Спортивный батальон 5 Друзья-товарищи и конфликты

Друзья-товарищи и конфликты
 
Уже в институте у меня стали намечаться романтические отношения с однокурсницей Надей Дудник. Но женское сердце не постоянно. Стоило мне оставить институт в общей сложности недели на три (для дембиля), как оказалось, что мое место успел занять Соловейчик. Когда я заскочил в институт за документами, то меня там встретил Алик с виноватым видом. Смущенной выглядела и Надя. Не скажу, что сильно переживал из-за не получивших продолжение отношений, но досада. что это произошло так быстро, осталась. Зато моя месть, как я совсем недавно узнал, задела сердце изменницы и кололо его почти полвека. В институте у Нади украли пальто, а если учесть, что она была родом из другого города из малообеспеченной семьи, во Львове жила в общежитии и в основном на стипендию, то потеря была ощутимой. Это я узнал перед самым отъездом из Львова. Вернувшись в Москву, я собрал некоторую сумму денег и выслал ей с припиской, что деньги мне возвращать не  надо, адрес, который указан в переводе фальшивый, а когда у нее будет такая возможность, то пусть их пожертвует тому, кто в них будет в тот момент  особо нуждаться.

Мы некоторое время переписывались с Аликом,  и он  вскоре после этого случая написал мне, что Надя все время выпытывает у него мой адрес, к чему бы это. Я так понял, что о переводе она Алику ничего не сказала. Судя по доходившим до меня сведениям, они в конце концов расстались. Соловейчик уехал в Германию, а с год назад я получил электронное сообщение из Украины (не из Львова) от Нади. Она напомнила о себе, оставила телефон, но звонить я не стал, предложив продолжить общение по «мылу» и задал вопрос, не знает ли она что-нибудь о Соловейчике. Ответа не последовало. Возможно мой вопрос показался ей бестактным. Но скажу честно. мой вопрос про Алика был еще одной отчаянной попыткой его разыскать. В спортивном батальоне он был одним из самых близких моих товарищей. Самым близким и родным был, конечно, вечно пьяненький Феликс Свистунов. Теплые отношения у меня сложились с Аркашей Бурданом.

Но с Аликом мы были еще и в какой-то мере партнерами. Вместе готовились и поступали в институт. Наши совместные занятия запомнились тем, что они проходили у него дома и сопровождались приготовлением и поеданием салатов из помидоров и лука. Алик готовил их со знанием дела,  и они поедались со смаком, как того заслуживали.  Еще он меня обучал украинскому языку, точнее переводу текстов. Так  я прочитал полностью две книги на украинском языке: «У чорних лицарів» (У черных рыцарей) Дольд-Михайлика – продолжение легендарного боевика «И один в поле воин». Книга только-только вышла, но еще на украинском языке. На русский она не была переведена. Поэтому, чтобы удовлетворить свой интерес к данному произведению, мне пришлось потрудиться. Но довольно быстро я освоился. Вторая книга «Злий» (Злой) была переводом с польского на украинский.  И вот этот текст мне давался со значительно большим трудом.

Вспоминаю забавный эпизод. Мы с Аликом как-то  возвращались в спортбат на такси. Сидели на заднем сидении. У меня в руках был Дольд-Михайлик,  и я сходу, не читая вслух по-украински, переводил текст. Алик меня изредка поправлял. Таксист все время озирался на нас:  ехали два каких-то странных  солдата и что-то такое не просто читали, а именно переводили. Алик мне подмигнул и как бы невзначай спросил в полный голос: - А тебе с какого языка труднее даются переводы с английского или французского? – Я понял его шутку и подыграл: - Вообще-то хуже  всего у меня со шведским и датским. При этих словах таксист так крутанул баранку, что мы чуть не въехали на бордюр.

