Глава третья

III
      Хищный нос в панике попытался ухватиться хоть за малейшие признаки жизни внутри здания и ужасно оскорбился, когда послушные рецепторы не уловили и сотой доли того с чем ему приходилось сталкиваться ежедневно. Всё вокруг было окутано удушающей стерильностью (сродни космическому вакууму), на которую он никак не рассчитывал и к которой, по долгу службы, испытывал стойкое отвращение. Он брезгливо поморщился, в то время пока мелкие крысиные глазки с отчуждением рассматривали обстановку, которая с каждым метром казалась всё более и более чужеродной. Вдобавок ко всему было тихо. Это невыносимо! Где же весёлый скрип дверей, знакомое шуршание растрескавшейся плитки под ногами, приветливая желтизна стен, приятно одурманивающие запахи хлора? Где все эти нелепые, но такие нужные и родные каждому особенности? К горлу подкатил ком разочарования. Здание оказалось безликим.
      Отряхнув зонт, она передала его молодой девушке в белом халате, застывшей перед ней с испуганным лицом полным отчаяния. Массивные руки автоматически стряхнули оставшиеся капли с пальто, которое вслед за зонтом также очутилось в дрожащих объятиях. После, поправив причёску, уронила тяжёлый взгляд на свою спутницу, стоящую всё это время рядом (как по команде) и та, нервно встряхнувшись, будто от пощёчины, проделала то же самое, только как-то криво и спешно, словно извиняясь. Выдернув у неё пальто с недовольством, которое обычно вызывают маленькие дети или домашние питомцы, она небрежно сунула его девушке и решительно двинулась прямо по коридору.
      – Куда же вы? – набравшись наконец-то смелости, выдавила им вслед девушка, но было уже поздно.
      Дамы быстро удалялись, совершенно не обращая внимания на звуки исходящие с её стороны.
      – Возьмите хотя бы сменную обувь, – крикнула она вдогонку и тут же пожалела об этом.
      Дама поменьше резко обернулась и с важностью лакея предъявила ранее заготовленный ответ, в чём, пожалуй, и заключалась львиная доля её должностных обязанностей. На лбу, исковерканном от негодования, с лёгкостью умещалось следующее (дословно): ты даже не представляешь, с кем имеешь дело. И, конечно же, восклицательный знак, который она приловчилась выполнять синхронным движением носа и подбородка, который к счастью был одинок, благодаря чему ответ всегда получался подчёркнуто агрессивным (жирное двоеточие в конце могло в значительной степени подпортить нужный эффект). Но это совершенно не остановило девушку, которая в обнимку с пальто и зонтом всё же пыталась их догнать, не прекращая при этом мысленно корить себя за проявленное вначале малодушие. Сейчас непросто найти хорошую работу, а этот проступок мог запросто перечеркнуть все двухнедельные старания.
       – Знаете, что я вам скажу милочка, – говорила дама побольше, обращаясь к своей молчаливо кивающей спутнице.
      – Цветы обязательно нужно удобрять всякой мерзостью: золой, перегноем и даже кровью, – продолжала она.
      – Надо же? – удивилась та (и весьма правдоподобно). – Никогда раньше не слышала.
      – Я гарантирую, что это решит все ваши проблемы. Так что смело отправляйтесь на рынок и найдите хороший кусок говядины или говяжьей печени, бросьте его в воду, чтобы он хорошенько отмок, и затем поливайте этой водой цветы. А все ваши расхваленные подкормки, вместе с новомодными удобрениями можете смело выбросить на помойку.
      Судя по её виду, она знала толк, как в говядине, так и в поучениях.
      – Я обязательно воспользуюсь вашим советом.
      – Вот и хорошо, только не затягивайте с этим.
      – А с мясом, что потом делать? – наивно уточнила дама поменьше, но угодив под свинцовый взгляд, поняла, что осеклась, ляпнув что-то не то или что-то не так (в чём ужасно путалась в последнее время) и в смятении умолкла.
      – Но мы же ещё не открылись, – робко проговорила девушка, которая, наконец, поравнялась с ними и теперь семенила рядом, не выпуская из рук ценного груза.
