Пушкин и Овидий

Публий Овидий Назон (43 г. до н.э. – 18 г. н.э), древнеримский поэт.

Тема «Пушкин и Овидий» не раз привлекала к себе внимание учёных, и ей посвящена обширная научная литература. Насколько сильно было влияние Овидия на Пушкина указывает тот факт, что связывая свою судьбу с масонами, он 4 мая 1821 года вступает в масонскую ложу «Овидий №25».

Кишиневская ложа «Овидий №25» была учреждена 7-го июля 1821 г. [1], однако комплектовалась она, по-видимому, ещё с весны, о чем свидетельствует принятие в её ряды Пушкина 4 мая 1821 г.
Пушкин приехал в Кишинёв 21 сентября 1820 года и по воспоминаниям И.П. Липранди (1790 – 1880) «…остановился в заезжем доме у Ивана Николаевича Наумова (ул.Антоновской, 19)  Дом и флигель очень опрятные и неглиняные; тут останавливались все высшие приезжавшие лица».
Недалеко находился дом грека Кацики, в котором размещалась масонская ложа «Овидий №25». Южные декабристы использовали её в политических целях, и вскоре кишинёвская ложа была закрыта. После ликвидации организации остались неиспользованные амбарные книги в кожаных переплётах, их собратья по ложе подарили поэту. Сегодня эти книги известны как «масонские» тетради Пушкина, в них он начал в Кишинёве роман в стихах «Евгений Онегин», писал поэму «Цыганы» и многое другое.
Некоторые исследователи предполагают, что идея названия – «Овидий» - была предложена именно Пушкиным. Ведь, Александр Сергеевич часто сравнивал себя с ним. Да и свою кишинёвскую ссылку, он, очевидно, воспринимал через ссылку Овидия.
Кишинёвская ложа официально начала свою деятельность 17 сентября 1821 года. Но уже 1 августа 1822 г. все масонские ложи империи были закрыты. При чем, причиной этой репрессии стало подозрение властей в отношении именно кишинёвской ложи, которая была закрыта уже 9 декабря 1821 г.
В дальнейшем, какие либо сведения об участии Пушкина в масонских ложах отсутствуют. Но масоны не забывали поэта, так поэт князь П.А. Вяземский положил в гроб Пушкину белую масонскую перчатку, а его друзья поставили надгробие, сплошь украшенное масонскими символами. [2]
В июле 1823 года Пушкин покинул Кишинёв.
Находясь в Молдавии, Пушкин умудрился стать участником шести дуэлей. Но тогда судьба была к нему благосклонна.

В восьмой строфе первой главы «Евгения Онегина» Пушкин пишет:

Всего, что знал ещё Евгений,
Пересказать мне недосуг;
Но в чем он истинный был гений,
Что знал он твёрже всех наук,
Что было для него измлада
И труд, и мука, и отрада,
Что занимало целый день
Его тоскующую лень, —
Была наука страсти нежной,
Которую воспел Назон,
За что страдальцем кончил он
Свой век блестящий и мятежный
В Молдавии, в глуши степей,
Вдали Италии своей.

В «Науке любви» Овидий пишет:

Небесполезны тебе и бега скакунов благородных -
В ёмком цирке Амур много находит удобств.
Здесь не придётся тебе разговаривать знаками пальцев
И не придётся ловить тайные взгляды в ответ.
Здесь ты хоть рядом садись, и никто тебе слова не скажет,
Здесь ты хоть боком прижмись - не удивится никто.
Как хорошо, что сиденья узки, что нельзя не тесниться,

Что дозволяет закон трогать красавиц, теснясь!
Здесь-то и надо искать зацепки для вкрадчивой речи,
И ничего, коли в ней пошлыми будут слова:
Чьи это кони, спроси у соседки с притворным вниманьем;
Ежели хлопнет коню, хлопай за нею и сам;
А как потянутся лики богов и меж ними Венера -
Хлопай и рук не щади, славя свою госпожу.
Если девице на грудь нечаянно сядет пылинка -
Эту пылинку с неё бережным пальцем стряхни.

