Освободитель часть 2 глава 4

Гуляка
Иван, единственный законный наследник крупного помещика Петра Ивановича Епишева, стал гулякой после обидной ссылки на Кавказ, где он провёл три года в непрерывных боях с горцами и полностью расстроил своё здоровье.
- Такой каре Епишев подвергся за то только, что разбил в юношеском порыве несколько стёкол в столичных магазинах, - знали его боевые сослуживцы.
Это был молодой человек весьма знатного рода, сын чрезвычайно богатых родителей. Молодой, высокий, стройный с хорошим цветом лица и выразительными глазами, он производил впечатление красивого и общительного парня.
- Но Иван проживает вдвое больше того, что имеет, - осуждали родители его действия после выхода в отставку, - и столь же нерасчётливо обращается со своим умом и здоровьем. 
Гувернёром у него служил почтенный старый аббат, француз-эмигрант, поэтому он был отлично образован. Наставник не оставил его и в ссылке, так как полюбил сорванца, правда постоянно бурчал:
- У Вани живой и необычайно проницательный ум, острый и оригинальный язык, но и слова его и действия отличаются циничностью, которая везде, кроме Москвы, была бы совершенно нестерпима.
По восемнадцать часов в сутки проводил гуляка Епишев в разных кабаках.
- Это его стихия, - ворчал аббат, - там он царит, там он расточает свои недюжинные духовные силы.
На его красивом и приятном, но всегда неспокойном лице отражалось противоречие между жизнью, которую он вёл, и теми задатками, которые в него вложила природа.
- Всё началось с невинной забавы офицера! - тяжко вздыхал гувернёр. 
Правительство усмотрело в шалости молодого шалопая политический проступок и чрезмерной строгостью сделало из него испорченного человека, окончательно погибшего для страны и для семейной жизни. 
- Царь прекрасно понимает, что при самодержавной власти необходима отдушина для бунта в какой-либо области, предпочитает бунт в моральной сфере, нежели политические беспорядки! - француз давно жил в России и хорошо понимал реалии местной жизни. - Вот в чём секрет распущенности одних и попустительства других.
Распутные привычки оставили на лице Ивана следы преждевременного увядания. Его всегда окружала толпа молодых подражателей, старающихся превзойти друг друга в излишествах. Хотя они уступали лидеру в уме, однако у всех были общие черты.
- Вот и сегодня они что-то празднуют, - подумал он, когда разыскал воспитанника, - хотя для загула ещё рано…
Человек двенадцать полупьяных молодых людей шумно рассаживались в три коляски, запряженные каждая четвёркой лошадей. Их предводитель, стоя во весь рост в экипаже, распоряжался с важным видом, и приказания его выполнялись беспрекословно:
- Больше! Тащите больше шампанского!
У него в ногах стояло ведро со льдом, наполненная бутылками шампанского. 
- Это лучшее шампанское, какое можно достать в Москве, - уверял он.
Пару бутылок откупорил его адъютант и молодой повеса щедрой рукой предлагал всем провожающим отведать драгоценного напитка.
- Выпей за моё здоровье! - обратился он к прохожему.
В обеих руках Епишев держал по бокалу, которые исправно наполнялись его прилежным помощником. Из одного он пил сам, протягивая другой каждому желающему.
- Из всех европейских городов Москва - самое широкое поле деятельности для великосветского развратника! - подумал бывший аббат. - Выдающиеся распутники пользуются здесь такой же популярностью, какой у европейцев представители оппозиционного меньшинства.
Слуги гуляки были в раззолоченных ливреях, а кучер, молодой, недавно вывезенный из деревни парень, был одет замечательно.
- Поверх рубахи дорогого персидского шёлка на нём кафтан тончайшего кашемира, - присмотрелся гувернёр. - Он обшит великолепным бархатом, а на ногах сафьяновые сапожки торжокской выделки, шитые серебром и золотом и ослепительно сверкающие на солнце.
При этом он был так напомажен и надушен, что даже на расстоянии нескольких шагов от коляски можно было задохнуться от ароматов, испускаемых его волосами, бородой и одеждой.
- Пей! - угостив всю ресторанную челядь, Иван протянул бокал пенистой влаги своему разодетому кучеру.
Несчастный растерялся и не знал, что ему делать.
- Пей, мошенник! - сказал его господин. - Не тебе, дурак, шампанское, а лошадям даю. Потому что у лошадей нет резвости, когда кучер трезв!
