Благодетель. Мопассан

Он никогда даже не мечтал о такой карьере! Сын провинциального судебного исполнителя Жан Марэн отправился изучать право в Латинский квартал, как многие другие. В многочисленных пивнушках, которые он прилежно посещал, он познакомился со многими студентами, которые спорили о политике за кружками. Он испытывал восхищение по отношению к ним и всюду следовал за ними, оплачивая закуски, когда у него были деньги.
Затем он стал адвокатом и начал проигрывать дела. Однажды из газет он узнал, что один из его старых студенческих приятелей стал депутатом.
Он снова стал его верным псом, мальчиком на побегушках, которому дают поручения по необходимости и с кем совершенно не церемонятся. Но по иронии парламентарской судьбы депутат стал министром; через полгода Жана Марэна назначили государственным советником.

*
Вначале у него случился такой приступ гордости, что он едва не потерял голову. Он ходил на улицу ради удовольствия показаться людям, словно его чин можно было угадать по одному виду. Он находил повод сказать продавцам в магазине, разносчикам газет и даже кучерам фиакров:
- Я, государственный советник…
Затем к нему пришло естественное желание благодетельствовать, защищать и заботиться, как это обычно следует из профессиональной необходимости, из долга влиятельного и щедрого человека. Он предлагал свою поддержку всем.
Когда он встречал на бульваре знакомое лицо, он подходил с радостным видом, пожимал руку, интересовался здоровьем, а затем, не дожидаясь вопроса, заявлял:
- Вы знаете, я теперь государственный советник и я полностью к вашим услугам. Если я могу быть чем-то вам полезен, пользуйтесь мной без смущения. У людей в моём положении – длинные руки.
Потом он входил с приятелем в кафе, просил перо, чернила и один листок бумаги: «Официант, мне нужно написать рекомендательное письмо».
И он писал 10, 20, 50 рекомендательных писем в день. Он писал их в "Американском кафе", у Тортони, в «Мэзон-Доре», в кафе «Риш», в «Эльдер», в "Английском кафе", в «Наполитэн» - везде. Он писал всем чиновникам республики, от мировых судей до министров. Он был счастлив, совершенно счастлив.

