и ночуем в каптерке при заводских цехах. Днем ремонтируем туннельки,загружаем их, складируем подсохший сырец в штабели, а  ранним утром грузим в машины с ночного обжига  кирпич к себе на объект.
Вечером развели костер, прикрыв его сбоку железным щитком.Мишка ворошит прогоревшие уголья щепкой,выкатывает картофелины отличающиеся от углей только округлостью формы,подбрасывает щепок в костер.Я накалываю картофелину на прут, помахиваю осторожно  чтоб остыла.Вспыхнувшее пламя рисует из темноты низкие крыши сушильных навесов, штабеля кирпича под ними, спящего на досках Рубахова.Время от времени он забавно всхрапывает и сучит ногами.
-Баба снится – посмеиваюсь я- откинь фуфайку ему с головы, а то так всю ночь за ней пробегает.
Мишка откидывает край фуфайки, Николай открывает глаза, невидяще смотрит на костер и снова засыпает.
- Знаешь как я влюбился в первый раз? – Мишка улыбается воспоминаниям – И знаешь где – на пляже.Не поверишь- увидел ее и все, и   насквозь,намертво…Договорились о встрече,здесь же на пляже, а она не пришла.Пять дней ждал ее  с утра до ночи.Приходил первым , уходил последним  с пляжа.Причины придумывал – может у нее что случилось, всякое бывает.И не пришла.Иногда до полночи на пляже сидел, вот так как сейчас костер жег.Ждал…От той любви и ожиданий кожа с меня начисто слезла как с ящерки. Жара была в том июле…
   Окраины Чирчика поблескивают огнями и далеко над Ташкентом стоит зарево – низкие облака отражают свет городских огней и кажется оттуда ощутимо тянет теплом.
- Понимаешь, в жизни важно обрести что-то устойчивое.В себе, не зависящее от другого человека, от обстоятельств…Устойчивое, определенное во всем – в форме, в содержании,в цвете, во вкусе, в принципах …Иначе нельзя жить – впадаешь в маразм, в пьянку, в равнодушие ко всему.. Не знаю, что это должно быть, может быть работа?  Любовь? Ну что работа!Если есть умение, талант, способности, идет как по маслу…Да и в ней не вечность! А любовь! Я не встречал  счастливых людей в любви, в таком ,ну литературном аспекте.Счастье это какие-то минуты…Знаешь как это бывает- кажется что птичий язык понимаешь…С женщиной это чувство испытываешь чаще, с природой…  Но сама жизнь,…! чувствуешь – мы живем так как будто не вот эта каждодневность суть жизни, а что-то другое…. Кому ты нужен?! Матери, своим детям, женщине и дальше по убывающей – друзьям, власти…Власть, назови – государство – использует тебя по самым примитивным схемам – вот  тебе форма, погоны на плечи, побрякушки на грудь и вперед, умрешь за нее, салютом пальнут над могилой, но ты салюта не услышишь…
- Но что же тогда главное?
Мишка выкатывает картофелину , ломает пополам, протягивает  половинку.
–Бери , остыла…Может быть главное –понимать все это…

