Эпизод 12. Возвращение

- Она зовёт вас. - тихо произнёс управляющий на другой вечер, когда я только погрузился в чтение свежей газеты. - Хочет поговорить. - пояснил он, наблюдая моё замешательство.
Я вздохнул и отложил книгу.
- Почему не с тобой? Мне нужно обдумать, что делать дальше. Разве не видишь? Я ведь занят. - голос и не думал скрывать вспыхнувшего раздражения.
- Но ведь вы её спасли. - заметил мужчина.
- Мы оба в этом участвовали и ты не в меньшей степени. - мне пришлось подняться. - К тому же, к счастью, у тебя нет моих грехов, Марсель. Твои руки не запятнаны кровью.
Он промолчал, никогда не уточняя, что я имею в виду. Не возражал, не пытался доказывать правоту - за это я и любил своего камердинера, как ближайшего родственника. Только злился теперь на него всякий раз, когда он упоминал, что мы с ним здесь не одни.

Девушка ждала меня в комнате, стоя у окна и рассматривая тёмную улицу. Я задержал взгляд на её силуэте и прикрыл дверь.
- Почему вы сказали тогда, что она... она оставила нас в покое? - не оборачиваясь, медленно произнесла Илинка.
Я по-хозяйски присел на диван, задумался ненадолго, после чего вновь поднял глаза и некоторое время внимательно изучал её со спины.
- Потому что все кончено, как видите. Баронесса никогда больше не похитит людей, не сможет никем повелевать. Она умерла.
- Как? Когда?! - воскликнула собеседница, резко шагнув в мою сторону.
- После неудачной попытки сблизиться с графом Радишем. - я мрачно усмехнулся. - Наверное, её уничтожил холод моего сердца.
Она непонимающе глядела на меня и бессильно опустилась в кресло напротив.
- Что это... значит? Ведь к ней приходили мужчины... Нередко. Я слышала голоса.
- Так у Кенш водился целый гарем? Неужели? Вот почему она неистово злилась.
Я задумчиво потер подбородок, припоминая кошмарный вечер в замке: интересно, что эта женщина, лишенная нравственности, могла внушать людям помимо отвращения? Служанка, несколько оторопев, долго смотрела на свечи.
- Видимо, вы правы... Говорят, она необычайно красива.
- И необычайно распущена. Вульгарности ей не занимать. Было. - подчеркнул я.
- Как же вы сумели обнаружить темницу? Другие уверяли, что шансов нет. Столько людей проходило мимо, и ведь никто не знал.
- Другие?
- Да, невольницы. - лицо девушки моментально исказил ужас. - Нас согнали в подвал, страшный, холодный и очень большой. И заставили... заставили раз... раздеться.
Дрожащей рукой она вытерла набежавшие слезы.
- Жаль. Если бы я сумел догадаться сразу, давно разобрался бы с ней! - горячо произнёс я, ударив по дивану в порыве негодования.
- Баронесса припасла меня на десерт... Так она сказала. - Илинка буквально задыхалась от тяжёлых воспоминаний.
Я видел её боль и протянул руку.
- Идите сюда.
Не глядя, она села рядом со мной, я по-отечески обнял её и долго успокаивал, выслушивая бесконечные извинения и судорожные всхлипы.
- Интересно, почему крестьяне, поднимавшиеся туда, не помогли вам? Это же дело чести. Уверен, не все из них - фанатичные прислужники. В замке мне попадался и простой люд, они не похожи на наемников, ради наживы готовых на всё.
- Она убивала их, господин мой, всех! - воскликнула девушка вне себя от ужаса. - Даже своих помощников и мужчин, находившихся рядом. Она называла их рабами, подчиняла себе, своей красоте, а потом закалывала!
- Значит, и меня собиралась? Только... Вот незадача. Лезвие затупилось. - довольная усмешка скривила мой рот.
Илинка посмотрела на меня, вытирая лицо.
- Вам ничего не грозит здесь. - произнёс я спокойно, убирая прядь с её лба. - Кенш мертва, совершенно точно. Её слуги давно разбежались, как муравьи после потопа. Замок скоро одичает и развалится. Через двадцать лет о нем никто не вспомнит.
Помедлив, она кивнула.
- Когда вы говорите, когда успокаиваете, я перестаю... бояться. Все ужасы заточения меркнут в памяти. Остаетесь только вы и ваш голос.
Я невольно улыбнулся, заметив, как девушка смутилась от собственных слов.
- Не смейтесь, это правда. С вами ничего не страшно. Вы такой...
- Какой же? - нарушив повисшее молчание, я отошёл к окну; кровь стукнула в висках.
Подумав немного, Илинка перечислила:
- Вы... сильный. Добрый... И честный. Очень честный.
С шумом выдохнув, я покачал головой.
- Это не так.
Она попыталась возразить, но я резким жестом призвал её к тишине.
- Надеюсь, вам не придётся в полной мере узнать, насколько вы заблуждаетесь. Не нужно приписывать мне то, чего нет, только потому, что я вытащил вас оттуда. На этом... на этом разговор окончен.
Внезапный гнев вспыхнул внутри меня, поэтому я поскорее убрался из комнаты. Промедление могло закончится тем, что я ударил бы Илинку, - совершил бы поступок, о котором прежде даже помыслить не смел. Проклятье! Что случилось со мной на этот раз?

