Неудачная охота. Рассказ из сборника Охота пуще не

Осень пришла неожиданно. Казалось ещё вчера, солнце временами не уходило с горизонта по неделям, и в городке было суетливо и душно. А потом лили дожди, покрывая невидимое синее небо, тяжёлыми низкими тучами, вытряхивающими на асфальтовые улицы, лужи и лужицы грязной воды.
А вчера Гена заметил, что на деревьях, под окнами их квартиры, появились первые жёлтые листочки и шашлычная, на противоположной стороне дороги, обслуживавшая посетителей пляжа, на берегу, недалёкого водохранилища, закрылась на ремонт…
Возвращаясь вечером из гаража, Гена обратил внимание на пустынный берег, тогда как обычно по пологому галечному берегу на солнцезакате гуляли обнявшиеся парочки…
Через неделю, многие деревья в соседнем сквере поменяли окраску листьев, а вода в водохранилище стала холодно-синей и неприветливой даже на вид…
«Надо в тайгу собираться – думал он – выруливая прохладным ранним утром, на плотину гидроэлектростанции и в блеске солнечного дня, разглядывал вдали, над поверхностью большой воды стаю перелётных уток, вспугнутую одинокой моторкой...
Всех дел всё равно не переделаешь, а тут, золотая пора настаёт – изюбриный рёв!» - вздохнул он.
С этой плотины, в хорошую погоду, глядя вдоль протяжённого водохранилища, можно было рассмотреть синевато – белые, заснеженные хребты Хамар – Дабана, стоящие на противоположной стороне Байкала.
Эти горы, находились, по прямой, от города, примерно в ста пятидесяти километрах, на юг.
«Это ж надо, какой частоты воздух, в начале осени! – размышлял он.  - Невооружённым глазом виден хребет, который обычно не всегда виден и с северного берега этого озера – моря…»
Не откладывая, вечером, возвратившись с работы Гена позвонил сыну, Максиму и договорился с ним о поездке в лес, в пятницу, в сторону Приморского хребта, с двумя ночёвками, стартуя чуть раньше окончания рабочего дня.
 – Остановимся там, где обычно, на развилке – заканчивал разговор Гена, - а потом будет видно… Если изюбри ещё не ревут, то позже, переедем куда-нибудь к озеринкам, и на уток поохотимся…
До пятницы, Гена приготовил всё охотничье снаряжение, переложил его в машину - просторный микроавтобус японской марки «Митцубиси», почистил карабин и достал из металлического ящичка, патроны.
«Возьму с собой штук десять – думал он, протирая масляной тряпочкой, тяжёлые, пули с острыми красноватыми медными наконечниками и жёлтыми донцами.
- Десять хватит, потому как, вполне может быть, что звери ещё не ревут и поездка будет впустую. Зато свежим воздухом подышим и на осень полюбуемся».
… В пятницу, Максим закончил осмотр пациентов в клинике пораньше, и приехав домой к четырём часам, собрался и проверил свой карабин.
«Папаша, как всегда всё уже приготовил и мне остаётся только ждать его приезда…».
В это время снизу позвонили и Максим кнопкой домофона открыл внешние металлические двери. Это был отец…
Быстро спустив вещи вниз и сложив их в машину, выехали со двора.
Пропетляв, некоторое время по городским улицам, выехали на шоссе и уже без помех, понеслись в сторону Байкала, вдоль широкой речной долины, среди зарастающих и порыжевших болот…
Километров через двадцать, асфальт закончился и съехав на грунтовую дорогу, не снижая скорости проследовали дальше.
Слева и справа от дороги, стояли невысокие, покрытые осенней разноцветной тайгой холмы. Там, где берёз на склонах было побольше и цвет тайги был золотым, а на краю речной долины, вдоль которой тянулась дорога, кое – где, буро - красноватым отдавали листья болотных кустарников.
 Слева от дороги, близко поднимался склон, заросший молодым сосняком, и потому, ничего не было видно, далее пятидесяти метров. 
Поднявшись на пологий склон водораздельного хребта, на минуту остановились, чуть выпили водочки и покропили Бурхану.
«В прошлый раз, он, Бурхан, нас уважил, и мы добыли славную матку – изюбриху» - вспомнил Гена, но промолчал, чтобы удачу не вспугнуть.
…Перед тем, как ехать дальше, полюбовались на бескрайнюю закатную тайгу, расстилающуюся во все стороны света и потом, вдохнув поглубже прохладные ароматы осени, сели в машину и покатили под гору, уже в сторону байкальского берега…
Как обычно, внизу, в долине свернули налево, в Солнцепёчную падь и переехав по тряской гати небольшую речку, стали подниматься по лесовозной дороге, в сторону заказника.
… Машина неспешно катила по грязной колее и то слева, то справа, в прогалы старых вырубок, видны были пади и распадки расцвеченные золотом и багрянцем подсыхающих, подмороженных ночными заморозками, листьев берёз и осин.
В одном месте, на мокрой грязи увидели следы небольшого стада оленей, перешедших дорогу совсем недавно – день или два назад…
Вскоре, Гена остановил машину на развилке дорог, одна из которых, уходила влево по гребню, а другая, сворачивала направо, в заказник.
- Ничего предосудительного мы не делаем – посмеиваясь, вслух проговорил Гена, разминая ноги и осматриваясь.
- Одно колесо у нас в заказнике, зато другое, в любительском охотничьем хозяйстве, на пребывание в котором у нас есть документы…
Максим, поддакнул, сойдя на обочину постоял там вслушиваясь в таежную тишину и возвратившись, стал вытаскивать из машины снаряжение для ночёвки: палатку, спальники, топор, резиновые сапоги…
Через полчаса, рядом с машиной, на обочине, на старом кострище горел большой костер, потрескивающий сухими ольховыми веточками и на тагане дымился ароматным паром большой, почерневший от сажи котелок – Максим варил суп, с тушёнкой и макаронами.
… Гена, отойдя чуть в сторону, тоже послушал прохладную тишину вечернего леса, а потом, приложив к губам деревянную трубу - манок, сделанную из просушенной ели, из срединной её части, затрубил – затянул на весь лес неожиданно громко и пронзительно, очень похоже на натуральный изюбриный рёв…
Этот страстный вопль разнёсся над притихшей, закатной, позолоченной заходящим солнцем тайгой и, отразившись в крутых склонах дальнего распадка, вернулся укороченным гулким эхом…
Гена опустил трубу и замер…
В тайге было тихо. Налетевший порыв ветра, пошевелил красно – жёлтые, круглые листочки на придорожной осине и они затрепетали, словно от волнения за своё недалёкое будущее. «Что – то с нами будет? - дрожащим шепотом спрашивали они, но никто им не ответил…
Вскоре ветер стих и листья успокоились…

… Ужинали в машине и пришлось включить внутреннее освещение в тайгу приходили сумерки…
Разлили по водочке, чокнулись и молча выпили, а потом, закусывая вкусным варёным мясом и прихлёбывая горячий аппетитный суп, заговорили о планах назавтра…
 - Я думаю, что быки сейчас ревут очень редко, потому как на дворе половина сентября – начал Гена.
– Однако, мы ночью послушаем и если не будут реветь поблизости, то поутру сходим вниз, в долинку перевалив через гребень. Если и там будут молчать, тогда, соберёмся и поедем на водохранилище, уток попробуем пострелять.
У меня в багажнике, ещё с весны, лежит моя двустволка и патроны к ней…
Максим молча слушал и закусывал с большой охотой – он устал за лето в своей клинике, и ему просто побыть в лесу, послушать тишину и подышать чистым воздухом, казалось необыкновенным праздником.
Помолчав, Гена продолжил:
 – Сегодня пораньше спать ляжем, а завтра пораньше поднимемся, чаю попьём и выступим с рассветом. Может что-то и удастся услышать…
На этом и порешили…
После еды, уже сидя у костра, долго пили чай и разговаривали, вспоминая предыдущие охоты в окрестной тайге…
… Когда ночь опустилась на тайгу и пламя костра обрело яркий, красно – оранжевый цвет, Максим начал зевать и заметив это, Гена предложил укладываться…
Через полчаса, из тонкой брезентовой палатки раздавалось мерное сопение, а костёр почти прогорев, изредка вскидывался язычком невысокого пламени, на мгновение освещая и серый силуэт палатки, и кроны молчаливых деревьев, и машину, тревожно отблескивающую стеклом фар и подфарников - отражением от вспышек угасающего пламени…

