Б. М. В. Пролог. Алёнка

   Дюшес был теплым и прогорклым на вкус. Соблюдение условий хранения продуктов тут явно не в чести. Душная комната с грязными стеклами и неулыбчивая продавщица довершали удручающую картину. Единственный магазин в этом маленьком сибирской поселке ничем не отличался от сотен других полулегальных торговых точек в сотнях деревень, затерянных на бескрайних просторах страны.  Борисыч продавил еще несколько тягучих глотков в горло и попытался улыбнуться мрачной продавщице:

- Значит, нечасто дед Тимофей захаживал? Что брал обычно, не увлекался ли алкоголем? – он постарался максимально естественно улыбнуться, но в яркий полдень в душной комнате, когда пот сочится струйками по всему телу, это вышло весьма неестественно.

-Не торгуем мы алкоголем, незаконно это. – Продавщица шлепнула мелочью о грязный лоток, служивший здесь прилавком, и недоверчиво покосилась на лейтенанта Пучкова, скучавшего у двери и с надеждой поглядывавшего наружу - там, едва-едва подул спасительный ветерок, и ему явно не терпелось покинуть этот мрачный пункт розничной торговли. – Конфеты внучке брал, макароны. Хлеб изредка - сам выпекал из муки, а муку брал у фермеров. Нечастый гость был.  Не любил городские продукты.  Ну а как внучка померла, так и вовсе только за солью да сахаром являлся.

 Борисыч ловко сгреб мелочь и высыпал её в безразмерные карманы длинного плаща, который мог соперничать в несоответствии погоде только с формой лейтенанта полиции, умоляющим взглядом просившего поскорее закончить с опросом свидетеля.  Шумно втянув спертый воздух помещения, детектив мысленно усомнился в правдивости сказанного продавщицей насчет торговли алкоголем, но вслух произнес лишь благодарность в содействии следствию и покинул помещение под облегченный вздох Пучкова, без промедления последовавшим за ним на улицу.

 Снаружи нещадно палило солнце, поэтому мужчины с удовольствием воспользовались тенью от раскидистой березы в качестве укрытия от лучей светила, и молча закурили. Ветерок приятно обдувал лицо, терпкий дым взбодрил нутро, и Борисыч мысленно составил все факты в ровный ряд. Дед жил бобылем, ни с кем не контактировал, любил одиночество и натуральные продукты.

 Родственников нет, все сгорели на пожаре, осталась только внучка, чудом выжившая в ту страшную ночь. Дед забрал ребенка себе и растил, как мог. В ту же роковую ночь, спасая деревенскую лесопилку от пожара, дед Тимофей провалился в прогоревшие в глубине опилки и получил сильные ожоги обеих ног, что не способствовало общительности и открытости, вкупе с потерей всех родственников разом. О чем и сообщили ему утром врачи, когда он смог сквозь пелену от обезболивающих, осознать, что во всем мире у него осталась лишь одна родная душа.
Аленка, так звали девочку, была белобрысой голубоглазой малявкой шести лет. И деду еще пришлось пообтрепать себе нервы, доказывая органам опеки, что он способен самостоятельно растить ребенка.  И все бы ничего. Но девочка пропала через полгода. Почтальон, приносивший газеты, как-то отметил в разговоре с местными сплетницами, что давненько не видит девочку, по обыкновению игравшую в куклы на лавочке между берез, которую соорудил ей дед.  Сначала заглянули на чай, а на следующий день к дому деда Тимофея подкатил полицейский УАЗ. Дед лишь плакал и невнятно лепетал молитвы, когда его погрузили в машину и увезли в ближайшее отделение полиции.  Девочку так и не нашли. Деда признали психически больным и долго и качественно лечили тяжелыми лекарствами. Родственников у него больше не было, и пройдя все круги ада, он вернулся в свой дом на  отшибе деревни. Никому ничего не говорил про Аленку, никто ничего не нашел- ни тела, ни хоть сколько-нибудь вменяемой ниточки, ведущей к разгадке её судьбы.  Так бы кончилась вся история- дед зачах бы в своей избушке, и концы в воду. Но судьба распорядилась иначе.

 Нить его размышлений прервал скрип тормозов УАЗа,  подкатившего к их тенистому укрытию. Лейтенант Пучков встрепенулся и  закинул на плечо помурзаный АКСУ, затушил о ствол березы сигарету и направился к машине.  С переднего пассажирского медленно спустилась на землю тучная фигура начальника районного отделения полиции, и величественно угостившись сигаретой у лейтенанта, направилась под сень спасительно березы.