Столь грубое поведение наверняка поразило девушку до глубины души. Она похлопала мне вслед влажными ресницами, не представляя, какая участь поджидает её, а я отправился прогуляться на несколько часов, не слишком-то горя желанием находиться с кем-либо под одной крышей. На улице было очень темно, небо заволокло осенними тучами, ветер сдувал с ног. Время никак не спешило идти навстречу рассвету, и в отель пришлось вернуться значительно раньше, чем мне того хотелось. Поднявшись по лестнице, я обнаружил своего управляющего в передней. Он давно спал, свесив голову на просторном кресле, и показался мне очень уставшим. Тихо закрыв за собой дверь, я уселся на кровать и снял пиджак. Мне хотелось поскорее вернуться в Пешт, чтобы узнать последние новости об Эрнесте и его сестре. Я боялся, что доведенный до крайности вином, он проиграет всё состояние на скачках, в следствие чего нарвется на отчаянную дуэль и глупо погибнет от шпаги неизвестного кутилы. Подобные случаи не были редкостью, к сожалению, и встречались на каждом шагу. Смогу ли я пережить его смерть? Не возьму ли вину за преждевременную кончину друга на свою совесть? И да, мне нужен совет доктора Ратта, как обычно. Всегда ли приступы боли и агрессии будут приходиться на полнолуние, или же мне следует ждать их учащения в ближайшие годы? Врач внимательно изучил мои подробные описания и должен сделать необходимые выводы. К тому же я знал, что в текущем году он совершил ряд поездок в другие города, где встречался с разными коллегами, и, вероятно, где-то в иных землях недуг, похожий на пеллагру и сомнамбулизм, изучен несколько лучше, чем в империи. Ведь я наверняка не единственный страдал им. Взять хотя бы баронессу фон Кенш - у неё наблюдалось нечто, напоминающее мои страдания, только в какой-то гипертрофированной форме и при том смешанное с безумной жаждой вечной юности. Интересно, лет через десять, когда я начну стареть, не произойдёт ли со мной подобное помешательство? Могу ли я сойти с ума ещё крепче, чем сейчас? И существует ли предел для душевнобольного?
 
Рано утром, когда небо на востоке продолжало оставаться совершенно тёмным, я услышал в соседней комнате голоса. Возможно, после вчерашней беседы служанка решила пожаловаться камердинеру на страшную грубость с моей стороны. Я почему-то был убежден, что она наговорит ему гадостей, и с мрачным спокойствием, не лишенный любопытства, приблизился к стене.
- Знаете, - вздохнул Марсель, - мы скоро уедем отсюда. В Пеште у господина графа есть особняк. Он говорит, если хотите вернуться в деревню, то мы найдём человека, чтобы отвезти вас. Появись время, я сам проводил бы, но... В любом случае, вы снова окажетесь дома, сможете жить в привычной обстановке.
Девушка молчала, не смея поделиться с ним переживаниями.
- Правда, есть определённый выбор, - заметил мужчина. - Откровенно могу сказать, нам пригодилась бы толковая служанка. Ведь господин не нашёл покойной бедняжке Жоржетте достойной замены, так что я... вполне располагаю к тому, чтобы рекомендовать вас.

Наступила тишина. Где-то в отдалении скрипнули полы.
- Не подумайте, ради Бога. Мне не нужна благодарность, да и хозяину тоже. Усердный труд несомненно всё искупит. Мы будем с вами в расчете, если вы станете хорошо управляться по вверенной вам части.
Девушка молчала. Наконец, поразмыслив, она невольно воскликнула:
- Вы серьёзно, господин Марсель? Серьёзно?
- Абсолютно. Вы будете обслуживать верхний этаж.
- О, если бы вы знали, как я хочу поехать с вами, хочу работать!
- Хорошо. Тогда завтра вечером, когда хозяин проснется, мы обсудим с ним вашу дальнейшую судьбу. Уверен, нет причины, чтобы он не...
Я нарочно хлопнул дверью и прошёл в свою спальню. Мы пробыли в Темешваре ещё пару дней, в течение которых я всё-таки догадался, что послужило основанием столь внезапных приступов бешенства с моей стороны. Мог ли я себе в этом признаться? Конечно нет. Мне было почти тридцать, я научился уважать себя и давно распрощался с привычкой потакать собственным слабостям. Я хотел стать другим, родиться заново. Думаю, мне это удалось. С каждым годом я всё чаще ловил себя на мысли, что тяжёлый недуг - только ширма происходящего в реальности; настоящая проблема живет у меня в голове. И доктор Ратт наверняка подозревал об этом.