… Доминантный бык изюбрь, уже около недели был в волнении и беспокойстве.
Этой осенью, неведомая сила инстинкта размножения, в очередной раз проникла в его кровь и разлилась непреодолимой жаждой действия и борьбы, по всему большому, сильному телу.  Крупные, семи-отростковые рога, великолепной королевской короной венчали его голову и уже готовы были для боёв с любым соперником.
Когда он ревел, поднимая голову и широко открывая свою зубастую пасть с длинным языком внутри, то рога, словно два плуга с светлыми острыми окончаниями, блестя полированной костью, симметрично торчали по сторонам от головы, захватывая пространство более метра шириной.
Наш олень – бык, назовём его Владыка, уже успел собрать в округе пять маток, две из которых были с прошлогодними телятами и жил вместе с ними, всё больше волнуясь и возбуждаясь.
Он постоянно нервно облизывался словно съел совсем недавно слишком много сладкого и от этого, его томила неуёмная жажда.
Неподалеку от его стада, в чаще, держались ещё два молодых оленя – самца. Один с пяти-отростковыми рогами, а другой – «спичечник», имел на голове два прямых рога, напоминающих спички, вставленные в «кекс» головы тыльной частью…
Оба они боялись Владыки, и с его приближением, бросались наутёк, однако, через какое - то время возвращались и терпеливо ждали развития событий…
Владыка, с каждым днём всё больше волновался, перестал есть – у него от возбуждения и внутренней горячности, совсем пропал аппетит. Он, только изредка ненадолго отлучался от своего «гарема», чтобы сходить на соседний ручей, утолить беспрестанную жажду мучившую его со времени начала гона.
Матки, не обращая внимания на нервозность своего повелителя по-прежнему, в положенное время начинали кормиться, и в положенное же время ложились в лёжки, отдыхали и пережёвывали жвачку…
Бык в это время, подходил к одной из них, трогал её рогами или копытом передней ноги, а когда потревоженная матка вскакивала и отбегала в сторону, бык обнюхивал её лёжку, пытаясь уловить запах готовности матки к спариванию…
Однако природа устроила всё так, что матки приходили в «охотку», только когда быки достигали апогея сексуального возбуждения, давая возможность оленям-быкам выяснить отношения и определить сильнейшего, к которому они и переходили в неограниченную, «сладострастную» власть.
… Вечером этого дня, когда матки кормились на заброшенных приречных покосах, бык услышал звук мотора приближающейся машины и насторожился. Однако опасный звук, доносился со стороны гребневой дороги и вскоре, удалившись вглубь тайги, затих.
И потому, бык успокоился, хотя принял к сведению, что в его владениях появились люди на своих дурацких металлических коробках на колёсах, с шумными моторами, спрятанными внутри этих сооружений…
Однако, на всякий случай, постепенно тесня кормящихся маток, Владыка перегнал их на дальний покос, поближе к прохладному чистому ручью, бегущему по болотистой, заросшей мелким березняком, долинке…
В это время, молодые бычки, следуя за стадом, приблизились на недопустимо близкую дистанцию и бык-доминант, в начале медленно, делая вид, что не обращает на них внимания подошёл поближе, а потом, сорвавшись с места, вытянув голову на длинной набухшей от похоти шее, кинулся галопом в их сторону, часто – часто толкаясь копытами и зло хрюкая – рыкая на «претендентов».
Те, более молодые и лёгкие, мгновенно перейдя на галоп и совершенно потеряв независимый вид, метнулись в чащу и успокоились только тогда, когда Владыка остановился далеко позади, сердито мотая головой с большими семи отростковыми рогами…
Вскоре, он возвратился к пасущимся маткам.
… Постепенно прохладные сумерки опустились на глухое урочище и в это время, олени услышали, далеко на гребне, пронзительный рёв быка – соперника…
Владыка встрепенулся, поднял тяжёлую, рогатую голову и полуоткрыв пасть с видимым краем толстого розового языка, стал принюхиваться и прислушиваться. Ему показалось, что этот рёв – вызов уж слишком был направлен в его сторону, уж очень был чист по тону и потому, на всякий случай, бык – олень решил промолчать и послушать, что будет дальше.
Молодые быки тоже вскочили с лёжек, и постояв некоторое время напряжённо прислушиваясь в ожидании продолжения, через время снова легли и вздыхая, положив головы в высокую, ещё зелёную траву, растущую посреди кустарниковой куртинки, задремали…
Осенний лес пах начавшей подсыхать высокой густой травой и березово-осиновыми листьями, уже подмороженными утренними заморозками, которые здесь на дне речной долины, иногда сопровождались белым, похожим на сахарную пудру, инеем…

Тайга, в том районе, была хороша для оленей. Сразу после войны, в здешних местах повырубили лес и на вырубках, вырос лиственный подрост, которым и питались копытные: косули, олени и лоси.
Здесь к тому же бывало мало охотников, потому что заказник граничит с долинами речек Замки и Карлуки - Большие и Малые. В этих трёх долинах жило постоянно несколько стад оленей – изюбрей, числом до пятидесяти, шестидесяти штук, а в гаремах, ревущих по осени рогачей, бывало по восемь – десять маток…

