Яма. Кайфуешь от риска и хапаешь адреналин

Меняет людей война. Жестокими они становятся, сумасшедшими, с отбитой напрочь головой.





– Убили бы тебя в том первом бою, пороху не нюхавшего зелёного сопляка, и всё бы закончилось, не начавшись. Не стал бы ты тем орлом, которым стал теперь.

Мы лопали с Лёхой тушёнку из консервных банок в перерыве боя и болтали о превратностях солдатской жизни. Тушёнка была не вкусной, холодной и совсем не из мяса. Но голод, как известно, не тётка, а потому мы трескали за обе щёки.

– И я бы не стал, кем стал, не отсиди я в яме, где натерпелся всякого. Человек – то же животное, живучее животное, изворотливое. Он привыкает к самым невыносимым условиям и учится в этих условиях выживать – приспосабливается, выкручивается, хитрит. Люди – те же приматы, сородичи обезьян, невесть с чего возомнившие себя разумными. Жизнь учит нас затрещинами и пинками, поскольку пользоваться головой мы не способны по факту. 

– Ты прав, Серёга, на сто процентов, – согласился Лёха и мы по-дружески стукнулись кулаками. – Учебка не помогла мне ни чем. Теория и практика – не одно и тоже. Война, совсем не то, о чём рассказывают на занятиях. Хвалёные учения, приближённые к реальному бою, на деле – всего лишь мальчишеская забава.

Я кивнул и проглотил тушёнку:

– Салагу можно научить стрелять, бросать гранаты и мотать портянки. Но пока новобранец не познает страх, вкус крови и близость смерти, пока пороху не понюхает собственным носом – он не солдат, и никакие учебки тут не помогут. Качество солдата зависит от боевого опыта. Чем дольше он в строю, чем больше повидал смертей и хапнул смертельного риска, прочувствовав этот риск собственными кишками, тем добротней он как солдат. Война становится твоим домом, а грохот взрывов и смерть – обычным делом.

– Новички на войне как незваные гости, которые хуже татарина, – Лёха отхлебнул чай из кривой алюминиевой солдатской кружки. – От выстрелов и взрывов первого боя их трясёт и колбасит. Они теряются и в результате подставляют под пули дурную голову. И только тот, кто не погибает сразу, в первые часы или дни, понемногу привыкает к войне. Учится на войне выживать, учится её понимать, учится убивать врага. Романтику военную чувствовать начинает, кайфует от риска под пулями и хапает адреналин.

– Это страшная романтика, ненормальная, – я вспомнил погибших на войне пацанов, вытер складной нож о газету и отодвинул опустевшую банку. – Когда-нибудь война закончится и мы вернёмся домой. Но вернёмся совсем не теми, кем уходили. По настоящему "вернутся" далеко не все, многих потянет не продолжение. Адреналин так просто из крови не выгонишь, и кайф от риска не пройдёт без ломок. Те, кто помягче психикой, дадут слабину и захотят уколоться снова, застряв "на войне" с концами. Таких парней затянет криминал, а тюрьма станет их новым домом.

– Судьбы искалеченные войной, – опечалился Лёха, достав сигарету из пачки. – Меняет война людей. Жестокими они становятся, сумасшедшими, с отбитой напрочь головой.

Я закурил, задумался и стал по этой причине немного философом.

– Возьми домой дикую кошку, – подумал я вслух, – приручи, обласкай, и станет она домашней, ручной и ласковой. Или наоборот: выкинь на улицу одомашненное животное, глазом моргнуть не успеешь, как одичает оно и озлобится на род человеческий. Вот также и мы, как эти коты, бездомные жертвы плохих хозяев. Мы стали на войне другими, и теми, кем были прежде, нам уже не стать.