Rip current возвратное течение. Танго либерти. 33

- Ника, прости, пожалуйста, Римму…
Он уже это говорил по телефону. Когда пытался объясниться все эти месяцы и искал для этого пути. И не нашёл – я ему все эти пути пообрезала. И про Лену я при этом меньше всего вспоминала.
Хотя именно с неё всё и началось тогда…
Прости, пожалуйста, Римму…

...Римма. Красивые тёмно-серые глаза, красивые тёмно-каштановые волосы и модный вельветовый плащ с медными застёжками – вот что я увидела тогда в распахнутом дверном проёме на фоне засыпанной листвой площади. Я отшагнула обратно за порог, пропуская посетительницу, но придержала дверь за ручку: я очень спешила.
- Я могу здесь найти младшего научного сотрудника Веронику Беляеву?
Отчётливый выговор, уверенные, руководящие интонации административного работника.
- Вы его уже нашли, – сказала я тогда, весело улыбнувшись. - Но он, к сожалению, уже уходит. А вы, наверное, по поводу экскурсий?
- Нет, я не по поводу экскурсий. Я вообще не по работе, я лично к вам.
И по тому, как она продуманно управляла дыханием, мне стало ясно, что это, действительно, очень далеко от какой-либо работы и от моей весёлой, шуточной иронии. И у меня тихо и отчётливо сжалось сердце. Тёмно-серые глаза, красиво подведённые, несмущённые. Уверенная осанка. Хорошенькая кожаная шляпка. Женщина, привыкшая к тому, что у неё всё получается. С такими женщинами шутки плохи. Они их высокомерно пропускают.
- Мы могли бы с вами где-то поговорить? Это недолго.
И я прямо всей кожей, каждой клеточкой почувствовала холодок опасности. И неожиданное, сильнейшее желание оглянуться. Прямо нечистой силой меня разворачивало назад после её слов. Вдруг остро понадобилось узнать, не стоит ли кто за нашими спинами, не видит ли это кто-то из сотрудников. Не слышит ли… И одновременно я понимала, что оглядываться – это глупо, это провинциально, это трусливо, это жест неуверенности, это пасование перед сильным противником… И я буквально силой заставила себя выдержать. Не оглядывайся, Орфей…
А женщина, пока я боролась с собой, быстро оглядела меня с головы до ног. Короткий, оценивающий взгляд. Неодобрительный.
- Видите ли, - сказала она веско. - я - Римма Астахова, жена Вадима.
Сначала я не поняла смысла. Вадим Астахов, о котором сказала женщина в шляпке, не имел никакого отношения к Вадиму Астахову, которого знала я. И я уже довольно мило и вежливо собралась улыбнуться, чтобы послушать историю про ещё какого-то одного Олега, с которым очевидно что-то стряслось, иначе почему бы эта прекрасно одетая женщина пришла ко мне прямо на работу.
В принципе, по дороге на автобус я вполне могла бы послушать историю про этого клона Вадима Астахова и даже посочувствовать, если понадобится.
Вот такое у меня было восприятие, когда мы вдвоём, бок о бок, вытеснились из тугих высоких дверей старинного особняка, спустились с высокого музейного крыльца на площадь, и рядом с моими торопящимися осенними ботиночками неторопливо зашагали по осенним листьям аккуратные лаковые сапожки.
- Вы извините, - сказала я тогда очень вежливо. - Но у меня очень мало времени, мне нужно вернуться до двух часов. Я срочно бегу на автобус, и мы можем по дороге…
- Нет, мы не можем по дороге, – выразительно сказала женщина, замедляя шаг и останавливаясь совсем. - У меня вовсе нет желания провожать вас на автобус, потому что я всего на два слова. Я просто пришла сказать, что Вадим, несмотря на наши сложные отношения, всё ещё продолжает оставаться моим мужем. А я продолжаю оставаться его женой.
И я остановилась, повинуясь её воле, как прикованная, как приговорённая… И почувствовала тогда вторичный спазм в теле от желания оглянуться – потому что мы встали прямо под стенами музея, прямо под окном одного из его помещений, и я даже знала, какого именно. Комнатки, где сотрудники собираются попить чайку и потрепаться. И часто выглядывают в окно, чтобы развеяться… Эта неведомая Лена интуитивно точно выбрала место, чтобы остановиться и остановить меня. - Ой, а с кем это ты там стояла? – начнётся после моего возвращения. - Ой, а кто это к тебе приходил в такой шляпе? - Слушай, я за таким тренчем весь год гоняюсь, ты случайно не спросила, где она купила?...
