Последнее пристанище саккудеев...

Индонезийское правительство запрещает аборигенам исповедовать свою традиционную религию и делать татуировки, мужчинам носить длинные волосы. Поэтому почти все местные племена Ментавайского архипелага перешли на западную прическу. Кроме непримиримого племени саккудеев, наотрез отказывающегося пойти на какой-либо компромисс с внешним миром. По официальным данным саккудеи исчезли. На самом деле, вовсе нет. Доставляя весьма сильное беспокойство мелочному порядку индонезийской администрации и моральному комфорту миссионеров, они продолжают жить всего лишь в двухстах километрах от берегов Суматры - в своем последнем лесном убежище.
В течение полутора недель мы поднимаемся по реке. Все более и более узкая, по мере нашего продвижения она становится также все менее и менее глубокой. Часто приходится вылезать из пирог, чтобы тащить их по каменистому дну. Желтовато-грязные воды лениво текут между двумя овражистыми берегами с очень пышной растительностью. Многочисленные кокосовые пальмы раскачивают верхушками более светлого зеленого цвета над темной и густой массой бамбука и кустарников, усыпанных разноцветными пятнами гибикусов, плюмерий, бугенвилей и различными разновидностями огромных азиатских лилий.
В этих местах нет криков птиц, что обычно можно услышать в самой глубине джунглей. Не видно даже бабочек. На самом деле, они здесь есть, просто прячутся. Может быть, из-за змей, как считают жители Суматры. И это не единственный сюрприз Ментавайского архипелага, состоящего из вереницы островков вблизи западного побережья Суматры, которые растягиваются цепочкой более, чем на восемьдесят километров в Индийском океане, и четырех островов - Пагаи (на севере и на юге), Сипора и самого большого Сиберут, выбранный нами из-за его ближайшего расположения к внутренней части архипелага.
Его местные жители еще называют островом Змей или островом Обезьян. Змеи здесь действительно повсюду: на земле, на деревьях, в воде. Каждый вечер, перед тем, как лечь спать, следует посыпать солью по периметру лагеря. И каждое утро необходимо проверять, не спряталась ли какая-нибудь гадюка в сумке или в ботинке. Что касается обезьян, больше всего в этих местах обитает пигмейских гиббонов, которые обычно облюбовываю; вершины больших деревьев, медленно и бесшумно перемещаясь небольшими группами в полной гармонии с тишиной леса. Маленькие, бурого цвета, они являются любимой добычей ментаваев. Правда, охота на обезьян возможно лишь после того, как о ней сообщили местному шаману, так как и обезьяны принадлежат умершим предкам, хотя и невидимым, но вездесущим и живущим в лесу. Убивать обезьян без причины означает оттолкнуть от себя духов.
За четыре дня на нашем пути оказались только две деревушки. Когда мы, к десяти утра, наконец достигли деревни Матотонан, ее жители ждали нас, сидя в своих маленьких укрытиях из срезанных ветвей. Они курили свои длинные сигары и смотрели на нас, не говоря ни слова. В центре дерсвни возвышались два построенных на сваях больших общинных дома - ума, как здесь их называют. Вход в дом сразу вел в просторную комнату, в центре которой был большой очаг - символ домашней жизни. Над ним с балок свешивались черепа обезьян и диких кабанов-бородавочников. За большой комнатой находился ряд маленьких, разделенных узким, темным и пропитанным дымом центральным коридором. Именно в них каждая семья и ведет более интимную жизнь: готовит еду, ест и спит. Под крышей одного ума может жить от пяти до двадцати семей, по шесть - восемь человек в каждой. Самый маленький дом, что я видел, вмещал двадцать три души, самый большой - около четырехсот.
Начиналась же поездка к аборигенам этих мест несколько недель назад. На остров Сиберут сложно попасть: нет регулярного пассажирского
пароходства, а самолеты сюда вообще не летают. Оставалось проводить долгие дни в грустных и вызывающих тошноту портах Сиболга или Паданга в ожидании одного единственного судна, нагруженного разною рода товарами. Более того, было недвусмысленно извещено, что запрещен любой контакт с аборигенами островов и Сиберута, в частности, без особо; о разрешения местной полиции, которое можно получить, если есть разрешение одного из управлений правительства Паданга на Суматре.