Несколько слов хочу посвятить Аркаше Бурдану. Он был родом из Одессы, но постоянно не юморил, как большинство одесситов, как бы обязанных по определению это делать. Он был довольно серьезным парнем, к тому же женатым. Жене он каждую ночь в бытовке писал длиннющие письма мелким подчерком страниц на 10 как минимум. О чем можно было столько и каждый день сочинять, было для нас настоящей загадкой. Мы над ним подшучивали по этому поводу, но он был невозмутим. Его жена была тоже фехтовальщицей. довольно успешной, в то время она уже была кандидатом   в сборную Союза. Нашего Виктора Сидяка, как я уже рассказывал, также стали привлекать в сборную. Когда Сидяк  возвращался со сборов, то Аркаша бросался к нему с вопросом: - Ну. как там моя Татьяна?  Сидяк же вместо ответа начинал загадочно и гаденько улыбаться, чем приводил Аркашу в бешенство. Уж не знаю, было там что или не было, но через какое-то время их брак распался. Бурдан был рапиристом, левшой. Выдающимися способностями  не обладал, но боец он был цепкий и злой. Но в отличие от многих из нас Аркадий был дальновидным. Не смотря на явные подлянки со стороны Сидяка,  у них сложились рабочие отношения. Аркаша взял в руки саблю и начал тренироваться вместе с Сидяком. Поскольку Аркаша был левшой, он для Сидяка стал полезным спарринг-партнером также, как сам Виктор был полезен  нашей сабельной сборной.  После службы в спортбате Аркаша вернулся в родную Одессу и стал тренировать  саблистов. О Бурдане - тренере очень яркие воспоминания оставил Юрий Стоянов. Потом Аркадий уехал в США, где как тренер добился блестящих успехов. Он тренирует сборную женскую команду саблисток США. Среди его учениц есть  чемпионки и призеры Олимпийских игр и мира.

Виктор Сидяк был неоднозначной личностью. В нем сочеталась одновременно и великодушие, и грубость, переходящая в откровенное  хамство. У меня с ним по этой причине отношения не сложились. Я как-то уже упомянул, что умел  драться. В детстве и  юности это случалось  довольно часто. Иногда это происходило и без особого повода. Помню мне лет 16, я возвращаюсь под утро с ночного свидания. Навстречу – компания из четырех  человек. Обычное: - Дай закурить! – У меня нет. – Ага, не хочешь поделиться, - и град ударов. Отмахиваюсь, как могу. Кого-то удачно зацепил. Отпрянули друг от друга. Побазарили и разошлись. Другой случай. Армия, Дорогобуж, мне поручили подготовить к отправке остатки библиотеки. Штатный библиотекарь уже отбыл в часть. Работы много, я попросил замполита дать кого-нибудь в помощь. Появились два парня. Один из них заявляет, что его направили мне в помощь, но ты, мол, управляйся сам, а у меня свои срочные дела. Я возразил: - Давай, сначала поработаем, а потом вали, я тебя прикрою. Он начал качать права, которых у него не было  по определению. От слов он перешел к размахиванию кулаками. От его удара  я уклонился, и кулак задел меня не сильно и по касательной. Я ответил серией точных ударов и в кровь разбил ему нос.  На помощь ему бросился второй, но путь ему преградил Валька Герасимов из нашего отделения. Я кинул побитому бойцу полотенце, чтобы он мог вытереть кровь. –Теперь можешь валить, а то кровищей мне книги запачкаешь, - бросил  я ему великодушно. Инцидент исчерпан.  Через день уже наше подразделение грузили в эшелон. На станции появился побитый мной боец. Он с интересом долго изучал мою физиономию, явно надеясь отыскать следы его удара. Но моя физиономия в полном порядке, а его имела ужасный вид: распухшие нос, губа  и огромный фингал под глазом.

            В спортбате мне пришлось тоже пару раз   сцепиться с коллегами. Один раз с борцом, когда тот в ленинской комнате без всякого предупреждения и согласования начал переключать каналы телевизора. Другой случай был как раз связан с Виктором Сидяком. Призваны мы были с ним  в одно время, но он сразу попал  в спортбат и чувствовал себя старожилом. Я же пришел после учебки на год позже.  Мы уже сидели в столовой,  и я накладывал в миску  еду, когда он  подсел к столу. Ни слова не говоря, Сидяк на правах «деда» потянул к себе бачок. Я психанул, поскольку имел армейский стаж даже на 3  месяца больше (за счет Дорогобужа),  и вытряхнул содержимое черпака ему в лицо. Он ответил мне ударом, но я успел один раз ему тоже вмазать. Удары были не тяжелые, поскольку нас разделял обеденный стол. В ту же минуту между нами возник Чика, штатный писарь батальона. Он широко расставил руки, чтобы отделить нас друг от друга, но при этой отмашке Чика случайно  крепко врезал мне по глазу.  Счет в этом поединке между мной и Сидяком  по ударам он был 1:1, но в мою пользу был половник с кашей, которую он несколько минут после боя с себя отряхивал. Правда, его несколько утешал мой слезящийся глаз, но это не было его заслугой. После этого случая Сидяк признал мои права, держался со мной ровно, но близких отношений у нас с ним не было.