Тень победы

Дед хорошо навоевал. На инвалидность в двадцать, на здоровенную, затянутую серо-зелёным мхом ямину в левой голени и лютую ненависть к фразам вроде "будущий солдат, защитник родины". На одном из сайтов типа "Книги памяти" он числится, как погибший в сорок третьем. Ошиблись, бывает. Или нет.
Он повесился на излёте мая в начале двухтысячных – почти ослепший, резко одряхлевший деревенский старик. Родина, в лице мелкого милицейского чина совсем не хотела искать его, пропавшего по жутко холодной погоде – тогда на полный лист, на яблоневый цвет за ночь вдруг легло сантиметров двадцать снега. Тело нашла родня за околицей, под односкатным сарайчиком овощной ямы. Седая грива, жёлтое чужое лицо мотались по настилу, закинутому какой-то покрываловидной тряпкой, верхами везли в морг километров за восемьдесят – низкий вход, серый кирпич. Вышел мужик из дальней родни, уронил: мол, вскрытия избежать не удалось. Сытый поп из молельни на Хохрякова жирно, мыльно мазал словами матери по мокрому лицу: "Не положено, грех, раньше за оградой".
Похоронили на военном. Земля-песок мёрзла сверху, собираясь в мурашки комьев. А внутри была сырой и мягкой, тёмной. Тяжёлый снег обжигал доверчивые прозрачные листья, налипал на них непосильным грузом, ломал ветви, кроны. Женский голос выпал из белого шума шёпотов и шорохов: "Дак это жена всё, куда смотрели-то?" Поймал взгляды, дал петуха, сдулся.
Я ни разу не была там, на кладбище. И никогда не пойду.

Бородаты смотрит парад и ржёт. Чем люто меня бесит. Ну, не тем, что ржёт, тем, что смотрит. Монитор большой, наушники травят звук, отвлекает.
Поскакучее внимание успело выхватить из потока музыки и ураканий Кужугетыча, увешанного блестяшками а-ля фильм "Диктатор". Где-то там, среди прочего, медаль "За заслуги в проведении какой-то там переписи населения", это я помню. Перед выездом на площадь военный министр по-советски широко перекрестился. Потом был проезд под династическое глинковское "Славься" на фоне бутиковых башенок ГУМа, что-то про аэрокосмические войска, капленосый Путин и бу-бу-бу комментатора.
Как в детстве. Только тогда телевизор был чёрно-белый со "снегом" от плохого приёма, и дед-фронтовик с дивана просил выключить "показушников" и "балет в белых перчаточках".
О войне он не говорил. Мрачнел, отмахивался, родня запрещала лезть с расспросами. Вспоминал изредка ровно двоих, с кем столкнули те годы: старуху-украинку, прятавшую в хате его, раненого. А в деревню входили то наши, то немцы. Один сунулся проверить дом, а та не пустила, мол, нету никого у меня, дочка только, больная сильно, тиф у ей. Всё потом хотел поехать туда, найти. Не случилось.
И ещё врача из санитарного поезда. Профессором его называл. Дескать, этот профессор учуял запах от раны мечущегося в бреду мальчишки, поднял крик, спас ногу.
Я деда за квартал по походке узнавала – чаплинской такой, носки и коленки наружу, левая нога быстро устаёт и шагает коротко, прошаркивая, быстрее снашивая ботинок.

Щёлк по закладке в браузере. Почти ничего: пара строк да фотографии списков призывников и потерь. Младший сержант. Призван из села с названием, созвучным с его фамилией. Наград нет. Убит.