… Лет десять назад, учитывая обилие зверя в здешних местах, несколько предпринимателей скинулись и сделали тут, маралью ферму, огородив несколько квадратных километров тайги, прочными металлическими решётками.
Потом, по внешнему периметру, прогнали бульдозер и сделали маломальскую дорогу, по которой можно было периодически объезжать маральник на вездеходе. Потом наняли трёх егерей и завезли туда маралов с Алтая, где мараловодческие фермы процветали с давних пор…
Дело это в Восточной Сибири было неизвестное и потому, для начала купили и завезли трёх оленей-быков и семь маток…
Первая зима прошла без потерь.
Однако на следующую осень, во время гона, один из быков был покалечен в драках оленей – самцов и погиб, а оставшиеся изюбри, наполовину были перебиты браконьерами, из соседней деревни, а оставшиеся, разбежались…
Один из егерей, нанятых в хозяйство запил и по пьянке, разболтал, кто и как несёт службу по охране маральника…
… Воспользовавшись временем, когда егерей не было на кордоне, местные охотники, большими ножницами по металлу, проделали дыру в металлической заградительной сетке, и, проникнув внутрь, устроили загон и стрельбу.
В результате были убиты четыре оленя, один из быков и три матки.
Браконьеры, мясо вытащили в «пролом» и увезли на машине, а оставшиеся олени, кое-как перезимовав, летом, после того как на заградительную сетку упала в «бурелом» лиственница в два обхвата и пригнуло её до земли, ушли в окрестную тайгу.
Владельцы маральника после этого переругались, но начинать дело заново не захотели и всё выстроенное в тайге хозяйство, просто забросили…
 С той поры, вдоль заросшей дороги, местами видны ещё высокие деревянные столбы, вкопанные в землю, и кое - где, в высокой траве, валяются обрезки металлической сетки…
Сразу после этого, в деревнях на сто километров в округе, многие дворы, огородили хорошего качества металлической сеткой, происхождение которой всячески скрывалось…
… Когда маральник развалился, несколько оленей ушли в тайгу и смешавшись с местным поголовьем, образовали местную популяцию оленей, в которой и выросли герои нашего рассказа…
 Седой – один из тех «привозных» оленей – быков, оставшийся в живых и сбежавший тогда из маральника, со временем наплодил потомство и доживал свои дни в окрестной тайге.
А Владыка – доминантный самец, с самыми большими рогами и Бурый – его соперник, тоже жили в этом урочище много лет и каждую осень, во время рёва, держали «гаремы» один поблизости от другого…
Седой, Бурый и Владыка ходили всю зиму вместе и отбивались от стаи волков, из пяти особей, которые не рисковали нападать на быков, а резали маток, отбивая их по одной от большого стада, живущего отдельно от оленей - самцов.
… Но вот прошло очередное лето…
По утрам, на зелёную ещё траву, пали первые заморозки и иней, тонким слоем покрывавший по утрам низины и болотины, растаяв под солнцем, играл яркими красками, переливаясь разноцветьем в миллионах мелких капелек чистейшей влаги, повисших на стеблях травы и листочках ягодных кустарников.
Казалось, что владыка духов здешних мест – Бурхан, щедро рассыпал мелкие драгоценные камни в широкие, кочковатые болотины и они, сверкали мириадами разноцветных огоньков, отражая солнечный свет!
К полудню капельки испарялись и драгоценные сокровища незаметно исчезали, а тайга приобретала серьёзный и суровый вид…
… В это время года олени – быки, большая часть из которых были молодыми особями с небольшими рогами, а то и вовсе со «спичками», разошлись по тайге и стали готовиться к гону.
Все они, за лето наели запасы жира, шкуры их лоснились от довольства и силы. Взрослые быки, были готовы испытать себя в боях за обладание покорными матками, тоже разделившихся на семейные группы и кланы…
Часть из маток была ещё с телятами – сеголетками, которые уже подросли, но по-прежнему при случае, сосали материнское молоко…
…В эти осенние дни, как и всегда с древних времён, начался изюбриный гон…
В начале один бык, Седой, опробовал свой голос, рявкнул несколько раз сзывая из округи маток и давая знать другим быкам о своей готовности сразиться с ними.
Ему, на прохладных рассветных, синих зорях, пока как бы нехотя, ответили другие быки и тайга скоро «запела», заревела, хриплыми, суровыми басами оленей-доминантов, и тонкими пронзительно чистыми голосами молодых быков – пока ещё только претендентов на звание «хозяин гарема»!
Олени-быки, в начале гона определяли кто самый сильный, а потом, после жестоких боёв между собой, забирали себе маток из гаремов проигравших быков.
Но в начале осени, матки, отделившись от общего стада, приходили к тому или иному доминантному быку, знакомому по прошлым годам, составляя его стадо - гарем…
 Молодой – бык, только становящийся доминантным, тоже принимал участие в этих жестоких «соревнованиях», но пока, только на правах зрителя…
Он долгое время жил в стаде маток и был высок и силён не по годам. Однако, казалось, его время пока не пришло…
Матки летом, смотрели на него, как на своего вожака, однако с началом гона, разбрелись по тайге и неожиданно, Молодой, остался в одиночестве.
Несколько раз он пытался вернуть знакомых маток на свой участок, где они провели почти весь год вместе, однако матки разбегались в разные стороны и потому, Молодой был раздражён и взволнован.
Так бывало каждый год и каждый раз, он свою неудачу воспринимал драматически. Молодой олень, скучая в одиночестве, бродил по округе то взбираясь на крутые склоны распадков, а то, в поисках разбежавшихся оленух, спускался в ручьевые долинки
Тут то, ранним утром, ещё в предутренних сумерках он и услышал басистый рёв Седого и азартный, гневный ответ с соседней гривы, тоже доминантного быка, Бурого.
Опустив голову и обнюхивая ещё влажную от росы траву, Молодой определил, что недавно здесь прошло стадо из пяти маток во главе с Седым, который всегда начинал рёв одним из первых в этой тайге…
Олень встрепенулся, шерсть, гладкая и густая встала дыбом у него на загривке и осторожно осматриваясь, прислушиваясь и принюхиваясь, он направился по следам гарема Седого…
Двигался он почти неслышно, чащу обходил, временами останавливался и подолгу нюхал воздух влажными блестящими ноздрями. Его высокие подвижные уши, двигались из стороны в сторону, улавливая доносившиеся из округи шумы или шуршания.
Каждый год, по осени, он становился внимательным и нетерпеливо насторожённым. Доминантные быки были сильны и свирепы и вполне могли покалечить, напав стремительно и совершенно неожиданно…
В очередной раз, услышав впереди рёв старого быка, Молодой остановился, поднял голову на вытянутой шее, понюхал воздух и вдруг через кустарники, увидел мелькнувшую, сивую, почти белую шерсть большого зверя, и тут же услышал треск веток и стук по ним рогов второго быка, приближающегося с противоположного склона…
Молодой, резко повернул, ускорившись, на осторожной рыси, зигзагами поднялся на склон распадка. Отойдя подальше, остановился в светлом сосняке, и глянув назад, увидел, как на дне долины, на сенокосной поляне за заболоченным ручьем, появился вначале Седой, а потом, выскочил из дальнего угла лесной поляны второй крупный бык, Бурый…
Оба зверя, одновременно, подняли головы, ощерили зубастые пасти и выпуская из разгорячённых глоток, в прохладу осеннего утра струйки пара, заревели, рыкающе и раскатисто, при этом, стараясь не смотреть друг на друга, в упор.
Проревев вызов – угрозу, Седой, опустил голову к земле и большими рогами, со светлыми острыми окончаниями, начал, мотая головой из стороны в сторону, «боронить» землю, вырывая траву с корнем.
Бурый, медленно сближался с соперником, но делал это по-прежнему отворачивая голову в сторону от противника, делая вид, что не смотрит в его сторону.
И Седой, реагируя на такое поведение соперника, словно по команде, тоже пошёл параллельно Бурому, и тоже не глядя на очередного «претендента».
В какой - то момент, оба быка по очередной, инстинктивной «команде», развернулись, сменив направление движения на противоположное и пошли сохраняя дистанцию на прямых ногах, задирая рогатые головы вверх и сдерживая ярость, кося только одним глазом в сторону «визави»!
Так они проделали несколько раз, постепенно сближаясь, и наконец сошлись посередине поляны.
Первым, быстро развернувшись на девяносто градусов и резко опустив рога к земле, изготовился к схватке Бурый. 
Седой тотчас, проделал тот же манёвр, а потом, с расстояния в метр, вдруг прыгнул вперёд!
Их мощные, толстые и длинные рога, столкнулись с костяным треском, а мускулистые тела напряглись, вспучились напряжёнными мышцами.
Мощь всего их тела сосредоточилась в сгорбившихся от напряжения загривках, и острые копыта, как якоря упёрлись в зелёную дернину, оставляя в ней глубокие борозды – отпечатки…
Рога Седого, были немного больше и длинней, но Бурый был моложе и выносливей.
Сдержав первый натиск соперника, Бурый молниеносными движениями рогов, то вверх, то в стороны перехватился поудобнее и, заставив Седого потерять равновесие, сдвинул его с места, медленно начиная теснить старого оленя к краю поляны…
Оба быка хрипло дышали и бока их вздымались от напряжения!
Отступая, Седой вдруг перебрал ногами и оба «бойца», развернулись по кругу словно в боевом танце и поменяли направление атаки. Однако эта смена позиций не помогла старому оленю…
Седой, продолжал медленно, но неуклонно отступать под могучим напором противника. Бурый, почувствовав небольшую слабость соперника, набирая скорость и силу напора, неудержимо рвался вперёд, к победе…
В какой-то момент, уже на краю поляны, Седой споткнулся о берёзовый пенёк, шея его изогнулась, и он попробовал отпрыгнуть и избежать падения.
Бурый, когда рога на секунду разомкнулись, рассоединились в мгновение среагировал и ударил острыми рогами в заднюю часть туловища оступившегося  соперника.
Острые отростки на конце правого рога вошли в бедро противника и пронзили крупную мышцу насквозь. Седой, отпрянул, развернулся на месте и большими прыжками, в начале отскочил метров на двадцать, а потом, перейдя на рысь, стал отступать, уходить через лес, перепрыгнув заросший кустарником и высокой травой, ручей.
И только выскочив на противоположный пологий склон долинки, остановился…