Вся компания приветствовала эту выходку хохотом, аплодисментами и криками «ура». Кучер не заставил себя просить, и когда Епишев дал сигнал к отъезду, он успел осушить третий бокал.
- Поехали с нами, - неожиданно предложил Иван стоящему рядом французу. - Погуляем от души!
Он согласился, для того чтобы присмотреть за воспитанником и вся шумная компания помчалась на резвых тройках за город. В Подмосковье быстро расцветали многочисленные питейные заведения, обслуживающие зарождающуюся буржуазию.
- Куда мы едем? - спросил воспитатель.
- В трактире купца Правоверова в городе Иваново-Вознесенск Шуйского уезда завтра собираются фабриканты, - ответил ему Епишев. - Поставим на место зарвавшиеся «денежные мешки».
Аббат ехал с ним и на дороге соединяющей Петербург и Москву заметил путь, идущий параллельно шоссе на небольшом от него расстоянии:
- Эта параллельная дорога снабжена изгородями и деревянными мостами, хотя и сильно уступает главному шоссе в красоте и, в общем, значительно хуже его.
Он спросил у Ивана, что обозначала эта странность. 
- Запасная дорога предназначена для движения ломовых извозчиков, скота и путешественников, когда император или особы императорской фамилии едут в Москву! - едко пояснил помещик. - Таким образом, августейшие путники ограждаются от пыли и неприятностей, если бы дорога оставалась доступной для всех.
- Любопытная и странная нация! - постоянно удивлялся иностранец. - Она заслуживает лучшей участи.
Больше умных разговоров они не вели, а всё время пути до пункта назначения посвятили дегустации различных спиртных напитков. К знаменитому трактиру вся компания добралась изрядно навеселе.
- Выгружаемся! - распорядился Епишев.   
Дальше началась настоящая оргия, причём вскоре к гуляющим присоединились весёлые женщины.
- Во время нижегородской ярмарки, - пояснил он наставнику, - куда уезжают почти все мужчины, офицеры местного гарнизона всячески стараются не покидать города.
- Зачем?
- Это период лёгких свиданий, - шутя, заверил Иван. - Женщины буржуазных слоёв населения России ведут себя не лучше дам большого света. Дамы посещают любовников обыкновенно в сопровождении почтенных родственниц, охране которых мужья вверяют жён.
- Не может быть…
- Дело доходит до того, что молчание дуэний оплачивается!
Женщин на всех явно не хватало и после многочасовой пьянки кто-то предложил съездить в ближайший монастырь и привести монахинь для плотских утех.
- Как такое возможно! - опешил набожный аббат.
Его начали дружно убеждать, что правило затворничества не соблюдалось во многих монастырях. Один из друзей продемонстрировал компании распутников чётки послушницы:
- Забытые ею утром в моей комнате…
Другой похвастался молитвенником, принадлежавшим, как он уверял, сестре общины, славящейся богобоязненностью.
- Она неистово молилась со мной всю ночь! - аудитория была в восторге.
Главный гуляка рассказал историю, как молодой человек тайно прожил месяц в женском монастыре и, в конце начал тяготиться избытком счастья:
- Наскучив монахиням, коим он был обязан всеми радостями, и последовавшей за ними пресыщенностью. Тогда монахини, желая от него отделаться, но боясь в то же время скандала, который, несомненно, вызвала бы его смерть после пребывания в монастыре, решили покончить с ним.
- И как всё кончилось? - встрепенулся иностранец.
- Через несколько дней разрезанный на куски труп несчастного нашли в колодце. Дело не получило никакой огласки.
Эта история так удивила лакея, обслуживающего их стол, что он даже застыл без движения.
- А ведь это молодой барин Епишев! - внезапно прозрел он.
Французский гувернёр не пил шампанского и единственным из компании гуляющих обратил на это внимание и спросил:
- Что-то случилось?   
Они разговорились, и выяснилось, что лакея звали Павел Алексеев. Он родился в усадьбе генерала Епишева и когда подрос, его отец Пётр Иванович, унаследовавший имение отца, дал ему вольную. 
- Павел родился от крепостной женщины и воспитывался, как дворовой человек, - вспомнил аббат. - Он обслуживал законного брата Ивана.
Алексеев устроился на работу буфетчиком в трактир Правоверова, где пристрастился к выпивке и стал злоупотреблять горячительными напитками. 
