Низовик

Тайга дымила, где-то полыхал лес, и видимость была, от силы, метров двести. Мы продолжали углубляться дальше в зону задымлённости, делая нивелирование, и надеясь, как всегда, на русское "авось". Хотя, здраво мысля, нужно было брать пятую точку в горсть и смываться куда-нибудь поближе к водоёму или болоту, а то и просто выбираться к железке БАМа. Но план задания давил на сознание, продолжали работать дальше, прислушиваясь,- не раздастся ли где гул пламени.
Вечером располагаемся на ночлег, рабочие ставят палатку, водила ворчит, что не хочет поджариться в огне- требует от меня письменный приказ, что заставляю его ехать в пожар.
- Витька, ну что ты, как не мужик, распричитался? Если сгорим, кому, нахрен, этот приказ понадобится? Да и от него лишь пепел останется.- отшучивался я, а Витя ещё больше мрачнел и осмотривал тщательно технику, стараясь, чтобы не подвела в случае спешного отступления.
Я взял топокарту, аэроснимки и пошёл по старому геофизическому профилю вперёд. Ушёл метров на триста. Тихий вечер, туча мошки, от которой не спасал ни накомарник, ни мази. Присел на корягу, отмечаю на карте, где нужно будет уйти с профиля с прорубкой визирки. В стороне стало потрескивать, прислушался. Вглядываюсь, но из-за дыма не видать ничего. Что-то мелькнуло между деревьями, и неожиданно поблизости выскочил северный олень, мотая башкой, пытаясь ушами отмахнуться от гнуса. Я с досадой пожалел, что не прихватил карабин,- цель была, как в тире. Олень, не чуя и не видя меня, неспеша затрусил дальше. Потрескивание стал слышно громче. Неужели пламя подбирается? Но не хотелось заранее паниковать, поэтому решил разведать, что там такое. И тут оттуда же, откуда вышел олень, выбежал тёмным мохнатым клубком здоровенный медведь. Он, не останавливаясь, не обращая на меня внимания, хотя не заметить не должен был, так как я стоял во весь рост совсем недалеко от него, проскочил мимо, с открытой пастью и вывалив сизый язык наружу. Тут уж я решил, что разведку пора прекращать,- и так ясно, что пожар приближается. Бегом рванул к палатке, задыхаясь от духоты и облепившей меня с ног до головы мошкары. Мужики уже развели костёр, собирались готовить ужин.
- Орлы! На взлёт! Грузимся и катим отсюда! Огонь близко!
Два раза повторять не пришлось, так как все давно уже хотели слинять из опасной зоны. Погрузились, выехали на перекрёсток профилей и попали прямо в пекло: низовой пожар крался со всех сторон, сжирая ягодники и мелкие кусты. Где-то огонь втихушку обошёл нас.
Водила снова заистерил:
- Говорил же, надо было давно уезжать!
- Спокойно, Склифасовский! Прорвёмся!
По карте прикинул направление, повернули направо, и через несколько сот метров снова нас окружал медленно крадущийся низовик, пожиравший ягель, павшую хвою, хворост.
- Разворачиваемся!
С полчаса мы ехали по профилю в почти сплошном дыму. Когда стало совсем трудно дышать, замотали морды мокрыми тряпками. Витька страшно скрипел зубами, этим молча показывая мне, как я был неправ, заставляя бригаду дальше работать. Рабочие притихли, с опаской посматривая по сторонам. Пламени из-за дыма не было видно, поэтому неопределённость пугала сильнее. Наконец, мы вырвались на более менее чистое место, куда не дошёл огонь. Народ приободрился, стали подшучивать над чумазыми лицами. Выглядели прям как шахтёры, лишь белки глаз сверкали да зубы. Страха, будто-то бы, и не было вовсе.
Через несколько часов, уже в темноте, мы выехали к железной дороге Байкало-Амурской магистрали и вдоль неё направились к посёлку Ния. В этом году работа на объекте была прекращена. Спустя год я доделывал невыполненное задание. Низовик в тех местах, получив поддержку ветра, перерос в верховой страшный пожар, испепеливший всё живое на своём пути. Деревья, как страшные чёрные памятники, стояли. И буйно росла свежая высокая трава среди обугленного леса.