Холодный сапожник. Часть 1

Ленинград. Восьмидесятые годы.

Мы всей семьёй: мама, папа, моя сестра с сыном и мужем, переехали тогда на окраину города, в новую квартиру в «Хрущёвке», состоящую из двух смежных комнат. Её нам выделили взамен нашей комнаты в многонаселённой коммунальной квартире в центре, которую под свои нужды забрал ресторан, находящийся в нашем доме.

Постепенно все квартиры в новом доме заполнились жильцами, свободной же долгое время оставалась лишь одна, трёхкомнатная квартира. Прошло время и в пустующую квартиру въехали жильцы: пожилая женщина, две её дочери, лет тридцати и четырёхлетний мальчик, сын одной из дочерей. Поговаривали, что они беженцы из Франции. Новых соседей жители нашего дома так и назвали «Французы».

Я в ту пору оканчивал техникум, писал диплом. Для диплома мне нужно было напечатать несколько страниц текста. Моя мама вспомнила, что среди заносимых в квартиру к французам, вещей, видела пишущую машинку.

В предобеденное время, взяв с собой букет ромашек, я отправился к новым соседям. Мне открыла дверь пожилая дама. Приняв от меня цветы, выслушав мою просьбу, охотно согласившись мне помочь, пригласила войти в квартиру. Мы прошли в комнатку, которая была настолько мала, что в ней смогли поместиться лишь диван, стул да письменный стол. На столе стояла пишущая машинка с заправленным в неё листом бумаги. Слева от машинки стопка уже напечатанных листов, а справа книга, с названием на иностранном языке.
- Ой! Вы же сейчас работаете, я могу зайти в другой раз.
- Нет, лучше прямо сейчас, пока дочь на работе, а внук в детском саду. Да и то, чем я занималась, не срочно. Я просто переводила изданный на французском языке один из моих рассказов.
- Мне бы было очень интересно его прочитать.
- А знаете что, вы присаживайтесь на диване, и пока я буду печатать вашу работу, Вы сможете заняться чтением. И, хотя, это черновой вариант перевода, мне будет интересно узнать мнение молодого советского человека.

Я стал читать лист за листом машинописный текст. И чем я дальше читал, тем больше меня захватывал рассказ.
               
МОЙ ПАПОЧКА или "ХОЛОДНЫЙ САПОЖНИК"
 
                «Холодные сапожники» — так в старое время называли
                сапожников, работавших на улице («прямо на холоду»)
                с примитивными приспособлениями. Гиляровский хвалил
                работу этих ремесленников («чинили обувь скоро,
                дешево и хорошо»)


В то время, о котором я вам хочу рассказать, многонациональный город Лемберг(теперь это Львов), после длительного Австрийского правления, теперь принадлежал Польше. Город стал местом встречи польской, немецкой, еврейской и украинской культур. И, хотя государственным языком был польский, на улице ещё часто слышалась немецкая речь. Треть населения города тогда составляли евреи.

Наравне с дворцом Потоцких, зданием ратуши, «холодный сапожник» Яшенька был тоже городской достопримечательностью. Этот еврей сапожник в маленькой деревянной будочке на площади, у старого рынка, починял горожанам обувь. Брал за свою работу Яшенька недорого. А тому, кто принесёт ему в подарок старую, уже негодную для ремонта обувь, он делал ещё и скидку в цене за ремонт. Эту старую обувь люди складывали в стоящую позади сапожной будочки большую плетёную корзину. Яшенька шил из тех, отслуживших свой век штиблет, маленькие ботиночки для детишек. Люди их покупали с удовольствием для своих детей, а уж совсем маленькие, то и для кукол или просто ставили на комод как украшение. На вид сапожнику было лет 50, но он так и оставался для всех горожан сапожник Яшенька. Семью, к своим годам, он так и не создал, а теперь уж и потерял всякую надежду найти свою вторую половинку. Господь сжалился над ним и вот однажды…

Это случилось в осенний прохладный вечер, когда сапожник уже собрался уходить домой и стал вытаскивать из корзины, принесённую людьми за день, отслужившую свой срок обувь, то он услышал тоненький писк. «Котёнка подбросили», подумал Яков. Но тут он увидел в корзине такое, что заставило нашего Яшеньку подпрыгнуть от неожиданности. Среди старой обуви, завёрнутый в пёструю тряпицу, лежал маленький ребёночек. Сапожник, аккуратно взяв находку на руки, побежал с ней домой.

