Длиною в жизнь

Виктор Дмитриевич и Георгий Васильевич, двое знакомых, ехали в это утро по делам в соседнюю губернию и неторопливо беседовали о жизни и судьбе. Время тянулось сонно и подавленно и казалось практически полностью статичным и неподвижным, пейзажи однотипно ползли вдоль монотонного серого горизонта, а звуки раздавались гулко и томно, мерно сопровождаясь протяжным муторным эхом. Атмосфера веяла покоем и меланхолией, беседа шла плавно, и всё вокруг казалось скорее некой абстракцией, чем реальной действительностью.
"Вот как всё же прекрасна смерть." - заметил Георгий Васильевич.
"Чем же именно, кроме факта избавления от бренного земного существования?"
"Чистотой, вслед за ней наступающей. Вот живёт себе человек, и ведь в любую грязь его ввязать могут, оболгать, осквернить, в заблуждение, в какое угодно, загнать. А умрёт он, и всё - позади весь его путь остался, уже не изменишь его, не переиначишь, не испохабишь. Это, как машина - в дороге с ней любая авария может приключиться, а уже после завершения маршрута она в безопасности в полной, в сохранности стабильной."
"Интересно... Выходит, что и нету у нас до смерти ничего однозначного."
"А именно так только и есть."
Вскоре показался город, и герои, добравшись до требуемой им конторы, отправились оформлять бумаги. И вот, разобравшись таки с этим делом, вышли обратно, да вот только сразу же расстроились - пока они занимались делами, кто-то разбил их машине одну из передних фар.
"А вы таки были не правы." - протянул Виктор Дмитриевич: "Всё таки и после смерти, оказывается, могут осквернить: поездка то наша уже законченной была, а машина всё равно пострадала."
"Да уж... Беда... Всё верно - нынче и честное имя, и проделанный путь запросто исказить способны. Печальный урок... Хорошо хоть только фарой отделались."
Герои переглянулись, угрюмо понурили головы, сели в авто и неспешно поехали обратно.