13. Уходящему...

УХОДЯЩЕМУ.

2018 г.

Опять весна. Дожить до нее оказалось ох как непросто. Однако дожил и даже собираюсь на свидание. Хотя о каком свидании можно говорить, когда тебе семьдесят пятый год…

 - Здравствуй!... Я обещал придти, и вот - пришел. Правда, не через год, а через два. А ты изменилась… Или изменился я сам, или мы оба. В прошлый раз я дал тебе Имя, ибо прежнего уже никто не помнит. ЦЕРКОВЬ БЕЗ КРЕСТА. Теперь понимаю - нет, нет и нет. Это неправильно и недостойно Тебя. Ты - то, что изначально несет свой крест - тихо, терпеливо, смиренно. И еще - стойко и достойно. Поэтому ты центр, особый мир в мире, куда тянет неимоверно. Пожалуй, даже сильнее, чем в ухоженные, обласканные вниманием и согретые молитвой действующие храмы.

Зов твой - тихий шепот, и услышать его можно только в особом состоянии сознания. Когда его нет, никуда не идешь, потому что идти вроде некуда. А уж если пришел, значит, услышал, и понял, и принял. Значит, в тебе самом есть нечто такое, что зорче и прозорливее самого тебя. Однако объяснить словами все это почти невозможно.

И вот, я смотрю и ВИЖУ…

Не нынешнее село (или садово-огородное товарищество), не дорогу, дома и дачи, не эту полуразрушенную и заросшую бурьяном церковь, а огромное человеческое море… Оно разное - где-то тихое и спокойное, где-то коварное и бурное, мелководное и бездонное, теплое и холодное. Где-то идут корабли и гибнут корабли, и кто-то уходит в небытие, а кто-то чудесным образом спасается.
 
Вот лодка потерпевшего кораблекрушение… Или просто уносимого ветром. Вначале он полон сил и надежд, он гребет изо всех сил, но весла ломаются. И тогда он гребет руками. Потом они падают, и все надежды только на ветер. Однако ветер стихает, и тогда этот несчастный дует в безнадежно повисшие паруса и молится, молится, молится… Ибо на море, как и на войне, неверующих не бывает…

Все конечно в этом мире, конечны и молитвы. И тогда остается лишь, не отрываясь, смотреть в бездонное опрокинутое небо. Уже не сопротивляясь, не молясь и ни на что не надеясь. Но вот небо темнеет, проносится свежий шквал… Раскаты грома, бешеные потоки воды, и ветер, ветер… Ветер, несущий к берегу, причалу, родному Дому…

А под ним, этим огромным и космически безграничным небом - пространство нашей жизни с ее океанами, морями, островами и материками… Сцена, где мы играем свои роли. У кого-то они огромны, как у Иисуса, Будды, Магомета, у кого-то поменьше, а у кого-то совсем крохотные и потому незаметные. Что же делать нам, малым и убогим, если удел наш - вечное «Кушать подано», и никому не придет в голову пригласить за стол, дать омовение, разломить хлеб, выслушать и дать совет…

Что делать потерпевшим кораблекрушение и уносимых ветром? Наверное, играть до конца. И вот кто-то играет прилежно и старательно, ни на йоту не отступая от сценария и прописанной роли; кто-то убеждает себя: «Это просто игра», - и играет спустя рукава или вообще отказывается от «недостойного лицедейства». Но вот кто-то вдохновился самой идеей Игры и делает все, чтобы спектакль выглядел как можно более ярко, достоверно, убедительно.

Потому что ЗАВТРА будут другие сценарии, куда более ответственные и сложные. И думается мне, что на определенном этапе артисту позволена некая «отсебятина». ЧТО она представляет собой и откуда берется - одна из тайн человеческой души. Именно ее, а не разума. Ибо «отсебятина» разума выглядит совсем по-иному. Возможно, в этом объяснение того. что  в пожилом возрасте многие наши «роли» (особенно, если это «правильные роли») основательно забываются, в то время как «отсебятина» - никогда.

Разум, наверное, вообще  самая противоречивая и относительная вещь на свете. И только когда он забывает о себе и начинает восходить в пространство того, о чем  пытается говорить и что пытается понять,- все в корне меняется. И он начинает, например, видеть то, что именуется духовной реальностью.

