Мать, Лесбуха и Монстр

Мой распорядок дня начинается с приставки "бес". Не могу сказать, что рассинхронизация с окружающим миром намеренна, просто так получается, когда ты – ленивая свинья и не хочешь работать. Растягиваешь оставшиеся средства на месяц, выживая только благодаря четырехрублевым доширакам из «Ленты», наслаждаясь видимой независимостью и свободой. Нет работы, нет проблем. Нет ничего, что сдерживает, заботит, я человек маленький, и мне ничего особенного не нужно, а уж тем более условностей, определяющих, когда стая идёт на водопой, а когда располагается на ночлег. Нет, не думайте, я не бездельник, я занят чрезвычайно важным для будущего человечества делом, расписывая на данном сначала на пару недель, а потом навсегда отжатом у друга ноутбуке, гениальнейшие сценарии к фильмам да комиксам, которые никогда не будут сняты и нарисованы.

Время от времени мотаюсь в центр, где знакомая, заботливая лесбиянка, кормит куриной ножкой да бульоном, объясняя, что мужик ей совершенно не нужен, а с этим жирдяем она ненадолго, ненамеренно, исключительно ради обнимашек. У жирдяя, кстати, скоро День Рождения, и мы едем в «Пик» на Сенную, где лесбуха закупается элитным шоколадом, носками с оленьей вышивкой, упаковочной бумагой папирусно-фольговой консистенции и фляжкой с аквилой Имперской Гвардии. Разумеется, она делает это из-за приличий, врожденной доброты душевной, прямо как оплачивает мой проезд к ней и обратно, всего лишь обычай дарить случайно оказавшимся рядом людям приятные, с нежностью и вниманием подобранные в соответствии их вкусам подарки. Фляжка заливается сваренным по фамильному рецепту глинтвейном, шоколадки заматываются, как кот в ковер, в бумагу, та поблёскивает при свете ламп, напоминая связку динамита, каким его рисуют в компьютерных играх – красного, яркого, обещающего веселье и фейерверки. «Просто рассчитываю на его благодарность в постели», – лесбуха хлопает удлинёнными ресницами, и вид у нее при этом, как у королевы мышей Жозефины, одновременно и вызывающий, и виноватый.

Возвращаюсь домой далеко за полночь. Максимально тихо поворачиваю ключ в замке, хотя знаю бесполезность подобных предосторожностей. В любой квартире есть система предупреждений, сигнализация, знакомая жильцам каждой шатающейся половицей, несмазанной петлей двери, замаскировавшимся среди обуви котом. Бетон лишь кажется таким неприступным и плотным, как пикет феминисток, на деле в нем происходят неподдающиеся человеческому сознанию процессы, как будто Пиноккио, сидящий внутри кита, врубил хардбасс и отбивает тектоник.

К счастью, мой кот давно умер, два года назад, закопан на стылом утесе под слоем перца и песка, и лишь изредка, в виде призрака, шатается по местам, убившим его молодость, а паркет сейчас ставят лишь олигархи, да и бетон при строительстве дома разбавить солярой не удалось, хотя, конечно же, компания пыталась сэкономить, и весьма неожиданными способами. К примеру, изначально дом был выкрашен радугой, неровными полосами голубой, зеленой, красной и коричневой краски, «Дизайн!» – то ли утверждал, то ли оправдывался гендиректор, но записать в петушатню будущих жильцов не удалось, градостроительные стандарты, самосожжения расселяющихся из коммуналок бабок, застреленный из газового пистолета сторож хоть в смерти, но все же людям помог, и ситуация со скином дома исправилась. Правда, последний удар остался за гендиректором: если спереди дом стоял гордый, красный, уверенный, то со спины он стал розовым, как девственная попка младенца.   

Все эти необязательные подробности лишь утяжеляют, замедляют повествование, возможно, из-за того, что я никак не могу решиться перейти к следующей части, кошмару из леденящих душу глубин, который для любого впечатлительного человека сравни изнасилования любимой девушки тремя кавказцами.
Шнурки развязаны, порог переступлен, я не смотрю вперед, я и так знаю, что там будет. Первый канал издевательски перешел в HD, теперь мы можем рассмотреть каждую капельку пота на лысине Киселева, все родимые пятна на лице Познера, выпирающий желудочный баллон из груди Соловьева. Ночь – время дебатов. Скрывшись от рабочего народа, сидят на кухне его враги и союзники, меняясь табуретками, на которых, как известно, или кровь от штыков, или спонсированное Западом дилдо. Проблемы, требующие немедленного, всенародного участия, до рукоблудства, до слюней ярости в комментариях. Регулярные новостные сводки о происках врагов, дикторша с непроницаемым, асбестовым лицом, упоминает игиловцев, верхом на стерхах, подводные богатства Пальмиры, деконструкцию украинской свастики на зданиях муниципалитета Крыма, негры и арабы протестуют против введения визового режима, а седовласый, умудренный годами и опытом эксперт за пять бутылок водки объясняет, что не так с системой ПРО, и почему необходимо отправить смс-ку на лечение в клинике Швейцарии его родной дочки, Мартышки, продукта инцеста и генетической мутации, ведь эти сталкеры, когда стеклотару собирают да провода на медь в кострах обжигают всякую дрянь в генофонд ловят.

