Диво Дивеева

Поведайте вся чудеса Его (Псалом 104. 2.)


                Масло от преподобного

В Дивеево произошло со мной чудо. Я стоял в притворе Троицкого храма в ожидании масла от мощей преподобного Серафима Саровского. Рядом со мной стояла матушка, по всему видно, бывалая. Масло, говорила она в это время не дают, а дают только после литургии, но поскольку она специально попросила, то сейчас сюда позовут сестру, которая ведает раздачей масла. За ней уже и пошли.
• А какое масло дают? — счел я возможным спросить у такой осведомленной матушки. Она ответила, что лампадное, потому что наливают его из лампады, которая горит у мощей преподобного.
• А растительного не бывает? — переспросил я. — Мне надо принимать внутрь.
• Растительного не бывает, — отвечала она. — А мы и это внутрь принимаем.
• Это? Да вы что! Отравиться же можно! — вырвалось неожиданно у меня.
• Каждому по вере его, — ответствовала матушка многозначительно.
• Если по вере, то мазать можно, не обязательно травиться, — сказал я уже не так громко, про себя. На этом наше знакомство закончилось, и не переросло ни в дружбу, ни в ссору.
Вскоре вышла сестра, забрала наши баночки, пузырьки и вынесла их наполненными. Техническое масло, которым заправляют обычно лампады, мне было не нужно. Им даже и мазаться нельзя. Оно и пачкается, и пахнет отвратительно, и кожу раздражает. Я представил, как его матушки натощак употребляют внутрь и меня передернуло. Велика вера их! Но свою баночку я держал крепко и помолившись преподобному, машинально преподнес ее к губам, чтобы поцеловать. Неприятного запаха не ощущалось. Я открыл баночку... на меня дохнул густой аромат свежих подсолнухов. Это было подсолнечное масло! Я воспринял это как чудо. Подсолнечным маслом лампады не заправляют, откуда же оно?
• Матушка, посмотрите, а мне подсолнечное дали, — и я поднес своей знакомой баночку, чтобы и она убедилась в этом.
• Услышал преподобный, — подтвердила она, вдохнув благоухание подсолнухов. И быстро, быстро заторопилась по своим делам, затерявшись среди богомольцев. Видно для них, дивеевских, такие случаи дело привычное, и не такое бывает. А я еще долго стоял пораженный, переживая случившееся.
Баночка с маслом и сейчас со мной. Иногда я вынимаю ее из шкафчика открываю винтовую крышечку и опять меня окутывает духмяный аромат подсолнухов. Такое масло в магазине не купишь! Прямо таки из прошлого века масло. Воистину от самого преподобного Серафима получил.
Исцелило ли оно мои болезни? Не знаю... Но когда в каком-нибудь солидном, толстом журнале, или в тонкой, но ходкой газете, отказываются печатать мои заметки...
Слишком уж религиозные, — говорят возвращая (хорошо, если не теряют), — а у нас государство секулярное, светское... Мы далеки от конфессиональных проблем.
И в очередной раз получаю я такую отповедь... Тогда дома вынимаю я свою маленькую баночку, беру на язык янтарную каплю, и сладостный, необыкновенный вкус заполняет весь рот, и легче, и мягче, и спокойней становится на душе. Ведь преподобный знает обо всем. Он сам все это слышал. Что же мне тогда беспокоиться? Мое дело писать, рассказывать всю правду, без утайки. Пусть хоть один редактор прочтет, и то может польза будет. Дожили до секулярного государства. А ведь секулярное, это - безбожное. Вот что это означает. Просто слово не русское, а суть прежняя.


                Половодье

Но это было уже не первое чудо, свидетелем которого я оказался в Дивеево. Первое произошло еще по дороге. Была ранняя весна, разливалось широкое половодье, дороги размыло. Вернее, просто вместо дорог текли реки. И пост ГАИ наш паломнический автобус повернул назад. Сказали, что дальше можно только плыть. Мы повернули на проселок. И ехали по колдобинам неизвестно куда.
Ни одного человека по дороге не встретили. Только разрушенные храмы на пригорках, да полувымершие деревни. Час был ранний. Наш вожатый с подходящим именем Александр, что означает с греческого — защитник людей, сказал, что пора начинать молиться преподобному. Мы стали всем автобусом петь акафист. Допели только до десятого икоса, как впереди увидели два огромных, прекрасных Дивеевских храма, которые как два русских богатыря в остроконечных шлемах, стояли в чистом поле. Ух, какой здесь простор! Вывел преподобный! Услышал нас «избранный чудотворец и предивный угодниче Христов, скорый помошниче и молитвенниче» наш, как именуется в акафисте преподобный Серафим Саровский. От всяких нас бед освободи, блуждающих в этом мире, словно слепцы.