- Ну что, Андрей Борисович, наигрались в детектива? Оно конечно понятно - дотошность в вашем деле вещь необходимая, но зачем же всех деревенских на уши ставить - и так яснее ясного. Пьянство, поножовщина – и всего делов. – Панкратов Сергей Георгиевич тоже тяжело переносил жару, перемещаясь в автомобиле без кондиционера, и поэтому с удовольствием позволил березе прикрыть его от солнца. – Опера уже со вчерашнего вечера там все расчертили, судмеды тоже уже закончили. Только вас и ждем.

- Не буду лукавить, Сергей Георгиевич, если дело яснее ясного – меня обычно не приглашают. Скорее наоборот- там, где все непонятно и путанно- как раз и появляюсь я.

- Ну так опера уже  картину нарисовали. Четыре пьяных подростка не придумали ничего лучше, чем ограбить одинокого старика, живущего на окраине. Знаете же, какая нынче молодежь. Не хватило догнаться - вот и полезли в дом беззащитного инвалида с целью запугать и поживиться пенсией. – Подполковник шумно затянулся и с удовольствием зажмурился под дуновением летнего ветерка. Пот градом лился по щекам и пропитал уже всю рубашку тучного полицейского. - Ну а дед, не будь дурак, схватился за кочергу и решил проучить незадачливых грабителей. За что и получил обухом по голове.

-Все складно ваши опера нарисовали, картина маслом. Тогда как вы обьясните еще три трупа? 
               
                *******************************************

  Четвертый труп нашли уже через пару часов, и версия о поножовщине среди перепившихся подростков пошла прахом – четвертый участник нападения на дом деда явно не покончил жизнь самоубийством. Подполковник приуныл, когда Борисыч заставил прочесать местность за лугом, на краю которого стоял дом деда Тимофея, но вскоре воспрял духом и, отдав нужные распоряжения, сослался на важные дела и укатил в город. К вечеру повторно прикатили судмедэксперты, тоже не светившиеся радостью от вновь свалившейся работы.  Старый следователь пробурчал в своё оправдание вновь прибывшим лишь «Сами этого Блэйда позвали»  и проводил их к телу. Парень лежал на животе на берегу живописного ручья, раскинув руки, а вывернутая назад голова с удивлением смотрела на вечернее небо. Вся одежда его была перемазана кровью, ногти на пальцах содраны в мясо, но других повреждений заметно не было.Разве что кровоподтеки из ушей. Быстро осмотрев тело до прибытия официальных медиков, Борисыч удалился на чай к бабке Настасье, которая не хуже любого следователя осматривала все детали, находясь при этом в стороне, скурпулезно собирая материал  для завтрашних деревенских сплетен.  Прихлебывая чай с мятой, детектив едва успевал впитывать потоки информации, льющиеся из уст болтливой бабульки по поводу и без.  Он молча курил, прихлебывая вкусный кипяток из старой керамической кружки, и составлял в своей голове мозаику, дополненную таким осведомленным  источником информации.

- И вот когда евойные-то погорели- токмо Олёнка-то и осталась. Шустрая была девка, тока молчала все время. Как увидить её мой покойный дед в саду - она шасть! И уже только трава на лугу шевелится - словно коза какая дикая шелестит.  Много говорили всякого про Тимофея, только никто не верил, что он её со свету сжил то. Любил он её больше жизни. Может по неосторожности или ещё как - в лес сбежала али зверь какой… даром что головой-то двинутый, как иначе… дом-то с евойными родными был в стороне от пожара- да как полыхнет… Никто и не думал- все лесопилку спасали, а зять евойный больной лежал. Так и угорели все. А девка-то гляди- спаслась. Шустрая, говорю, очень.
 
 - Значит, шустрая, говоришь…- Борисыч прервал безостановочное бормотание старушки и поставил пустую кружку на завалинку. – Спасибо тебе бабуля за чай. Уж очень он у тебя хорош. Ну а парни эти, что деда грабить пошли. Что про них скажешь?

- А чего сказать? В городе не прижились, с институтов-коледжев  поперли – вот и вернулись в родную деревню. На лесопилке работали да получку пропивали.  Тут таких пол деревни.  Нехристи, из дома все тащут да на пропой, ежели на лесопилки авансец задерживается.  Мой дед покойных вечно их со двора гнал, коли они…

- Спасибо тебе бабуля, еще раз. – Борисыч прервал поток красноречия не в меру общительной женщины.- Злоупотребляю я тут у тебя уже гостеприимством, пора и честь знать. Дело к тебе есть. Дров не продашь приезжему? Уж очень дрова нужны- а у покойника не хочу одалживать.