Вы всё это уже сотни раз слышали, из обвисших уст либерахи, вас этим не впечатлить и не собрать классы, но, прошу вас, не закрывайте книгу, не щелкайте пультом, не пролистывайте новостную ленту в Вконтакте, попробуйте со мной все это пережить. Понимаете, мать спала на кресле, она так частенько отрубалась, после того, как ишачила на двух работах, возвращалась домой поздно, пледом накрывалась, да и с полночным ужином в гостиной устраивалась. Я всегда этот момент старался пропустить, проигнорить, избежать, ибо обычно это место оккупировалось мною, телеканал «2х2», сценарии, важнейшие для человечества дела, энтузиазм мечты, ведь ещё немного, и всё продастся, и я стану известным, популярным, и каждая баба даст не из-за милого строения лица, а из-за того, что я – творец, неожиданный, особенный, классный. Сейчас мне еще рано публиковаться, мой гений требует шлифовки и гранения, а пока… Космический осьминог, Бог Болот запустил свои щупальца в комнату, из экрана, с зелеными сосочками, как подводные лианы, водоросли, движение, следующее за потоком, слабым таким, мутным, плотности растекающегося масла по холодной сковородке, сливаясь с кожей матери, становясь ее частью, общностью. Синий свет телевизора состоит из вкрадчивого голоса, а голос – из газа, шершавого, хвойного. Я, как загипнотизированный, ничего не могу поделать: это плоды моих ошибок, результат отказа от ответственности, пусто место свято не бывает, в нём зарождаются химеры. Ту поддержку, тот смысл жизни, что я мог бы дать матери, заполонила альтернатива, иное, чуждое сознание, коллектив, его воля и послание.

Я пробую поделиться проблемой с лесбухой. Мы совершаем променад в Галерее, хотя больше это походит на патруль двух зацикленных в возвышающейся из глубин спирали белых плоскомордых акул. Акула-лесбуха совершенно обыкновенно одета: комбинезон красный, круглые очки без диоптрий, полосатое худи, ошейник с обрывком веревочки. А ведь до появления термина «винишко-тян» остаётся ещё три года!

– Понимаешь, из экрана возникают эманации, – булькает акула в два раза выше и в два раза уже другой. – Дыхание телевизионного эфира, заряженное водкой Чумакова. Оно материализуется в виде… щупалец осьминога, во, видишь вон ту рыбу-клоуна? Прямо как ее дредды.

– Тентакли? – радуется лесбуха. – Я видела порно, которое начиналось так же…

– Дура, я же тебе про свою мать говорю.

– Я дура? – обижается красно-полосатая акула и от возмущения прокручивает бочку вокруг своей оси. – Сам такой! Позволяешь пропаганде насиловать свою маму! А ведь всё, что тебе нужно сделать – взять, и поговорить!

– Это не так-то…

– Ты просто матчасти не знаешь! Книжка есть такая, хорошая, «Искусство любить» называется.

– Гадкое название. Это от автора бестселлера «Мужчины на полях марсианского ада преклоняют колени перед женщинами в венерианских мехах»?

– Это от Эриха Фромма, автора термина «общество потребления», между прочим!

Лесбуха задевает по касательной плавником стол в кафетерии, и тот падает на дно, подняв тучи ила. Освободив жабры от излишка песка, я восстановил интерьер и поспешил догнать подругу, раздражённо кружащуюся вокруг лавки с мороженным.

– Может, тебе не стоит набирать лишние килограммы? И так в габариты не вписываешься.

