Моё военное детство

                М О Ё   В О Е Н Н О Е   Д Е Т С Т В О


    Наступили тревожные дни. Мы, дети, это не столько понимали, сколько  чувствовали…  Улицы  стали  безлюдными  и  тихими. Соседи разговаривали  негромко и как-то отрывисто:               
 - Отступили наши.
 - Что-то с нами будет?!..
 - За детей страшно.
 - Никогда не думала, что он (враг) так далеко дойдёт.
 - Фашисты… Страшно.
 - Детей не надо выпускать на улицу.
 - Да, особенно старших.
          А мы, дети, гадали: какие же они, фашисты? Мне представлялось какое-то рогатое существо с руками, как лапы у паука, только как бы железное.
             Первого фашиста я увидела неожиданно.
   Мы жили в небольшом городке, через который не проходили главные дороги. Они находились  в  стороне от нас. Поэтому и основные бои  шли за железнодорожную  станцию и соседние большие города. А из нашего городка Красная Армия отступила  без боёв, чтобы не оказаться в окружении.
   Стояло лето 1942 года.
   Выйдя за калитку, я вдруг  увидела, что по улице  идёт  почти полностью раздетый «дядька». Я рассмеялась и убежала во двор:  в те времена взрослые люди так не ходили.
- Ты чего? – спросила подруга. (Она была старше меня на два года, ей уже исполнилось десять лет.)  Я рассказала, что увидела, а она шикнула на меня:   «Тише! Это же немец!»
   Поняв, кто это был, я ахнула. В городе стояла сорокаградусная жара. Вот фриц (так мы называли тогда всех немцев) и разделся до пояса.  Он  был  в  длинных  трусах  и  ботинках.  Так,  по  моему мнению, взрослые не должны были ходить.
   Разными были эти фрицы.
   Помню один случай.
   Все дети,  как правило,  любят играть в домики.  Мы,  дети трёх соседних домов, жили дружно. Однажды задумали построить свой домик. Работали все: кто выпрямлял ржавые гвозди, кто сбивал найденные дощечки и фанеру.
  И вот домик готов. Он был низенький. Мы забирались туда согнувшись и садились. Уселись. А дальше что? Подумали и решили: будем петь песни. Когда запели «Катюшу» (ее перед войной все пели),  домик содрогнулся от сильного удара. Это немец,  оказавшийся рядом,  пнул  сапогом  в  наше  хлипкое сооружение.  Ведь  немцы  хорошо  знали,  как стреляют наши орудия, прозванные «катюшами», знали, боялись и ненавидели их.
   Мы тогда легко отделались: нас не тронули. Только домик исчез, ночью его сломали.
   Это был первый урок, который преподнесли нам немецкие оккупанты (захватчики).