*
Однажды утром, когда он вышел из дома, чтобы идти на работу, пошёл дождь. Жан Марэн подумал, не взять ли ему фиакр, но так и не взял и пошёл по улицам пешком.
Ливень крепчал, затопляя тротуары и дорогу. Г-ну Марэну пришлось укрыться в подворотне. Там уже находился старый седовласый священник. Перед тем, как стать государственным советником, г-н Марэн не любил духовенство. Теперь он относился к этим людям с уважением (с тех пор, как кардинал вежливо проконсультировал его в одном важном вопросе). Дождь лил как из ведра, и двое мужчин были вынуждены побежать до стойки консьержа, чтобы их не забрызгало. Г-н Марэн, которого всегда очень тянуло поговорить, чтобы выразить свою значимость, сказал:
- Вот уж и погодка сегодня, господин аббат!
Священник поклонился:
- Да, сударь, и это тем более неприятно, когда приезжаешь в Париж всего на несколько дней.
- Ах, так вы из провинции?
- Да, сударь, я здесь проездом.
- Действительно, очень неприятно видеть дождь, если находишься в столице всего несколько дней. Но мы, чиновники, которые проводят здесь круглый год, не думаем об этом.
Священник не ответил. Он смотрел на улицу, где начал стихать дождь. Внезапно, словно решившись, он приподнял сутану, как женщины приподнимают юбку, чтобы перепрыгнуть через ручей.
Когда г-н Марэн увидел, что тот собирается уходить, он крикнул:
- Вы намокнете, господин аббат! Подождите ещё немного, дождь сейчас перестанет.
Священник заколебался, затем ответил:
- Я очень спешу. У меня назначена важная встреча.
Г-н Марэн казался очень огорчённым.
- Но вы положительно вымокнете. Могу ли я спросить, в какой квартал вам нужно?
Кюре помолчал несколько секунд, затем ответил:
- Я иду по направлению к Пале-Руаяль.
- В таком случае я готов предложить вам укрыться под моим зонтом. Я иду в Государственный Совет. Я – государственный советник.
Старик поднял лицо и посмотрел на соседа, затем сказал:
- Премного благодарен, сударь, и с удовольствием приму предложение.
Тогда г-н Марэн взял его под руку. Они пошли по улице вместе, как слепой и поводырь. Г-н Марэн говорил:
- Осторожно, ручеёк, господин аббат. Особенно остерегайтесь колёс, они могут забрызгать с головы до ног. Обращайте внимание на зонты встречных прохожих. Спицы зонтов очень опасны для глаз. Особенно невыносимы женщины: они ни на что не обращают внимания и тычут спицами своих зонтов вам прямо в лицо. Они ни перед кем не смущаются. Можно подумать, что город принадлежит им. Они царят на тротуарах и на улицах. Что касается меня, я нахожу, что их образованием сильно пренебрегают.
И г-н Марэн рассмеялся.
Кюре не отвечал. Он шёл, согнувшись, и внимательно выбирал места, куда поставить ногу, чтобы не запачкать ни обувь, ни сутану.
Г-н Марэн продолжил:
- Вы, наверное, приехали в Париж, чтобы немного развеяться?
Старик ответил:
- Нет, у меня здесь дело.
- Ах! Важное дело? Смею ли спросить, по какому вопросу? Если я могу быть вам полезен, я в вашем распоряжении.
Кюре казался смущённым. Он пробормотал:
- О, это небольшой личный вопрос. Небольшая трудность с моим… моим епископом. Это вас не заинтересует. Это… внутреннее дело… дело духовенства.
Г-н Марэн поспешил сказать:
- Но дела такого порядка решает именно Государственный Совет. В таком случае, я к вашим услугам.
- Да, сударь, я и иду в Государственный Совет. Вы так добры. Я должен встретиться с господами Лерпэр, Савон и, возможно, Петипа.
Г-н Марэн застыл, как вкопанный.
- Но это же мои друзья, господин аббат, мои лучшие друзья, мои коллеги, милейшие люди. Я порекомендую вас всем троим в самых тёплых выражениях. Положитесь на меня.
Священник поблагодарил, рассыпался в извинениях. Г-н Марэн был счастлив.
- Ах, вы можете похвастаться тем, что вам выпала редкая удача, господин аббат! Вы увидите, что благодаря мне ваше дело пойдёт как по маслу.
Они пришли в Государственный Совет. Г-н Марэн ввёл аббата в свой кабинет, предложил ему сесть, подставил стул к огню, затем сам сел за стол и начал писать:
«Дорогой коллега, позвольте мне в самой лучшей манере рекомендовать одного из самых достойных и почтенных представителей духовенства, г-на аббата…»
Он прервался и спросил:
- Как ваше имя, скажите, пожалуйста?
- Аббат Сентюр.
Г-н Марэн продолжил писать:
«…г-на аббата Сентюра, который нуждается в Вашей помощи в деле, о котором он Вам расскажет.
Я счастлив, что эти обстоятельства позволяют мне, дорогой коллега…»
И он закончил обычными приличествующими выражениями.
Когда он написал 3 письма, он отдал их своему протеже, который вышел, рассыпаясь в тысяче протестов и благодарностей.

*
Г-н Марэн закончил работу, вернулся домой, провёл спокойный день, мирную ночь, проснулся в хорошем настроении и открыл газету. Первым ему попался радикальный листок. Он прочёл заголовок «Наше духовенство и наши чиновники»:
«Мы не перестаём освещать проступки наших священников. Один из них, некий Сентюр, уверенный в том, что при нынешнем правлении ему всё сойдёт с рук, совершивший несколько низких поступков, о которых мы даже не будем упоминать (однако подозреваемый в том, что он был иезуитом, перешедшим в сан аббата), обвиняемый епископом в своих гнусных преступлениях, был вызван в Париж, чтобы дать объяснения своему поведению. Он нашёл ярого защитника в лице некоего Марэна, государственного советника, который не заколебался дать преступнику в сутане самые тёплые рекомендательные письма к своим коллегам.
 Мы обращаем внимание министра на то, что квалификация этого советника не соответствует…»
Г-н Марэн выпрыгнул из постели, оделся и побежал к своему коллеге Петипа. Тот сказал ему:
- Ах, вы об этом. С вашей стороны было очень глупо порекомендовать мне этого старого конспиратора.
Г-н Марэн растерянно пролепетал:
- Но нет же… видите ли… я ошибся… У него был такой славный вид… он меня обманул… он меня использовал, этот негодяй. Умоляю вас, накажите, строго накажите его. Я напишу. Скажите мне, кому написать, чтобы его наказали. Я найду главного прокурора и архиепископа, да, архиепископа…
Он сел за стол г-на Петипа и написал:
«Сударь, я имею честь донести до сведения Вашего Преосвященства, что я только что стал жертвой интриг и обмана некоего аббата Сентюра, который использовал моё доверие. Обманутый протестами этого священника, я смог…»
………………………….
Затем, подписав и запечатав письмо, он повернулся к своему коллеге и сказал:
- Пусть это послужит вам уроком, дорогой друг. Никогда никого не рекомендуйте.

5 февраля 1884
(Переведено 12 мая 2018)