– Ой, и ты туда же! – отмахивается хвостом лесбуха и вдруг заливается слезами. Прорвавшись через стоны, всхлипы и потекшую тушь, я понимаю, что жирдяй её бросил, мол, это было забавно, но он никогда к ней ничего особенного не чувствовал, да и она к нему, он уверен, тоже. Ах нет? Ну, значит, эти отношения были ошибкой, недопониманием, тратой эмоций. Ну как это – быть с кем-то, и не замечать, что ему на тебя наплевать? Это существование в мире иллюзий, обмана, а со всеми когнитивными искажениями необходимо бороться и побеждать…

Она плачет, а я совершенно не знаю, что сказать. Зато ты от него не залетела? Найдешь кого-нибудь другого, лучше прежнего? Ну, ты же была с ним исключительно ради постели, чего расстраиваешься? Всегда в такие моменты как-то отрешаюсь от происходящего, не потому что теряюсь, наоборот – приходит кристально-чистая ясность, осознание, насколько я – урод, начисто лишённый эмпатии. Ведь я с лесбухой гуляю только из-за того, что больше не с кем, а она меня кормит и развлекает, регулирует время, прибавляет повод для раздумий. Человеку важно чувствовать, что его день наполнен делами, пусть и такими бессмысленными и бестолковыми, как встречи с мнимыми друзьями, иначе у него появится свободное время, в процессе которого он себя поймёт, отрефлексирует, всё осознает.

К счастью, стандартный набор имитации сопереживания помогает. Фрэнк Миллер научил меня: дай женщине выговориться, и все будет не так уж и страшно. Лесбуха оправляется от страданий и, не снимая моей кисти с плеча, вещает:

– На самом деле, делать что-то для других – приятно. Фромм отлично это разьясняет. Когда ты кому-то помогаешь, ты становишься ему нужным, а значит, жизнь имеет цель и смысл, упорядоченность, значение и приносит пользу. Помощь – самоутверждение, это полезно в первую очередь для тебя, а не для них. На людях и смерть красна, жертвенность, самоотверженность поощряется, даже если твои попытки спасения – всего лишь игра, кормление пряниками внутреннего ребенка, требующего внимания и признания. Так что иди и разговаривай!

Разумеется, совету лесбухи я не следую. Дудки! Наш путь гордости не приемлет покорности! Зато позже, где-то через полгода, у меня появляется девушка, а так же возможность использовать подсмотренные у Эриха Фромма знания.

Девушка была классной, если бы не одно «но». Периодами у нее случались сомнения по поводу чувства собственной важности для Вселенной, а конкретно – родственников, матери и бабушки, которые все для нее сделали, чтобы человеком выросла, работа недалеко от Смольного, в Земельном комитете, учеба в ГАСУ, готовый бизнес в наследство в виде отеля где-то на черноморском берегу. Нужно ли все это ребенку? А зачем его спрашивать?

Состояние возлюбленной сердца моего совсем не сочеталось с моими же планами, ибо Шушары, конечно, чудесное да распрекрасное место, вот только душа требует чада, кутежа, угара, да и просто погулять было бы неплохо. Набираю ее номер телефона и, после очередного «Не хочу», расчехляю тяжелую артиллерию:

– Знаешь, а ведь твоей маме очень повезло, что ты родилась на свет. Без тебя, возможно, она бы уже была мертва.

– О чем ты говоришь? – непонимающе переспрашивает она.

– Ну, ты же росла без отца, – иду ва-банк я. – И мать твоя до сих пор одна, до сих пор его любит. Сама рассказывала, мол, тебя это напрягает.

– К чему ты клонишь?

– Возможно, исключительно наличие дочки удержало твою мать от непоправимого. Она же ничем по жизни не занимается, только на работу ходит, так? И новый мужик ей не нужен, она еще старого забыть не может… – почему-то мне кажется, что я говорю что-то не то. Наверное, из-за ледяного молчания в трубке.

– В общем, мне кажется, твоя мать должна быть благодарна тебе за то, что ты спасла ей жизнь своим присутствием. Без тебя она бы не знала, что делать и, не находя себя от горя и… как сказать… ну, честно говоря, слабости, ибо какой лузер будет всю жизнь ****острадать, вокруг же столько альтернативы?

– Ты имеешь мозги? – даже не знаю, что мне не нравилось больше: бесконечная стена айсберга тишины, или острый, как сосулька Саб-Зиро, удар словом под дых.

– Но ведь Эрих Фромм… искусство любить… психология… – пытаюсь аргументировать свое мнение, но, кажется, не убеждаю даже самого себя – Люди слабы, им нужны оправдания, они не могут существовать в одиночестве…

– Ну ты и придурок! – резко выдыхает свет моих очей, послав в ухо коротких гудков трель.

Вскоре она меня бросила. Я остался один. Впрочем, а когда было иначе?