Послеоперационный прикол

Этот эпизод из моей жизни произошёл после четвёртой хирургической операции. А всего их этих операций у меня было семь, но не о них рассказ. Так вот четвёртая операция у меня была довольно сложной сразу на двух почках. У меня в почках было много камней, но извлекались только те, которые мешали проходу мочи. Остальные я потом удалил уже сам. Моя дочка купила мне молотые корневища красильной марены и камни безболезненно вышли. Камни под действием красильной морены растворяются практически в пыль. Операция длилась где-то около 9 часов, но это по моей оценке. Точного времени проведения операции я не знаю - да это и неважно. Естественно, после такой операции я оказался в реанимации. Но какие-то эпизоды у меня сохранились в памяти, но это не столь важно. А важно то, что когда я оказался в палате меня заинтрубировали, но я не знал что это такое. А это значит, привязали руки и ноги к кровати. Это делается, для того чтобы больной не брыкался. Ведь никто не знает, что может придти в больную голову человека находящегося безсознания, - а я-то был в сознании, но никто этого не знал. Вернее, я его терял на какое-то время, но всё же часть времени пребывания в реанимации был в сознании. И чем дальше, тем чаще приходил в себя, но ничего не видел и не мог даже пошевелить пальцем, а дышал через дыхательный аппарат, но я этого вначале то же не знал. Находясь в сознании, я все слышал, что говорили медсёстры и врачи, и естественно запоминал чисто автоматически. И все имена, и имя отчества мог повторить не задумываясь - такая уж и меня память, но это не столь важно. Ночью к медсёстрам приходили ребята и естественно разговаривали с ними, называя их по именам, и поэтому по голосам я почти чётко фиксировал, кто есть кто. Несколько раз приходил молодой врач из урологического отделения больницы спрашивал о моём состоянии и шутил с медсёстрами - я его тоже запомнил по его голосу. За время моего пребывания в реанимации поменялись четыре смены медсестёр. Последняя смена не имеет отношения к рассказу - я уже тогда был в сознании и меня освободили от «пут» на руках и ногах. С этими «путами» тоже связана трагикомическая история - в какой-то момент, находясь на грани почти полу-сознания, я почему-то подумал, что меня собираются хоронить, не зная, что я живой, а я не могу даже пошевелить пальцем, не говоря уже о том, чтобы что-то сказать в свою защиту. Но я собрал всю свою волю «в кулак» и решил ничего не думать об этом, а ждать дальнейшего развития событий. Как потом уже выяснилось, мои опасения были связаны с незнанием медицинских терминов. Да и вообще, как мне объяснили врачи, какая только чушь не приходит людям в голову, которые находятся в полу-сознании. Говорят, бывали случаи, что из реанимации слабонервные больные сразу же переводятся в психиатрическую больницу, - но это кстати. Потом уже на следующий день пришла женщина врач, раздвинула мне веки и, приставив к глазному яблоку специальный окуляр - сказала, что я скоро приду в сознание. Но ведь она не знала, что я всё слышу, а сказать ничего не могу. Я не могу даже подать знак пальцами рук или ног, что я всё слышу. Но это так - к слову сказано. А теперь о главном. Как я уже писал, почти весь медперсонал реанимации мне был знаком по голосам, но глазами я никого из них не видел. Кстати, по-видимому, я так поступал, потому что мне необходимо было загрузить свой мозг какими-то действиями, чтобы отвлечься от всяких дурных мыслей, то есть не давать возможности полу-сознанию «копаться» в том, что происходит со мной. Возможно, можно сказать и так: оптимист боролся с пессимистом - и так всю жизнь, а как по-другому? Но всё когда-то кончается - и я, наконец, заговорил, да к тому же ещё и всех увидел. Но это произошло не сразу. Я ведь был подключён к дыхательному аппарату, и от него необходимо было как-то освободиться. А как? Всё это происходило под-утро и в палате были только две медсестры. Я что-то прохрипел - говорить мешала трубка дыхательного аппарата. Обе медсестры обратили на меня внимание, и подошли ко мне. Кстати, интересен такой момент - зрение восстанавливалось не сразу, а постепенно. Сначала я увидел какой-то тусклый свет, в котором постепенно начали прорисовываться, вернее, формироваться, наиболее