                Езда без бензина

Кто как попадает в Дивеево, об этом особый рассказ. Подумаешь, заблудились, разве это чудо? Дорога бы всё равно куда-нибудь, да вывела, хоть через неделю, но куда-нибудь, да приехали бы. Это не в лесу блуждать, не пешком идти. А вот мне рассказали чудо, так чудо. Как доехали в Дивеево без бензина! Если кому надо доехать, и без бензина приедет! А рассказчице моей очень было надо в Дивеево. Много лет она стремилась сюда, знала, что здесь могут разрешиться её проблемы. Но семья большая, воспитывала детей, рожала детей, не до экскурсий, не до прогулок. Не могла она освободиться от пеленок. И денька не могла выкроить свободного, а для Дивеева минимум - три дня нужно. Но вот так сложилось, что все дети неожиданно куда-то пристроились, остался только один мальчик, больной сыночек, с которым и надо было ехать. Окунаться в источник Серафимов. Прицепили к ней еще и племянника, и с ним бабушку. Но ничего, и малым табором доехали бы. И машина нашлась, с шофером, которому тоже надо было в Дивеево.
Пора было уже выходить, а Борька опаздывал. Ушел в магазин, и нет его. О, сколько этих хлопот на сборы! И каждая случайность может сорвать поездку. Здесь уже наша рассказчица стала молиться Серафиму преподобному не про себя, а в голос молилась. Вот что дальше она рассказывает.
• Помоги, батюшка. Помоги! - молюсь прямо на ходу, и к иконам подойти некогда, и перекреститься, руки всегда заняты.
А сама собираюсь, еще ничего не готово, и пирожки в духовке, как назло всё никак не подойдут... Является Борька. Наконец-то, вот и пирожки готовы, вываливаю пышущие жаром пирожки в сумку бежим, опаздываем безнадёжно, но ждут, наверное, не уехали же без нас. Прибежали, машина стоит, - «Жигули», и номер тот, но вокруг никого. Неужели сорвалась поездка? Стоим, тяжело дышим, ничего не понимаем, настроение резко падает. Начинаю пилить Борьку: «Где был? Из-за тебя всё. Ждали, ждали, да разошлись». Потом чувствую, что не то делаю. Да, это опять искушение! Молиться надо! «Боря, Боречка, давай помолимся батюшке Серафиму, видишь, сколько искушений!» Да откуда достать молитвенник, где найти акафист Серафиму, все в сумке так перемешалось, что найти ничего не возможно. Но тут уж не до слов, молимся своими словами, в голос.
• Помоги. Помоги батюшка!
И тут приходит племянничек. Тоже опоздал, а является, как ни в чем ни бывало.
• Ты где был?
• Только что пришёл. Бабушку ждал, она не поедет, не может.
А Михаила нет, водителя нашего. Конечно, - постоял, постоял, видит - никто не пришёл, и отправился домой, или по делам. Поднимаемся к нему на двадцатый этаж. Дома никого нет. Спускаюсь назад, и в лифте, наконец, вспоминаю тропарь:
«От юности Христа возлюбил еси блаженне, и тому единому работати пламенне вожделев, непрестанною молитвою и трудом в пустыни подвизался еси, умиленным же сердцем любовь, Христову стяжав, избранник возлюблен Божией Матери явился еси. Сего ради вопием ти: спасай нас молитвами твоими, Серафиме, преподобне Отче наш».
Вспомнила только благодаря четвертому гласу, на который тропарь надо петь. Самый мелодичный глас, легко на мелодию ложатся слова, легко потом вспоминаются.
Спускаюсь, а Михаил, водитель, стоит около своей машины, Только что пришёл. Звонил мне, чтобы сказать, отменяется поездка, но дома уже не застал. На самом деле, это я к телефону перестала подходить. Так стремительно мы собирались, чтобы выскочить, наконец, из квартиры, что и на звонки не отвечала. Но пока звонил, опять произошла перемена, и решился всё-таки ехать.
Садимся, мотор старенького Жигулёнка сразу заводится. Заводится! ... Пока разогревается мотор Миша уходит домой. Надо же с собой некоторые вещи взять. Опять задержка. Я говорю детям:
• Молитесь, иначе не уедем, видите, сколько препятствий, сколько задержек, если не будем молиться батюшке Серафиму, никогда не уедем.
Но они как-то вяло воспринимают это. То ли молятся, то ли нет.
• Миша ушел, - говорю, - а сейчас кто-нибудь позвонит, жена ли, с работы ли, и нельзя будет ехать. Это тоже не впечатляет. Они уже между собой какую-то возню затеяли.
Миша задерживается. Начинаю петь вслух: «От юности Христа возлюбил еси блаже-энне ...». Кто-то стучится в окошко, да это бабушка Юркина пришла. Решила ехать, передумала. Когда еще поедет, когда на машине повезут? Какого случая еще ждать? Годы уже солидные.
Садится на заднее сиденье между молодежью, разлучая их неуместные в паломничестве игры. Легче становится на душе.
Учу и Марью Васильевну петь тропарь Серафиму. Но для неё это непостижимо. Если не помолимся сейчас, то смотришь, и Миша передумает ехать или еще что-нибудь случится. Молимся.
Только закончили читать. Спускается Миша.
Трогаемся. Трогаемся! Едем!!
Вот и кольцевая позади выезжаем на Горьковское шоссе. Миша уже бывал там, дорога знакомая. Всё, все несчастья позади, думаю, я, уже вновь погружаясь в мысли о домашних заботах, где там мои детки... где-то мой суженый... И тут Миша вдруг говорит:
• Эх, эх, заправиться-то в суете, да в спешке забыли. Еще вчера хотел заправиться, да машина не завелась, а теперь вовсе забыл. Надо возвращаться, - говорит, - все бензоколонки уже проехали.
А уже далеко уехали, часа три едем. Я чуть не плачу «Нет-нет, - вырывается прямо из самой души мольба, - возвращаться не надо, застрянем, совсем не уедем из Москвы. И так еле вырвались. Неужели впереди нет заправки?
• Не знаю, - говорит Миша, - может, и нет.
А уже поздно, если вернемся, то приедем в Дивеево ночью, где там искать дом, в котором собираемся остановиться? Может быть, и занято будет место. Телефона там нет, предупредить о приезде сложно. Надо будет другую ночёвку искать. А что найдешь ночью, да с такой оравой?
Решаемся ехать дальше, до первой заправки. «Так, - говорю детям, - если не будете молиться, то не примет вас Серафим. В чистом поле ночевать придется. И болезнь твою Борька, он не вылечит».
Смотрю, подействовало. Примолкли, глаза большие сделались. Смотрят испуганно. Ничего не поделаешь, надо молиться.
Молимся, читаем по очереди акафист, поем все вместе. Марья Васильевна читать по церковно-славянски совсем не может. «Ну, хоть как-нибудь» - упрашиваю ее. Читает по складам, неправильно делая ударения. Борька читает быстро, бегло, как чтец в храме. А бабушка не может буквы сложить. Смешно и грустно. С высшим образованием, - ИТээР, а читать не может. Странно всё это.
Смотрю на стрелочку, на которую показал Миша. Она почти на нуле. А мы едем и едем. Прочитали акафист. Начинаем просто хором петь известные молитвы. Пытаюсь научить Марью Васильевну как петь «Богородице, Дево, радуйся...»
И машин вокруг как назло нет. Ну, хоть бы у кого-то отлили бы в канистрочку, как бывало делали во времена оны.
Миша успокоился, но смотрю, опять занервничал. А мы ему пением своим мешаем.
• Что, еще случилось, - спрашиваю.
• Всё, - отвечает, - красная лампочка зажглась. Сейчас встанем.
Хватаемся за акафист и с новыми силами поём. А молиться, уже сил нет. Но надо молиться, если перестанем молиться, говорю, то машина не поедет больше.
Все со мной молчаливо согласны, и продолжают петь и читать. Это, стало быть, мне одной так плохо, это я так устала.
Молимся и уже без нервов, с удовольствием поем, прислушиваясь, друг к другу. Получается складно. А лампочка всё горит и горит. Час горит. Ну, и пусть себе горит. Я в машинах совсем не понимаю, а может быть, думаю, ей и положено так гореть.
Отдыхаем от молитвы, потом беремся заново. И вот, уже показалось Дивеево. Въезжаем во двор дома, где собираемся ночевать. И тут машина останавливается.
• Сама остановилась, - говорит Миша. Я двигатель не глушил.
А нам дальше и не надо. Хозяйка нас принимает как родных, накрываем на стол, мои пирожки еще горячие. Все едят. Так много всего потом было в Дивеево, что и забыли мы о поездке.
Потом, в Москве я рассказала какому-то шоферу, что мы несколько часов ехали с красной лампочкой. Он удивился. «Несколько минут?», - говорит. «Нет, часов!» «Этого не может быть», - объясняет он. - Без бензина ехать нельзя. А лампочка сигнализирует, что бензина нет.
Тогда я еще раз поняла, какое это было чудо!


                Услышал

Вы спрашиваете, как я попал в Дивеево? И я не просто так попал. Давно хотел попасть, но денег хронически не было. Я и пять лет хотел, и десять, и пятнадцать, а денег хватало только на дорогу в метро. И вот 7 апреля, в день Благовещения Пресвятой Богородицы, подивившись на полет чижей и щеглов, выпущенных из клеток, я поделился своей заветной мечтой посетить святые Дивеевские места с прихожанином нашего храма. Его зовут Александр, дай Бог ему всякого благополучия.
• Полетел бы сейчас, — говорю ему, — как этот чижик, выпущенный из клетки, посмотреть на Дивеевский монастырь.
Александр ответил, что сегодня вечером исполнится моя мечта, если я приду в нужный час в условленное место, где нас будет ждать экскурсионный автобус, который и повезет нас в Дивеево. И бесплатно, вот что главное.
Все так и случилось. И началась сказка.
Вечером я сел в автобус, была пятница, а в понедельник утром ранним, как раз к началу рабочего дня, с маслицем, землицей, да водицей дивеевскими, был доставлен назад в Москву. Ни щучьего веленья не потребовалось, ни рыбки золотой. Этот Александр, храни его, Господи, оказался руководителем паломнической службы «Богомолье», услугами которой уже давно пользуются прихожане московских храмов. Не только в Дивеево проложили они свои маршруты. Ходит их автобус и в Новгород, к мощам преподобного Варлаама Хутынского. От мощей этого угодника Божия привозят тряпочки, которые очень помогают во всяких нуждах. Приложишь к больному месту, и легче, и утихает боль. Много мест святых на Руси, где необходимо побывать. Стоит только набрать номер телефона, и тебя уже записывают, и место дают. Телефон очень простой: 339-93-58.