- Что ж, раз умудренный камердинер так считает, - бросил я небрежно, поправляя манжеты и, сощурившись, разглядывая в зеркале свежевыбритое лицо, - мы возьмём вас в Пешт.
- Боже мой... Как мне повезло! - восхищенно прошептала Илинка, не скрывая слез радости.
Она стояла передо мной накануне нашего отъезда в чудесном светлом платье, которое отыскал для неё Марсель.
- Вы, наверное, ангел, посланный в ответ на горькие молитвы. - добавила девушка.
- Разве что ангел... смерти, - мрачная ухмылка дополнила моё самодовольное отражение. - Всадник апокалипсиса. Герой ночных кошмаров.
- Зачем же вы говорите такие слова? - служанка укоризненно покачала головой и едва тронула меня за локоть. - Прошу вас...
Я тут же отпрянул, измерив её неприветливым взглядом. Она огорченно вздохнула.
- Вы не догадываетесь, что произошло? Что именно я убил баронессу? Да, я убил её. Без колебаний. И счастлив в виду совершения этого злодеяния. Сладостно осознавать, что она наконец-то мертва.

Скверкнув глазами, я уставился на Илинку. Бывшая пленница кровавой ведьмы долго смотрела на меня, не отрываясь. Я полагал услышать от неё нравоучительное воззвание к загубленной совести убийцы, однако она не торопилась задавить падшего освободителя камнем праведности.
- Вы спасли мне жизнь, господин граф. Никогда моё осуждение не коснется вас.
Я кивнул, хотя и не терпел подобного тона. Оправдывая низость слепым согласием, девушка не понимала масштабов зла, соделанного её проклятым хозяином.
- Ступайте, Илинка. Мы с Марселем позаботимся о вас. Не переживайте ни о чем. - добавил я сдержанно, пока ещё мог контролировать свои действия. Пока пламя, желавшее поглотить весь мир, не вырвалось наружу.
Помедлив, служанка начала благодарить меня, но я открыл дверь и поскорее выпроводил её. Разве мне нужна была сейчас эта чертова признательность?

На другой вечер мы отправились в путешествие втроём. Находка из Баншага держала путь вместе с нами и собиралась хлопотать по дому с величайшим усердием. Я велел камердинеру составить обычный договор, посчитать размер оклада и оформить для девушки необходимые документы - мужчина так обрадовался моему поручению, что его лицо буквально просияло и разрумянилось от быстро набежавшего смущения. С горечью для себя я отметил это и некоторое время избегал его. Представляю, что когда-нибудь мне придётся сказать Илинке: "Марсель гораздо более достойный человек, чем я. Вы не заметили? За последние месяцы он привязался к вам." Она густо покраснеет, а я продолжу: "Вы молоды и хороши собой. Слишком хороши, чтобы не понравиться нам обоим. Знаю, будь у вас выбор, будь он и у меня, вы предпочли бы остаться со мной, потому что я моложе. Потому что граф. Богат и знатен, что соблазняет ваше сердце. А он лишь камердинер, слуга своего господина. Но Марсель безупречен в моем понимании вещей. Он, кстати, вдовец. Это давняя история, которая произошла ещё до моего знакомства с ним. А ныне он печется обо мне лучше родного отца. Я ценю его, как никого в нашем мире." Прекрасная речь, нечего добавить!

Холодная вода из кувшина полилась прямо на мою горящую голову. Я выглянул за окно и встретился со знакомыми запахами города. Звезды сияли высоко, как всегда, ничего не замечая. Хотел бы я стать одной из них. Никогда не чувствовать, что ведомо человеку. Большое упущение: я не река, не дерево, не булыжник под ногами. Зачем Господь вообще меня создал? Чтобы Ему было, кого ненавидеть?..

Тихие шаги босых ног насторожили моё острое чутье. Смежная с гостиной дверь слегка приоткрылась, в проеме мелькнула женская фигура. Она медленно растворилась среди серого воздуха, едва различимая в тусклом свете лампы. Осторожно покинув спальню, я продолжительно осмотрел тёмные углы дома, а после заглянул в узкую щель, через которую передо мной возникла хорошо знакомая обстановка покоев, где прежде вечерами я любил что-нибудь наигрывать и откуда открывался замечательный ночной вид на дальнюю площадь. Теперь они были отведены для Илинки.
Служанка задумчиво опустилась рядом с резным трюмо, взяла в руки большой гребень и несколькими движениями прошлась им по своим безупречным волосам - деревянные зубцы шуршали в густых блестящих волнах тёмного, послезакатного океана. Едва уловимый, чуть сладкий аромат бусин посреди терпкого снежного плена. Тонкие ветви, запутавшиеся в порывах южного ветра. Обильная роса недалеко от реки, где отражается лунный свет. Живая легенда о Лореляй, услышанная много лет назад, когда ребёнком я сидел у гаснущего очага в давно опустевшей комнате и тени выростали передо мною до неба. Сонный туман в зарослях орешника, где хвойный ковёр расстилается к горизонту. Я нахмурился и безотрывно наблюдал за ней. Если бы она знала, если бы...