      – Деточка, моя работа как раз и заключается в том, чтобы вы не открылись, – снисходительно бросила дама побольше. – Для того чтобы вас закрыть, потребуется гораздо больше времени и документов.
      – Точно, – свысока своего подчинённого положения поддакнула её помощница.
      Бесцеремонно и беспорядочно осматривая по пути кабинеты, они, наконец, очутились в умеренно тесном переходе (соединявшем основное здание с бытовыми помещениями), где их уже поджидали.
      – Насколько я понимаю, вы здесь главный? – обратилась грузная дама к врачу, которого слегка зазнобило, когда она приблизилась.
      – А в чём дело? – спросила женщина за его спиной.
      – То есть вы, а не он? Как это я сразу не догадалась, – язвительно заметила она и сунула ей под нос документы, сопроводив их банальной фразой ознакомьтесь пожалуйста.
      – Значит частная больница, – подытожила дама поменьше и с демонстративным пренебрежением осмотрелась. – Чем же интересно вас не устраивало государственное здание? – обратилась она к женщине перед собой, которая медленно перелистывала документы и даже не думала отвечать.
      Но заслышав подобный вопрос, являющийся не более чем наживкой, мужчина в белом халате не смог промолчать и совершенно некстати расхрабрившись, что было совсем не свойственно его характеру, привыкшему за долгие годы на должности заместителя играть только вторым номером, он неожиданно для всех, включая в первую очередь и себя, выпалил:
      – Наверное, тем, что оно не выдержало чрезмерных государственных инвестиций, под весом которых провалилась часть крыши, и выпало несколько окон, – бросил он с вызовом в голосе, чего только и ждала дама побольше, чтобы приступить к работе.
      А именно запротоколировать отсутствие патриотических настроений в самом центре города, что было случаем поистине неслыханным до этого момента. Она уже потянулась за блокнотом, но к счастью (для побелевшего лицом доктора) была вовремя остановлена.
      – Бумаги заполнены верно, кроме одной незначительной детали, – спокойно проговорила женщина, возвращая документы обратно.
      – Какой ещё детали? – нервно бросила дама поменьше.
      – В первом экземпляре, заверенном печатью, дата проверки – девятнадцатое число, а не тринадцатое, которое значится во втором. Числа в двух документах рознятся и, судя по всему, это обычная опечатка, но проблема в том, что первый документ утверждён, а второй нет. К сожалению, вы рановато к нам пожаловали, – проговорила она с каменным лицом, пытаясь и вправду изобразить сожаление.
      – В таком случае, мы вернёмся девятнадцатого числа, – гордо, не уронив собственного достоинства, повисшего на волоске, заключила дама побольше.
      Затем выхватив пальто вместе с зонтом у девушки, которая всё это время простояла молча в стороне, грозно последовала к выходу. Следом за ней поплелась и другая, покорно принявшая свою одежду в равной степени, как и участь, которая поджидает её по прибытии на работу, где после грубейшей ошибки в числах придётся, вероятно, задержаться на ночь. В дверях они с кем-то столкнулись и грузная женщина, видимо обрадовавшись счастливому случаю, которому удалось так удачно свести морщины на её лбу с плечом незнакомца, громко выругалась. После чего настроение её резко улучшилось, лицо просветлело, и она, отворив дверь лёгким движением конечности, выползла на волю как личинка, которая вряд ли когда-нибудь превратится в бабочку, а незнакомец двинулся дальше. Облачён он был в рясу. Такие обычно носят ведущие на телевидении, но эта была старого покроя и теперь практически не встречалась на экранах, разве только у некоторых стариков из третьесортных телеканалов. Воротничок, по цвету которого можно было определить принадлежность к той или иной политической партии, был выдернут точно так же как и манжеты – с мясом. По краям ещё беспомощно болтались остатки белых ниток, которые не потрудились даже обрезать (видимо собирался в спешке). Ряса хоть и была устаревшей, но всё же выглядела вполне сносно. Нужно сказать, что и сам парень выглядел вполне сносно, хотя скорее походил на бродягу, чем на человека с телеэкрана. Приблизившись к троице, застывшей в стеклянном переходе, он поклонился.
