Хлеб-соль милостивый

(по воспоминаниям и от  лица сестры Галины, 1936 г.р.)

Я, как теперь принято говорить, -  дитя войны. Думаю, что память ребятишек того времени, сталкиваясь с явлениями совсем недетского свойства, была более цепкой, более устойчивой, чем у детей мирного времени. До сих пор не стираются из моей памяти многие моменты той жизни – они свежи и ярки, как будто всё происходило вчера. Воспоминания о некоторых событиях  приходят чаще других, и, по прошествии времени, вдруг начинаешь понимать их ценность – и не только для поколений своего рода, но и для  истории всего русского народа.

 Мне почему-то часто вспоминается вечер, в котором я  и моя старшая сестра Рита лежим на тёплой русской печке и, свесив головы, наблюдаем за сидящей у стола бабушкой Аграфеной. Она в тёмном платке, освещённая коптилкой, раскладывает перед собой «хлеб-соль, уголь-печинку». Предстоит гадание, в которое деревенская наша бабушка свято верит. Мы – тоже!

И вот уложены старческими руками друг против друга крошки чёрного хлеба и щепотка тёмной крупной соли, чёрный уголёк и кусочек белой штукатурки, отколупнутой от стены. В середину этой «пирамиды»  нацелена толстая «цыганская» игла на нитке. Её держат на весу бабушкины руки, прижатые ко лбу. Надо, чтобы игла была неподвижной. И вот, наконец, она застыла.   Застыли  на печи и мы:  сейчас начнётся!

На стене, освещённой слабым огнём, причудливая тень от бабушкиной головы.  Острые концы платка – один  над её лбом и два под подбородком, а между ними её острый нос -  делают тень похожей на зловещую птицу. И вдобавок ко всему – какой-то  неожиданно глухой, как из-под земли, голос бабушки: 
- Хлеб-соль милостивый, скажи всю правду-истину: коли жив Сёмушка, - иди на хлеб-соль, коли нет -  на уголь-печинку.
И вот нить начинает раскачивать иголку. Она крутится-вертится в разные стороны, потом вдруг останавливается.    Мы с сестрой не дышим. И тут игла вновь оживает и начинает уверенно, как маятник, двигаться между хлебом и солью. Ура! Папа жив!
На тёплой печке сразу становится  веселее. Даже зажатый в кулачке кусочек чёрного хлеба идёт в ход. Тогда это было послаще, чем теперь,  конфеты. За столом хлеб делили на всех. Мы, дети, не съедали всю порцию с едой, а оставляли кусочек хлеба «на потом». Ведь кушать хотелось всегда. Каким вкусным казался он тогда! И как мало было его.

А бабушка, меж тем, просит  иглу поведать о судьбе двух других совсем ещё юных сыновей Саши и Алёши. Перед войной они приезжали погостить к старшему брату, нашему отцу, из города со смешным названием «Чирчик», где они служили в каком-то военном гарнизоне. Скрипели на них новенькие красноармейские ремни. Братья-близнецы, очень похожие друг на друга – оба красавцы и балагуры,  они нежно любили свою мать и обожали старшего брата.

- Катись-катись, яблочко, по серебряному блюдечку…
 Я сижу на  коленях у дяди Саши, на блюдце – румяное яблоко из Чирчика. Он смеётся, играя со мной, а его лучистые глаза полны восторга, радости  от общения с детьми старшего брата Семёна и его красавицы-жены Ольги. Невдалеке стоят подарки «для женщин» - три пары прекрасных туфель на каблуках. Одна пара для нашей мамы, а две другие для Риты и  для меня – «на вырост». Мы с сестрой в полном восторге от подарка!   Как хотелось поскорее стать взрослыми! А пока мы топаем по комнате, волоча на маленьких ножках модельные, цвета кофе с молоком  туфли  на высоких каблуках, и все весело смеются!  Спустя какое-то время после начала войны, мама будет вынуждена обменять эти туфли на продукты.

А бабушкина игла, тем временем, сообщает, что Саша тоже жив. А вот  относительно Алёши она «сомневалась»: то  на хлеб-соль указывала, то на уголь-печинку. Впоследствии мы узнали, что был он в это время в плену. Значит, гадание бабушкино не обманывало нас.
Прошли братья Рябыкины дорогами войны. Один освобождал Вильнюс, другой – Киев, третий воевал на Севере. И даже младшенький Павел успел славно повоевать и заслужить ордена и медали.

А в День Победы бабушка Аграфена вышла на крыльцо в ярком нарядном платке и запела громко-весело, по-своему, по-деревенски:
 - Гуляйте, ребята, в чистом по-о-о-ле!
И все вокруг радовались и, как могли, подпевали ей. Но она была всех голосистей, всех счастливей: ведь все её сыночки остались живы!
Умерла бабушка Аграфена, немного не дожив до ста лет и не пережив ни одного из своих детей. В её сундучке обнаружился свёрток из белой материи, проткнутый толстой иглой. Внутри лежали какие-то непонятные для других людей хлебные крошки и крупицы грубой соли. Но мы-то знали, что это был «хлеб-соль милостивый», который давал ей веру и надежду увидеть своих сыновей живыми после войны.