Яшенька жил на окраине города, в комнате, находящейся в подвале трёхэтажного дома. Комната представляла собой обувную мастерскую. Повсюду валялись кожаные заготовки для обуви. Свежего человека, если он появлялся на пороге жилища, сразу пробирал резкий запах пота и кожи. Из вещей, говорящих о том, что здесь не только работают, но и живут, была, в отделённом от всей комнаты занавеской, углу, большая железная кровать, стол грубой работы, да небольшая железная печурка на которой можно было готовить какую-то еду.

Яшенька сразу побежал по соседям за помощью. Жители дома очень уважали и любили сапожника за неунывающий нрав, и за то, что он никому не отказывал в помощи. А уж обувь-то всем в доме он починял совсем бесплатно. Соседи решили всем обществом помогать растить Яшенькино сокровище. Кто-то взял на себя приведение Яшиной «берлоги» в жилой вид. Кто-то принёс давно пылившуюся на чердаке колыбельку. В их доме, собрались люди разных национальностей. Нашлась и добровольная кормилица, полногрудая украинка Оксана, у которой был свой новорождённый сын. Две Яшенькины младшие сестры, жившие неподалёку, имевшие свои семьи, были потрясены, как они считали, совершенно глупым поступком брата, понимая, какую непосильную ношу тот взваливает на себя. Они в один голос советовали Яшеньке отнести ребёнка в приют. Но, видя, как светится счастьем лицо их брата, тоже согласились, по мере своих сил, помогать ему и первое время, по очереди, ночевать в его комнате.

Яшенька не был религиозным евреем, но всё же, иногда, по субботам, захаживал в синагогу. И выбрал он для своей девочки имя из Танаха (еврейской Библии), НетАнья - "Божий подарок". Девочку, как его дочь записали в списки новорождённых в большой Лембергской Синагоге. Но, на всякий случай, Яшенька дал ребёнку и второе имя, Анна. И под этим именем, тоже, на всякий случай, он записал её в списки новорождённых в метрическую книгу церкви «Святого Георгия», как найденную православную сиротку, рождённую в Галичине.

Уж только одному Богу известно, как Яшенька любил свою девочку. Он стал реже выходить на работы к старому рынку, больше работал дома. Так что люди приходили для ремонта обуви прямо в его коморку. Каждый обязательно приносил с собой подарочек для малышки. Анна Нетанья росла красивым, весёлым, смышлёным ребёнком. Яшенька часто подходил к своей дочурке, целовал её русую головку, вдыхая сладенький детский запах. Девочку любили все в доме, каждый старался забрать её к себе в гости. И она в каждой семье была так же любима, как и их родные дети. Соседи старались научить ребёнка какому-то, на их взгляд, самому важному делу. Соседка, старушка Брайна, учила малышку, насколько это возможно для ребёнка, готовить всякие еврейские блюда. Готовить практически из ничего. Главное, чтобы всё шло в дело. При этом баба Брайна говорила с Анной Нетаньей на идиш. Вечно беременная армянка Ануш, жена портного, учила девочку шить, при этом учила её и армянскому языку. Немка Хельга, которая когда-то посещала целых 4 месяца школу для благородных девочек в Варшаве, учила Анну Нетанью хорошим манерам, танцам и немецкому языку. И каждая нянька старалась разговаривать с девочкой на своём языке. Так что Анна Нетанья могла свободно изъясняться, как минимум на шести языках. Но больше всех с девочкой занималась Надежда Петровна, русская женщина, которая приехала во Львов к мужу из самого Санкт Петербурга. Но муж вскоре умер, а она так и осталась жить в нашем городе. Надежда Петровна долгое время работала учительницей русской словесности в школе при православном храме «Святого Георгия». Иногда она так же давала уроки игры на фортепьяно. Старинное пианино стояло у неё дома. Детей своих у Надежды Петровны не было, и женщина всю свою любовь отдавала Анне Нетанье. Она научила девочку прекрасно говорить и писать на русском языке. У девочки был идеальный музыкальный слух, и Надежда Петровна учила девочку музыкальной грамоте и игре на пианино. Она часто брала ребёнка с собой в церковь и та, выучив несколько православных молитв, пела в церковном хоре. Надежда Петровна смогла убедить Яшеньку, что поскольку национальность девочки неизвестна, а он, хоть и еврей, но совсем нерелигиозный, то лучше девочке пройти обряд крещения. Тем более, что Анна записана в метрическую книгу именно этого храма. Молва о еврейских погромах на Украине доходила и до Лемберга, поэтому Яшенька согласился на крещение дочери. Когда малышка чуть подросла, то стала настоящей хозяюшкой в доме.