   Был и второй.
   В то время мне исполнилось  восемь лет.  До войны у нас во дворе  стояли  качели,  и  я  очень  любила  на  них  кататься.   А с приходом фашистов люди убрали качели – уж очень они напоминали всем виселицы!
   Но в одном дворе, качели все же остались. У девочки Лили, которую я хорошо знала, родители работали на немцев: отец – бухгалтером, мать – переводчицей. На улице, где жила моя знакомая,  во  всех  домах  расположились  эсэсовцы, а жителей из их квартир выселили  и только семью Лили не тронули.  Наш дом стоял на соседней улице, и я ходила к ней играть и, конечно же, кататься на качелях.
   Однажды, когда я каталась, Лиля вдруг стала выкрикивать:
 -  Ты партизан! Ты партизан!
   Эсэсовец, живший в соседнем доме, услышал это, подошёл и резко остановил качели. Я едва не упала.
 - Ты партизан? – спросил  он  грозно.  (Все эсэсовцы хорошо говорили  по-русски).
 - Нет, - ответила я, глядя ему в глаза. А потом спросила:
 - А что это такое?
   Услышав такой вопрос, он зло толкнул качели так, что я сильно стукнулась о столб, развернулся и ушел.
 - Зачем ты обзываешься? – громко, чтобы услышал немец, спросила я Лилю и, изобразив обиду, добавила:
 - Раз ты такая, пойду домой.
   Надо  сказать,  что  о  партизанах  я  уже  слышала.  Взрослые тихонько говорили друг другу, что партизаны взрывают мосты и дороги, по которым движутся немецкие войска, распространяют листовки с правдивой информацией о событиях на фронтах (немцы её скрывали).  Больше всего мы радовались  известиям  о  наших  победах. Жизнь в оккупации многому нас научила, поэтому-то я быстро сообразила, что лучше притвориться, будто ничего не знаю о партизанах.
   По дороге домой я наступила босой ногой на осколок разбитой бутылки. Дома мама промыла мне рану и,  приложив  к ней лист подорожника,  перевязала ногу чистой тряпочкой.  Приказав сидеть на широкой лавке, принесла сборник сказок братьев Гримм. Это была толстая книга, которую я с удовольствием читала.
   Через несколько дней во дворе в сопровождении Лили появился эсэсовец, ее сосед.
 - Ты почему ко мне не приходишь? – капризно спросила она.
 - Да вот, ногу порезала.
Тут вышла мама, поздоровалась и сердито сказала:
 - Бегает, под ноги не смотрит. Вот и порезалась.
 - Покажи! – потребовал эсэсовец, не обращая внимания на мою маму.
Я развязала повязку, и он увидел свежий и глубокий порез.
Немец посмотрел ещё, какую книжку я читаю, спросил:
  - Нравится? -  Это были сказки немецких авторов, братььев Гримм.
  - Да,- кивнула я в ответ. И «делегация» ушла.
 - Приходи, когда поправишься, - уже другим тоном сказала Лиля.
    Потом, когда рана зажила, я снова пошла к ней: не хотела, чтобы её сосед-эсэсовец думал, что я испугалась, что у меня есть причина его бояться.
    На самом деле мне не хотелось туда идти – я всё-таки боялась. Мало ли что придёт в голову фашисту!
    Поиграла с Лилей в тот раз недолго.
  -  Я пойду,- сказала ей,- мама просила не задерживаться.
    Когда я уже повернулась, чтоб уйти, эсэсовец (он стоял у открытого окна  и брился) поманил нам рукой, подзывая  к себе. Мы подошли.
Он молча протянул Лиле конфетки. (Они были в плоской упаковке, как таблетки от головной боли.) А потом так же молча протянул  такие же конфетки и мне. С самого начала войны я не съела ни одной конфетки и протянула руку. А эсэсовец отдёрнул свою руку с конфетками и тут же плеснул на меня грязной водой, в которой ополаскивал помазок – щёточку, которой намыливал щёки. Он метил  мне  в  лицо,  но  я  успела  отклониться.  Помогла,  видно, сноровка, которая выработалась во время игры в пятнашки. Грязная вода  (с мылом и со сбритыми волосками)  попала лишь  на руку и немного на платье.
    Это был ещё один урок, который преподал мне эсэсовец-фашист: фашист – значит, враг.

    И  ещё  раз  я  столкнулась  с  эсэсовцем.  Этот  жил  в  доме, расположенном по соседству с нашим.
    Дело в том, что моя старшая сестра, ей было тогда 16 лет, попала в облаву. Немцы ловили молодёжь, забирали девушек и юношей  сначала  в  лагерь  за  колючей  проволокой,  а  потом  отправляли  в Германию на подневольные работы.
    Моей сестре удалось сбежать. Но нашлась среди  заключённых девчонка (она училась в одной школе с сестрой), которая сказала, что знает адрес моей сестры, и привела к нам полицейского.
    Я появилась во дворе дома за две-три минуты до их прихода. Наша квартира была заперта. Пришедшие спросили, где сестра.
  - Забрали во время облавы,- был мой ответ. Я действительно не знала, что сестра сбежала.
    Появлением полицейского заинтересовался сосед-эсэсовец. Он пришёл и, выяснив в чём дело, произнёс:
  - Сбежала старшая - возьмём младшую.
     Услышав эти слова, я ринулась в сторону, но фашист оказался проворнее – поймал меня. От неожиданности я закричала во всю силу голоса. И тогда женщины из соседних дворов, наблюдавшие за происходящим, запричитали:
  - И что же это делается!
  - С детьми-то…
  - Она же совсем ребёнок!
    Эсэсовец сердито оттолкнул меня, осмотрел двор, нашёл камень, сбил висячий замок с двери нашей квартиры…  Сестру увели.
    А я получила ещё один урок на тему: «Что такое фашизм».
    На этом история с сестрой не закончилась. В лагере её избили плетьми. Она долго не могла лечь на спину.
    Мама  через  колючую  проволоку,  ограждавшую   лагерь, передавала ей кое-что съестное. И тогда сестра сказала маме, что тех, у кого справки о тяжёлых болезнях, в Германию не отравят.
    Мама тут же пошла к брату, дочь которого была тяжело больна туберкулёзом, взяла её и, приведя к врачу, назвала именем моей сестры. Врач, конечно, выдал справку о болезни.    
    И вот в лагере наступило время осмотра перед отправкой в Германию. Осматривал пленённых наш врач, а немецкий сидел рядом и наблюдал. Сестра выглядела плохо. Она была очень худая – жили мы голодно. А после побоев лицо даже позеленело. Было видно,  что  человек  страдает.  Врач  прослушал  её  и,  не  найдя болезни в лёгких, всё же подтвердил ложную справку. Немец не стал проверять. Уж очень плохо выглядела сестра. Так она оказалась на свободе.
    А ведь наш врач рисковал! Если бы немецкий врач заподозрил неладное, где был бы наш доктор? И был бы?