                Стихотворение

Александру я обещал написать о своей поездке. Да, что я могу написать о Дивееве? Тужился, тужился, но не смог. Да, и не посмел. Ведь такие люди писали, и не от себя писали, а только по благословению самого батюшки Серафима! Вот почему я не мог ничего написать. Да и как я мог пообещать? Не подумав, пообещал, поспешно, каюсь... даже на исповеди об этом сказал.
• - Ничего, - подумал я, - все поймут это, не осудят. Но всё же сказал на исповеди, что не смог сдержать обещание, а если и написал бы, то неизвестно, что бы вышло, и вряд ли хорошо.
И когда я как-то уже успокоился, и смирился с собственной беспомощностью, то вспомнил, что уже давно написал, ещё в 1982 году. В том году я случайно встретил актрису, которая играла в театре, помещавшемся в соборном храме Саровского монастыря. Она мне много рассказывала, об этом месте. Оказывается, несмотря на то, что храм был превращен  в театр, приделы – в грим-уборные, алтарная часть – в сцену, память о старце Серафиме не угасла. Его келья никогда не была ничем занята. И все знали её местонахождение. Хотя это была тайна. Тайна, которую знали все, и почитали место, где была келья – тайно, но видно это было явно. Там время от времени появлялись огарочки свечей... Цветочки, там оставлялись невидимой рукой постоянно. И цветы были всегда свежие. Не был забыт и источник Серафима. Туда ходили и жители секретного города, и даже окрестные жители, тайно пробираясь по запретной зоне. Водичка из святого источника была почти в каждом доме. И всё это несмотря на жёсткий контроль. Не могли ни уследить, ни переубедить. Знали и где находится камень, на котором преподобный Серафим молился 1000 ночей.
Моя знакомая актриса не сразу узнала обо всём этом. Но, узнав, стала одной из почитательниц батюшки Серафима. И святой Серафим помогал. Совершалось много чудес. Актриса рассказывает, что, как только настигали театр какие-то неприятности, все бежали к келье, просили Серафима, или кого-то неведомого, не обращаясь конкретно к Серафиму. Каждый поступал по вере своей. И неприятности сглаживались. Помощь ощущалась явственно.
Вот и родилось у меня в результате нашего разговора это стихотворение, о котором я и забыл. Не пригодилось стихотворение, вот и забыл. Но, видимо тот, кому оно посвящено, не забыл. Иначе откуда все, что произошло? Случайность? Нет, в таком деле случайность исключена.
Это стихотворение необычное. Его смысл был вложен помимо моей воли. Я хотел написать только об осквернении святыни, о том, что где раньше исцелялись, приобщаясь церковным таинствам, прикасаясь к мощам угодника Божия, теперь куётся оружие смерти. Мысль правильная. Это было какое-то нарочитое попрание святыни. Более изощрённое, чем использование храмов под туалеты. Но неожиданно вылилось совершенно иное. И даже противоположное. Надо было бы осыпать город атомщиков проклятиями, - на святом месте – готовят смерть для всего мира! А я восхищаюсь им. Совсем как у библейского Валаама получилось.
И только в наши дни стихотворение раскрыло свой смысл. Теперь это ядерное оружие, выкованное в Сарове, в Арзамасе-15, наша единственная защита от мировых агрессоров. Экономическая защита пала сразу, идеологическая была демонтирована под канонаду расстрела Белого Дома. А вот эта осталась, и разрушители России ничего не могли поделать с научным потенциалом. И православная церковь, вот удивительное дело, взяла разработчиков ядерного оружия под своё крыло. Защитила их от ложного общественного мнения, теперь этот город стоит на нашей защите «в полной боевой готовности». Именно сам город, а не только преподобный Серафим. Не иначе, как сам Господь зло, которое собирались учинить на этом месте безбожники, обратил в добро. Ведь не были забыты святыни Саровские. Почитание Серафима, его источника, его кельи, где являлась ему Сама Божия Матерь, не прекратилось. Учёные мужи не забыли их, и наука их не стала препятствием для веры. Просчитались безбожники.
Вот это стихотворение.

Город Саров
Есть где-то в Горьковской области
(Как много там городов),
Но один в боевой готовности -
Закрытый город Саров.
Там, в отдаленной волости,
Стоит без свечей, без огней,
Полон молитвенной доблести
1000 дней и ночей.

Ноги застыли на камне,
Взывает, окаменев:
 - «Господи, не вмени греха мне, -
Осуждение, ненависть, гнев.
Господи, самый скверный,
Аз ничтожный Твой,
Лукавый, гордый, неверный, -
Каялся так святой.

 - Паче от похоти идольской,
(Как жало во мне недуг.)
Освободи, смилуйся,
Упаси на духовный луг.
Господи, сильный, правый,
Это и я виноват,
Что в мире силён лукавый,
Что брата поносит брат.
Боже, во веки царствуй,
Не умножи душевных ран,
Уврачуй и холопство, и барство,
Не посрами христиан.
Пусть вразумится всякий.
И не остави того,
Кто не отрекается паки
Имени Твоего».

Под невидимым Нижним городом
Невидимый город Саров,
Новым Навуходоносором
Брошенный в львиный ров.
Напрасно они не вспомнили
То, что поют по церквам:
«Даниила зубы не тронули,
Брошенного ко львам.
Неопаленные отроки
В огненной пели пещи:
Не робкими, Боже, а кроткими
Из пламени нас взыщи».

Ещё не иссяк источник
Из которого пил Серафим,
Но святой Саровский заточник
В секретный вошел режим.
Как испить бы мне той водицы?
Для воды не бывает границ,
Она может дождем пролиться...
Излечиться бы, от водиц!

Есть где-то, в Горьковской области...
(Как много там городов.)
Но в полной боевой готовности
Единственный город Саров.
1982 г.

Строгий редактор меня спрашивает. С каких пор Нижний Новгород, или в просторечии Нижний, стал невидимым? А тогда в те годы, именовался он по-другому: Горьким городом. Историческое название города забылось. Так и стал он невидимым. Теперь и это забылось.Приходится напоминать.