Город трясет.Иногда это серия мелких толчков как удары гигантского отбойного молотка,иногда как кнутом по воде, как судорогой сводящие мышцы земли – передернет и отпустит мгновенно…Но всегда в них ощущение исполинской силы, космического действа с  участием  солнца, всех планет, галактик и богов.
Но видно ко всему приобретается привычка, даже к космическим катастрофам – по ночам уже не взлетаем стремглав с коек, кто-то просыпается, прислушиваемся к шуму города и снова завертываемся в одеяла.
Трещину в стене казармы забили щебенкой и раствором, снаружи на угол вывели контрофорс.
Мишка радобыл «Комсомолку» с репортажем В.Пескова оТашкенте.Комментирует – Недоговаривает многое, понятно – цензура.Собрать бы здесь политиков, дипломатов и генералов – после таких встрясок любые амбиции покажутся щенячьим повизгиванием…
«Будто кукишь векам над бульваром свисает пол Пушкина…» В «Комсомолке» отрывки из поэмы Вознесенского. Мы ездим через площадь где памятник-  верхнюю часть статуи развернуло толчками и поэт смотрит на свой зад…
В газетах о бедствии кроме сухих сообщений, очерк В.Пескова.Это лучшее.Не знаю, может быть я не осознаю всех размеров бедствия, в масштабах страны мера иная , но этот пафос очерка убеждает лишь тех кто не видит Ташкента.Может быть, чтоб проникнуться этим пафосом надо побывать в палатках, видеть жертвы,слышать звон будильника из под камней ( « из под камня в крушеньи, как ребенок будильник орет…») Я узнавал город не по картам, просто бродил по улицам и открывал для себя дома,памятники,улочки старого города,базары…Вечерами после работы и в выходные в самоволках.Жертв я не видел.Лица людей не  встревожены.Разговоры в трамваях, в автобусах лучше всяких газет.
-Сын проснулся ночью, попросил мать чтоб укрыла его, только жена накрыла его одеялом и тут началось штукатурка прямо над сыном осыпалась…
    У Алайского рынка двойными рядами улица палаток.На Лахути палатки ставили мы.Сразу по нашим следам на одной из палаток брюхатый дядька привесил табличку «Отделение связи».На каждой надписи «ул.Лахути» дом и № квартиры.
Старый город как обычно малолюден в узких улочках.Я заглядываю в глубины тесных двориков- резные двери , детишки…Кукельташ торжественно равнодушен как больной старец ожидающий смерти.В верхней части дверей черная копоть от недавнего пожара.Справа огромный щит с летящей ракетой похожей на недокуренную папиросу, слева медресе.В него врезаны магазины, ларьки из щелей которых вываливается всякое барахло.К древней кладке прибита вывестка «Ремонт…ов всех систем» .середина выбита, слово надо понимать как «часов»
    Вчера смотрел «Стряпуху» во Дворце искусств .Перед началом фильма диктор объявил: - В адрес администрации поступают письма от зрителей, спрашивают о надежности здания кинотеатра.Вам отвечает начальник главстроя (не запомнил фамилии).На сцену выходит подтянутый мужчина, ласково убеждает что здание кинотеатра построено на основе новейших научных достижений и способно выдержать колебания почвы любой силы..
-Желаем хорошего отдыха -провозглашает он напоследок.Кто-то откликается громко –Оставайся с нами для гарантии..


            Первым обнаружил червя  Солтысик. Короткий пузатый червяк с серыми колечками, сваренный вместе с кашей, был не очень заметен.Кое- кто уже доедал кашу.
-Повара сюда… червями уже стали кормить,  -- пошумели слегка за столом. Кушнир то же раскопавший в своей тарелке червей пошел с тарелкой на кухню. Мишка вывернул кашу на стол, накрыл тарелкой
 – Ну кто сомневается что нас кормят хорошо – червяки смотри какие упитанные….
Вернулись на стройку.Расположились было под железным брюхом танка, но он будто усиливал  дневную жару и пыль, тогда перебрались под передок,где к  машине был пристегнут бульдозерный нож, здесь откуда-то тянуло легким ветерком.
- Пародия на боевую машину – посмеивается Мишка – башню сняли, все одно что самолет без крыльев




