Первая золотая пора моей жизни

Мои братья и сёстры считаю своё детство ужасным кошмаром из-за пьющих родителей. Но это было не всегда так, и даже пьянствуя, они работали: ходили по дворам пилили дрова, копали огороды, косили сено, не плохо зарабатывали, но почти все деньги пропивали, никогда и ни у кого не клянчили в займы. По окончанию мною шестого класса их лишили родительских прав и нас раскидали по детским домам. С тех пор я не видел никого из родных, сейчас общаюсь в основном со своими племянниками в социальным сетям.

Самые ранние воспоминания уводят меня к четырёх-пятилетнему возрасту. Помню, как отец с мужиками строили дом. Помню уложенные несколько венцов, на срубе сидели мужики, весело махая топорами, летели щепки, о чём-то говорили, часто смеялись. Помню, как закатывали на верх брёвна, долго его крутили чтобы получше уложить. Это был наш дом на заимке около города Нязепетровска. Напрочь забыл название этой деревушки из пяти домов, в которых проживали лесорубы, все были татары. У всех были дети моего возраста. Около дома хлопотала мать, готовя еду на небольшой уличной печурке.

Следующие воспоминания рисуют в памяти уже построенный дом из новеньких светлых брёвен, сарайчики во дворе. Помню телегу, лошадь с жеребёнком, корову, овец, кур и рыжеватую лайку по кличке Знаком.  Недалеко от двора стояли  отгороженные три большие стога сена во внутрь которых можно было забраться и погрузиться в ароматы высушенных трав. Подходить к жеребёнку было нельзя – могла лягнуть лошадь, а вот с собакой мог играть сколько угодно. Овцы шарахались от меня, трогать желтеньких цыплят и утят тоже не разрешалось. Дома стояли на возвышенности, в низине протекала речка, в которой мы с визгом плескались жаркими днями. За речкой шли луга, поделённые на участки горожанами. Летом они наезжали на покос, косили, метали стога и вывозили сено на лошадях. Город, за исключением центра, сплошь был застроен частными домами. Многие держали коров и запасались на зиму сеном. За речкой были черемшёвые поляны, частенько всей ребятнёй устраивали туда набеги и приносили домой большие пучки этой ароматной травы. Тогда во всех домах пекли пирожки с черемшёй и яйцами. Иногда мужики ловили сетью рыбу, улов делили, вся деревня пекла рыбники. Вкус этих пирогов, картофельников по татарски, свеже испечённого хлеба помню до сих пор. Помню вкус огромных пельменей, блинов, хрустящего хвороста и жаренного в собственном жире мяса. Очень любил тёплый хлеб с молоком, крошишь его в молоко и ешь ложкой это непередаваемо.

Вокруг нашей заимки росли чистые сосновые леса, в них было много грибов, костяники и черники. Опушки были полны дикой клубники. Зелёные поляны были усыпаны разноцветными цветами, среди леса встречались прогалины заросшие жёлтыми купальницами. В середине прогалины они росли очень густо, постепенно редели к краям поляны. Это создавало изумительно красивый ковёр. Мы ели дикий лук, чеснок, приносили домой букеты цветов, которые обычно, отдавали корове или овцам, они ели и грибы. Грибов было множество, но для еды брали только грузди. Солёные грузди с наваристой картошкой, что может быть вкуснее. Иногда всю живность со двора сгоняли за лесок, я не понимал для чего это, понял уже переехав жить в деревню – наезжали сборщики налогов. Раз в неделю топили баню, баня была одна на всех и стояла возле речки. Мать, отмыв меня и переодев, отправляла гулять со словами: не пачкайся, походи хоть денёк чистеньким. Я, выйдя из бани, шёл не спеша, обходя все лужи. Когда звали друзья играть отказывался, я чистый, мне нельзя. Но вскоре это надоедало и снова бегал по всей округе. Иногда вся деревня собирались вместе, были и приезжие. Стол ломился от еды, под гармонь пели свои национальные песни, некоторые слова помню до сих пор. Это были песни о Волге, о любви, пели частушки, вспоминали тех кого уже нет, говорили о лошадях, коровах, о сенокосе, о казанских татарах. Все, почему-то, обожали казанских татар.

Иногда меня брали в город, ездили в крестьянской телеге. Лошадь в городе привязывали возле рынка, к стоявшим там специальным брёвнам – коновязям. Лошадей и телег там всегда было уйма. В хозяйственном магазине любил рассматривать жестяную домашнюю утварь, хомуты, дуги, эмалированную и алюминиевую посуду и прочие подобные вещи. Там пахло солидолом, керосином и соломой. Здесь покупали гвозди, напильники, стеклянные колбы для ламп. В культтоварах же было всё чисто, аккуратно и красиво. Лежали множество рулонов самых разных тканей, платки, одежда, часы... Мне тут покупали тетради в клетку и цветные карандаши. Эти тетради я изрисовывал и исписывал. Мать учила меня выводить печатные буквы и составлять простые слова. Все буквы и слова были на русском.  Помню как проводили младшего брата отца в Армию. Провожали весело, отвезли его на лошади до самой станции и посадили в поезд. Все пели и плясали а бабушка плакала.