      – Что вам здесь угодно? – строго спросила Клэр.
      – Если вы пришли снимать репортаж о клинике, то ещё слишком рано, – добродушно выпалил врач, чрезвычайно осчастливленный тем фактом, что его неконтролируемый приступ смелости не повлёк за собой никаких последствий. – Мы ещё не открылись.
      Незнакомец же в свою очередь обвёл всех спокойным благодушным взглядом, не выражающим ничего, и молча достал конверт из внутреннего бокового кармана.
      – Вы видимо Клэр? – спросил он без интонации.
      – Да, – машинально ответила она.
      – Тогда это вам, – сказал он, протянув ей конверт.
      И только она потянулась к нему, как тут же вздрогнула от громкого щелчка. Слева от неё, на стекле образовался свежий кровавый след.
      – Голубь, – тихо засвидетельствовал врач, подойдя поближе.
      Птица ещё беспомощно дёргалась в мокрой траве, не понимая до конца, как она здесь оказалась. И почему это произошло именно с ней. И именно сегодня! Ещё секунду назад, она летела в объятиях ветра и даже помыслить не могла, что может произойти нечто подобное. Но к счастью ей не пришлось терзаться слишком долго, все её размышления быстро прервал пёс, нашедший, наконец, что-то съедобное. Жаль только что не получится выбросить последних мыслей из головы своей жертвы, так что придётся переваривать и их, вдобавок к липким перьям и острым коготкам.
      В конверте же оказалось уведомление с гарантиями, предоставляющими освобождение клиники от любого рода проверок на время акклиматизации пациентов, а точнее сроком ровно на один месяц. За уведомлением лежала лицензия с проставленной печатью (в нижнем правом углу которой значилась сегодняшняя дата), но без подписи, а значит, времени на раздумья у Клэр оставалось не так уж и много. Дело в том, что строка для подписи содержала в себе цифровой код, который автоматически фиксировал время и дату её заполнения, и оно должно было совпадать с датой печати, иначе документ считался недействительным. 
      – Так значит вы учитель? – спросила Клэр, закончив перебирать глазами документы.
      – В какой-то мере.
      – И как я сразу не догадался, – проговорил весело врач, легонько стукнув себя по лбу. – Всё дело в вашем наряде.
      – Он достался мне в наследство от отца.
      – Ваш отец был ведущим на телевидении?
      – Одним из главных.
      – А его имя? Возможно, я даже видел его на экране. Знаете, я вечерами люблю посидеть у телевизора.
      – Его имя забыли сразу после того как он ушёл.
      – А почему он ушёл? – никак не унимался врач, безгранично благодарный судьбе за то, что учитель оказался обыкновенным парнем, а не кем-то вроде дьявольского отпрыска, как он легкомысленно предполагал пару недель тому назад, когда впервые увидел школу.
      – Телевидение изменилось. Эмоции подло заняли место на троне (где им вовсе не место), сбросив при этом здравый смысл и факты, вынужденные теперь заискивающе мельтешить перед глазами зрителей исключительно в шутовском наряде. Он не захотел с этим мириться, поэтому и пришлось уйти.
      – Простите моего друга, – вмешалась Клэр, чтобы положить конец расспросам. – Он слишком любезен.
      – Никак не могу к этому привыкнуть.
      – Я тоже, – проговорила она улыбнувшись. – Предлагаю осмотреть остальные помещения.
      – В таком случае все за мной, – весело скомандовал человек в белом и зашагал первым, указывая дорогу.
      Вновь сформировавшаяся троица (лишившаяся девушки, радостно занявшей своё рабочее место и дважды перед этим заверенной, что ничего страшного не произошло, и что она ничего не могла предпринять, чтобы остановить непрошеных гостей) вереницей потянулась к выходу из тоннеля.
      – Дальше я сам, – сказал парень, когда они оказались перед всхлипывающей калиткой, мельком осмотрев некоторые из построек по дороге.
      – Если вам что-нибудь понадобится или просто захотите поболтать, можете обращаться в любое время, – шутливо сощурившись, осведомил его доктор. На что учитель сухо обронил всего доброго и скрылся за наконец-таки заткнувшейся калиткой, которая словно его и поджидала.