    Помнится  и другой случай.
    Папа (а у него была закрытая форма туберкулёза лёгких) в первый же день войны записался добровольцем на фронт. Вместе с хорошо отремонтированным грузовиком, запчастями и запасом бензина он уже 23 июня, на второй день Великой Отечественной войны, покинул наш город.
    Так вот. В годы фашистской оккупации (насильственного захвата врагом   наших  земель)  немцы  ввели  должность  сотского.  Он отвечал то ли за сто человек жителей, то ли за сто домов. «Наш» сотский  принёс  маме  справку,  что   папа  призван  на  немецкий трудфронт – трудится  на  Германию.  И в результате  нашу  маму немцы не трогали.
    Я  вот  думаю:  сколько  было  людей,  которые  противостояли фашистам   всеми   доступными   им   средствами,   а   людям, оказавшимся на временно оккупированной территории, старались помочь!
    Это ещё один урок моего военного детства – урок бесстрашия, урок великой человечности, урок  верного служения своим людям, своей Родине.
               

               

                ШКОЛА  ВОЕННОГО  ВРЕМЕНИ

        Случилось так, что в годы  Великой Отечественной войны мы оказались в Донбассе на территории, оккупированной  (временно  захваченной)  немцами.  Захватчики  установили  у  нас  «новый порядок»,  всюду  расклеивали  объявления о своих требованиях. Они  были  устрашающими  –   пестрили словом  «расстрел».
        Но когда фашисты поняли, что с нашим народом так просто не справиться  (против них мы воевали не только на фронте, но и в немецком тылу),  они стали заигрывать с населением.  В городе Орле, например, разрешили открыть краеведческий музей, а у нас в городе – школу, правда, только начальную, да и учиться мы могли лишь на украинском языке, хотя говорили на русском.
        Учебники у нас были,  конечно,  довоенные  –  советские. Учительница должна была заклеить все тексты и иллюстрации, которые напоминали о прежней,  довоенной жизни.  Она  это сделала, но хитро:  по краям странички прокладывала тонкую полоску крахмального клея, чтобы потом, когда прогонят врагов, легко отклеить и снова читать все тексты и рассматривать все иллюстрации.
        Однако, как ни сопротивлялись, какие усилия ни прилагали фашисты, им пришлось отступать под натиском Красной Армии. Освобождён был и наш город. Снова установилась наша власть. И школы тогда открылись для всех детей  –  с первого по десятый класс.  Я росла в русскоязычной семье и,  конечно же,  пошла в школу, где дети учились на русском языке.
         Наша школа расположилась в здании бывшего общежития, так  как  многие  школьные  здания  фашисты  сожгли  при отступлении .  Сожгли вместе с партами, столами и стульями, вместе с учебными пособиями. Поэтому нас попросили принести из дома кто что может.
        Я принесла табуретку и сидела на ней во время уроков. В классе  нас насчитывалось  больше  40  человек.  В  небольшом помещении было тесно. Мне досталось место за первым столом в углу. Я сидела сбоку от доски. Это было неудобно: чтобы увидеть написанное на классной доске, надо было повернуть голову на 90 градусов и немного наклониться вперёд.
        Неудобным было многое. Мы писали тогда ручкой, в которую вставлялось специальное перо, и это перо надо было обмакнуть в чернила. Чернила приходилось делать самим. У меня с довоенного времени сохранился химический карандаш. Из его стержня я и разводила водой чернила. У кого не было чернильного карандаша или  чернильного  порошка,  тот  делал  чернила  из  некоторых растений. Не было и тетрадей. У кого находилась бумага, тот делал  из неё самодельные тетради,  сшивая их нитками.  Я,  например, писала между строчками старой, рваной книги без начала и конца. У  меня  выработался  очень  мелкий  почерк.  Когда  появились тетради, мне пришлось учиться писать крупнее, ведь меленькие буковки было трудно читать и учительнице, и мне.
        Плохо обстояло дело и с учебниками. Привезли «Задачники» (учебник математики). На всех не хватило – выдали один на двоих.
А  вот  учебников  истории  было  три  на  класс.  Наш  класс  был разделён на четыре звена. В трёх звеньях было по одному учебнику истории,  а  в  моём  –  ни  одного.  После занятий  в  школе  мы собирались всем звеном и вместе вспоминали рассказ учительницы. Одна из нас начинала, другая продолжала и так далее. А если кто-то что-то пропускал, кто-нибудь из нас останавливал говорящего и напоминал  о  пропущенном  эпизоде.  И  никто  не  говорил: «Я не выучила урок, потому что у меня нет учебника».
        Во  время  войны  школы  разделили  на мужские и женские: мальчики изучали военное дело. Но даже мы, девочки, учились ходить строем, бросать «гранаты». Нас учили оказывать первую медицинскую помощь.  Ведь шла война с фашистами,  и все мы хотели быть знающими, умелыми и полезными.