Храм, который будет взят на небо

Время в Дивеево бежит незаметно. И канавку надо обойти, и каждое дерево, которое вдоль нее растет рассмотреть, и найти дерево, посаженное царем-мучеником, а сейчас как бы источающее из себя кровавую пыльцу, - кровоточащее дерево! И в трех источниках искупаться. И землицы набрать и водицы.
У меня неожиданно оказалось свободное время, и я решил подробнее рассмотреть храм, который по предсказанию Серафима Саровского при конце света целиком, и со всеми, кто в нем будет находиться тогда, будет взят на небо. Все погибнет, а храм вознесется. Это маленький Казанский храм бывшего деревенского прихода и сросшийся с ним Рождественский. До сего дня эти храмы еще не восстановлены и даже по виду не похожи на русские церкви.
Вернее, по точному пророчеству Серафима, на небо будет вознесен не этот храм, а тот, грандиозный, который будет построен на его месте, он будет назван в честь иконы Иерусалимской Божьей Матери. Неизвестно как этот храм будет возведен. Будет ли он стоять на месте Казанского, или он покроет Казанский и станет частью его.
В том будущем храме, по предсказанию Серафима Саровского будет открыто четверо мощей, «и я посреди них лягу» — говорил преподобный. Таинственные эти мощи тайных святых далеко искать не придется. Вокруг храма кладбище монастырское, где похоронены известные своей святой жизнью монахини и священники, и миряне.
У всех четырех стен Казанского храма приютились могилки известных своей праведной жизнью людей. Возле южной стены — могила протоиерея Василия Садовского (1803—1884). Списываю себе в блокнот даты его жизни с таблички на кресте. Он был настоятелем Казанского храма, духовником первоначальницы Серафимо-Дивеевского женского монастыря Агафьи Семеновны Мельгуновой. Ее могила тоже здесь, но не у стены, а шагах в пяти. С этой женщины и началась Дивеевская история. В молодости у нее умер муж. Молодая, красивая, богатая вдова не стала искать нового счастья, а посвятила свою жизнь Богу, а состояние — людям. За это сама Божия Матерь явилась ей и дала великие обетования: сделать Дивеево своим Четвертым земным уделом. Не сразу, с трудом отыскала Агафья Семеновна это глухое место в Центре России Дивеево. Это была бедная, грязная деревушка с бедным приходским храмом, и совсем не святыми жителями. Конечно, никто не поверил чудной вдовице; что здесь будет монастырь, а, тем более что это место прославится на весь мир. Однако, вышло по ее вере.
С северной стороны могилка другого праведника — Михаила Васильевича Мантурова (1796—1858). Это был богатый человек, избравший подвиг добровольной нищеты. Его жена Анна Михайловна была лютеранка и совершенно не понимала своего мужа, все свое состояние тратившего на помощь бедным и на церковь. Была она крутого нрава и Михаилу Васильевичу не раз приходилось объясняться, оправдываться, почему в доме нет того, или этого. А чаще всего ничего не было. Не хватало даже масла для лампад. Если ты такой набожный, то в твоей собственной лампаде всегда должно быть маслице и фитилек гореть. Но вот однажды случилось, что масло в лампаде перед домашним киотом иссякло и фитилек погас, а денег в доме не оказалось ни копейки. Анна Михайловна в праведном гневе делала мужу очередной выговор, и вдруг на ее глазах пустая лампадка сама собой стала наполняться маслом, а потом зажегся и фитилек. Это было явное чудо. С тех пор Анна Михайловна изменилась...
На могилке М.В. Мантурова теперь не угасает лампадка. По пророчеству Серафима Саровского, над могилой будет воздвигнут придел храма во имя небесного покровителя Михаила Васильевича — архангела Михаила.
Рядом с алтарной частью храма, как всегда было принято, — церковное кладбище. Еще совсем недавно на этом месте была танцплощадка, могилы были заасфальтированы, причем останки не перенесены. Танцевали прямо на них. Сейчас кладбище восстанавливается. Здесь установлены четыре больших деревянных креста. Могилы были обретены благодаря надежному ориентиру — березе, которая сама собой выросла на могиле еще одного замечательного праведника «служки Серафимова» Николая Александровича Мотовилова (1809—1879). Он записал свои беседы с Серафимом Саровским, благодаря чему мы знаем и поучения святого и многие из его пророчеств. Многие из пророчеств уже сбылись, другим предстоит сбыться.
Под тремя крестами покоятся великие дивеевские подвижницы, монахини, которым приходят поклониться не только сестры обители, но и простые богомольцы со всей Руси. В центре стоит крест первоначальницы монастыри Агафьи Семеновны Мельгуновой, схимонахини Александры. На кресте написана сама собой сложившаяся, народная молитва, которая произносится от лица сестер. Я переписал ее себе в блокнот, вряд ли мы ее встретим где-то напечатанной, а запомнить хочется. «Госпожа и мать, прости меня и благослови. Помолись, чтобы и мне было прощено, как и ты прощена. И помяни меня у престола Божия». Память Александры, (день смерти) — 26 июня 1789 г.
Под другим крестом Мария Семеновна Мелюкова — схимонахиня Марфа. Она пришла в монастырь в 13 лет, а в 19 умерла. Ее жизнь была ангельской чистоты. Память 3 сентября (1829). Под третьим крестом покоится Елена Васильевна Мантурова. Она умерла добровольно в 27 лет вместо своего брата, о котором мы писали уже, мецената, благотворителя М.В. Мантурова. Михаил Васильевич тяжело заболел и Серафим Саровский попросил монахиню Елену умереть вместо брата. Она согласилась и умерла, а брат выздоровел, чтобы сделать множество добрых дел для строительства монастыря. Такое чудо!
Схимонахиня Александра (Мельгунова), схимонахиня Марфа (Мелюкова), монахиня Елена (Мантурова) в 2001 году были канонизированы. Сбываются пророчества Преподобного Серафима.


