Щёкотно-лунное

                ...


   "Нет, мы не встретимся, это очевидно, ты даже не услышишь меня. Просить прощения не стоит, ни тебе, ни мне. Там, куда я не приду, весна. Ты не хочешь знать, найду ли я тебя. Пожалуй, останусь одна." (антипосыл многим известной песни).




   Майская ночь всё равно что январская, когда безобразная луна так нагло лезет в окно. Её свет, словно отголоски стонов забитых чёрных улиц, ещё долго не даст заснуть. Вы только прислушайтесь. Гадкое свечение ночного солнца будто пробуждает писк чувства, которое больше разума, но меньше страха.
   

   Вот, смотри как безликая темнота медленно опустилась на безразличный госпоже N город. Ничего удивительного в ночи, как и в госпоже нет, не правда ли?


   Постой! Замри. Давай пройдёмся по этой лунной дороге и заглянем в окно ещё одной человеческой жизни. В отличие от сумеречного светила, мы не будем настырно проситься в закрытое сердце N, по крайней мере, это неприлично.


   Небольшая комната, в которой на совесть ещё лет десять назад поклеены обои, теперь уже слегка поблёкшие, старый паркетный пол, в одном месте прикрытый небольшим овальным ковром, так же несколько выцветевшим. На этом месте стоит большое старинное кресло, поверх которого лежит плед. В кресле собственной персоной, скрестив ноги, сидит N.


   Вы когда-нибудь видели глаза, зрачки и белки которых будто прикрыты серой дымкой, но при этом хранящие ясный и открытый взгляд? Хотя, в этот раз веки были полузакрыты, и создавалось ощущение, что обладательница интересных глаз пытается взглядом найти кого-то или что-то на чёрно-синем небосводе, но одновременно взгляд этот отрешён от мира. Он говорит нам о том, что N полностью погрузилась в себя. Попробуем прочитать в этой глубине её мысли, надеюсь, нам это простят.


                ...


  "И не стыдно тебе, глупая, в душу лезть? Впрочем, эта ночь особенная, и в то же время самая обычная, таких ночей миллиарды, как и судеб в бесконечном океане космоса. Так уж и быть, от тебя не скроешься...


   Почему я не получаю ответов на мои сентиментальные, но искренние и отягощённые глубокой печалью письма? Ответ есть. Пустота всегда молчит. В ней лишь можно услышать эхо собственного крика. Я уже сделала свой выбор в пользу того, чтобы упасть в бездну тех глаз. С тех пор я не могу до конца сделать это, превратившись в кровавое месиво, и наконец избавиться от мук. А что такого? Вполне понятное людям чувство, но поверхносто. Ведь никто не будет пытаться достучаться до образа, самой же придуманного. А писать ему письма, в которых с каждой буквой отрываешь кусочек заблудшей души, так вообще уже признак психического заболевания. Да что скрывать? Психические заболевания всегда нормально для меня, ведь постоянно болею.


   Нас разделяют тысячи километров, и слава Богу, мы вряд ли увидимся. Я уверена, придуманный мною образ рано или поздно разрушился бы, тогда было бы ещё обидней и печальней. Пусть будет так. Горестное томление неиссякающих чувств куда лучше, чем разрушенный реальностью образ.


   Здесь, в этой дали, ничей взор не сулил бы столько страданий, ничьи губы не обещали бы столько нежности, и ничьи жесты не приносили бы такую тихую гибель. Однако я лишь маленький кирпич в этом доме мироздания. Никого не стоит в чём-либо винить. Надо лишь осудить неосторожность давать надежду, ничем не оправданную. Пару строк-и механизм неизбежности запущен.


   И я умираю, но до конца не смогу. Отпусти ты меня, надоедливая луна, не мучай. Я буду молить утро прийти поскорее, чтобы не нарушать мироустройство, и чтобы снова и снова, в веренице пустого дня и томного вечера, ломать себя и свою гордость, писать длинные письма с излиянием болезненно-ужасного и никому не нужного, но прекрасного чувства, проникающего во все вены, артерии, капилляры и жилы. Да, я пронесу его до самого конца, до той самой звезды, что упадёт вниз, сгорая. Случайный свидетель загадает желание, ведь звёзд очень много. И он не увидит, что возможно, завтра упадёт его друг, он так же загадает желание и не осознает, что посмотрев вокруг, никого больше не увидит...
   

   Моя звезда, не бойся, я упаду с тобой. На людское счастье любой вселенной хватит и немного значит для них пустое небо."




   Вдруг N резко встала из кресла и приблизилась к стоящему в углу пианино. Проведя холодной, истинно аристократичной рукой по пыльной поверхности инструмента, она села играть. Тонкие пальцы медленно забегали по клавишам, звуки которых прорезали нетронутую тишину комнаты. То была "Лунная соната" Бетховена.