В это время я находился севернее моей цели поездки, на острове Ниас, где посетил авторитетные останки древней цивилизации ниасси. Погода была против меня: был сентябрь, и жестокие грозы, приносимые муссоном, все портили - судно так и не приходило. И тут я познакомился с довольно доброжелательными рыбаками ниасси, которые на своем обветшалом суденышке ловили тунцов и акул.
За неимением лучшего и больше в шутку, чем всерьез, я предложил им доставить меня прямо на Сиберут, не заходя в Суматру. К моему великому удивлению, они с воодушевлением согласились! А индонезийский закон не шутит с рыбаками, которые берут на борт иностранных пассажиров. Но мы были далеко от властей Паданга. В итоге, меня посадили на “посудину” ярко ¬синего и красно-оранжевого цвета, и я оказался в самом центре неспокойного Индийского океана, который был наводнен акулами - этими пожирателями людей, и я всю дорогу опасался, как бы мы не пошли ко дну. Слова слишком бедны, чтобы описать это эпическое пятидневное путешествие, во время которого мы держали путь по старому компасу, который регулярно, стоило только в него попасть воде, терял северное направление. И если надвигался ливень, мы принимались жадно искать маленькие островки. И все-таки я прибыл на Сиберут!
На этом острове я смотрел на деревенских жителей, этих знаменитых ментаваев, которых жители острова Ниас описывали мне, как "голых дикарей, покрытых рисунками”. И действительно, их внешний вид был потрясающим! Из одежды на них была лишь узкая набедренная повязка из размягченной коры - у мужчин, и саронг (национальная одежда малайцев и индонезийцев) - у женщин. Все их тела изобиловали удивительными татуировками, без сомнения, уникальными. Длинные тонкие линии, нанесенные при помощи колючек и густой темно-синей жидкости, повторяли изгибы мускулатуры, подчеркивая гармоничность и красоту тела. На всех  мужчинах был один и тот же мотив: одиннадцать дуг на бедрах, четырнадцать лучей на тыльной стороне ладони, до кончиков пальцев. У женщин был иной рисунок: восемнадцать параллельных полосок на руке, пять на плечах, при этом женщины “носят” эти полоски почеркнуто гордо, чтобы все видели.
В отличие от других многочисленных этнических групп, ментаваи не придают татуировкам какое-то мистическое , магическое или относящееся к инициативе значение. Они делают татуировки исключительно для красоты. С каждым годом линий на теле становится больше, что объясняет, почему старики “украшены” больше, чем молодежь. При этом, когда будет набран определенный комплект этих линий, только тогда мужчины и женщины имеют право объединиться и создать семью. Связанные с многочисленными периодами общинных табу, запрещающих любую сексуальную деятельность много раз в течение года, а иногда и на протяжении нескольких недель. И эти ритуальные орнаменты, в действительности, “участвуют” в регулировании рождаемости.
В частично евангелизированной деревне Мадобак, находящейся на берег\ реки, стоят на сваях две маленькие бамбуковые хижины, крытые широкими пальмовыми листьями. В первой живет пожилой ментавай Ареанок, как кажется, пользующийся наибольшим уважением у всей деревни. В хижине напротив живет его жена, вечно занимающаяся домашним хозяйством. Основное блюдо ментаваев - это саго, внутренний слой саговой пальмы, совершенно безвкусный и полностью лишенный питательной ценности, но время от времени обычное меню дополняется таро - сладким картофелем, бананами, ананасами, плодами манго. Еда, конечно, очень скудная. В 60-е годы индонезийское правительство направило несколько коров в ассимимилированные деревни , но, так как их присутствия не захотели духи, жители оставили бродить коров по джунглям. Однако нельзя сказать что главой этой семьи является Ареанок. Хотя ментавайское общество состоит из кланов, в нем уважаются права обоих полов. Женщины, так же как и взрослые дети, высказывают свое мнение во время обсуждении в ума - собраниях. При этом единого вождя нет, но существует совет глав кланов. который объединяется, когда только назревает необходимость.