        В  военные  годы  мы  голодали.  Ведь  сельское  хозяйство, особенно  на  бывших  в  оккупации  землях,  было  разрушено. Мужчины воевали. Работали женщины, старики и дети. И работали часто вручную. И вот нас, детей, постоянно испытывавших голод, подкармливали в школах – давали завтраки. Это был стакан слабо заваренного чая с сахарином  (заменителем сахара)  и крохотный кусочек хлеба.  Представьте: отрезали от буханки чёрного хлеба ломтик и делили его на четыре части… Хлеб по очереди нарезали дежурные.  Им же доставались хлебные крошки.  Корочки хлеба (восемь штук) тоже съедали по очереди. Эти корочки все любили: их можно было долго жевать, а значит, дольше наслаждаться едой.
        Кто-то скажет: «Мало!» - Кто-то добавит: «Невкусно!» - А мы радовались  и  этому.  Мы,  конечно,  не  наедались,  но  желудок получал горячий чай и кусочек хлеба,  и нам было легче ждать до обеда. Так государство, как могло, заботилось о нашем здоровье в трудные военные годы.
        Там,   где   побывали   немецкие   оккупанты,   оказалась разрушенной и промышленность.  Негде было купить одежду, обувь. А мы росли. И если платьица перешивали для нас из каких-нибудь маминых, то с обувью совсем было плохо.  Я ходила в школу только осенью и весной – босая, так как нечего было обуть. Но училась и очень старательно весь год!  Изредка навещала учительница, смотрела мои тетради, спрашивала по чтению, истории, природоведению. Иногда устраивала диктант или контрольную по арифметике (математике). Хвалила за старания. А я, стремясь не отстать от одноклассниц, выполняла не только заданное, а решала все задачи и примеры из учебника и писала все упражнения по русскому языку.
        Выполнять домашние задания, особенно зимой, не было простым делом. Электростанции не работали. Их ещё только восстанавливали. Приходилось заниматься при свете коптилки. Знаете, что это такое? Коптилку смастерила мама. Как? Взяла пустую консервную банку, отмыла её и налила в неё керосин. Предварительно в крышке этой банки гвоздём проделала отверстие. Из другой банки сделала трубочку, протянула сквозь неё кусочек длинного лоскута (шнурочка), получился фитиль. Через отверстие в крышке банки продела трубочку с фитилём. Он намок в керосине. Выдвинутый из тонкой трубочки кончик фитиля поджигали. Он слабо горел, освещая небольшую часть стола. Вот при таком свете я и учила свои уроки.
        Как же я радовалась, когда приходила весна - наступало тепло! Можно было снова ходить в школу! Босоногой приходила я в класс не одна. Такое было время…
        С приходом тепла у нас появилась и другая радость: мы ели разную съедобную траву. Но особенно мы любили цветы белой акации. В них много сладкого нектара. А сахара нам очень не хватало.
        Время было трудное. Наша учительница старалась доставлять нам хоть маленькие радости – устраивала для нас праздники, на которых я обычно читала стихи. Помню и такой случай.
        Как-то учительница обратилась к нам с просьбой:
 - Принесите,- сказала она,- кто что может: чайную ложку сахарина (сахара не было), чайную ложечку яичного порошка или сухого молока, столовую ложку муки – кто что сможет. Я испеку торт-наполеон. Мы пойдём в госпиталь и поздравим раненых с Днём Красной Армии, а потом покажем им концерт.
        Мы разучили стихи, песни, танцы. Костюмов не достать. Мы надели мамины юбки, которые были для нас длинными, на плечи накинули большие платки, взяли бусы из ёлочных украшений и так танцевали цыганочку.
        Особенно понравились раненым частушки. Я пела:
                Гитлер Геббельса спросил:
                - Что ты рот перекосил?
                У мартышки слёзы градом:
                Подавился Сталинградом!
        Как они нам аплодировали! До сих пор стоит перед глазами картина: двое раненых (у каждого из них ампутировано по одной руке) лежали на соседних койках. Они наклонились друг к другу и вместе хлопали двумя оставшимися у них руками… Не могу вспоминать об этом спокойно!
        Я хорошо читала. Любила книги. Наверное, поэтому особенно запомнилось, как в мартовские каникулы 1944 года нам, детям всей страны, устроили праздник детской книги. К нам тогда пришёл корреспондент местной газеты и рассказал о подвигах юных, прочитал свои статьи о войне, о подвигах людей на фронте и в тылу.
        Мы тоже решили стать помощницами. Не только навещали раненых. Летом по заданию учительницы собирали и сушили
 лекарственные растения, а в сентябре вместе с учительницей сдали их в аптеку. По предложению учительницы мы писали на фронт письма, а к праздникам посылали свои рисунки с поздравлениями.
        Потихоньку вступало в свои права и наше детство: зимой мы спускались с горок, лепили снеговиков, играли в снежки. Летом по вечерам любили играть в прятки. В годы оккупации было не до игр, особенно в тёмное время.
        Но теперь к нам пришла свобода. Мы пели любимые песни, в том числе и «Катюшу», которую так ненавидели фашисты.
        И всё же взрослая жизнь захватывала и нас. Мама уходила на огород, чтобы прополоть его. Я мыла полы в квартире, подметала двор, носила чайником воду. Ходить за нею приходилось несколько раз. С водой было плохо, пока не восстановили взорванную водокачку. А ещё присматривала за младшей сестрёнкой, которой исполнилось тогда два года.
        Но мы были готовы на всё лишь бы жить свободно. Свобода же к нам пришла после изгнания фашистов. А вместе со свободой вернулось детство, школа и маленькие радости.

