Яма. Письмо из дома

Я заставлял себя успокоиться, чтобы кого-нибудь не убить. Немедленно, прямо здесь и сейчас. Меня пугала собственная злоба, я боялся чудовища бушующего во мне.




- Авдеев! - окликнул меня лейтенант. - Тебе из дома письмо пришло. Зайди в штаб, дежурный по полку корреспонденцию с почты принёс, час назад.

Я обрадовался и полетел как на крыльях. Маринка, наверное, пишет - невеста моя. Не забыла меня, соскучилась. А может быть мама пишет, письмо моё получила - обрадовалась, жив её сын.

Дежурный с протокольной миной передал мне письмо, и я от нетерпения вскрыл его здесь же, не отходя. Сердце от волнения заходилось в груди. Почему - сам не знаю.

"Прости, братуха, но ничего хорошего для тебя в моём письме не будет, - прочёл я первую строку и сердце заколотилось ещё быстрее. В груди стало тесно, к горлу подкатил ком. Я узнал почерк лучшего друга, Егора. - Ты, наверное, возненавидишь меня после этого. Но лучше уж правда, такая как есть. Мама твоя умерла на днях..."

Я бросил читать. В голове помутилось, мир зашатался перед глазами и поехал куда-то в сторону.

Смутно помню, как вышел из дежурки на улицу, присел на скамью и сидел ошарашенный. Грудь сдавила жгучая боль, на глаза навернулась влага. Я сглотнул горький ком и сидел уставившись в одну точку. Не мог поверить, не хотел, не соглашался. Весь мир заслонила саднящая боль в душе. Не знаю, сколько я так просидел, время для меня перестало существовать.

Помню, подошёл Лёха. И улыбнулся. Но увидев, что творится со мной, стёр улыбку с лица и молча исчез с глаз долой.

Я развернул письмо и стал читать дальше.

"... Мама твоя умерла на днях, получив извещение, что сын её пропал без вести. Горя не пережила. Врачи сказали, от сердечного приступа. Ты же знаешь, с сердцем у неё давно не в порядке было, а последнее время она совсем занедужила. Столько времени от сына ни одной весточки. И тут такой удар: "Пропал без вести!" Это ведь почти похоронка. У Семёновых сын Володька тоже без вести пропал, так им в военкомате прямо так и сказали: можете, мол, не ждать..."

Из глаз моих капали слезы. Я вытер лицо и ударил кулаком по скамье. Саднящая боль сменилась злобой. Злобой на тех (людей или нелюдей, не знаю как их назвать), кто прислал маме чёртово извещение.

А ещё бесило собственное бессилие и саднила досада. Злоба, бессилие и досада - как раскалённый обруч в груди. Я согласился бы на всё что угодно, немедленно и без раздумий, лишь бы исправить непоправимое. Сбежать из армии и дойти до дома пешком, только бы мама не умирала. Упасть перед ней на колени и умолять о прощении. Упасть на колени перед иконой и просить бога, чтобы воскресил её. Бога, в которого я не верил и никогда не поверю в будущем. А если бог не поможет, то простить у дьявола. Я готов был продать ему душу и добавить к этому всё что потребует. Пошёл бы на любую жертву, лишь бы мамина смерть оказалась неправдой - ошибкой, обманом, недоразумением.

Вот только случившегося не исправишь. И сделать я ничего не мог.

Какая глупость эта война! Какая несправедливая глупость! За что моей маме такая боль? За что ей горе, за что ей смерть? Она не виновата ни в чём и плохого никому не сделала. Это я должен гнидам, пославшим меня в Чечню, какой-то там долг отдать. "Солдатский", "гражданский", или ещё чёрт знает какой. Я должен, а не она! Меня убивайте, гниды! Маму мою за что?!

Мрази! Нелюди! Ненавижу!

Я сжал кулаки до хруста, стиснул зубы и стал читать. Не верил до конца в случившееся, не хотел верить, не мог, не соглашался. Крохотная надежда теплилась: "а вдруг в первых строках неправда, ведь я не дочитал письмо до конца..." Я заставлял себя успокоиться, чтобы кого-нибудь не убить. Немедленно, прямо здесь и сейчас. Меня пугала собственная злоба, я боялся чудовища бушующего во мне.

"... С Мариной, невестой твоей, тоже тебя не обрадую. Как узнала она, что ты пропал - с Женькой Лазаревым сошлась. Лазарев теперь счастливый, влюблён в неё с первого класса, сам знаешь. Через неделю наметили свадьбу сыграть. Прости, братуха, что правду пишу. Прости, братуха. Прости".

- Водки тебе надо выпить, Серёга! - услышал я голос Лёхи. Он присел на скамью рядом со мной, налил из бутылки полный стакан и протянул. - Боль не пройдёт, но притупится. Легче станет.

Я взял стакан и выпил залпом. Не закусывая и не морщась. Всё своё горе до дна.

Целый стакан горькой.