Науку обольщения Овидия хорошо усвоили все лицеисты, в том числе и Пушкин, который наделил этими знаниями Евгения Онегина. Насколько велико было влияние Овидия на творчество Пушкина, хорошо видно в строках, в которых он счёл необходимым сообщить читателю о трагической судьбе Овидия.

В декабре 8 г. Овидий неожиданно был отправлен Августом в ссылку на берега Чёрного моря во Фракию в город Томы (Констанца, Румыния). Ссылке предшествовала опала. От поэта отвернулись друзья, его книги были изъяты из библиотек и сожжены. Жене и дочери не разрешили выехать вместе с ним.

До римского завоевания в 46 г. до н.э. прибрежные земли Фракии, на которых располагался город Томы, принадлежали фракийскому племени одрисов, поэтому привязка их Пушкиным к Молдавии, это вероятней всего метафорический оборот, понятный читателю его времени и соединяющий его кишинёвскую ссылку с Овидием.
На землях Фракии соединялись торговые потоки с запада и востока, поэтому в Томе можно было встретить и гетов из Подунавья, и сарматов из Причерноморья, и скифов из Приазовья, а также западных и восточных готов с Эльбы и Волги. Для римлянина Овидия, все они были невежественными дикарями.

Фактическая причина этой ссылки в настоящее время не известна. Сам Овидий считал решение Августа ошибкой и связывал её с публикацией «Науки о любви». Но учитывая, что вместе ссылкой были уничтожены его книги, и то, что ссылка не закончилась со смертью Августа, её истоки, скорее всего, надо искать в коллизиях императорской семьи.

Некоторые исследователи полагают, что причиной опалы и ссылки Овидия, стали отношения старшей дочери Августа Юлии и его усыновлённым сыном Тиберием. У Юлии это был уже третий брак, и она вела в соответствии с римскими традициями того времени весьма разгульный образ жизни. На столько разгульный, что Август вынужден был во 2 году отправить её в ссылку на крохотный остров Пандатария, куда было запрещено ступать любому человеку, не имеющему личного разрешения Августа. Надо полагать, что, не смотря на запрет Августа, Юлия переписывалась с Овидием, как с одним из участников оргий устраиваемых ею со своими любовниками. «Наука любви» была написана Овидием незадолго до ссылки Юлии и эта тема, очевидно, была доминирующей в их переписке.
Надо полагать, что в 8 году об этой переписке стало известно Августу, который и обратил свой гнев на Овидия. Так как эта связь в свою очередь касалась, хоть и косвенно, Тиберия (третьего мужа Юлии), то став императором естественно он и не собирался амнистировать опального поэта.

Пушкин, описывая в «Евгении Онегине» судьбу Овидия опирался на его автобиографическую элегию из «Тристий», обращённую к жене:
 
Болен, неведомо где, у краёв неизвестного мира,
В выздоровленье своём был не уверен я сам.
Вообрази, как страдал я душой, не вставая с постели,
В дикой стране, где одни геты, сарматы кругом.
Климат мне здешний претит, не могу и к воде я привыкнуть,
Здесь почему-то сама мне и земля не мила.
Дом неудобный, еды не найдёшь, подходящей больному,
Некому боли мои Фебовой лирой унять;
Друга здесь нет, кто меня утешал бы занятным рассказом
И заставлял забывать времени медленный ход.
Изнемогая, лежу за пределами стран и народов
И представляю с тоской все, чего более нет.

В своих «Скорбных элегиях», Овидий представляет жизнь в ссылке, как череду однообразных дней. Хотя из его переписки с женой и друзьями известно, что он пользовался особым вниманием со стороны местной аристократии: был увенчан священным венком, подтверждающим его высокий общественный статус, освобождён от налогов, был званым гостем на всех пирах знати.
Не смотря на то, что в 14 году Август умирает, Овидий так и не дождался амнистии вплоть до самой своей смерти в 18 г.

Надо полагать, что Пушкин во многом отождествлял себя с Овидием, и его кишинёвская ссылка связала Евгения Онегина со ссыльным Назоном.



[1] Именно тогда в Великую Ложу, носящую имя греческой богини справедливости Астреи, было передано обращение с просьбой о принятии новой ложи «открывающейся к востоку, в Кишинёве».

[2] См. «Вифлеемская звезда Пушкина» в разделе «История».