Илинка выдвинула ближайший ящик, что-то достала из него, поведя хрупким плечом, и мне пришлось сделать шаг назад, чтобы она не заметила меня возле своего порога. "Слишком"... Ключевое слово. Именно оно и вносило разлад во всё наше спокойное существование. Я не удивился бы, узнав однажды, что кровопролитная война между могущественными государствами разгорелась из-за какой-нибудь женщины. Был ли выход? О, да. Конечно, он был. Но тогда кому-то в доме придётся сильно пострадать. А я сейчас не готов. Чтобы идти на муки, нужно много сил.

Каждый вечер, примерно в одни и те же минуты я замирал у приоткрытой двери и, словно завороженный, внимательно изучал, как моя служанка готовится отойти ко сну. Конечно, и речи не шло, что бы я дожидался каких-то более интимных моментов, иначе моё уважение к человеческой природе сокрушилось бы до основания, но и подобных вещей, полагаю, вполне хватало, чтобы навсегда возненавидеть самого себя. Особняк тем временем наполнился таким уютом, такой чистотой, что теперь уволить девушку при всем желании не представлялось бы возможным. Меня с ног до головы пронзали чувства к ней, но я был вынужден довольствоваться ничем. Её забота вызывала во мне благодарности - лишь раздражение, граничащее то ли с презрением, то ли с отчаянным бессилием.

В Пеште у нас нередко собирались старые друзья покойного отца: преподобный Гектор, Хаймнер, его родственники и, разумеется, доктор Ратт со своими коллегами. За ужином я мрачно оглядывал гостей и почти ни с кем не разговаривал - Марселю приходилось делать абсолютно всё, но он неизменно справлялся. Как и всегда. Кем бы я стал без него?

Ночи ускользали одна за другой. Всякий раз я обещал себе не околачиваться больше у дверей Илинки, не поджидать её раннего появления в гостиной, не обращаться с ней грубо или жестоко, но только обманывался. Агрессия в моем поведении скрывала робость, смущение, страх - я не нашёл иного способа запрятать их подальше. Но сейчас всё складывалось таким образом и потому, что я имел дело со служанкой. К сожалению, мы не существовали в одной плоскости, и разрушение внутри меня осознавало это. Чего стоила, например, безумная сцена накануне вечером, когда я выследил девушку с очаровательной вязаной шапочкой в руках, предназначенной для малыша. Если бы камердинер вовремя не пояснил, что наша кухарка, оказывается, ждёт появления на свет второго ребёнка, не знаю, какое чудо уберегло бы Илинку от дальнейшей расправы. Я и так успел оскорбить её десятком выразительных определений, которые часто слышал от знакомых мне пьяниц, пока она безуспешно пыталась вразумить своего разошедшегося хозяина. Позже я не мог придумать, как извиниться за подобное отношение, но стыд не давал мне покоя, и, глубоко раскаявшись, на другой вечер я оставил у неё на кресле карманное зеркальце из белой кости, ажурно выделанное местным мастером. Обнаружив его, Илинка, не на шутку встревоженная, захотела вернуть подарок владельцу, но я настоял на том, что отказ в данном случае будет означать непринятие моих искренних извинений. Несколько минут она с задумчивостью смотрела на меня, выслушав бессвязную речь, и, наконец, улыбнулась. Я не знал, что добавить, и, замявшись, молчал. Её юность обезаруживала меня, а когда в обороне появляется брешь, полководцы бросают туда все силы, лишь бы отбить наступление врага. Но этот бой, очевидно, завершался проигрышем с моей стороны, только признать поражения в отчаянной схватке я никак не желал. Сдаваться - слишком просто, а бороться - значит всякий раз открывать себя заново. В мире всегда найдутся уроки, выучивать которые приходится ценой собственной крови.

Наступил очередной вечер, и подойдя к комнате девушки, я наконец-то обнаружил её закрытой. Будто гора свалилась с моих плеч в тот момент, на душе просветлело. Я отправился на улицу и сделал несколько больших кругов вокруг дома. Тёмные дороги обдавали меня приятной прохладой - они заметно остыли за последнюю неделю, в неподвижном воздухе пахло зимой. Моя жизнь уже не казалась столь обреченной. Скоро я поеду на кладбище к Марте, а там... там я снова стану счастлив, как в то Рождество. Я увижу Эрнеста. Проблемы останутся позади. Сырые подворотни Брунна оживят в памяти старую боль, которая с лёгкостью затмит нынешние порывы. Всё пройдёт, всё забудется.