- Приезжают из Москвы богатые господа! - предупредил хозяин кабака.
Разбогатевшие промышленники из текстильной русской столицы Иваново часто звали его сервировать столы на многочисленные праздники, свадьбы детей, на семейные торжества и очень хорошо платили.
- Лёгкие деньги и постоянная выпивка на свадьбах сделали его горьким пьяницей… - жаловалась его супруга десятилетнему сыну Сергею.
Он родился в 1847 году от крепостной девушки Прасковьи Литвиновой, получившей вольную от своих господ, владимирских дворян Алалыкиных.
- Видно мне на роду написано обслуживать Епишевых… - буркнул Павел и убежал на кухню. - А ведь я такой же, как Иван.
Вдруг московский ловелас поднялся с места и с повелительным видом торжественно потребовал молчания:
- Тихо!
К величайшему удивлению гувернёра, его требование было исполнено, и воцарилась тишина. Иван внёс предложение подать от имени всех куртизанок Москвы петицию властям содержания:
- В виду того, что женские монастыри выступают опасными конкурентами «светских общин» и подрывают доходы последних до такой степени, что дело становится убыточным.
Бедные жрицы любви, присутствовавшие за столом, почтительно попросили напомнить о взыскании с монастырей известного налога:
- Дабы светские отшельницы не были вынуждены покинуть свою профессию и всецело предоставить таковую святым инокиням.
Предложение приняли единогласно при громких приветственных кликах. Потребовав бумаги и чернил, сумасброд с невозмутимым видом написал на отличном французском языке язвительное прошение.
- Величайшее удовольствие русских - пьянство, другими словами - забвение! - задумался француз. - Несчастные люди!.. Им нужно бредить, чтобы быть счастливыми.
Он отметил черту характеризующую добродушие русского народа:
- Напившись, они становятся чувствительными, и вместо того, чтобы угощать, друг друга тумаками, по обычаю наших пьяниц, плачут и целуются.
Гулянка закончилась под утро, и шумная компания Епишева уехала в Москву. Алексеев вернулся домой изрядно пьяным. От расстройства чувств он выпил оставленное на столах у сводного брата спиртное.
- Встречайте кормильца! - заорал Павел, подходя к дому.
Семья проживала в комнатушке фабричного барака. Полный набор удобств имелся на улице. Контингент проживающих там был соответствующим, молодой рабочий класс и уже доходящие алкоголики. 
- Прячься Сергей! - велела сыну мать.
Когда муж напивался, он сходил с ума. Это выражалось в избиении жены и сына. Накануне после очередной драки затюканная баба бегала в полицию.
- Убивают! - голосила в участке Прасковья.
- Вот когда убьют, - успокоили её жандармы, - тогда заберём убивца.
В этот день она получила от мужа сильнее, чем обычно. Доблестная полиция была приглашена незамедлительно. Но Алексеева они забирать не собирались, мотивируя отказ отсутствием письменной жалобы.
- Он плохо отзывался об императоре! - закричал и выскочил во двор Сергей.
Павла решили забрать в кутузку, но попросился он в уборную нужду справить. Через двадцать минут пребывания у запертого деревянного нужника жандарм забеспокоился и выбил ногой дверь хлипкого сооружения. 
- На месте выпиленной дырочки возвышается голова, - засмеялись сбежавшие на представление зеваки, - а всё остальное в выгребной яме.
На призыв вылезать, Алексеев согласился, однако удушающий аромат от него пошёл вокруг мгновенно. Страдалец спросил, куда ему садиться в пролётку:
- На переднее сиденье или в клетку.
С матами, жандармы допинали его к бараку, но тут проявила принципиальность супруга засранца и заявила:
- Меня он убьёт точно, а заявление я вам подала, так что хотите пешком его ведите, хотите на телеге, но дома нам Павел не нужон!
Весь барак наблюдал как, зажав нос, трое полицейских отмывали у колодца улыбающегося хулигана. Затем его с размаха кинули в пролётку подъехавшего извозчика.
- Я энтого позора никогда не прощу! - крикнул напоследок Алексеев родным.
Вскоре после внезапной смерти матери, Сергей был отдан им на воспитание знакомому маляру Геннадию Павлову. Фамилию ему записали Нечаев - с красноречивым намёком, что, появление на свет сына стало для Павла неожиданностью. Отчество мальчик получил по имени отчима - Геннадьевич.
 

 
продолжение http://www.proza.ru/2018/05/16/444