Вот передо мной здание, которое не пощадили ни судьба, ни время, ни человеческая память. Однако я вижу не это…

Вижу  Дороги Времени, убегающие вдаль; вижу, как строилась эта церковь, росла ввысь, освящалась, взрослела. Вижу множество лиц. Почему-то в черно-белом оформлении… Ну да, ведь в те времена не было ни цветных фотографий, ни цветных фильмов… А вот хоругви красные, флаги – бело-голубые. Звучат слова литургии, а потом все заполняет собой колокольный звон…

И что, я скажу себе: «Это то, что было когда-то, то что ушло безвозвратно и чего уж никогда не будет; это лишь то, что мне кажется»? Так говорит мне разум, в то время как душа утверждает иное… Ибо за этим - не хрономиражом, не фата-морганой - не воображением она, как на картинах И. Глазунова, видит и безошибочно чувствует тысячи и десятки тысяч людских образов, жизней и судеб, тысячи церквей и тысячи крестов, в то числе и Тот, самый главный… И тех, кто был, и есть, и будут… Именно здесь и таится тайна духовной реальности - в людях, глубоко и искренне верующих.

Не надо их изучать, исследовать, тестировать, подгонять под какие-то рамки и увешивать ярлыками. Не надо разбирать на части, ловить уходящее души и взвешивать на весах. Все эти попытки и философии, и психологии, и физики, и даже теологии бесполезны и неразумны по определению. Надо просто принять как данность существование чего-то такого, что превышает возможности не только  нашего разума, но и души, и духа. Почти невозможно объяснить, что означает на самом деле вхождение уже не в умственно-религиозное, а в над- религиозное, духовное сознание…

Не в «энергоинформационное» поле, не в «Психический мир», не в «Царствие Небесное» или «Царство Божие» - там дошедших и устроивших свою жизнь предостаточно…

Не следует ожидать от пребывания в духовном мире захватывающих и «волшебных» приключений, обретения небывалого могущества и неиссякаемого знания, участия в строительстве «новых миров» и встреч с представителями неземных цивилизаций. Понятия «мир чистого, незамутненного света и добра» тоже не подходят. И в то же время здесь есть ВСЕ И ОНО ЕСТЬ ВСЕ… Единственное, что хоть что-то способно объяснить, это определение

ДОМ ОТЦА МОЕГО…

Тот самый Дом, о строительстве которого я вам рассказывал с самого начала и до сих пор. Только войдя в него, начинаешь понимать:

БОГ - ТВОЙ БОГ - ПРИДЕТ К ТЕБЕ ТОЛЬКО ТОГДА, КОГДА ВОПРОС ЕГО ПРИХОДА -ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ.

Пока же справляешься сам, пусть с трудом, со скрипом, с болью и слезами, пока учишься побеждать сомнение, неудачи, болезни и обманы, пока осваиваешь искусство одаривать и принимать дары, не стоит перекладывать на плечи Всевышнего свою тяготу.

Не проси, не требуй. не молись сверх меры, не истязай себя ложной виной и не думай, что она единственная и самая страшная в мире. Не поминай всуе ИМЯ, но говори с Ним постоянно. Накрой стол, приготовь постель, зажги свечу, спой свою самую любимую песню.

Это и будет гениальная простота духовного мира и главная его тайна. Подобная простоте неофита или язычника, утверждающего: «Я знаю лишь, что Бог есть и что Он меня любит. А ничего большего мне и не надо». Именно этим простота отличается от изощренного разума, на вопрос «Вы верите в Бога?» радостно отвечающего: «Верю, если Он есть!»…

Нам же, уходящим, духовный мир и духовная истина нужны в первую очередь для того, чтобы, наконец, увидеть собственную Книгу Жизни и прочесть в ней свое настоящее ИМЯ. В этом смысле задуманная «Книга старости» или «Очерки старения» представляются нелепостью, пустым и бессмысленным делом. Писать и говорить следует только о жизни, молиться лишь тому, кто ее дает нам, строить лишь такой Дом, в который не стыдно пригласить и друзей, и родственников, и близких, и Учителей своих, и Отца твоего.

Что ж, пора собираться.  До свиданья, Старая Церковь… Даст Бог, еще свидимся. Ухожу… И что это мне за напасть такая - все время уходить и уходить, прощаться и приходить снова. Иду, а в голове звучат слова недавно услышанной песни…

Дай вам Бог с корней до крон
Без беды в отрыв собраться,
Уходящему — поклон,
Остающемуся — братство.

Вспоминайте наш снежок
Посреди чужого жара,
Уходящему — рожок,
Остающемуся — кара.

Всяка доля по уму,
И хорошая и злая,
Уходящего — пойму,
Остающегося — знаю.

Край души, больная Русь,
Перезвонность, первозданность.
С уходящим — помирюсь,
С остающимся — останусь.

Но в конце пути сияй
По заветам Саваофа,
Уходящему — Синай,
Остающимся — Голгофа.

В. И В. Мищук.

***