Ворон

Intro
Не думаю, что меня сможет это удивить. Или напугать.
Знакомое чувство. Я бы даже сказал, привычное.
Но привычное не как синоним к обычному житейскому быту, а скорее как нечто, что хочется испытывать раз за разом.
Снова и снова.
Пожалуй, это и есть то, что объединяет меня с другими людьми.
И одновременно от них отличает.
Это грустно. Иногда даже очень.
Очень и очень.
Очень и очень.
Чересчур.
С другой стороны, этим многие упиваются. Но что есть многие.
Ничто.
Большинство ничего не решает. Решает тот, кто ведёт эту толпу.
Толпа – ничто. Индивид – всё.
Я мог бы стать лидером ещё в училище. Почему нет? Это совсем не сложно. Часто слишком легко.
Но.
Но у меня другая миссия.
Он так сказал.
И он беспросветно прав.
   А я беспросветно слеп. Впрочем, так и должно быть. Это в порядке вещей.
Пока что только он может принимать решения.
Сложные и тяжкие для меня решения.
Я не могу.
Я пока слаб.
Я. Я. Я.
В этом тоже проблема.
И моё преимущество.
Я.
Придёт день, и я сам смогу.
Я сам смогу…
А пока… Я беспросветно слеп.
Помоги мне.

Memorial
Я прислонился лбом к деревянной перегородке.
- Что на этот раз, сын мой? – бархатный голос священника. Пожалуй, один из самых приятных тембров гласа на моей памяти, пусть и дырявой.
- Я согрешил, отец.
Я снова не соврал. Я тихонько чуть было не начал гордиться своей правдивостью, но тут же осадил себя – нельзя поддаваться соблазнам.
- Что на этот раз? Излей же душу, - он будто привык. Но я знал, что мои рассказы всегда интересны и не могут надоесть.
Вот бы увидеть его физиономию по ту сторону решёточки из дерева. О чём он думает? Что ощущает? Уютно ему там?..
- Присядьте, отец, а то упадёте.
Я всегда начинал с этого. Сие было своеобразным приветствием. Это означало, что я здесь надолго.
Не знаю, устал ли сам святой отец от такого постоянства. Мои исповеди чаще всего начинались и заканчивались одинаково.

В первый раз я пришёл к священнику, когда меня укусила дворовая псина. Было больно и даже обидно. Обидно за то, что она умерла через день после своего поступка и я не смог объяснить ей, что идея касаться меня своими клыками как минимум не самая лучшая, что могла прийти в её измученную поисками еды и слякотью голову. Отец выслушал мою историю и сказал, что звери не могут мыслить и понимать мои слова. Я расстроился ещё сильнее тогда.
Но понял одну вещь.
Мне теперь есть кому поведать о своих деяниях и проступках.
И мне дадут совет.
Он даст мне возможное или же единственное правильное решение.
Он поможет мне.

Старик внимал моим речам, и это было сильно заметно: он старался почти не дышать, лишь не пропустить ни единого слова из моих уст. Лишь изредка он шуршал полами своего одеяния и покашливал, вероятно, из-за сырости в храме.
В тот день я был словно в ударе. Я говорил с упоением и очень, очень красиво. Меня затягивала нить моего повествования, она была безупречна.
А главное, то, о чём я спешил поговорить, было прекрасным поводом для святого отца гордиться мною.
Я смог переступить через свои желания во благо людей. Во благо человечества.
- И когда мне осточертело слушать его бредни, я пустил в ход свои руки…
- Подожди. Как именно ты сделал… То, что сделал? – священник, похоже, был заинтересован. Это приятно… До безумия.
- Я задушил эту тварь.

Не знаю, зачем, но я на минуту дал волю эмоциям.
Еврейская ростовщическая мразь дико бесила меня.
Не потому что урод был евреем, нет. Иначе бы меня давно повязали.
Потому что он был редкостным ублюдком.
Жестоким и без всяких принципов. Как и требовала его профессия.
Я бы сорвался много позже. Если бы он не оскорбил меня.
Он… Он назвал меня и мою мать неполноценной семьёй и посоветовал выехать из города, пока меня не забрали.
Забрали куда? Что он имел в виду?
Сукин сын.
Ха. У него так смешно тряслись его жирные, сальные, словно начищенные наждачной бумагой щёки…
А как он искусно смешал голоса полудохлого петуха и мыши в своём, когда я шмякнул его голову о булыжник… Как же жалко.
Похоже, что его многочисленные сыновья не смогли-таки защитить эту гиену от всего.
Таки да, ушлёпок.
Господь запретил, но я был невероятно горд тем, что сделал.
Я избавил мир от очередной гнилой твари, лишь отравлявшей воздух своим дыханием.