Не всё, конечно, было уж так просто и безоблачно в жизни девочки. Были и детские болезни, и синяки, и разбитые в кровь коленки. И когда Анна Нетанья подходила к папочке со слезами, то Яшенька, поцеловав ушибленное место, шёпотом просил у Бога: «Господи, помоги моему цветочку, забери всю её боль и отдай эту боль мне».

Иногда приносили Яшеньке свою обувь, для починки, даже актёры оперного театра. Он мастерски делал ремонт и когда относил готовую обувь в театр, брал дочку с собой. Девочке очень нравилось смотреть во время репетиций, как танцуют балерины на сцене. Она, в своих играх, старалась подражать танцовщицам. Иногда Яшеньку просили привести в порядок и танцевальные туфли балерин, пуанты. Сапожник сам придумал особенный клей для этих туфелек. Видя, как его дочурке нравится танцевать, Яшенька изготовил и для неё малюсенькие пуанты. Девочка была счастлива от полученного подарка. Иногда Яшенька брал её с собой на площадь, где была его сапожная будочка, и пока он занимался починкой чужих штиблет, девочка танцевала, развлекая прохожих. Люди, с радостью, одаривали ребёнка сладостями, а кто-то оставлял и монетки. Все конфетки, которые она получала в награду за танцы, Анна Нетанья раздавала соседским ребятишкам.

Однажды, когда папа с дочкой пришли в очередной раз с отремонтированной обувью в театр, оркестр репетировал, играл какую-то увертюру. Анна Натанья выбежала на пустую сцену и стала кружиться в танце. Её выступление увидел, вошедший в зрительский зал, балетмейстер. Он был поражён пластичностью ребёнка, музыкальностью её движений. Девочке было предложено выходить на сцену в спектакле, где по либретто участвует ребёнок.

Соседи по дому, узнав эту новость, поздравляли Яшеньку и друг друга с такой удачей для их воспитанницы.

В театре нашлось место и для Яшеньки. Там, при театре создали должность театрального сапожника. Он научился изготавливать пуанты, которые были совсем не хуже тех, что за огромные деньги приобретали в венской мастерской. Анна Нетанья оказалась очень талантливой, трудолюбивой ученицей, когда девочка подросла, ей стали поручать и более сложные балетные партии.

Прошло время, и вот, театр должен был ехать в большой гастрольный тур. И начинался он со столицы Австрии, Вены, потом должен был быть Нью-Йорк. Это была весна 1938 года. Первые еврейские погромы в Австрии. По счастливой случайности, балетная труппа Лемергского театра, в большинстве своём состоящая из евреев, перед самым началом погромов, отбыла для продолжения гастрольного тура в США и там...


Кому интересна дальнейшая судьба этих людей, то читайте продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/05/10/924

Фото из интернета, спасибо автору.