И я улыбнулась. А что мне было делать? Улыбнулась, изо всех сил стараясь выглядеть непринуждённой.
Кажется, ей это не понравилось. Бархатные глаза её сузились, взгляд захолодел. Но я уже взяла себя в руки.
- А что вы хотели? - очень вежливо и очень дипломатично спросила я и очень невежливо и очень недипломатично посмотрела на часы.
Она явно не ожидала такого хода. Она ждала моего смущения, моего смятения, она ожидала увидеть нежное и беззащитное. Лесной такой колокольчик, который она быстренько выбросит из букета жизни и пойдёт дальше. А тут вдруг не колокольчик. И вообще не цветок. Может гусеница. Из которой неизвестно что выкуклится. Ещё, может, и кусачая…
Она быстро сориентировалась, надо отдать ей должное. Если гусеница и кусачая, надо гусеницу не дразнить, а быстро уходить. Но сначала минимизировать её значение.
- Милая девушка, - сказала она, сочувственно улыбаясь и намеренно не называя меня по имени. Милая девушка – что-то обезличенное и незначительное. Что-то без имени, без роду и племени.
– Конечно, вас можно понять, - продолжила она. - Вадим – красивый, интересный мужчина с привлекательным будущим, и женщины к нему проявляют повышенный интерес. Это нормально.
Она даже веки опустила, показывая, как понимающе она к этому относится. Да, за моим мужем бегают девочки, но это только плюс нам. Мне, ему и нашим отношениям, пусть хотя бы и сложным. Но наши сложные отношения – это наши отношения. А вот вы тут просто затесавшаяся случайно гусеница. Без роду и без племени. Даже и не бабочка, а гусеница, которую легко можно стряхнуть с букета жизни и раздавить прямо тут, на асфальте. Одним движением лакового сапожка. Без страха и даже без омерзения – до того она незначительна.
- Поверьте мне, он никогда не сделает решительных шагов. Ему это не нужно. Я его хорошо знаю.
И пока я переваривала сказанное, она быстренько овладела ситуацией и нанесла точный удар.
- Подумайте обо всём этом, когда у вас будет время, – проникновенно посоветовала она и сочувственно коснулась моего локтя рукой в перчатке. – Это всё, что я хотела сказать. А теперь вам пора.
И она мило улыбнулась, мило наклонила голову в своей модной шляпке, спокойно повернулась и пошла от меня.
А я осталась стоять.
Это был контрольный выстрел, она выиграла этот раунд. У неё всё получилось. Покровительственно и по-матерински. Хотя разница в возрасте между нами всего лет в восемь. Но она ушла, а я осталась. И если я сейчас тоже пойду, то это будет выглядеть, словно я выполняю её план. «Вам пора». И любой мой шаг будет шагом, сделанным по её милостивому разрешению…
Конечно, можно остаться стоять – из упрямства. Тебя послали, а ты не идёшь. Можно. Только выглядеть будешь всё равно побеждённой – растерзанно и оглушённо. Так тебя отхлопали, что ты окаменела на месте...
Она добилась своего: останусь ли я стоять, пойду ли по своим делам – всё будет в её пользу.
Вот так одерживаются тактические победы. Без единого выстрела, просто несколькими словами.
Я тогда нашла-таки третий вариант и всё равно сделала по-своему: подошла к чугунной оградке, озабоченно раскрыла сумочку и стала невидящими глазами просматривать документы в папке. Словно я спохватилась вдруг, словно весь разговор, что только что был - это досадный пустяк, который отвлёк меня от важного, и вот сейчас я к этому важному возвращаюсь. Какая-то досадная гусеница в лаковых сапогах ко мне приползла и отвлекла от дел.  Но только я не видела ни одной строчки на бумаге, которой усиленно шуршала на страх врагам, я только опять, опять боролась с собой, чтобы машинально не оглянуться на неё. А меня опять нечистой силой разворачивало и разворачивало посмотреть ей вслед…
Не оглядывайся, Орфей...
И только в автобусе, только попав в его уютное, привычное, пробензиненное чрево и плюхнувшись на свободное сиденье, я вдруг почувствовала слабость и противную тошноту под ложечкой.
И откинулась на спинку сиденья, и закрыла глаза.
Не оглядывайся, Орфей…

продолжение http://www.proza.ru/2018/05/13/839