… Бурый его не преследовал. Он стоял озираясь и тяжело дыша, затем поднял голову и заревел гордо и победно, вслушиваясь в шумы утреннего леса…
В это время над горизонтом, над вершинами деревьев растущих на восточном склоне долины, сквозь предутренний туман пробились первые лучи восходящего солнца, и его лучи, красочными пятнами высветили разноцветье деревьев и трав на противоположном склоне, ещё только в верхней его части…
Рёв изюбря – победителя, прозвучал как яростное и гордое приветствие народившемуся новому дню жизни…
Услышав этот победный клич, Седой инстинктивно отозвался, с соседнего склона, но уже менее уверено и яростно. Не дожидаясь ответа, на своё запоздалое «возражение», повернувшись на месте, побеждённый и раненый бык, побрёл по низу небольшого распадка прочь, ощущая, как по ноге к копыту, тонкой струйкой стекает горячая кровь из сквозной раны на правом бедре…
Пройдя несколько сотен метров, Седой, со вздохом - стоном лёг, но уже лёжа, продолжал изредка реветь. И казалось, в этом хриплом рёве слышалась жалоба, в которой смешались страдание от унизительного поражения и от боли в ране…
 Бурый в это время, немного успокоившись, прошёл через кочковатое болотце к ручью, напился водички, а потом, став на дно ручья подогнул ноги, лёг двигающимся, дёргающимся от нервного возбуждения животом в холодную воду.
Полежав так несколько секунд, бык – победитель поднялся и вернулся на поляну, куда уже вышли матки побеждённого соперника. Бурый подошёл к одной из них, обнюхал её и та, лизнула его в морду, розовым длинным языком, словно успокаивая взволнованного бойца.
Бык попытался оседлать матку, но она несколько раз отпрыгнув в сторону, перешла на рысь, потом остановилась в отдалении, и вновь начала кормиться…
Матки ещё не были готовы к совокуплению, однако безропотно перешли под власть нового владетеля гарема…
Молодой, видевший всё это издалека, осторожно двигаясь, начал спускаться к полянке, но делал это медленно и когда до гарема, теперь уже нового хозяина маток оставалось метров сто, он тихонько лёг и облизываясь, стал задрёмывать, изредка взглядывая, сквозь сетку переплетённых веток, в сторону луговины…
Осенью, не имея гарема, он крутился неподалёку от стада какого-нибудь доминантного быка, в бой с ним вступать боялся, но с молодыми быками уже не раз схватывался и не раз побеждал их.
Но пока, это были только «тренировочные» бои…
Хотя, при случае, если хозяин гарема ненадолго отлучался, Молодой, с рыканьем врывался в стадо маток и старался оседлать одну из них, или даже несколько штук отогнать в тайгу!
Правда, заиметь своих маток ему пока не удавалось…
Весь следующий день и холодную ночь, Седой провёл на одном месте, в глухом распадке не вставая из лёжки. Только изредка он поднимался и хромая, со стонами, спускался к ручью, а напившись воды, шёл назад и осторожно ложился на прежнее место. Задняя нога опухла, и болела…
Днём, при солнце, рану облепляли комары и мухи – кровососы. Бык пытался их отогнать, но целый рой чёрных мух, словно прилипал к кровавому следу на шерсти, и к самой кровоточащей ране…

… Волчий выводок, как обычно осматриваясь м принюхиваясь шёл на охоту вдоль ручья, в широкую долину.
Волчица, ведущая за собой стаю, вдруг насторожилась, понюхала траву на которой, видны были капли почерневшей крови и коротко фыркнув, резко свернула в сторону, лёжки раненного оленя…
Стая голодных хищников развернувшись в цепь, в мгновение перешла в галоп и через какое - то время, волк – отец, различил шевеление в ближайших кустах и мощными прыжками приблизился к Седому, который, увидев волков, вскочил, постоял на дрожащих ногах, а потом попытался убежать, но от боли и потери сил, остановился метров через пятьдесят, развернувшись задом к толстому стволу золотисто-коричневой сосны, опустил голову вниз и несколько раз угрожающе мотнул рогами, предупреждая волков, что будет биться до конца…

… Стая окружила, раненного зверя…
Уже подросшие волчата, повизгивая перебегали с места на место изредка ещё и тонко взлаивая от возбуждения. Волк отец, воспользовавшись суматохой, возникшей при неожиданной встрече, крадучись подобрался к беспомощному оленю сзади, выбрал подходящий момент, когда волчица отвлекала внимание оленя, подойдя почти вплотную к рогатой морде.
И воспользовавшись тем, что всё внимание раненного зверя было сосредоточено на наступающей волчице и перебегающих с места на место волчатах, волк-вожак прыгнул на Седого сзади и могучей хваткой вцепившись в бок оленя, вырвал кусок мяса с длинной шерстью, и тут же отскочил.
Олень от этого броска – удара потерял равновесие, упал на колени, затем попытался подняться, но поскользнулся и в это мгновение, уже волчица прыгнула на незащищённую шею и полоснув клыками, клацнув мощными челюстями, разорвала толстую кожу вдоль шеи, сверху вниз.
В это же время, волчата, которых осталось к осени четверо из шести, кинулись со всех сторон на обезумевшего от страха оленя и рыкая, стали рвать истекающего кровью зверя…
Через несколько минут, всё было кончено и голова Седого, на длинной мощной шее склонилась вниз, а один из тяжёлых рогов глубоко вонзился в окровавленную землю…
   
В это время, Бурый, перегнавший своих маток повыше по склону, на старую гарь, передвигаясь по верху гривы и временами останавливаясь осматривался, а потом, задрав рогатую голову на длинной гривастой шее к небу, ревел – рычал рокочущим охрипшим басом, вызывая других гонных быков на бой!
После победы над Седым, он почувствовав себя непобедимым и разъярялся при любом шуме или шевелении в кустах или в лесной чаще…
 Увидев двух молодых быков с рогами о пяти отростках, стоящих далеко на краю зарастающей гари, он немедленно бросился на них с гневным хрюканьем. Молодые, не пытаясь сопротивляться - кодекс оленьей чести не позволял им напасть вдвоём на одного, - убегали, не разбирая дороги и часто меняя направление отступления.
Прогнав их немного подальше вниз по склону, Бурый, размашисто шагая возвратился на гриву поближе к своему гарему, подойдя к лежащим маткам, нервно облизываясь стал обнюхивать их одну за другой, заставляя маток вскакивать и отбегать чуть в сторону.
Потом, наклонив голову, Бурый обнюхивал место лёжки и словно разочаровавшись, переходил к следующей.
Иногда он останавливался и ревел коротко и сердито, а иногда безуспешно пытался догнать быстрых легконогих оленух, словно проверяя насколько искренним был их испуг…
…Так, незаметно прошло несколько дней, в течении которых Бурый, нервничая перегоняя маток с места на место, возбуждался всё больше и больше и ревел почти не преставая, забыв на какое – то время о кормёжке и отдыхе.
Когда матки спокойно паслись или лежали в мягкой траве задрёмывая, бык постоянно находился на ногах и бродил вокруг гарема или приставал, к пока ещё равнодушным «наложницам».
Он часто облизывался и во время рёва или схватки с противником, низ его живота начинал трястись волнами от обуревающей его ярости и похоти…