Вернувшись в спальню около полуночи и осторожно закрыв дверь, я прошёл к комоду и резко вздрогнул. Возле моей кровати застыла тонкая светлая фигура. Я моментально зажег свечу и встретился глазами с Илинкой.
- Что вы здесь делаете? - раздался мой удивленный голос.
К счастью, самообладание ещё не покинуло меня. Ночной воздух всегда отрезвляет.
- Ну?
Не дождавшись ответа, я нахмурился. Закрыв лицо, служанка вдруг упала передо мной на колени.
- Простите меня, простите!
Я замер, не понимая, что же успело произойти во время моего отсутствия. Девушка тяжело сокрушалась, не обращая внимания на беспорядочные вопросы, я попытался поднять её с пола, но она прижалась щекой к моим рукам, словно провинившийся ребёнок или рабыня, умоляющая своего господина помиловать её и не предавать мучительной казни: растерявшись, тиран уже и не думал на неё злиться.
- Что случилось? - повторил я терпеливо.
Она по-прежнему не отвечала, опустив голову. Её горячие пальцы сжимали мои ладони. Я имел возможность подробно рассмотреть атласный ночной пеньюар с открытым верхом, но старался не делать этого и отводил глаза. Наконец, мне удалось уговорить Илинку встать с колен и присесть возле стола. Я подвинул свечу на другой край.
- Моя вина заключается в плохой работе, да? - тихо произнесла она, зажмурившись.
- Вы прекрасно справляетесь.
- заверил я, усевшись рядом.
- Но вы недовольны.
Вздохнув, я медленно выпрямился.
- Почему, скажите?..
- Это дело вашего хозяина, Илинка. Не стоит пытаться понять моих мотивов. Трудитесь и дальше с равной прилежностью. Я хорошо вам заплачу.
Она опустила глаза.
- Тот долг, что есть перед вами, и так слишком велик. Более прибавлять к нему нельзя.
- Что же вы предлагаете? - я взглянул на наши тени. - Себя? Мне ничего не нужно.
Девушка на миг задумалась, судорога свела её пальцы. Похоже, догадка оказалась верной.
- У меня нет иной награды для вас. - тихо прозвучал её голос. - Может, тогда я... заслужу вашу благосклонность.
Меня поглотило страшное смущение. Разумеется, она заметила своего хозяина возле двери и всё поняла. Как я только мог отваживаться на подобное?
- Это... больше не повторится.
Мое слово было тверже камня: я знал, что, дав его однажды, впредь уже не нарушу.
- Вам... стоит... Вам стоит обратить внимание на... Марселя. Он достойный мужчина... - голос в очередной раз дрогнул и я окончательно запнулся.
Девушка глядела на меня с неподдельным состраданием, видимо, чувствуя, как тяжело выходили эти слова, как трудно оторвать от себя то, что никогда не было моим. Я действительно сделал для неё многое и мог рассчитывать хоть на что-нибудь, но тогда оставалось ли моё участие в ее жизни искренним?
- Он... он хороший человек, не в пример некоторым.
Илинка хотела обнять меня, но не решалась. Вздохнув, она неспешно поднялась, сделала шаг, другой, но не покинула спальню и замерла рядом со мной, повернувшись к комоду. Проглотив мучительный вздох, я невольно накрыл её руку своей ладонью. Помедлив, она вновь опустилась возле меня и, взволнованно дыша, уже не сводила глаз с моего бледного лица. Её волосы пахли весенним дождём, кожа излучала тепло и аромат первых бутонов подснежника.

Я осторожно перебирал её пряди, убирая их со лба, коснулся пальцами губ, шеи и постепенно опустил взгляд. Она задышала ещё тяжелее, безвольно сидя передо мной, не смея пошевелиться, и с обреченностью жертвы молчала в ожидании приговора. Я потянул завязку на её спине. Ночное платье слегка освободило фигуру Илинки, я провел рукой по обнаженному плечу, и белье, шелестя, опустилось ей на колени. Невольно вздрогнув, девушка попыталась прикрыться. 
- Подожди, - шепнул я, скользя взглядом по линиям.
Она дрожала. Прошло несколько мгновений.
- Ступай.
Я поднялся и потер лоб, прогоняя наваждение.
- Иди к себе. Спокойной ночи.
Прижав к телу одежду, она почти сразу же покинула комнату. Я выдохнул и открыл окно, тёмный ливень накрыл моё лицо.