          Пишу эти рассказы и стихи для детей. Пусть радуются мирной, счастливой жизни. Пусть никогда им не придётся страдать от войны. Но и пусть знают, от чего защитили нас деды и прадеды, чего стоит нашей стране мирная жизнь.


                ПАМЯТИ  ОТЦА

Ты воевал, за Родину сражался.
Ты защищал нас от коричневой чумы.
И если бы не ты на фронте оказался,
Где были бы сегодня мы? И были б мы?
Нас грабили, нас унижали, били,
Не признавали за людей враги.
Душа и сердце наши больно ныли,
Когда сестёр и братьев угоняли на торги,
Где продавали их немчурам, как скотину,
Навеки разлучая их с семьёй.
Продав их в рабство, бросили в пучину
Бесправья, окружив страданьем и бедой.
Но армия, отец, таких, как ты,
Нас от врага освободила.
Настало время для мечты:
Свобода снова наступила.
И мы мечтали  каждый о своём,
А вместе – о хорошей жизни.
И мы клялись все вместе и с тобой вдвоём
Навеки верными быть для своей Отчизны.


               
                В Е Т Е Р А Н А М

Ветераны войны собрались в этом зале.
Боевые награды у них на груди.
Они Родину нашу от врагов защищали,
Время грозных боёв уж у них позади.
Вспоминают бойцы, командиры те годы,
Как шли в бой за страну не щадя живота,
Как в тылу их родные терпели невзгоды,
А они, ветераны, громили врага.
Поседели бойцы, постарели с годами.
Время их не щадило, ждала их страна:
Надо было залечивать тяжкие раны,
Что война в нашу жизнь не скупясь принесла.
Постарели? Чуть-чуть, но душа молодая
К жизни тянется, к людям, к посильным делам.
Сделать хочется много, сил порой не хватает,
Но живёт, не сдаётся наш седой ветеран!
Слава вам! Слава вам, боевым ветеранам!
Будем помнить всегда бескорыстный ваш труд.
Пусть не будет причастна ваша жизнь к новым драмам.
Ваши подвиги в памяти никогда не умрут!

                ДЕТИ  И  ПОБЕДА

Весна – это синее небо.
Весна – это солнечный свет.
Весна – это праздник Победы.
Его не забудем вовек!
Весной сорок пятого года
Победный салют прозвучал.
Он залпами тысяч орудий
О празднике нам рассказал.
Сегодня счастливые дети,
Приветствуя праздничный Май,
Желают всем людям на свете
Жить в мире – не воевать.
К вам, взрослые, мы обращаемся:
 - Давайте жить мирно, дружить,
А мы, ваши дети, стараемся
Отечеству верными быть.
Пока мы лишь учимся в школе,
Но знаем: наступит пора –
Мы будем трудиться, чтоб лучшая доля
У всех у нас с вами была.
                Не стихают войны на планете,
                Болью отзываются в душе…