Леса в округе поредели, сосны исчезли и селяне переехали в город. Отец разобрал дом и выстроил его в Нязепетровске, в самом конце улицы Разина. Знакома пришлось почти силой перевозить на новое место, он несколько раз сбегал на заимку и сидел в своей будке возле опустевших сараев. Домашнюю скотину кроме лошади извели. Вернулся из Армии мой младший дядя Миша с молодой женой Тамарой. Жили все вместе в нашем доме. Тамару все звали просто Тамара, и я тоже стал её так же называть. Бабушка не знала ни слова на русском, Тамара ни знали ни слова по татарски, но очень хорошо общались между собой. Однако иногда, подзывали меня и с важным видом, и с пользой для себя, служил переводчиком. После моих пояснения на русском, Тамара шла к буфету за конфеткой, бабушка ни чего не подозревая о моих уловках, говорила что у неё очень добрая душа. Когда дядя Миша уходил в ночную смену, иногда, Тамара забирала меня на ночь к себе в кровать. Она с дядей любили меня. Бабушка часто брала меня с собой посещая своих подруг старушек. Она всегда хвалила свою невестку не смотря на то что она не татарка. Однажды и я решил в эти похвалы вставить свою реплику, с гордым видом заявил что сегодня дядя Миша работал в ночь, а я спал с Тамарой. Старушки меня не поняли и принялись дружно хохотать, а потом принялись объяснять, что о таких вещах нужно молчать и никогда не нужно говорить подобное о женщинах. Кстати я усвоил этот урок и всю жизнь соблюдал это правило. Шло время, отец снова устроился лесорубом в соседней области, мы все снова переехали на заимку.

Настало время собирать меня в первый класс. Мать с большим энтузиазмом подготовила меня в первый класс, купили красивую форму, фуражку с кокардой, красивый школьный ремень, ранец и кучу учебников. Устроили меня в городском интернате, родители платили за моё проживание. Мне каждый день выдавали один рубль на школьный обед. В интернате я был один первоклассником, остальные учились от седьмого до десятого класса. Я быстро научился читать, самостоятельно прошёл весь букварь. Мальчишки научили играть в шахматы и материться. Когда директор услышала от меня плохие слов, я ведь и не знал их смысла и значения, устроила мальчишкам взбучку. Старшие девочки забрали меня к себе и принялись за моё воспитание. Гулять теперь я мог только после выполнения уроков и кучи дополнительных заданий. Спать укладывали строго в девять вечера. Зато утром они заправляли за меня кровать, иногда воспитательница приводила нерадивых мальчиков показывать как хорошо я научился у девчонок убирать постель. Я же скромно молчал, понимая, что это ради блага мальчишек.

В этом году мы наблюдали полное солнечное затмение. В Интернате все готовились, коптили на свече стеклышки. Вдруг среди белого ясного дня стало смеркаться. Через закопчённое стекло наблюдали как уменьшается серп солнца. Стало совсем темно, на небе появились яркие звёзды, автомобили на дорогах зажгли фары, мы визжали от радости. Но всё это длилось недолго, яркий солнечный быстро вернулся. Позже мама, навещавшая меня регулярно, рассказала что отец в испуге прибежал домой с лесоповала и даже потерял свой топор. Самым ярким днём был день 12 апреля. В этот день все были счастливыми и гордыми за свою страну. Не было грустных лиц вообще нигде. Все говорили о космосе, о полётах на Марс, Венеру и к звёздам. У нас бурно обсуждали кого будут набирать в космонавты. Помню как все сразу взялись за учёбу, все забыли о шалостях, все дружно вставали на зарядку и длилось это довольно долго. В этом же году поменяли деньги. Раньше в школу давали один рубль и этого хватало хорошо покушать. Теперь стали давать десять копеек, но очень быстро выяснилось, что этого мало и требовалось пятнадцать копеек. 

Вскоре леса возле новой заимки закончились и мы вернулись жить в Нязепетровск. Прежнего просторного дома уже не было, ютились в маленькой избушке. Родители начали пить, основной пищей стали хлеб и картошка. Уже никто дома не интересовался моей учёбой. Помню как однажды выписал Пионерскую правду, летом в ней начали печатать повесть «Президент каменного острова». Всегда ждал следующего номера чтобы читать продолжение. Часто засиживался в читальном зале проглатывая одну книгу за другой. Меня выгоняли чтобы шёл погулять, я же шёл в другой читальный зал. В доме у нас не было ни телевизора, ни радио. Книги были для меня окном в Мир, набирал книги в библиотеке Дома пионеров и читал, читал и читал. В жизни наступила светлая пора когда записался в Доме пионеров в радио кружок, но это уже другая история.