… Наступило очередное осеннее утро и над землёй, наступил синий, прохладный рассвет.
Сквозь струйки белого тумана, поднимавшегося над речной долиной, на небольшой полянке были видны спокойно кормившиеся на луговине матки и рядом, на границе леса стоял Бурый, слушая молчаливую тайгу.
Время от времени время он ревел вызывая на бой соперников и в паузы, вслушивался в звуки эха утренней тайги, повторяющей в урезанном виде его «песню».
За эти дни, Бурый, заметно похудел, так как не переставая двигался с места на место, почти ничего не ел и лишь изредка ходил на недалёкий ручей, попить воды и охладиться-искупаться…
… В это время, рёв – вызов Бурого, вдруг, принесённый попутным ветерком, услышал другой местный олень - Владыка, который, тоже после купания в грязевой ванне, лежал под деревом отдыхая и наблюдая за окрестностями в окружении кормящихся неподалёку маток.
Владыка, встревоженный далёким зовом, вскочил на ноги, определил направление, откуда донёсся до него далёкий рёв Бурого, оглядел маток, словно пересчитывая их и после, ответил басовитым и сердитым рёвом, показывающим его силу и уверенность в себе…
Оба быка имея маток, были необычайно возбуждены и потому, заслышав вызов соперника, рысью направились один навстречу другому, оставив маток за спиной…
Сблизившись, увидев один другого сквозь переплетение веток и листвы, олени пришли в неистовство!
Они, ревели не переставая, каждый по своему демонстрируя силу голоса, исторгаемого мощной грудью, через опухшее от возбуждение, горло. При этом, они толстыми, острыми рогами рыли землю, вырывая пучки папоротника и травы, повисающих на концах рогов, словно боевые украшения…
Приготовляясь к схватке, противники от начала до конца проделывали ритуал предшествующий бою: медленно сходились, двигаясь параллельными курсами высоко задрав головы и не глядя друг на друга, презирая врага и кичась своими боевыми достоинствами.
При этом, становилось заметно, что Бурый чувствует себя не очень уверенно, явно опасаясь размеров тела и величины рогов Владыки, который демонстрирует их постоянно поворачивая голову то влево, то вправо…
Но тут из березняка, из густых зарослей папоротника и высокой травы, вдруг начал реветь Молодой, осторожно подходя - подкрадываясь к соперникам. Он был по - прежнему без маток, но разгорающийся азарт гона и страстная похоть, всё сильнее толкали его в бой за обладание желанными матками.
Однако, его главной надеждой, по прежнему было – постараться подкравшись незамеченным, к оставленному без присмотра гарему, угнать матку или две, и начать жизнь доминантного быка…
Возбуждённые Владыка и Бурый, слыша рёв Молодого совсем недалеко, решили отложить бой между собой на потом.
Бурый, на чьей территории внезапно появился этот новый «претендент», даже рад был отложить поединок и яростно хрюкая, сорвавшись с места в галоп, попытался перехватить осторожного Молодого.
Но тот, испугавшись своей решительности, развернулся и по частому папоротнику, на высоких прыжках, мелькая белыми окончаниями острых отростков рогов убежал от Бурого, на время забыв о своих амбициях…
Владыка, воспользовавшись суматохой и увидев парочку маток из гарема Бурого, отделившихся, отошедших от стада чуть дальше положенного на его территорию, наклонив голову на длинной гривастой шее, обежал их по дуге, а потом, развернувшись, зло и часто хрюкая сквозь полуоткрытую пасть, погнал маток к своему гарему.
Молодой в это время, будучи намного легче и быстрее Бурого без труда оторвался от доминантного быка и тот, прекратив погоню возвратился к своему гарему…
Молодой, оставшись один ещё раз проревел, но уже не так уверенно, словно жалуясь на судьбу, и имитируя схватку начал рыть землю копытом и вслед, уже рогами, разметывая папоротник, поднимал обрывки зелёных стеблей на рога…

… Бурый, обнаружив пропажу двух своих маток разъярился, заревел ещё страшнее прежнего. Из его горла вырывались рокочущие, рыкающие звуки и уже не сдерживая себя он, в бессильной злобе, набрасывался на упавшую берёзу.
Потом, разъяряя себя ещё больше, начал, мощными рогами ломать, крушить ветки, накручивая их концы на отростки рогов, а потом, мотая головой, на гривастой сильной шее, отрывал их от ствола. Он сдирал кору и ломал концы веток, а войдя в раж, поменял объект атаки, и подбежав под низкую иву, начал драть её рогами, закручивая в жгут и ломая, сокрушая ветки…
… Спустя полчаса, разочарованный неудачей Бурый, возвратился к маткам, вынюхивая следы пропавших, потерявшихся беглянок. Совсем как легавая собака, наклонив голову почти до земли, он, на рысях кругами обследуя окрестности, пытался выяснить, в какую сторону ушли две его матки…
Заслышав рёв Владыки из-за горы, Бурый резко остановился, и зло, ощерившись, раскрывая широкую пасть, ответил ему, рокочущим басом.
Перекликаясь таким образом, оба быка, однако, вовсе не спешили начать драку. Они пытались запугать друг друга непритворной яростью и громкостью рёва…
И Бурый, в этом соревновании голосов, явно проигрывал…
К тому же, потеряв из виду беглянок, он начал беспокоится об оставшихся и потому, не спешил лезть в драку с Владыкой, но перегнал маток в соседний распадок, на ничейную землю, подальше от гарема соперника…
Инстинкт подсказывает ему, что лучше не рисковать, а насладиться властью над оставшимися, пока есть возможность…