      Продираю глаза,Мишка трясет койку – Вставай, наших взяли на дачах.
-Кого?
-Рубаху и Князька.
Я поежился –Только уснул, в ночную же идти.
- Доспишь, пошли пока послы не раздумали..
Жара, простынь еще не просохла, с полчаса значит спал.
По дороге расспросил, что за послы.
-Да те же что и в прошлую неделю.
- Сговорчивые?.
-Иначе что им приходить.Звонок в комендатуру и в награду пару увольнительных…
За столовой двое, сидят на бревнах.Один сержант, рыжеватый, по небрежной посадке из бывалых, второй – салага, озирается будто сдернуть намерен..
Стали разговаривать.
Они - Пожалели, не стали докладывать.Генерала нет на даче, в отъезде.
- А много нарвали?
- Не упели.Но оказали сопротивление.Если б не наши собаки дошло бы до драки.
Помолчали.
-Ну ладно, что хотите? – спросил  Мишка – Бутылку портвейна?
Рыжий встрепенулся – Их же двое, значит две бутылки.
Говорю Мишке – Возьми в общаке,там оставалось.Будет недобор,расписку напишем…
- Мы что , в штабе – огрызнулся рыжий – нет, две бутылки. Добавил для убедительности  - Мы же могли доложить.
Я прервал – Все, понятно. А вы чем там занимаетесь?.
- По хозяйству – сдержанно сказал рыжий.
Второй не удержался – Дорожки равняем, сарай чиним.
-Заделайте дыру в заборе, чтоб наши не лазили.
-Да забивали, ломают – сказал салага.
      Пришел Мишка с газетным пакетом.Улыбается – Последнее отдаем.Яблок передайте с нашими.
Сержант приоткрыл пакет, удовлетворенно хмыкнул – Повезло им, что на нас нарвались…
- Сходи с ними – тихо сказал Мишка, а то они еще и со Средина  слупят бутылку.
Возвращались.Князек помалкивал.У Рубахова разорвана майка и физиономия в царапинах. Хрустим яблоками
 – Дыру они  специально не забивают, сухих веток за ней насыпали и подкарауливают неподалеку. – объясняет Николай .-Мы щит приволокли, чтоб от собак убегая дырку закрыть.Но яблоки ничего, еще бы недельку – две, были б в самый раз….

Мишка -   Когда видишь весь этот зоопарк техники убийства, когда вникаешь в их смысл, назначение – убийственные в прямом смысле слова, когда обслуживаешь ее и осознаешь что когда-то тебе придется нажать спуск…Тягостное чувство.Техника выполненная с умением, вложено в нее масса сил умственных и физических, даже любви, творчество без любви невозможно… И все это для того, что б прервать чью-то жизнь, вызвать ответную агрессию с таким же совершенным набором орудий убийства…Когда размышляешь об этом, не только с точки зрения личного существования и благополучия, а по настоящему – как верующий, с религиозным чувством в котором все- все, что тебя окружает, воспитывает,защищает  -  небо и земля, прошлое и будущее, родные и близкие, тогда только осознаешь всю нелепость, противоестественность всего,что обслуживает ненависть…И единственная возможность противостоять этому – не участвовать в ритуале  агрессии как бы и чем бы она не оправдывалась…
Хотелось бы например владеть словом или писать картины или музыку…Может быть хорошо, что не умею, ограничение в чем-то сразу подмывает сбиться в стаю единомышленников.
И тут важно понять несоответствие между объявленными идеалами , средством их достижения и людьми которые их озвучивают и казалось бы сплачивают народ…Толпой в коммунизм не войдешь…
Гагарин разве видел границы государств! С высоты их не различишь.  Вот и вся идеология – граждане планеты, а конституция одной строкой – абсолютное право – жизнь. По-видимому, здесь и ответ на вечные вопросы- если вселенная бесконечна, значит жизнь уже бесконечна прошлым, а стало быть и будущим…Религии эту очевидность понимают лучше чем наука и политики…
Мишка говорит внешне бессвязно, перескакивая  с одной темы на другую, но в итоге я чувствую и понимаю логику его размышлений, пусть  с многоточиями, но близкую , разделяемую мной.И сейчас, когда я записываю вчерашний разговор, пусть не дословно, я понимаю, что это был не монолог, мы разговаривали часто перебивая друг друга, но то что говорил Михаил для меня важнее..Так мог бы сказать я,  но за его словами переживание действительного, не книжного опыта…Опыта не суетливого, а соизмеряемого с чем-то более важным  нежели  повседневность..

Полночь.Мы разлеглись на шоссе, заняв почти треть его ширины под бледным светом ламп.Редкие машины.Шофера удивленно таращат глаза,осторожно объезжая нас –  пятнадцать солдат в разных позах лежат на асфальте – приглядываются и видя смеющиеся лица, машут рукой…Идут по обочине девушки и парни.Девушки в белых платьях,босиком парни в темных костюмах или в белых рубашках.Несут в руках дечоночьи туфли… Смеются – школа позади.
Я затосковал: не пойму, что за чувство- будто сердце на зуб пробуют…