                Береза

Вот такие могилки были обретены возле храма, а значит могут быть обретены и мощи, благодаря надежному ориентиру — березе, выросшей на могиле Николая Александровича Мотовилова. Березка выросла прямо из могильной плиты, расколов ее. Произошло это еще до революции. А потом могилы были заасфальтированы и только березка, как веха, напоминала о том, где был похоронен «служка Серафимов». Записи «служки Серафимова" были найдены и расшифрованы только в нашем веке писателем Сергием Нилусом. Пророчества, которые там содержались, настолько поражали своей смелостью, что многие из них напечатаны, не были, а передавались, как и вся летопись Дивеевская, изустно. Были там предсказания и о том, что надлежит Серафиму Саровскому воскреснуть, и о грядущей революции, о гонениях на церковь и о том, что «Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе». Власть безбожная окончилась, значит, это пророчество ближе к нашим дням.
Вся жизнь преподобного Серафима и Дивеевской обители настолько сказочная, легендарная, что Синод был против канонизации Серафима Саровского. Канонизация и прославление состоялось только благодаря вмешательству нашего последнего благочестивейшего царя Николая Александровича. Это он настоял на прославлении. И сбылось пророчество Серафима. «Царь, который меня прославит, того и я прославлю». В этих словах поразительно то, что «царь прославит», обычно святых прославляет церковь, а не царская власть. Но сбылась и первая часть пророчества, сбылась и вторая. 20 августа 2000 г. Царь мученик, вместе со всей своей семьей был на Соборе причислен к лику святых новомучеников Российских.
Все это хорошо известно и уже как-то не удивляет, а кажется простым совпадением или случайностью. Так что я продолжу рассказ о березе. Не давала она покоя безбожной власти, ведь человек, покоившийся под ней, записал пророчество о скором и бесславном падении большевиков. И было решено на самом высоком партийном уровне, березу ликвидировать. Но так ликвидировать, чтобы никаких следов не было. То есть, чтобы и пня не оставалось. Неизвестно, какие инженеры это продумывали, но решено было зацепить ее трактором и выкорчевать. Невероятное прямо-таки решение. Но не более невероятное, чем все, что происходит здесь, в Дивеево. И решение это стало претворяться в жизнь. Подъехал мощный трактор, зацепили березу цепями, а цепи были с крюками в ногу толщиной. Рассказывают, что один трактор не справился, и два трактора тащили... однако береза выстояла, цепи порвались. Остатки этого изуверского дела до сих пор остались. Крючья и цепи так глубоко врезались в дерево, что вынуть их оказалось невозможно, так и срослись он навечно с березой, видны эти страшные орудие и теперь - торчат из корней дерева, напоминают о страданиях всех новомучеников, крестных муках Господа Иисуса Христа, железом распятого на древе крестном.
Стоит проделать большой путь и приехать в Дивеево только ради того, чтобы подивиться на эту березу. Вся она удивительная, каждая веточка, каждый листочек особенный. Просто сказка, а не береза. Только от одной мысли, что где-то такая береза растет, как-то легче и свободе становится на душе.
Во-первых, бросается в глаза её гармоничная красота, в которой сочетались хрупкость и мощь. Это русская красавица в самом высоком её идеале, и в законченном воплощении. Это не какое-нибудь убогонькое, измученное непосильной судьбиной деревце. Нет! Ветви березы исполинские. А если присмотреться, то видишь, что многие из них как бы завязаны на множество узлов, словно чья-то суровая, полная скорбей и лишений жизнь. И всё-таки это жизнь не убогая, не сломленная, но победившая все невзгоды, отразившая все удары. Во-вторых, и что самое невероятное, вся эта береза усыпана разными по величие крестиками. Её белая береста так потрескалась, что вся состоит из черных ровных крестиков, словно риза какого-нибудь древнего епископа. Крестики настолько ровно прорисованы, что не верится, что они возникли случайно, что это слепая игра природы. И художник так ровно, так гармонично, пропорционально не смог бы их нарисовать, и скомпоновать.
Когда, наконец, рассмотришь всю эту березу от корней до кроны, и мысленно переживешь всю её жизнь, уже ничто из предсказанного Серафимом Саровским не покажется несбыточным, невероятным и фантастическим. Даже пророчества о самом большом в России колоколе, который перенесется по воздуху в Дивеево и зазвонит сам собой, и о воскресении самого батюшки Серафима... Да, да, по крайней мере, здесь, в Дивеево. все верят, что батюшка воскреснет и начнёт из Дивеева «проповедь всемирного покаяния». И то, что Дивеево, это четвертый удел Богородицы, и то, что Сама Пречистая каждую ночь своими стопочками обходит святую дивеевскую канавку, и что «антихрист не перейдёт канавку», когда явится на земле. Не будет здесь его власти.
Уже в наши дни на стволе берёзы, на уровне глаз, появился нарост. Когда он стал большим, в наросте узнали медвежью морду. Это память о том медведе, который дружил с Серафимом и приносил ему в пасти обёрнутые лопухом пчелиные соты. Да, чудесная это берёза, во всех отношениях, может быть, кто-то и еще нечто чудесное приметит в ней, и расскажет нам. Может быть, кто-то видел деревья и причудливее и красивее... но уж точно, что это самая зацелованная береза на всём белом свете. Подходят люди к могилкам, целуют деревянные кресты, проходят мимо березы - крестятся на неё, кланяются ей в пояс, а то и земной поклон кладут, целуют крестики на бересте. А потом обойдут с другой стороны и целуют самую морду деревянного серафимовского медведя. И медведь не забыт, и он здесь в почете и ласке. Какой человек мог бы создать такой величественный памятник, в котором вся история наша, и склоняется над нами, и еще что-то шепчет на непонятном для человеков языке, шелестит листвой... сама природа создала его.
Под березой, на кресте, что на могилке Мотовилова, есть табличка, на которой можно прочитать, что похоронен он тут не один, а со всеми детьми своими, которые умерли гораздо раньше его самого. Николай прожил 5 лет, Митрофан - 2 года, Александр (последний сын) 2 месяца, и умер в 1851 году. На 28 лет пережил отец своих детей. Вот такая трагическая была жизнь у Николая Александровича. Береза в крестиках –  ему нерукотворный памятник.
И это еще далеко не все. Есть у березы и невидимая, подземная достопримечательность. Рассказывают, что корни березы сплелись с чудотворным крестом. Крест этот венчал некогда казанский храм, пока не был в 20-х годах сбит безбожниками на землю. Так он и попал в корни к березе, так он и ушел под землю от безбожных взглядов и пинков. И настанет время, когда явится этот чудотворный крест из земли. Сплетенный, сросшийся с корнями крест, спасённый березой от уничтожения. Такое ли уж это дерево бесчувственное? По крайней мере, не настолько как, люди, поправшие этот крест.