Я как-то привык каждый день приходить к старику, который рассказал мне немало удивительных легенд и фантастических историй. Однажды Ареанок доверил мне один секрет: он является кереем - наполовину знахарем, наполовину шаманом и пользуется очень большим авторитетом, потому что умеет общаться с духами леса или духами мертвых предков . Он определяет время уборки урожая, делает предсказания по внутренностям принесенных в жертву цыплят, а также лечит болезни, изгоняя демонов. К тому же, Ареанок является главным на церемониях очищения Пулиайат, во время которого: члены клана часами танцуют под стук барабанов и монотонное протяжш . пение, для того, чтобы изгнать из себя нравственную грязь и вновь оброс: и чистоту души - понятие, недавно заимствованное у миссионеров. Индонезийское правительство запрещает аборигенам любую традиционную религию, наносить татуировки, а также мужчинам под. длинные волосы. Поэтому почти все аборигены архипелага сдали стричься по-западному. За исключением непримиримых саккудеев, наотрез отказавшихся пойти на какой-либо компромисс с внешним миром.
Не раз один из матотонанских кереев Августин будет приводить меня к ним Семьи племени саккудеев живут, в основном, в деревнях Мадобак, Сагудубб и даже Матотонан. Они покинули те территории, где “цивилизация”, по их мнению, слишком давит. Они предпочли спрятаться в глубине леса, создав там последнее убежище, в котором они живут в полной гармонии с духами природы. На отношениях, которые другие ментаваи поддерживают с ними, лежит отпечаток как презрения, так и восхищения. “Они живут как обезьяны в своих грязных норах, - говорил мне Августин, - но они не обрезают свои волосы и общаются с великими умершими предками”. Действительно, лично. видели, что все мужчины саккудеи сохранили свои длинные волосы, которые они скручивают на затылке, вплетая в них кусочки красной ткани. Они носят, сложный головной убор из скрепленных между собой листьев небольших кусочков тростника, украшенный лилиями или цветами гибискуса.
Однажды вечером над саккудейским лагерем, расположенным в глубине леса на северо-востоке Сагудубб, шел дождь. Огромные капли ударяли по широким пальмовым веткам, земля была размыта небольшими ручейками, которые то и дело меняли свое направление. Укрывшись от непогоды в самой большой хижине, я стать свидетелем религиозной церемонии.
предназначенной для отдания почестей духам умерших. Шаманы совершали ритуальные жесты, переливая воду из одной колебасы (сосуда из тыквы) в другую, рассыпая по земле травы или рисуя на полу странные знаки, при этом все действия сопровождались тихим бормотанием священных слов. Августин объяснил мне, что это сибулунган - традиционная религия ментаваев, которую даже те, кто официально принял христианство продолжают секретно совершать свои традиционные племенные ритулы доме или в лесу.
По мнению саккудеев, эти верования, передаваемою от отца к сыну
привязывают к каждому живому существу, животному или растению
бессмертную душу, которая находится в вечном странствии. В зависимости от состояния ума своего хозяина, этот двойной дух может оказаться благоприятным или зловредным для души того, кого он встречает. У ментаваев душа любит спокойную жизнь: нервничать или просить кого-либо поспешить - значит нанести оскорбление своей душе. Это анимистическое представление мира также распространяется на природные стихии и вещи.
В течение наблюдаемой мной религиозной церемонии саккудеев у каждого участника этого действия была своя определенная роль, во время исполнения которой совершаются только те движения и говорятся в точности ге слова, которые необходимы. Августин сообщил , что у ментаваев существуют  ритуалы не только для рождений, усыновлений, женитьб, но и для случаев когда, например, нужно построить дом, срубить саговую пальм или смастерить лук. И при каждом из этих событий вся деревня находится под  угрозой пунена - особого табу, способного длиться несколько часов, несколько дней, иногда даже целый месяц. По этому поводу все  остаются в деревне, воздерживаются от путешествий и даже от курения бесконечно длинной сигары, с которой они никогда не расстаются. Пока длится табу, деревня закрыта для иностранцев, с одним исключением, когда гость присутствует в деревне с самого начала пунена, иак как духи предков, вызванные магическим ритуалом, его уже знают.
Современный мир игнорирует духов предков. А ментавайское общество, замершее перед суровостью и числом своих пуненов, не в состоянии ох противостоять. Приход колонизаторов из Суматры, бесцеремонное вторжение лесозаготовительных компаний в населенные духами джунгли и настойчивость индонезийского правительства в стремлении продвинуть  мирных ментаваев к гипотетически прогрессирующей цивилизации может окончательно покончить с их образом жизни, в тишине, в лесном убежище,   куда от шумной и непонятной цивилизации уходят саккудеи...
Вячеслав ОРЛОВ
Галина Остякова