Хлопчики

Рассказ- быль.
Лето 1941-го. Пригород Харькова. Поселок Коротыч.
Я с братом Михайло пинаю мяч по пыльной совхозной дороге и вдруг вижу,  к клубу быстро течет толпа встревоженных сельчан, и грозным эхом доходит до нас слово «война».
Уже через месяц нас вводил в ужас гул немецких самолетов, зловещий свист и взрывы бомб. Одна такая железяка попала в нашу сарайку и торчала рваными острыми краями. Мне стало дюже страшно: я представил, «що буде, колы така зализяка полосне мне по животу?
Все чаще проходили мимо станции поезда с большим красным крестом. В них сидели и лежали раненные, обожженные, в окровавленных бинтах солдаты и у нас, мальчишек, от жалости комок подступал к горлу.
В октябре 41-го нас эвакуировали - немцы были уже в Полтаве. Наш поезд проследовал через Харьков, Чугуев, а на станции Купянск раздался сигнал «воздушная тревога!» Отчаянно забегали по небу лучи прожекторов, рвались бомбы, стрекотали зенитки и пулеметы. Страшно кричали люди, плакали дети, падали окровавленные раненные. Было жутко все это видеть и слышать, а мама обняла нас крепко и сказала: «будемо в вагоне, хлопчики мои ридные, шо уж буде…». И мы выжили.
По Турксибу доехали до станции Талды-Курган. Распределили нас в Айна-Булак, совхоз №4. Мама работала агрономом, а в школу мы с Михайло не пошли, ведь мы понимали только по- украински, да и учебный год давно начался. Я должен был пойти в 3-ий, а Михайло в 1-ый класс. Тогда мы с удовольствием стали знакомиться с местностью. Все было для нас в диковинку: важно вышагивающие верблюды; величественные горы и высоко парящие над ними орлы; горные козлы, бегущие по узкой тропе вверх; множество стрижей, живущих в норках, промытых ручьями; снующие под ногами скорпионы и разные змеи, которых мы очень боялись. Вокруг необычно одетые люди: мужчины в разноцветных, ярких штанах, ездят на маленьких ишаках, а у женщин одежда украшена монетками!
Хлебный паек выдавали тестом, и мы сами пекли лепешки прямо на горячей железной плите. Вскоре освоившись, во всю помогали взрослым: таскали металлолом, собирали в страду колосья, убирали капусту и грузили в вагоны. Да много еще чего…
23 августа 43-го был освобожден Харьков. Списавшись с родными, мы засобирались домой, и только весной 44-го вошли в родной дом дедушки Никиты Васильевича. Там уже жили, оставшиеся в живых, две семьи моих тетушек. Вдоволь наговорившись, погоревали о судьбе младшей 17 летней тети- ее угнали в начале войны в Германию и никаких вестей. Теперь уж мы с Михайло пошли в школу. Конечно, дружной ватагой все хлопчики с интересом обследовали территорию. Кругом горы битого кирпича, в терновых зарослях трупы немецких солдат, а с разбитого овощехранилища торчали две ноги без туловища. Днем мы помогали по хозяйству, ну а вечерами «шукали» подбитые танки, добывали с окопов патроны и гранаты. В ход шли все боеприпасы: «гарненько сегодня мы постреляемо!» Так мы пострелята и развлекались, пока не случалась непоправимая беда.
В соседнем селе вообще на лугу были противопехотные мины, начиненные толом и шариками. Шарики хороши для стрельбы из рогаток, которые делали хлопчики 13-15 лет, из немецких противогазов, и из «поджигных, используя для этого куски винтовочных стволов, порох забивали тряпкой, клали туда шарик, насыпали на прорезь пороха, и миниатюрная пушка наполеоновских времен была готова. Называлось это изделие поджигной. Оставалось найти порох и шарики в минах. Разряжать мины уже многие умели. В общем, минное поле тянуло к себе мальчишек как магнит. Помню, как шестеро ребят, ушли разряжать мины. И на лугу рвануло так, что вся деревня вздрогнула. Кого-то из ребят убило сразу, кто-то умер от отравления газами, что образуются при взрыве… Погиб и мой сосед Федька вместе с двумя другими моими сверстниками от взрыва снаряда, который лежал на выгоне, за верхними огородами. Федя и меня звал пойти с ним, но я не пошел.
Однажды я вынул из патрона трассирующую пулю и воткнул в землю. Линзой направил на нее солнечный луч, в той же правой руке был и детонатор. Наконец- то пуля вспыхнула, а я вздрогнул - в руке взорвался детонатор. Кисть моя стала кровавым месивом и из нее торчали белые кости. Старший из нас заорал: «Юрка, бежи в лекарню!». Я и побег, не чуя ног, на ходу выбрасывая из кармана патроны. В лекарне меня грозным взглядом встретила старушка в белом халате  и обыденно произнесла: «шо, хлопчик, настрелявся?» Да, похоже настрелялся…Слава Богу, остался жив.
 А сколько еще было подобных случаев и в нашей деревне, и в соседних селах, всех и не перечесть…