                Благоухание в архиве

Николай Александрович был назначен Серафим Саровским писателем. Он записывал беседы со старцем. А после смерти Серафима, стал писать царю о некоей тайне, которую сообщил ему Серафим для передачи только царю. Записи бесед не сразу были востребованы. Не сразу напечатаны. Это были не революционные прокламации, а беседы о духовной жизни, о стяжании Духа Святого, и православным царством эти беседы не были востребованы. Нашёл эти записи, где-то на чердаке, уже после смерти Николая Александровича писатель Сергий Нилус. Сергия Нилуса благословил на литературное поприще, или, по словам батюшки Серафима, назначил писателем, другой великий русский святой - Иоанн Кронштадтский. Не только благословил писать, но предсказал, что и книги покупать будут. Это очень важное для писателя обстоятельство. Мотовилов только писал, а Нилус еще и был востребован, и читался. И всё это, как полагал сам Сергий Нилус, по молитве Иоанна Кронштадтского. Когда Нилус нашел записи Мотовилова, то не смог сразу прочитать их. Почерк у Мотовилова оказался нечитаемым. Но потом, после молитвы к старцу Серафиму, он сумел расшифровать записи. И это тоже нельзя не посчитать чудом. Из этих записей мы, собственно, и узнали о великой Дивеевской тайне, раскрываться, которая стала когда пришло время. А время пришло только в наши дни, когда сбылись пророчества о катастрофе, которая постигнет Россию о семидесятилетнем царстве безбожников, страшном гонении на церковь, и о том, что после этого Русь ожидает расцвет. Расцвет не экономический, но духовный.
Конечно, Мотовилова никак нельзя считать «писателем» в обычном смысле слова. Он не был писателем. Но с духовной точки зрения, он всё же, наверное - писатель. По крайней мере, значение его записей ни с чем нельзя сравнить. Всё, что он написал, - на вес золота.
Здесь надо сказать, что вся русская литература была связана со старчеством.
Если начать с Пушкина, то прослеживается влияние на него святителя Филарета Московского. Гоголь и Оптина пустынь - тема хрестоматийная, Гоголь обращался к старцу Оптинскому Макарию. С Оптиной связано творчество братьев Киреевских, Бывал там Достоевский. Роман «Братья Карамазовы» даже топографически увязан с Оптиной. Толстой так и умер на пороге старческой кельи. Старец Амвросий благословил на писательский труд замечательного духовного писателя Поселянина. В Оптиной жил Константин Леонтьев, бывал Розанов. Владимир Соловьев окормлялся у старца Варнавы Гефсиманского. У старца, жившего в центре Москвы, на Арбате, благословение на монашеский путь пришли брать Павел Флоренский и Андрей Белый. Великий русский трагик Михаил Чехов долго беседовал с последним старцем оптинским Нектарием. Это тема отдельной книги, но к чудесам имеющая прямое отношение.
Записи Мотовилова были опубликованы Сергием Нилусом в одной книге с Протоколами Сионских мудрецов, цитирование которых теперь карается законом. Да, да, за цитирование этой книги теперь можно получить статью, или заплатить большой штраф. Вторая часть писательского наследия Мотовилова представляет собой письма царю. После смерти Серафима, Мотовилов стал регулярно посылать на Высочайшее имя просьбы о личной аудиенции, при которой он хотел лично передать царю то, что повелел ему старец Серафим. За Мотовиловым на всякий случай учредили негласный надзор. Сохранились отчеты сыщиков. Они писали, что это человек сильно набожный, жизни тихой, по натуре несколько странный, чуть-чуть блаженный. Вскоре полиция оставила его в покое. Наконец, из канцелярии Его Величества пришёл ответ, чтобы Мотовилов письменно сообщил царю то, что повелел ему старец. Мотовилов ответил, что письменно не может этого сделать, потому что это великая тайна. Тогда царь, а царствовал в то время Александр II, написал ему, что приказывает, коли он верноподданный дворянин, изложить письменно предсказания старца. И Мотовилов садится за письменный стол, но, увы, писателем он не был, изложить на бумаге всё, что нужно он так, и не сумел, а может быть, это было и невозможно. По всей видимости, предсказания касались судьбы русской короны. И всё же, он отправляет царю несколько писем, ответа на которые не последовало. Что содержится в этих письмах, никто так и не знает. И вот уже в 90-е годы оказалось, что письма Мотовилова на высочайшее имя сохранились, и содержатся в одном архиве. В 1997 году собралась целая группа людей, - литераторы, священники, чтобы впервые открыть папку Мотовилова и прикоснуться к его письмам, прикоснуться к Дивеевской тайне. Всё, что случилось дальше, описано в нескольких периодических изданиях. В одном церковном издании свои впечатления передал священник. В журнале «Держава» описала это чудо, произошедшее в архиве, поэт, главный редактор журнала.
Передаю суммарное изложение событий, которое было дополнено и личными рассказами очевидцев. Открыть архив Мотовилова, собралась группа - человек десять. Все сознавали важность момента. Вошли в здание. Благоухание почувствовали уже на лестнице. Сначала не придали этому значения, но когда ступили в сам архив, то благоуханный запах значительно усилился. Когда же они подошли к папкам, разложенным на столе, стал ясен источник благоухания. Благоухание шло от них.
Папки подготовила сотрудница архива, она нашла их, и вынесла из хранения в читальный зал. Никакого запаха тогда не ощущалось. Но теперь благоухание разлилось по всем помещениям, его чувствовали все сотрудники, все посетители.
Стали открывать папки, рассматривать письма. Письма были написаны таким неразборчивым почерком, (точно, его почерк, который и Нилус не мог разобрать!) что никто не мог прочитать ни строчки. Но и не до чтения было. Вокруг собрались множество сотрудников, все спрашивали о благоухании. Царило всеобщее оживление. До чтения ли было? Разбирать письма стали уже потом. Это оказалось делом совсем нелегким. Разбирали по ксерокопиям, которые им предоставили. Несколько расшифрованных писем опубликовано в журнале «Держава». Что касается всего архива, то доступ к нему сейчас утерян. На сотрудницу, которая готовила эти единицы хранения, после чудесного благоухания обрушились гонения, и её уволили. А другие сотрудники архива отказались сотрудничать.
Что же в этих, немногих письмах, которые все же удалось заполучить и расшифровать. В них Мотовилов предупреждает царя о грозящей ему и всему государству опасности. Эта опасность исходит от разных тайных международных обществ. Эти масонские общества, перечислены в длиннейшем списке.
Кого-то может постигнуть разочарование, и это всё? Но опасность оказалась не ложной, а явной, империя была уничтожена именно этими тайными обществами, среди которых и подпольные революционные политические партии. И это предупреждение поступило задолго до того, как разразилась катастрофа.
Возможно, в других письмах содержатся и более ясные предсказания гибели последнего русского царя. И судеб России. Именно из Дивеево Николай II и получал эти предупреждения. «Сойди с престола сам», - говорила ему блаженная. А потом эта великая юродивая стала целовать портрет царя. Представьте себе, в то время никто и доброго слова о царе не говорил, в правилах хорошего тона было ругать самодержавного узурпатора. «Ты что целуешь, это же не икона», - келейница пыталась вырвать портрет у неё из рук. «Вы ничего не понимаете, - отвечала юродивая, - это святой мученик!» Или другой эпизод. Эта же юродивая вскакивает с места и с криком, руганью срывает портреты царя и царицы со стены, бросает на пол, топчет ногами. Когда келейницы хотят привести портреты в порядок, блаженная приказывает, - «Несите на чердак». Эта сцена происходит на глазах отца Серафима Чичагова (еще одного летописца Дивеевского, новомученика российского, причисленного к лику святых), который пересказывает её царю. Каково царю? И каково было, когда это сбылось...
Храм, который будет взят на небо (продолжение)
Храм, который должен в последний день земли вознестись на небо, еще не отреставрирован, не восстановлен. Ни купола, ни крестов. Храм, без креста над ним, даже храмом назвать нельзя. Хотя бы временный какой поставили... Но креста нет, храм не освящён, службы здесь не бывает, богомольцам вход воспрещен. Только монашки читают здесь, как говорят, неусыпающую Псалтырь. Это еще батюшка серафим повелел читать, псалтырь по умершим. Этим и кормиться будут, так говорил, предсказывал Серафим.
Всё в Дивееве таинственно, непонятно слабому человеческому уму. Два грандиозных храма: Троицкий и Успенский, по размерам лишь немногим уступающие храму Христа Спасителя в Москве, колокольня - 72 метра красоты, восстановлены из руин. А этот маленький храм, который, оказывается, и разрушен-то не был, восстанавливать медлят. Почему?
Ответ скоро нашелся. Храм строился на средства первоначальницы обители А.С. Мельгуновой, она была состоятельной вдовицей, но не настолько, чтобы строить роскошные храмы. На камень средств не хватало, и стены возводились из местного известняка. Материал весьма непрочный. И точного, научно выверенного прогноза, будут стоять эти стены, или рухнут, пока нет. Поэтому и медлят с восстановлением.
С известным трепетом я обходил вокруг храма, которому предстоит такое необычное будущее. Касался его побеленных стен, заглядывал в таинственные провалы, в фундаменте, которые были еще не заделаны. Он стоит в стороне от (прости, Господи) монастырской суеты, от Дивеевского многолюдья. ( Ведь каждый день со всей России необъятной, с Украины, Белоруссии приезжают сюда автобусы с паломниками. И так много автобусов порой соберется, что и уместиться им тут негде.)
Но мне повезло, и я долго оставался с этим храмом один на один. Прикладывался к кладке губами, по примеру других паломников, и ... совершенно неожиданно, не знаю, уж как это вышло, хотел вроде приложиться щекой, но получилось - ухом. А коли ухом припал, то поневоле и прислушался. Что там, за глухой стеной? И мне явственно послышалось, что из утробы храма возносится молитва, что там что-то движется. Храм жив! Но жизнь его сокрытая, невидимая, тайная. Кажется, что там невидимо для глаз кипит работа... А я, а все мы, только стоим праздными созерцателями подбеленных стен и мечтаем, когда же он двигнется, поколеблется и помчится, словно ракета «Протон», на небесную орбиту, за седьмое небо.