…Первым, как обычно проснулся Гена. Он открыл глаза, осмотрелся и понял, что на улице начинается рассвет: палаточный тент, стал сероватого цвета и на дальней стороне, в ногах, стала различима серая полоска застёжки.
Поворочав головой, ощутив прохладу воздуха пробирающегося в спальник через щели, он подумал, что пора вставать и как обычно, решительно исполнил задуманное - вылез из спальника, со вздохами покидая обжитое, тёплое место; одев брюки, на босу ногу обул холодные резиновые сапоги, накинул сверху куртку и вышел на свет.
Ещё окончательно не рассвело и в округе стояла первобытная тишина. Небо было чистым, но поднимающийся от земли туман закрывал видимость по низу и дальние деревья растущие вдоль дороги, стояли неподвижно, наполовину растворяясь в серой, влажной дымке.
Сходив в кустики, Гена, привычно быстро и умело развёл костёр, из белой пластмассовой канистры, налил в котелок воды, поставил его на огонь и подойдя к палатке, сквозь тент, тронул ногой бок Максима: - Пора вставать…
 Сын заворочался в спальнике, но привычно подчиняясь командам отца, выпростался из спальника, быстро оделся и вылез из палатка, протирая заспанные глаза…
Подрагивая от предутренней прохлады, Максим налил воды в кружку и поливая себе на руки изо рта, помылся, потом протёрся чистой тряпочкой лежавшей на заднем сиденье машины и подойдя к костру, где отец уже заваривал чай, протянул руки к пламени костра, отворачивая голову в сторону от дыма…
… Чай пили молча и закусывали без аппетита, борясь с сонливостью.
 Вскоре, однако, крепкий чай начал действовать и потому, жить стало намного веселей и перспективней.
Гена складывал продукты для обеденного перекуса в рюкзак и заряжая винтовку, в мыслях был уже в лесу и от утренней вялости не осталось и следа. Перед тем, как пойти по гребневой дороге, Гена мельком оглядел бивуак – ничего не забыли? - а потом решительно зашагал вперёд.
Поспевая за ним, двинулся Максим…
Поначалу, решили пройти по дороге, по территории заказника.
Пересекли вершину заболоченного ручья и когда уже выходили на сухой склон заросший мелким сосняком, Гена молча показал Максиму себе под ноги, - на влажной грязце, в углублении колеи внятно отпечатался след крупного оленьего копыта.
Максим кивнул головой и Гена, почли шёпотом произнёс: - Наверное под утро был здесь… Давай поднимемся повыше по дороге и там «потрубим»…
Максим кивнул головой, но стал внимательней смотреть себе под ноги на поросшую травой и усыпанную сосновой хвоей колею, изредка взглядывая по сторонам, иногда приостанавливаясь и всматриваясь в подозрительные силуэты, возникающие далеко впереди, в прогалах между деревьями…
Наконец, поднялись на гриву и там остановились. Гена немного успокоив дыхание, облизал губы, приложился к трубе и мощно затянул боевую изюбриную песню, начиная высоко и протянув, раздражённое - И- и – и – и, закончил басистым - Э- э – э –Х…
… К этому времени из-за лесистой вершины холма показалось ясное чистое солнце и пробиваясь сквозь густую разноцветную листву и хвою, осветило тонкими, золотыми лучами и зелёную отаву на колее, и коричневую прошлогоднюю, почти перепревшую хвою, и первые золотые листья, опавшие с берёз и украсившие круглыми зубчатыми «монетками» разбросанными по серо-коричневом, чистому от зарослей кустов пространство дороги, и порыжевшую высокую траву на обочине.
… Охотники, долго стояли, прислушиваясь, иногда выдыхая воздух и на задержке поворачивая головы то влево, то вправо…
Но всё было тихо, и постояв ещё какое-то время, они пошли дальше…
Пройдя по дороге еще чуть вперёд, свернули налево и поднялись на вершину холма с которой, на многие километры вокруг, были видны окрестные леса… Гена и здесь, приложившись к трубе проревел раз, а потом ещё и ещё…
Но тайга молчала не отзываясь и только тёплый ветер шумел в хвое большой сосны, стоящей на вершине холма…
Внизу, у подошвы высокого лесистого хребта, далеко – далеко, полудугой обтекая его, блестела темно-синяя лента реки Голоустной и на её берегу, видны были большие покосы, покрытые зеленой, словно стриженой отавой.
Там, кое – где на травке стояли конусы стогов сена, издали похожие на серые, подсохшие земляные кротовые холмики.
Ещё дальше, изломанной линией холмов раскрывались необозримые таёжные горизонты, окружающие долину реки…
После долгой остановки, полюбовавшись на открывающиеся виды, тронулись дальше, идя один за другим на расстоянии метров двадцати.
В одном интересном месте, Максим заметил под ногами, между низинных кочек, чей то помёт, коровьей «бляхой» заполнивший углубление. Приглядевшись, молодой охотник понял, что здесь совсем недавно, оставил свою отметину, медведь.
Покачав головой, он хотел крикнуть отца, но тот шёл быстро и пружинисто и потому, сын промолчал, запомнив этот случай на будущее…
… Время незаметно подошло к обеду и спустившись по крутому, скользкому склону в глубокий распадок, охотники нашли маленький ручеёк, неслышно текущий посреди высоких кочек в самой глубине травянистого болота, набрали там вкусной водички, мигом вскипятили чай в небольшом полукруглом котелке и поели, запивая бутерброды с варёным мясом, крепким, горячим чаем…
После еды, настроение, несмотря на молчание изюбрей, поднялось и сил прибавилось…
Отдыхая, охотники полежали немного на травянистой полянке рядом с угасающим костерком и закрыв глаза подремали, слушая шум ветра в кронах соседних сосен…
Потом, уже не надеясь услышать ревущего зверя, собрали недоеденные бутерброды и кружки с котелком в рюкзаки и тронулись дальше, …
Пройдя по дороге до старых вырубов, заросших кустами и высокой травой, начали спускаться вниз в долину, вдоль сонного ручья…
Остановившись на одной из полян, решили ещё раз «погудеть» в трубу. Времени было около часу дня и рассчитывать на отзывающегося зверя, уже не приходилось.
И вдруг, в ответ на Максимов «трубный» рёв, бык отозвался с соседней гривки…
Услышав ответ, старший охотник заволновался, задышал и почти шёпотом, показывая на горку, проговорил: - Сейчас, я тихонько пойду туда, а ты, время от времени труби и старайся водить трубой из стороны в сторону, чтобы бык оттуда, не мог точно определить наше место…
Они ведь засекают ревущего быка как по локатору, с погрешностью до десяти метров …
Гена немного пригнулся, и осторожно ставя ноги на траву, пошёл вперед, изредка поднимая голову и вглядываясь в чащу впереди…
Максим, спрятавшись в кустах обтоптался, вновь приложился к трубе и заревел, вначале неуверенно, а потом, набрав силы, уже в полный бычий голос так, что далёкое эхо повторило последние аккорды «песни»…
Через минуту, зверь ответил, но уже значительно ближе.
Солнце светило ярко и безмятежно, с очистившегося неба дул чуть закручивая в разные стороны прохладный ветерок; листва на берёзах и осинах, взволнованно подрагивала под его порывами, а то вдруг успокаивалась и замирала…
Просторы тайги были безлюдны и молчаливы.
На противоположном склоне, ярким золотом обильной листвы, под утренними лучами, горели кроны крупных берёз, создавая многоцветную, торжественно – праздничную панораму с редкими вкраплениями темно-зеленой сосновой хвои…
Туман в долинах давно рассеялся и прогретый солнцем лес источал ароматы сосновой смолы и горьковатый запах, подгнивающей осиновой листвы
Дышалось легко и свободно и кровь от ожидания встречи с могучим зверем, начинала двигаться по венам, быстрее, чем обычно…
 Гена осторожно поднимался по склону, заросшему травой, по полосе густого, густого нетронутого леса и вдруг, уже только метрах в ста пятидесяти, громко и отчётливо сердито, заревел бык, ожидая ответа от противника.
Максим тут же ему ответил и Гена остановившись, сжавшись в комок напряжённых мышц, словно уменьшившись в размерах замер, прислушиваясь и оглядываясь.
«Если бык идёт, то идёт тихо – думал он, делая несколько шагов вперёд и вдруг, уже метрах в пятидесяти из параллельной полосы густого березняка забитого высокой травой и кустарником, раздался гневный вопль – рёв раздражённого оленя – быка…
Гена замер и до напряжённого дрожания ушных перепонок, вслушивался и всматривался в жёлтую массу листвы и травы, надеясь увидеть мелькание коричневого зверя в этой чащобе…
Но всё напрасно…
Ветерок вдруг вновь дунул со спины и понёс запах охотника в сторону насторожённо неподвижного зверя, который в свою очередь высматривал своего противника.
Прошло ещё несколько томительных минут тишины и в это время, бык, вдруг уловил в воздухе, принесённого ветром, опасный запах человека…
Сердито фыркнув, он начал, осторожно ступая, пробираясь по самой чаще, ни разу не щёлкнув сухим сучком, медленно и молча, уходить всё дальше и дальше вниз, а потом, постояв некоторое время перед открытой луговой поляной, на рысях убежал в сторону оставленных в сосняке маток…
 Максим, в это время, трубил, ещё и ещё раз, пытаясь подманить напуганного зверя… Но всё было напрасно…
Зверь замолчал и теперь уже надолго…
 Минут через пятнадцать, пересвистываясь условным свистом, охотники сошлись на краю поляны и шёпотом поделились впечатлениями…
- Он от меня был метрах в сорока, говорил Гена показывая рукой назад, на склон… Но шёл так тихо, что я вздрогнул, когда он заревел… Я смотрел, смотрел, но ничего не увидел. А бык был так близко, что мне иногда казалось, я чую его запах!
Максим, понимающе кивал головой и осматривал противоположный склон, надеясь, увидеть в чаще, промельк рыже – коричневых зверей, уходящих от людей неспешно и осторожно…
Посовещавшись, охотники пошли дальше по ручью, по старой дороге, которая петляла между заросшими полянами и в конце концов привела их к заброшенному, просторному покосу, выйдя на край которого, охотники увидели на противоположной стороне, какие - то непонятные строения.
Невольно, они насторожились. Место было глухое, но красивое и чувствовалось совсем недавнее присутствие человека…
Это был старый барак, поставленный в тайге ещё во времена лесоразработок, полусгнивший с обвалившейся крышей и полуразобранными на дрова, стенами. В этом бараке, неизвестные умельцы, в треугольнике сохранившихся стен, соорудили приличную «ночуйку», покрытую куском рубероида...
Тут же рядом, на гвоздик, вбитый в берёзу, был подвешен найденный ещё по весне, большой олений рог с шестью отростками, толстыми и длинными.
Надглазный отросток сантиметров в сорок длинной, доказывал, что обладатель этих рогов был матёрый зверь, и потому, рога его могли бы составить честь любой охотничьей коллекции трофеев…
Неподалеку, на заросшей луговине, охотники нашли глубокую мочажину, в которой ещё совсем недавно, в летние жары, купался по вечерам лось. Сюда же приходили олени из округи – трава кругом истоптана, молодая берёзка сломлена наполовину и высохшие листочки топорщились на склонённом до земли стволике…
… Солнце клонилось к лесистому горизонту, когда охотники, сориентировавшись, повернули назад и мелкими распадками, почти по прямой направились к своему биваку…
 К машине добрались уже в вечерних сумерках, усталые и голодные. Разведя костёр, стали варить гречневую кашу с тушёнкой…
Пока готовили еду и пили чай, на тайгу медленно надвинулась ночь и пламя костра обрело яркие, красно - жёлтые тона…
Над их головами на небе, постепенно серебристой россыпью высветились звезды и чуть заметная тень от машины, была заметна на траве.
Легкий, чуть шумящий в вершинах ветерок, изредка прерывал застывшую в округе тишину, да по временам, издалека, доносилось предупреждающее уханье встревоженного филина: - Ух,  у- у – х…