- Она станет верной помощницей и... доброй женой,  - заметил я, похлопав мужчину.
- Вы думаете, господин граф?
- Да. Присмотрись к ней получше. Я уступаю её тебе.
Он внимательно изучил мой взгляд, ни о чем не спрашивая. Слишком выдержанный, всегда тактичный, он знал, что я поясню свою мысль, если сочту нужным.
- Она чиста и невинна, Марсель. Мне не суждено жениться на ней. Какую роль я могу предложить Илинке? Разве справедливо пользоваться ей, вытирать ноги после всех кошмаров, что произошли? Она ещё не скоро оправится от переживаний, наберись терпения. А потом всё прекрасно сложится.
Он молчал, закрыв глаза. Сын, который должен был позаботиться о себе, предпочёл не вставать на пути отца.
- Я не могу забрать её чистоту. На моей совести и так слишком много грехов. Это было бы преступлением...
Девушка появилась в передней. Мы оба посмотрели на неё.
- Будь добра, принеси мне чай, - произнёс я спокойно, больше никогда не возвращаясь к этому разговору.

Пять лет минуло с тех пор, как я покинул гостеприимное поместье Эрнеста. Генриетта вышла замуж, обзавелась ребёнком. Мой друг по-прежнему жил один, меняя компаньонов, и намеревался просить руки дочери австрийского коллекционера Байера, которому задолжал крупную сумму денег. Я посетил кладбище, где нашёл могилу Марты, заросшую плющом, оставил свежие цветы и горько заплакал - мне ужасно не хватало её. Старая рана так и не затянулась.

Вскоре мы встретились с Эрнестом. Он немного подрос, возмужал, слегка поправился. Несмотря на хорошие перемены в его внешнем виде, я, однако, заметил болезненные пятна на лице молодого человека и красные с желтоватым белки. Он пил.
Обрадованный моему появлению, хозяин дома проводил со мной ночи напролет. Я рассказывал ему о путешествиях, южных землях, встреченном в Пеште друге отца, господине Хаймнере, и его семье, перечислял фамилии людей, с которыми общался, вскользь упомянул, как едва не стал жертвой ненасытной страсти сумасшедшей аристократки.
- Не говори больше ни слова! - рассмеялся приятель, подскакивая в кресле. - Столь вульгарная особа не смогла бы привлечь твоего внимания, бьюсь об заклад. Лучше поведай-ка мне о сердечных привязанностях, если я еще сохранил доверие графа Радиша.
Я усмехнулся.
- Ты ведь знаешь о моем стремлении к одиночеству.
- Никто не может заставить упрямого отшельника пасть к ногам... Женское очарование бессильно!
- Оно не бессильно, Эрнест. Просто общение со мной несёт горе и боль. Только расстояние способно сохранить то, что мне дорого.
- Значит, ты все-таки встретил кого-то?
- Я не хотел бы вспоминать об этом.
Эрнест вздохнул. Печаль исказила его весёлое лицо.
- У меня тоже есть тайна, Радиш. Знаю, я не говорил о ней, но все эти годы она грызет моё сердце, мучает, не давая покоя. Мы знакомы... - он прикрыл глаза. - Мы знакомы с Ханной ещё с детства. Я любил её. И люблю до сих пор. Мы были так дружны, проводили время за играми, а потом мечтали о свадьбе, о детях. Я выбрал время для того, чтобы обсудить с родителями помолвку, все детали. Но тут судьба вмешалась в мои планы, поставила подножку.
- Вы осиротели.
- Да, Радиш. Именно. Сначала умер отец. Меньше чем через год - мать. Генриетта, почти на шесть лет младше меня, нуждалась в поддержке, в воспитании. Столько трудностей мигом свалилось на мои плечи, а я ведь был так юн в то время! Пришлось отложить помолвку. А потом вдруг скоропостижно скончался отец Ханны. Подхватил лихорадку и за две недели сгорел. Несправедливая случайность... Им с семьей было очень тяжело, у неё только сестры и мать. Поэтому когда Кирхнер сделал ей предложение, она согласилась. Ждать меня уже не было возможности.
- Ханна Кирхнер... - задумчиво проговорил я, пытаясь вспомнить, не знакомо ли мне это имя.
- Ты не знаешь её.
- Не знаю. Она счастлива с мужем?
Эрнест покачал головой.
- Он любит её?
- Да... Наверное. Её невозможно не любить. Видел бы ты сам... давно страдал бы.
- Все не так плохо, раз он любит её. - заметил я.
- Но Ханна несчастлива, Радиш! Что проку от любви Кирхнера? Он не способен заменить ей меня.
- У женщин со временем меняются вкусы. Ты уверен, что она по-прежнему думает о тебе?
- Да, уверен. Мы оба разбиты злым роком. Муж все равно не будет ценить её, как я. Жизнь ужасно жестока и глупа!
- Тебе нужно успокоиться, Эрнест.
- Ах, если б он умер!.. Ведь это так просто. Но я не должен говорить об этом, не должен. - от отчаяния друг едва не заплакал.