                Галка

Долго еще стоял я в раздумьях, у гудящей, молящейся стены, пока не почувствовал, что на меня сверху сыплется солома и какая-то труха. Я поднял голову вверх и встретился глазами с черными бусинками других внимательных глаз, с любопытством глядящих на меня. Это была серая галка, множество которых живет в Дивеево. Это довольно милые птички. Уж, по крайней мере, намного приятнее ворон. Они и опрятнее, и миниатюрнее.
Галка, которая на меня смотрела, сидела на недостроенном гнезде под крышей, на застрехе. Строила гнездо и что-то у нее просыпалось, а может быть и нарочно просыпала, дала о себе знать. « Ходят тут всякие... а место уже давно занято. Строим, строим...» - сказала она мне своими черными, живо блестевшими глазками. И тут же принялась вновь за работу, показывая, как она занята, и как ей недосуг со мной разговаривать.
Нет, не нужны на небе эти подбеленные стены, которые мы лобзаем, и даже их лобзать недостойны. Будь даже они из мрамора и золота, из легированной стали и хрусталя, а не из известняка и соломы, все равно, на небесах это никому не нужно. А вот эта внутренняя невидимая для глаз работа, память о делании русских подвижников, и повторение этих подвигов сердечного делания, совершенствование внутреннего человека, вот что является двигателем на небо. Вечным двигателем к Богу, Сам Бог и заводит, и движет этот двигатель.
Так я и не попал внутрь храма. Никого пока не пускают внутрь. А попал бы, так чего доброго и не ушел, так и остался бы. Хочется все же вознестись на небо. Не выгнали бы ведь, а? Пожалели бы? Ведь со всеми храм должен быть взят на небо, и с хорошими, и с плохими, и с достойными, и с недостойными, с праведными и грешными. Со всеми, кто там будет. Сколько бы пришлось ждать этого? Когда же это будет, когда? Близко время, утверждал еще Иоанн Богослов. Может быть, тогда уже и веры не останется на земле, и в храмы перестанут ходить? И Сам Спаситель вопрошал: найдет ли Он веру на земле, во Второе Свое пришествие. «Сын человеческий, прийдя, найдет ли веру на земле?» - свидетельствует евангелист о сомнениях Христа (Лука, 18 8).
Спаситель, разумеется, знает ответ и на этот вопрос, и с горечью вопрошает об этом у нас. Так чего же ждать? Пока вера еще есть на земле, пока она так горяча в России... «Ей, гряди, Господи Иисусе!» - таким воплем, такой молитвой заканчивается Апокалипсис.


                Санаксарский монастырь

Все дальше Дивеево. Дивеево это сердце России, тяжело покидать его. Предстояло посетить Санаксарский монастырь, в 40-ка километрах от Дивеево.
Честно говоря, не хотелось уезжать. Совершенно непонятно, как можно уезжать из центра всего самого важного и для себя лично, и даже для судьбы всего мира. Монастырька. Но автобус не подчинялся ходу этих мыслей и ровно шел по шоссе, петлявшему среди соснового леса. По дороге обещали еще один источник. Целебный, конечно, и действительно, мы остановились в лесу, источник находился рядом с дорогой. Все пошли к источнику. Оказалось, что в этом источнике нельзя окунуться, струйка текла совсем тоненькая, и купели сделано не было. Но здесь находилось несколько кувшинов, из которых люди могли облиться. Желающих нашлось немного. Накупались в Дивеево. По оврагам лежал толстый снег и после теплого автобуса...
Но кто бы знал, что ожидало меня впереди. По дороге говорили, что в Санаксарах (так в просторечии называли монастырь) есть старец – отец Иероним, и очень хорошо было бы к нему попасть. Наш провожатый говорил, что он постоянно бывает в Санаксарах, когда сопровождает экскурсии, но Иероним никого не принимает и даже из кельи не выходит. Если только увидел, старца, даже издалека, уже можно считать – удача.
И вот мы подъезжаем к монастырю и только вышли из автобуса, как все помчались к воротам. Потому что увидели старца. Он был вне стен монастыря! То из кельи не выходил, а тут, словно услышав наш разговор, вышел навстречу. На самом деле отец Иероним не шел к нам навстречу, а напротив, входил в ворота. Но паломники нагнали его, обступили... Нет, старцам свободно прохода не дают. Стали по очереди подходить за благословением. Подошел и я.
И каково же было мое удивление, когда я узнал в старце своего знакомого, встреча с которым была сопряжена с невероятным событием, настоящим чудом, и поэтому была незабываема. Я многим рассказывал об этом чуде, но не мог назвать имени священника и это снижало убедительность рассказа. Как я хотел вспомнить, кто это был. И ведь называл тот священник свое имя, говорил, что он из Санаксарского монастыря. Самого близкого к Дивееву монастыря. Но тогда я даже не поверил, что такой монастырь в России существует, больно уж по-гречески звучало название.
Это произошло в 1996 году. Был третий день Пасхи. Тепло, природа пробудилась, всё расцветало. Я решил сделать себе праздник, и отправился к могилке блаженной Матроны. Тогда она еще не была церковно прославлена и почивала на Даниловском кладбище. Поклониться блаженной старице московской стекалось множество народа. Не меньше, чем сейчас в Покровский монастырь, где теперь покоятся ее святые мощи. Встал в очередь.
Он, тот самый Иероним, возник неожиданно, сразу прошел к могилке. Очередь почтительно расступилась, заметив рясу, крест на груди. Он встал около могилки и начался акафист Пресвятой Богородице. Пропев акафист, мы все конечно подпевали ему, он произнес проповедь. Он говорил, что молиться на могиле святого человека всегда хорошо, потому что и сам этот человек всю жизнь молился, и молитва это лучшее, что можно сделать в его память. Кроме того, молитва эта возносится к небу и скоро услышана бывает, отчего и ходят сюда многие люди со своими скорбями, молитвами и находят помощь.
Потом он сказал, что только что вернулся из Иерусалима, где справлял Пасху и видел сошедший с неба благодатный огонь. От этого огня он зажег пучок свечей, несколько из этих погоревших и потушенных свечей, он оставляет на могилке. За могилкой ухаживала всем известная Антонина, она приняла свечи, зажгла их и засветила от них другие свечи, лежавшие на могилке Матроны. И этот пучок горящих свечей она передала о. Иерониму.
• Спасибо вам за молитвы, за свечи, примите это как от самой Матронушки.
Старец взял пучок горящих свечей и стал крестить им все четыре стороны света. Потом стал тушить свечи и тихо подул на них. Он вообще, был такой тихий, что ничего резкого, поспешного сделать не мог, ни одного движения. И задувать стал так же тихо, каким и сам был. И от его уст свечи вдруг стали не задуваться, а разжигаться, словно от кислородного поддува. Пламя свечей стало удлиняться, и чем сильнее дул старец, тем больше становилось пламя. И вот оно превратилось в огромный пламенный язык, который охватил близко стоящих женщин. Они закричали, бросились врассыпную. Пламя тут же исчезло.
Когда женщины пришли в себя, одна заохала.
• Батюшки, светы, на мне пуховый платок, на мне мохеровый свитер и не загорелись. Я вся была в пламени, словно искупалась, а не обожглась. Это благодатный огонь. Он не обжигается!
• Благодатный огонь, благодатный огонь! - подхватили другие.
Старец выждал паузу и стал вторично тушить. Свечи одна за другой мирно угасли от его кроткого дуновения и от них потянулись длинные белые змейки дымков.
Второй раз пламя не вышло из уст старца.
Вот так мне в Москве довелось увидать благодатный огонь.
- Приезжайте к нам. А куда, спросил я, когда моя очередь дошла встать под благословение старца
- В Санаксанрский монастырь. -
Вот таким  образом в Санаксарском монастыре побывал, куда меня старец давно звал. Ничего случайного не бывает.
Подвижник-схиигумен Иероним (Верендякин) был духовником Санаксарского Рождество-Богородичного мужского монастыря в Мордовии. По молитвам старца происходили чудеса исцелений, решались казавшиеся неразрешимыми житейские ситуации, страждущие получали духовные советы и утешение. Его имя стало известным по всей России. Тысячи людей обрели молитвенного предстателя пред Богом, а для многих из них схиигумен Иероним стал духовным наставником.
Скончался он в возрасте 69 лет в результате болезни. Его похороны прошли 8 июня 2001 года в Санаксарском Рождество-Богородичном монастыре. Похоронен о. Иероним на братском кладбище возле алтаря храма Воскресения Христова.
Три чуда
Пока ехали назад, слышал о нескольких чудесах батюшки Серафима. Все разговоры только о нём. Вот три из слышанного. Первое - излечение от экземы. Группу паломников приняла игуменья Дивеевской обители мать Сергия. Одна из паломниц пожаловалась на экзему. Это слово переводится с греческого - кипение кожи. И действительно, кожа как бы вскипает от гнойничков. Её руки были в шелушении и нарывах. Мать Сергия посочувствовала, она и сама в прошлом врач. И дала такой рецепт: каждый день мазать руки маслом от мощей батюшки Серафима и читать тропари иконе Божией Матери Почаевская и молитву святому Серафиму. И сказала, что если это не поможет, то болезнь останется на всю жизнь. Надо будет её терпеть до конца.
Так женщина и стала делать и вскоре, руки совершенно очистились.
Второе чудо - исцеление язвы. Это было в 1992 году. Одну женщину назначили на операцию. Терапия уже не помогала. Она попросила несколько дней, перед тем, как окончательно лечь в больницу. И эти дни она посвятила молитве. Хирург, к которому она пришла на приём, сказала, что язвы больше нет. Язва зарубцевалась. Тогда женщина попросила Бога, чтобы он показал ей по молитвам какого святого она исцелилась. И во сне ей явился какой-то согбенный старец в белом балахоне.  Она не знала тогда святого Серафима. Через некоторое время, она пришла в храм и по иконе сразу же узнала того, кто являлся ей во сне.
Подобное чудо произошло и с писателем Иваном Шмелёвым в 1934 г. в Париже. Это чудо он описал в рассказе «Милость преподобного Серафима».
У Шмелёва обнаружили язву и назначили операцию. Ночью во сне он видит свой рентгеновский снимок, с язвой. И подпись под ним по-французски «Жан Шмелёв для профессора такого-то». Эта подпись прямо на глазах исчезает и вместо неё возникает каллиграфическая русская надпись св. Серафим. Операцию отменили, и вскоре болезнь прошла. Никаких последствий не осталось.