…Бурый уводил свой гарем подальше от человека. Стадо не торопясь поднялось по склону, перевалило через гребень по которому шла старая лесовозная дорога.
Пройдя немного по чистому месту, на самой вершине гребня, бык на время остановился, послушал, подняв голову, понюхал лёгкие токи воздуха. Потом, начал спускаться в следующий распадок, зигзагами двигаясь по крутому склону, кое - где с заметными выходами изъеденного временем чёрного плитняка.
Бурый шел чуть поскальзываясь и проседая почти до земли поджарым задом, с желтоватым пятном шерсти вокруг анального отверстия.
Матки были намного легче быка и потому, без труда спустились вслед за «хозяином» вниз, в чистую долинку и здесь расположились надолго.
Оленухи начали кормиться, а Бурый, пройдя чуть вперед, к небольшой мочажине с лужей чистой воды, попил.
Потом, разболтав грязь на дне мочажины копытами, вошел в середину, повалился на бок и выкупался в жидкой грязи. Эта грязь защищает оленей от кровососущих насекомых…
Здесь изюбри и встретили очередную ночь…

… Утром Гена проснулся неожиданно рано.
Полежал, вспоминая события вчерашнего дня и решив, что пора вставать, оделся, обулся и вышел из палатки в начале седьмого, ещё в предутренних сумерках. 
Позёвывая, он начал разводить костёр, когда вдруг, далеко на дне долины, услышал рёв быка, которому почти сразу ответил второй, но уже с противоположной гривки…
Гена заторопился, разбудил сына и пока тот одевался и умывался, вскипятил чай, заварил его покрепче и снял котелок с тагана…
Поспешая и прислушиваясь, молча, попили чаю, позавтракали остатками вчерашней каши, быстро собрались и вышли, разговаривая вполголоса и шагая вдоль гривки по старой дороге.
Проходя по гребню, чуть по дуге и обходя вершину большого распадка верхом, на некрутом спуске остановились и послушали - тайга затаившись, насторожённо молчала…
Потом сориентировавшись, свернули с дороги, вошли в густой лес и мягко ступая, продвинулись на сосновый мысок, выступающий над неглубокой долиной…
Остановившись здесь, чуть подрагивая от утренней прохлады осмотрелись и Максим, продышавшись и сконцентрировавшись затрубил, а бык точно ожидая этого, тут же отозвался, но уже значительно ближе чем рано утром…
Гена стоявший поодаль, показал сыну знаками, что он должен оставаться на месте и трубить.
А сам, глядя внимательно под ноги, стараясь не шуметь тронулся в направлении ревущего ответившего быка, уходя чуть вперед и вниз, стараясь найти хорошее место с обзором в этой зеленой, желто – серой чаще, …
… Наконец, подождав пока отец отойдёт достаточно, Максим вновь затрубил и бык ответил уже с дороги, с того места где охотники свернули в лес.
«Ага – разочарованно подумал Гена. – Этот зверь без маток и потому он напрямик очень быстро поднялся на склон, выскочил на дорогу и теперь, учуяв наш запах, будет осторожней…
Так и получилось.
Бык еще некоторое время шел по дороге по направлению к оставленной охотниками машине, и убедившись, что здесь есть подозрительные запахи, свернул налево и по крутому склону ушёл в соседнюю долину…
Отец и сын осматривая каждый подозрительный выворотень, медленно возвратились на дорогу, отыскали свежие следы зверя и огорчённо вздыхая, разводили руками:
«Кто же знал, что бык так быстро поднимется напрямик к дороге и наткнувшись на наши следы уйдёт в сторону».
 
Молодой, услышав, как Максим ревел, долго молча стоял на одном месте, вслушиваясь и принюхиваясь, а потом, утвердившись, что это новый изюбрь появился в их округе, решил ответить.
А услышав отзыв незнакомого быка понял, что «пришелец», стоит на одном месте и решил проверить где это и кто?
Перейдя на рысь, чуть обогнув ревущего «быка» справа, Молодой быстро преодолел пространство их разделяющее, выскочил на дорогу, равно готовый как отступить, так и напасть на нового соперника – ему неудержимо хотелось проверить свои силы.
Но на дороге, он вдруг учуял страшный запах двуногих пришельцев, которых Молодой встречал в тайге и в предыдущие годы и которые, появляясь в округе ненадолго, несли в себе неопределённую угрозу.
Однажды, Молодой даже слышал громоподобный звук выстрела совсем неподалёку от стада маток, в котором он жил, и после увидел, как одна матка, вдруг подпрыгнула, будто ударенная пружинистой веткой, а потом, сгорбившись, словно проглотив неведомую отраву, зашаталась и упала…
 Вспомнив этот, испуганный, неожиданной и опасной угрозой, Молодой с места в карьер перескочил дорогу и на галопе, пробивая встречные куртины кустарников как тяжёлый таран, помчался вниз и влево, в сторону широкого болота, где он обычно и пережидал в зарослях березняка, опасные для него, моменты.