               *******************************************

  Трупы собрали и увезли уже в десятом часу вечера. Дед, и четверо его убийц укатили в городской морг в прицепе старенького УАЗа. Уставших полицейских Борисыч тоже отпустил.  Он не мог их корить даже мысленно за аляповатое отношение к работе. За нежелание сделать чуть больше, чем требует процедура. За невнимательность и даже халатность на месте преступления. Людское безразличие и сухость к чужому горю он видел не впервой.  И давно перестал осуждать это.  Ломать же голову над версиями и вовсе не было их работой, поэтому характер ран, положение тел и зажатый в кулаке последнего трупа клочок бумаги с коряво нацарапанными буквами он предпочел не обсуждать с теми, кто принял бы любую версию, кроме настоящей.

Не приняли бы её и те, кто пришли в дом старого, психически больного деда в ожидании поживиться за чужой счет, в надежде продолжить возлияния.  Оглушенные, вытирающие кровь, текущую из ушей, они уже не могли ничего понять.  Они могли бежать. Но успел только один. 

Тот, что держал в окоченевшей руке клочок тетрадки в клетку с нацарапанными на нем словами «Дедушка не виноват».
 
 Костер горел очень ярко- дрова у первой сплетницы на деревне были что надо. Огонь освещал всю полянку, на которой между берез заботливым дедом была пристроена старая доска в виде лавочки. Ветер шевелил кроны берез, и импровизированный насест плавно качался под весом Борисыча. Полночь миновала уже давно, и он уже всерьез опасался, что дров, купленных у бабки Настасьи, может не хватить. И скорее почувствовал, чем услышал, как девочка тихо села рядом с ним.  Он молча курил и ждал. Алёнка молчала.  Когда сигарета дотлела почти до фильтра, он посмотрел на её босые ноги и сказал:

- Сколько их было? Я насчитал шесть, но остальные могилы заросли луговым ковром. Трудно сосчитать.

Она чуть помолчала, и, подобрав ноги под себя, сказала тихим, певучим голосом:

- Я не считала. Больше десяти.

- Ты не умеешь считать? Прибавить тех, что убили деда? – он положил между ними клочок из ученической тетрадки и закурил новую сигарету.

- Я не знаю.  Я случайно убила маму и папу. Я не хотела. Дедушка сказал, как себя вести и что говорить. А лучше вообще не говорить ни с кем. – Она тихо всхлипнула и потрогала пальцем скомканный листок. – Кто ты? Ты пришел за мной?

- Ты наверное подумала, что в убийстве четырех грабителей обвинят деда? Именно по его следу я пришел сюда. Пропажу стольких людей так просто не скроешь. Охотники, туристы, лесничий и пара грибников. Это только те, кого я смог хоть как-то привязать к этому месту.    

- Нет. Я просто не хотела, чтобы люди думали, что дедушка виноват. А он ни в чем не виноват. Это всё я. А он меня любил.- И вдруг всхлипнула как обычный ребенок, размазав текущие из носа детские сопли по лицу.

- Я знаю.- Он шумно вздохнул и продолжил сухим голосом.- Ты убила много людей. И я пришел за расплатой. Я всегда прихожу к таким, как ты.  Ты будешь сопротивляться? – Охотник едва откинул плащ, как будто бы присаживаясь поудобнее. Аленка уловила его жест и перестала теребить детскую коленку.  Пустой, смольной черноты взгляд упёрся в большой костер в центре поляны.

- Я чувствую. Ты быстрее. Мне не справится. Ты- моя смерть.  Ты все приготовил.  Не стал травить. Просто пришел и ждал. Спасибо. Можно последнее желание?

- Конечно.  – Он вновь закурил, не выпуская из виду её руки.

- Я всё сделаю сама. Позволь погулять по лугу в последний раз. – И она вперила взгляд в его висок. Он не выдержал и поднял глаза. Две пары черных глазниц встретились.

 Омут. Боль, холод и страх. Обида за деда. Ненависть к своей природе. Если она сейчас закричит, нужно бить наверняка…….
Она тепло улыбнулась. Он кивнул.

- Поторопись. У меня кончаются дрова.