яркие предметы, например, лампы дневного света на потолке палаты, ведь я то лежал на спине. Потом прорисовались и остальные предметы, находящиеся в палате и ещё две кровати, на которых в бессознательном состоянии лежало двое больных. Медсёстры же дремали на стульях около стены. И вот тогда я и прохрипел, и на меня обратили внимание. Когда медсёстры подошли к моей кровати, одна из них обратилась к другой, назвав её, скажем так, Ольгой (хотя это имя я почему-то хорошо запомнил). Она ей что-то ответила и я сражу же по голосу, определил её имя, то есть Ольга. Это было первое имя, которое стало отправной точкой, с которой я начал распутывать весь клубок имён медперсонала наблюдавшего за мной, при этом, не объясняя им, откуда я знаю их имена и имя отчества. Но это потом, а в данный момент я не мог не говорить, мешал дыхательный аппарат, ни двигать руками и ногами, они-то были привязаны к кровати. Но пальцами я двигать мог и я начал двигать пальцами обеих рук и ног, и на это медсёстры обратили внимание. Они поняли, что я по-настоящему пришёл в себя. Ольга обратилась к Ире (имя Ира мне стало понятно - из разговора их друг с другом), предложив ей позвать Марию Николаевну - врача, но пришла старшая медсестра. Имя, которой я уже знал по её голосу. Она сказала, что врач очень занята и поручила ей вынуть дыхательную трубку и отсоединить дыхательный аппарат. Она спросила меня, смогу ли я сам дышать - я утвердительно кивнул головой. Она попросила Иру (не называя её по-имени) чтобы она её подстраховала, когда она будет вынимать дыхательную трубку - если я не смогу дышать сам, нужно будет крепко держать мою голову чтобы вставить дыхательную трубку обратно. Это, в общем-то, не простая процедура, но у реанимационных медсестёр большой опыт и они уже делают это не волнуясь - да и как по-другому, опыт-то приходит со сроком службы, а точнее с годами работы. Трубку вынули и я постепенно, кашляя и хрипя, начал дышать сам. Мне отвязали руки и ноги от кровати, но вставать я ещё не мог. А потом я обратился к старшей медсестре, назвав её Олесей. Она опешила и удивлённо спросила, откуда я знаю её имя, ведь её-то никто не называл при мне по-имени. Я уверенно сказал, что всех здесь знаю, и перечислил имена всех медсестёр и врачей, бывших перед этим в двух сменах. Это их повергло в шок, они были почти напуганы проявлением такого мистического явления - такого никогда не бывает! Такого просто не может быть! И я их окончательно «добил», сказав, что очень хорошо знаю врача, назвав его по имя отчеству, который работает в урологии. Они окончательно растерялись, как-то дико глядя на меня - не знаю, что у них творилось в головах, но наверно там «прыгали черти по камням». И тут вошёл как раз тот врач, его вызвали, сообщив ему, что я пришёл в себя. Он сказал, поздравив меня с благополучным выходом из коматозного состояния, что надо первым делом померить давление. Я протянул руку, и он тонометром измерил мне давление и сказал, что давление у меня как у космонавта 120 на 70 - хоть прямо сейчас в полёт… Я его поблагодарил, назвав его по имени отчеству, и спросил, как работается ему на новом месте? У него буквально отвисла челюсть, этого он никак не ожидал. Он растеряно смотрел, то на меня, то на медсестёр. А медсёстры смотрели на него с какой-то надеждой, думая наверно, что если он врач, то он уж точно объяснит им что за демон этот больной. Но я решил что «игра» уже зашла довольно далеко и нужно внести ясность, в противном случае дальнейшее не предсказуемо. И просто сказал, что хотя и был якобы в бессознательном состоянии, но многое слышал, что вокруг меня происходит и потому, чтобы не думать о всяких не понятных мне временных явлениях происходящих со мной, затеял эту игру. Сначала сам с собой, а потом, уже придя окончательно в сознание, включил в неё и остальных окружавших меня.

В общем-то, я понимаю, что написанное мною выше кажется какой-то фантастикой и мало похоже на реальные события. Но это действительно было именно так. Естественно, это не репортаж с места событий, а всё же некоторое литературное произведение - хотя и короткое. И как в любом из них есть некий налёт вымысла, но в противном случае читать бы было просто неприятно, да и вообще противно.


6 февраля 2018 года.