… Гена посмотрел на солнце и вздохнул:
; Ладно… Тут мы с тобой лопухнулись, но кто бы мог предположить…
Он ещё повздыхал, посмотрел на часы и продолжил: – Хотя время ещё есть и может быть, мы вынудим быка вновь подать голос…
Максим как обычно кивнул в ответ. Отец для него был неоспоримый авторитет в охотничьих делах и в его правоте, он уже не один раз убеждался…
 - Надо бы перекусить, папа – предложил он и Гена согласился без возражений. Ему уже давно хотелось есть…
Прямо на дорожной колее быстро развели костёр, в десять минут, жмурясь на ясное тёплое солнце, светившее прямо в глаза, вскипятили чай и поели, запивая еду сладким и горячим, ароматным напитком, заправленным смородинными веточками.
После, закинув винтовки за плечи, сложив всё в рюкзачок, тронулись дальше по дороге и вскоре, свернув налево, по временам останавливаясь и «трубя» на весь лес, спустились в долинку…
Ответа однако всё не было и не было…
… И вот радость – уже в три часа дня, новый бык отозвался километрах в полутора, в вершине долины! 
Охотники заулыбались, показывая друг другу направление, откуда откликнулся бык. Уже быстрым шагом они двинулись по правому берега заболоченного ручья вверх по пади и тут вновь бык проревел, но уже чуть сместившись вправо…
Но он не шёл им навстречу, а медленно перегоняя маток с места на место продвигался вдоль гребня.
 Охотники с трудом поднялись на крутую гриву и выйдя наверх, умеряя частое дыхание и отирая пот с разгорячённых лиц, стали осматриваться…
Заметно было, что звери стояли в этих местах всю последнюю неделю: видны березовые заломы, пятна притоптанной и умятой травы на месте лёжек, скушенные веточки молодого осинника…
Охотники насторожились. Держась, друг от друга метрах в ста, видя один другого, они тронулись вперед, в сторону вершины холма, осторожно ступая и огибая частинки кустарников.
И тут, на крутяке, в молодом густом березняке, вдруг заревел мощный сильный зверь…
Максим шёл чуть правее этой чащи и бросив взгляд в ту сторону, увидел на мгновение мелькнувшее в зелёно-желтой листве, в чаще, коричневый бок и ноги…
Выстрелить он не успел и бык, перейдя с место на место скрылся в чаще, двигаясь абсолютно бесшумно…
Максим, помахал несколько раз высоко поднятой рукой, привлекая внимание отца, а потом, заметив, что он смотрит в его сторону, показал рукой вперёд, в то место, где несколько секунд назад видел уходящего изюбра…
Гена сделал отмашку и стал забирать в сторону Максима, идя медленно, осторожно и пригнувшись, стараясь высмотреть в чаще зверя.
Однако, тот словно растворился в воздухе и пройдя очень медленно и осторожно сквозь густые кусты, охотники ничего не увидели и не услышали…

… Время между тем, перевалило далеко за полдень и охотники пересвистываясь сошлись наконец на поляне, обсудили необычное поведение оленей в округе.
Несмотря на отсутствие трофеев, они поздравили друг друга с удачным днём и выйдя на чистинку, рядом с ручейком, прячущимся в высокой траве и зарослях смородинника, пряно и горьковато пахнущего на всю округу, остановились… Вновь развели костерок, теперь уже не спеша вскипятили чай и с аппетитом доели оставшийся перекус.
Пока отец занимался костром и чаем, Максим отойдя чуть в сторонку, пробовал несколько раз трубить, но тайга вокруг молчала и возвратившись к костру, он многозначительно развёл руками…
Гена, раскладывая съестные припасы, на снятую с себя и расстеленную на траве куртку, заговорил:
-     Видишь, как получается. Сегодня ещё только середина сентября и все мои знакомые в один голос говорили, что рёв начинается в начале октября. А самый горячий гон и того позже – в середине месяца…
Он отвлёкся, разлил горячий чай по кружкам и продолжил:
-     А мы с тобой не только слышим отзывающихся быков, но и видим их иногда...
- Это, не беда, что нам не удаётся этих зверей добыть. Главное, что мы их слышали и видели. Ведь это так редко бывает в летней тайге…
А потом, сделав паузу, отхлебнул чаю, прожевал очередной кусок, и закончил:
-     Я считаю, что нам повезло, а добыть зверя мы попробуем в следующий заезд. Ты сам видел, что изюбрей тут много и по округе,ходят минимум четыре доминантных быка с гаремами! Так что шансы добыть зверя у нас есть…
После незапланированного перекуса, сонно моргая глазами и слушая лёгкий шум ветра в золотом березняке на соседнем склоне, Гена и Максим обсудили ещё раз происшедшее и решили возвращаться к машине…
Потом, загасив костер, устроившись поудобнее с полчаса подремали, раскинувшись на траве и прикрыв лица зелёными бейсболками.
Солнце постепенно опускалось к горизонту и подремав, охотники напрямик двинулись к машине и возвратились к биваку, уже в сумерках…
Собрав палатку и ещё раз попив чаю, уже в темноте выехали на просёлочную дорогу и тронулись в сторону дома, подсвечивая себе яркими фарами, выхватывающими из панорамы ночного леса, узкую дорожку – просвет, с отчётливо видимыми веточками кустарников, растущих на обочине…
Не торопясь, переехали по гати широкое болото и прибавляя газу, направились в сторону тракта, который соединял большой областной город и северное побережье Байкала…
На душе было немножко грустно, но спокойно. Все охотничьи документы у них были в порядке и потому, можно было возвращаться домой, не опасаясь внезапного налёта охотинспекторов…

…Каждый думал о своём и Гена, вспоминая два проведённых в тайге дня, вновь слышал уже в воспоминаниях, сердитый и басовитый рёв зверя и думал, что сюда надо бы этой осенью, приехать ещё хотя бы разок …

… Владыка, стоял, понурившись, прикрыв большие глаза и дремал, изредка вздрагивая от дремотных видений, повторяющих детали очередного ночного боя.
В один из моментов, когда он приоткрыл глаза и автоматически осматривал маток лежащих тесным кружком на полянке окруженной тёмным лесом, на вершине холма, покрытого сухой высокой травой и чёрными, обугленными сосновыми мёртвыми стволами, далеко на противоположном гребне долины, вдруг возник вынырнув из-за поворота, звук автомобильного мотора…
В это раз Владыка даже не сдвинулся с места и через время вновь задремал, изредка шевеля большими ушами, отгоняя облачко мошкары, пережившей ночные заморозки.
Теперь он уже не опасался этих металлических звуков, потому что был уверен - эти двуногие существа, так плохо видевшие и так слабо слышавшие, не смогут ему и его гарему причинить большого беспокойства или какой-нибудь вред.
К тому же, его внимание отвлекло появление в его владениях сильного доминантного быка, который очевидно рано или поздно будет претендовать на его маток и потому, сейчас он думал об этом рогатом незнакомце, в ожидании услышать вновь, его громогласный хриплый вызов - рёв…
И потом, эти посторонние для тайги звуки мотора, появлялись почти всегда в определённые дни и вскоре, через день или два исчезали, для того чтобы возникнуть вновь с очевидной, но необязательной периодичностью.
Эти двуногие существа, почти всегда передвигались по дорогам, а если входили в густой лес, то их движение слышно было вокруг на многие десятки метров, так что можно было их легко обойти или отступить незамеченным в недоступные участки леса…

… Ночная тьма, концентрируясь в низинах, медленно начала подниматься к вершинам холмов, когда в далеком распадка, вдруг прорычал, проревел бык – пришелец и Владыка, встрепенувшись поднял голову, мотнул тяжёлыми рогами словно пробуя силу удара, переступил с ноги на ногу и ответил сопернику, высоко подняв голову «запел», обнажив в разинутой пасти белые мощные зубы и толстый длинный язык …
Начав реветь с короткого злого рыка: - Ы - ы – а – а х – х, потом высоко и пронзительно затянул: – И - и - а – а, и в конце, перешёл на басовые ноты: – Э - э - а – х – х …
Тайга, окружавшая оленье стадо, во главе с доминантным быком, владыкой здешних мест, откликнулась многоголосым эхом и на мгновение замолкла, а спустя мгновение, ответила свирепым рокочущим рёвом быка - Пришельца!
Началась одна из обычных осенних ночей, во времена ежегодно повторяющегося изюбриного гона!..




Остальные произведения автора можно посмотреть на сайте: www.russian-albion.com
или на страницах журнала “Что есть Истина?»: www.Istina.russian-albion.com
Писать на почту: russianalbion@narod.ru или info@russian-albion

 


                9. 01. 2007 года. Лондон.   Владимир   Кабаков.