Потрясенный глубокими переживаниями товарища, его давней наглухо запечатанной болью, я решил нанести визит женщине, о которой только что узнал. К сожалению, посетить резиденцию Кирхнера днем, когда хозяин отсутствовал, занимаясь делами, мне не предоставлялось возможности, поэтому я был вынужден познакомиться не только с Ханной, но и с её супругом. Впрочем, общение между нами складывалось легко. Мы вели непринужденную беседу, обменивались впечатлениями о поездках, шутили. Кирхнер был лет на пятнадцать старше жены, подтянутый, стройный, с безупречным вкусом. Он нравился мне. Его ясные глаза излучали тепло, хорошо поставленная речь выдавала в нем человека незаурядного ума. Мы могли обсудить любую вещь. Ханна старательно улыбалась, слушала нас, но рассеянно и небрежно.

Я сопереживал Эрнесту, наблюдая, как он опускается, желал спасти его. Исцелением его болезни послужила бы женщина, которая выбрала жизнь с другим и, наверное, поступила правильно, ведь тот человек испытывал по отношению к ней чувства, заботился о семье, лишенной главы, помог устроить будущее сестрам. Разрешить ситуацию мог разве что несчастный случай. Фатальное стечение обстоятельств при моем активном содействии. На чаше весов судьба Эрнеста оказалась для меня дороже. Но убивать Кирхнера я не хотел. Нужен был повод. И я усердно искал мотив для оправдания грядущей подлости.

Спустя некоторое время мне удалось договориться с Ханной о тайной встрече душистой апрельской порою. Её супруг покидал поместье на несколько дней, и я имел возможность поговорить с женщиной без свидетелей. Пробравшись в сад, легко преодолев стену, я скрывался на затемненной галерее. Хозяйка вышла к положенному часу, поджидая моего появления, и я, настигнув её со спины, осторожно зажав рот ладонью, торопливо представился, заверяя о добрых намерениях.
- Вы напугали меня до смерти, граф! - выпалила Ханна. - Что вам нужно? Что за безумная тайна движет вами?
- Веские основания искать с вами беседы.
- Я не понимаю. Вы ведь нарочно вернулись тогда к нам на другой вечер, якобы позабыв часы, провалившиеся в диван, да? Знали, что мы ждём гостей, что у вас будет прекрасный шанс добиться ночного свидания. Клянусь, я рассказала бы всё мужу! Но вы намекнули на страдания близкого мне человека... Это не могло не смутить.
- Я не назначал вам свидания, госпожа Кирхнер. Да и вы совсем не хотели слушать моих доводов. У меня нет к вашей персоне никакого личного интереса. Дело в Эрнесте, разве вы не догадались, что речь о нем?
- Эрнест... - тихо повторила дама.
- Полагаю, смутные подозрения все же тронули ваш разум. Я был вынужден исполнить глупую песенку о покинутом возлюбленном, рискуя оказаться разоблаченным, только чтобы этот отчаянный шаг действительно повлиял на вас.
- Да, граф, судьба Эрнеста волнует меня. Извините, что заставила пойти на хитрости. Понимаю, вы чувствовали себя неловко на том вечере... Я боялась! Ваша настойчивость пугала и отталкивала.
- Вы любите его, как прежде? Хотели бы выйти за него? - спросил я, глядя ей в глаза.
- Я замужем. - подчеркнула женщина. - Вы забыли? Наше будущее с Эрнестом давно похоронено.
- Все, что можно исправить, нельзя хоронить.
- Как исправить? - взволнованно проговорила она. - Он мой супруг, он любит меня! Спас от разорения семью, позаботился о моих сестрах, о матери... Мы сохранили достоинство только благодаря господину Кирхнеру. Эрнест ничем не помог бы нам.
- И он, к тому же, отец ваших детей, - прошептал я задумчиво.
- Как вы узнали?.. - поразилась она и опустила ладонь на платье. - Ребёнка.
- Детей. - возразил я. - Будет двойня. Просто мне это ведомо, Ханна.
- Никогда мне не покинуть его. Мы связаны навсегда перед Богом и людьми.
- "Навсегда" - слишком долго для человека. Я видел сон, что вы выйдете за моего друга. Вещий сон.
- Вы думаете... с моим супругом приключится несчастье? Он погибнет?
- Не знаю. Люди вообще смертны. Всегда существует опасность заболеть и не оправиться.
Женщина вздрогнула.
- Я боялась, что по глупости Эрнест нарвется на дуэль. Наверное, это неизбежно. Какой кошмар!
- Если бы вам пришлось прощаться на кладбище с кем-то из них, кого вы бы предпочли?
- Страшный вопрос, граф! И вы... Вы странный и жестокий. Нельзя предпочесть смерть одного человека другому!
- Вы убьете несчастного Эрнеста, продолжая жить с Кирхнером и делая вид, будто ничего не происходит. - сдержанно заметил я.
- И вы предлагаете мне покончить с мужем? Отцом моего ребёнка? Или же Эрнест послал вас разобраться с ним?
- Если я захочу разобраться с ним, как вы изволили выразиться, мне не нужно чьё-либо согласие. Я вызову его на поединок и сражу перед всеми. Но дело не в нем. Мне нет причины желать его гибели.
- Знайте, граф! - воскликнула дама. - В случае скорой смерти моего мужа, я заявлю на вас в полицию! А Эрнеста никогда не прощу!