- Я оставил его труп на дороге. Пускай народ полюбуется на того, кто обкрадывал всех нас долгие годы.
Я сделал паузу и заметил, что священнослужитель как-то тяжело дышал.
- Что-то случилось, отец?
- Ты убил его, верно?
Он громко втянул в себя воздух и произнёс:
- Убийство совершается не в угоду Господу. Убийство есть грех и приводит к вечным мукам в геенне огненной. Сын мой, почему, сколько бы я не доносил до тебя эту истину, ты каждый раз забываешь о ней… Именно о ней?
Я смутился.
- Но разве не по воле Господа были организованы Крестовые походы? А разве не Господь самолично подверг несчастных египтян десяти жесточайшим казням? А как же Исаак, коий был готов самолично принести в жертву сына своего Господу Богу?
- Убийство никак нельзя оправдать. Судьбами людей ведать может только Господь, и только он имеет право влиять на них. Исаака же он испытывал, дабы показать ему, что есть истинная вера. А походы – лишь грязное кровавое пятно в истории церкви, мой мальчик. А казни египетские… Они нужны, чтобы египтяне отпустили евреев и те смогли выполнить свою главную миссию. Понимаешь, сын мой?
- Миссию? Какую миссию? Разве их миссия была важнее сотен жизней невинных людей?
- Пути Господни неисповедимы. Мы можем лишь согласиться и подчиниться. Все мы – рабы Божии. Разве не этому я учил тебя?
- Что за миссия, старик?
Я повысил голос, но святой отец словно не услышал меня:
- Я учил тебя доброте и состраданию. Я учил тебя вере во Всевышнего и любви к людям. Я учил тебя помогать тем, кто пока не нашёл в себе праведность, а не убивать их! Я учил тебя жертвовать собою ради блага окружающих, а не лишать их жизни на земле ради своего! Я слушал тебя и старался наставить на путь…
- Что за миссия?
- Я лишь хотел, чтобы душа твоя спаслась, чтобы ты прожил достойно и праведно свой данное тебе Провидением время! Услышь меня, сын мой, хотя бы сейчас!
- Подожди.

______________________
__
The Act

Старая псина начинала меня злить. Он словно уходил от моего вопроса, навязывая свои пустые проповеди.
Что мне твои слова. Скажи главное.
- Что за миссия, отец?
Священник всё напирал.
Всё говорил о святости.
О Боге.
О правильности.
О том, как надо жить.
И как не надо.
Ну ничего.
Я вытяну из тебя правду.
Я размахнулся и кулаком пробил решётчатую деревяшку, разделявшую нас.
Мне нечего бояться. Поздняя ночь. Никто не услышит. Некому.
Физиономию священнослужителя исказила гримаса ужаса.
- Тебе не хватило того зла, что ты сеешь по земле все эти лета?!
Он кричал.
Исступлённо.
Негодующе.
Голос его был нетвёрд…
В нём нет страха.
Какой фанатизм.
Ты не будешь защищаться.
 Я знаю.
- Что за миссия, старик?!
- Ты знаешь достаточно, чтобы быть достойным похвалы Господа! Почему ты идёшь по скользкому пути?
- Какая миссия была у евреев?! Чего хотел Господь? Чего хотел Господь?! Какова воля Божия?!
Мои руки трясли фанатичного священника за грудки.
- Земля обетованная, сын мой! В этом их…
Я резко отпустил его, и тот гулко ударился головой о стенку исповедальни.
Пошла кровь.
Как об древесину можно разбить голову?
- Мальчик мой… Убей меня. И закончи на этом. Не нужно и дальше… Я прошу тебя.
Я взглянул на его искривлённое, как в комнате зеркал, лицо и отвернулся. Было больно смотреть…
- Возлюби врага своего, сын мой. И будет тебе спасение… Избавь себя от тяжкого груза греха... Я верю, что ты можешь… Что ты можешь!
Истошный вопль.
И тишина.

_____________________
Я только что убил.
Снова.
Но ощущается совсем по-другому.
Я боялся.
Боялся развернуться и взглянуть на, казалось бы, мёртвое тело.
Что такого?
Я не находил ответа на этот вопрос.
И продолжал стоять спиной к разбитой исповедальне.
И единственному, кто был способен выслушать и понять меня.
Я упал на колени.
Слёзы закапали на пол.
Мне никогда не было так тяжело убивать.
Теперь и я сам не понимал, как я мог поднять руку на того, кто хотел помочь. Кто не презирал меня, а… любил?
Нет.
Нельзя давать волю эмоциям.
Я встал и пошёл.
За дверь.
Нужно вернуться домой.
Так.
Земля обетованная… Вроде так он сказал.
Миссия. Миссия. ЦЕЛЬ.
Ну что ж…


Ну что ж.
«Земля обетованная» - земля Израильская… Сынам Моисея обещали землю, «текущую молоком и мёдом».
Но Я-то знаю, что в той местности всё не так-то радостно и радужно. Как и везде.
Хм.
Это может значит лишь то…
Что мне нужно сделать.
Сделать такое место на Земле.
В котором будет именно то, что обещал Господь рабам своим.
Вот она.
Миссия.
Спасибо, старик. Твоя смерть не была напрасной.
Я закрыл старый томик Библии на латыни и, довольный собой и своими мыслями, лёг на солому, служившую мне постелью.
Теперь у меня есть миссия.
Пусть придётся пройтись по головам. Она явно стоит любых жертв.
Сам Господь, как бы он ни был жесток и двойственен, поможет мне и моим начинаниям.
Отче наш, да святится имя Твое… Спасибо.
Спасибо, что указал, куда идти.