                Явление в городе Кимры

В городе Кимры, что на Волге, живёт художник Игорь Хохлов. Однажды, мы встретились с ним у одного священника под Белым Городком, мы ещё и знакомы не были, но несмотря на это, он рассказал мне о явлении преподобного Серафима Саровского. Рассказ запомнился именно потому, что сначала я узнал об этом чуде, а потом познакомился с рассказчиком. Странно, почему именно со мной, с незнакомым человеком, вдруг потребовалось делиться таким сокровенным. Вот его краткий рассказ о явлении св. Серафима.
• Это произошло, когда я был человеком абсолютно неверующим, но уже расписывал церкви. Работа давала средства к существованию. Ещё большие средства стали давать иконы. Особенно образы преподобного Серафима. Я ничего не зал о нём, только писал, делая точные копии с разных образов, заказов поступало множество и я писал по многу картин в день. Писал маслом на холсте. Собственно, иконы Преподобного Серафима никогда и не были иконописными, они сначала появились именно в народном исполнении.
И так написал много сотен картин, особенно часто приходилось писать поясной образ с четками, на чёрном фоне. И однажды работал весь день и до глубокой ночи, и встал отдохнуть. Глаза отвёл на окно. Стояла ночь и стекло было чёрное, неожиданно за стеклом стал проявляться свет, в свете возник сам преподобный Серафим, именно в том образе, который я много раз писал. Только преподобный стоял живой. Уж поверьте, я отличил бы картину, портрет, от живого человека.
Конечно, после этого рассказа возникает много сомнений. Написав несколько сот одинаковых картин, да ещё проработав целый день до ночи, немудрено, что всюду будет являться то, что писал. Однако воздействие этого видения оказалось таким, что подтверждает его подлинность. Хохлов испугался, испугался так, что перестал писать преподобного. Он понял это видение как запрещение ему, неверующему человеку писать образы святых. С этого дня началось скорое воцерковление. Он покаялся, стал регулярно исповедоваться, причащаться. И опять взялся за иконопись.
Лет через пять после нашего необычного знакомства мы вновь случайно встретились в Кимрах. Я спешил на электричку. Художник, после кратких приветствий, предложил мне купить у него образ преподобного Серафима, который держал в руках. Причём назвал небольшую сумму, именно ту, которая по совершенной случайности у меня и была в кармане. У меня было сто рублей одной купюрой и больше ни копейки. Я сказал, что взял бы, да на билет тогда не будет денег. Но он уверил, что с иконой мне никакие контролёры не страшны. А ему деньги нужны срочно. Совсем нет средств на  жизнь. Он нёс картину, чтобы хоть кому-нибудь продать. Но городок маленький... Отдал бы первому встречному, но никто не брал у него. И меня, как он сказал, встретил не случайно. Я и оказался «первым встречным». Икона как бы сама шла мне в руки.
Я взял её, только посмотреть... И, подчиняясь его уверенности, отдал ему свою единственную денежную бумажку. А взамен, уже насовсем  получил икону, от  которой не мог оторваться, она так и притягивала меня. Понравилось всё, и живой, строгий лик, и какие-то особенные чёрточки в лице, которых ни на какой иконе не найдёшь. Эти чёрточки мог отметить только видевший живое лицо. Понравилась ахроматичность цветовой гаммы. Лицо не было раскрашено, под живопись, что иногда делают... Понравилась даже широкая деревянная рамка...
Доехал я до Москвы без приключений, и без билета. Контролёры не встретились.
Эта икона, писанная маслом, на холсте и сейчас со мною. Сегодня 15 января 2002 года, два часа ночи. Ложась спать я вспомнил, что надо помолился преподобному Серафиму, а помолившись, вспомнил два этих случая, и решил, несмотря на поздний час, немедленно записать их. Случилось это уже давно, и до сих пор я не поблагодарил преподобного, до сих пор не связал явление художнику чудотворца, его обращение, его рассказ мне и приобретение этого замечательного образа, в одно целое, в одну цепочку. Всё это вместе разве не подтверждает, что помнит о нас преподобный, хочет, чтобы мы имели с ним самую близкую связь? И хочет стать нашим знакомым, нашим современником. Не чурается нашего невежества, нашего неверия. И становится нашим знакомым, и нашим покровителем. И пишут с него портреты...
Вот записал всё это на скорую руку. А оставил бы назавтра и опять наверное, забыл бы на годы. Образ хотелось бы увидеть опубликованным рядом с этими строками. Всё-таки его писал художник, который видел живого Серафима Саровского. Портрет, писанный с живого оригинала, так надо подписать икону.

1998 год.