Встреча, которой я так добивался, завершилась ничем. Ханна, привязанная к семейному долгу и общественной морали, предпочитала тихое несчастье, спрятанное от чужих глаз, разрушая свой внутренний мир и здоровье любимого человека, а возможность соединиться с ним узами брака не рассматривала ни при каких обстоятельствах. Я не знал, что делать, и положился на случай. К сожалению для нас всех, он настал.

За любым благородным поступком способно скрываться преднамеренное желание выгоды. Спасая Илинку из заточения, я не руководствовался неизменными мотивами и действительно хотел вернуть её домой в баншагскую деревню к тетке, но перед этим мог получить в награду нечто, куда более ценное, чем кандалы да петля, справедливо светившие мне за убийство фон Кенш. Только остатки прежнего разума и скорбная память о Марте помогли справиться с пороком в ту ночь.

Как-то раз, во время очередного разговора с Кирхнером я ощутил смутную тревогу на его лице, когда речь между нами коснулась темы внезапной смерти отца его супруги. Молодая женщина вспоминала случай десятилетней давности, описывая беззаботную жизнь в прежнем поместье с родителями и младшими сестрами, а также нередкие визиты будущего мужа, приезжавшего погостить во время сезона охоты. Мать Ханны предупреждала главу их семьи, чтобы он берег больную поясницу и не застудился где-нибудь в лесу холодным осенним утром, чересчур увлекшись любимым занятием, однако молодой компаньон заверил чету, что на службе у него состоят отличные егеря и беспокоиться о чем-либо понапрасну не нужно. Однако беспокойная хозяйка словно предчувствовала скорый уход супруга, говорила Ханна, и оттого до последнего не хотела отпускать его из дома. Впрочем, мужчина вернулся в имение целым и невредимым, но спустя два месяца с ним приключилась неожиданная лихорадка, которая и привела к летальному исходу. Я понял, что если мне и суждено отыскать брешь в безупречной биографии соперника Эрнеста, то только среди событий тех давних лет.

Вскоре я наведался к доктору, когда-то лечившему покойного графа. Порывшись в записях, выведенных убористым почерком, седовласый наместник Эскулапа припомнил жаловавшегося на боль пациента с почечной коликой, которого он неоднократно навещал в просторном доме на берегах Дуная. Отец Ханны отличался слабым здоровьем (его младшая дочь переняла недуг и долгое время не вставала с постели), в связи с чем врач настоятельно рекомендовал мужчине избегать тяжёлых нагрузок, грубой пищи и сквозняков. Он поделился со мной обстоятельством, что незадолго до смерти граф пробовал лечиться какой-то настойкой, привезенной якобы из-за границы, однако доктор скептически отнесся к неизвестному препарату, не имея представления о его побочных эффектах. Я спросил, не могло ли подобное лекарство на самом деле быть ядом, но собеседник заверил, что распознал бы опасное вещество, впрочем,  восточные травы вызывали у него немало сомнений, и при взаимодействии с алкоголем или иными жидкостями они способны стать серьёзным фактором для дальнейшего развития осложнения, заметил доктор.

На другой вечер я заехал в имение вдовы старого графа и поинтересовался у неё между делом относительно лекарств, которыми покойный некогда облегчал приступы почечной болезни. Мне пришлось солгать женщине, что я страдаю тем же недугом, оттого любые ценные сведения придутся, как нельзя кстати. Мать Ханны взяла свой дневник, долго листала его и, наконец, посоветовала мне обратиться к торговцам различными травами, поскольку у неё имелся старый рецепт чудесной настойки, в которую входили полынь и можжевельник - особые сорта, произрастающие в землях османов. Именно ей когда-то пользовался её дорогой супруг как раз незадолго до кончины - жаль, что лечение запоздало, иначе он прожил бы гораздо дольше, поддерживаемый силой самой природы. Я искренне поблагодарил вдову, оставив в ее доме огромный букет роз, и она растроганно сообщила мне, что ждёт меня в гости в любое время.
 
Через две недели я вернулся в поместье Кирхнера, чтобы вывести его чистую воду.