СОН

Звонок от него, как всегда был не во время, но в то же время, как всегда заманчивый с многообещающими финансовыми перспективами.
Он, а я его не видел ни когда, и общался с ним только по телефону, по всей видимости, был или руководителем системы или человеком с таким авторитетом и именем, что информация о несчастьях в здоровье  у богатейших людей страны сразу же поступала к нему. В дальнейшем он определял алгоритм спасения страдающего олигарха или же приближенных к нему. Однажды, несколько лет назад, он позвонил мне на сотовый и, представившись Николаем Ивановичем, попросил проконсультировать пациента в одном из отдаленных городков области. После моего согласия машина с шофером стояла уже через полчаса у ворот госпиталя. В городке стоящем на федеральной  трассе, в замухрыжной больничке, вонючей, грязной и нищей лежал один из лидеров бизнес-сообщества страны. Он пострадал сутки назад в автоаварии, когда возвращался из "Северной Пальмиры" в столицу нашей Родины, и был доставлен в ближайшую больницу. Ему сразу же прооперировали голову, живот. Он потерял около трех литров крови. И сейчас находился в коме, на аппарате искусственной вентиляции. Осень, мерзкий снег с дождем, убогий городок, всепоглощающая русская тоска и безысходность, то есть все как обычно. Но только пациент уже из новой, непонятной и неведомой нам жизни.  К моменту моего прибытия во дворе этой сирой лекарни с хлюпающей грязью и мерзким запахом помойки стояли шикарные геленвагены, семерки БМВ и два мерседесовских реанимобиля, как предвестники прекрасного будущего нашей страны. Вокруг страдающего тела суетились коллеги реаниматологи, хирурги и нейрохирурги из ЦКБ, института нейрохирургии и «Склифа». И вот в этой компашке не хватало только меня. Решался вопрос о транспортировке. Все откровенно трусили, я бы сказал даже, что «писали мелко под себя», принимать на себя это  решение. Ибо, времена были лихие, жизнь стоила очень мало, а жизнь врача тем более. Совсем недавно убили личного врача премьер-министра, и ни кого не остановило то, что врач всегда в законе, что это врач второго человека в государстве. Его взяли и убили. А уж про нас простых смертных и говорить нечего. Суровые парни с бандитскими рожами из окружения новорусского миллионера заставляли всех думать очень хорошо при принятие того или иного решения. А вопрос был непростой. Рафинированным, зачастую небрежных по отношению к больным, столичным лекарям сейчас приходилось напряженно просчитывать каждый шаг, обдумывать каждое слово, и при этом выпячивать свою значимость, пыжась  от собственной напыщенности для получения хороших гонораров. Появление военного врача-реаниматолога воспринялось ими, как возможность переложить всю ответственность на данном этапе на меня, снимая с них все ненужные риски. Короче    " Пилите Шура.......", отрабатывайте свои денежки. Я понял решение принимать мне. Я осмотрел пациента. При всей тяжести происшедшего, пострадавший был стабилен. Да, в коме, да на искусственной вентиляции, но при стабильных показателях сердечной деятельности и артериального давления. Кровь переливалась свежая взятая у здоровых "Быков" из охраны. Здесь я впервые узнал, что в охрану подбирались абсолютно здоровые парни, с одинаковой,  что и у хозяина группой  и резус-фактором крови. И что они проходили раз в три месяца полный лабораторный контроль чистоты крови от всяких венерических и инфекционных напастей. Так, что при экстренных ситуациях независимый банк свежей крови был всегда рядом. Ой, и умный же был у олигарха начальник службы безопасности. После осмотра я понял, риски не так велики. Мы перевозим наших раненых бойцов с Кавказа в гораздо худшей ситуации и при более скромном медицинском обеспечении. То есть видели и не такое. После же осмотра реанимобилей я полностью был готов к принятию решения об эвакуации. Мерседесовские реанимобили представляли из себя современнейшую палату реанимации, напичканную самым лучшим оборудованием. Поэтому поездка в реанимобиле представляла из себя не только транспортный, но и лечебный момент. В любом случае, при нетранспортабельности больного, я бы переложил бы его в реанимобиль и продолжал терапию в нем. Оснащение местной реанимации было столь убогим, а антисанитария настолько вопиющей, что каждая минута пребывания нашего любимого больного в ней несло реальную угрозу всеобщего заражения организма пострадавшего. Короче, я спокойно довез болезного до ЦКБ, получил свои деньги из рук одного из охранников и в дальнейшем изредка стал получать прекрасно оплачиваемые заказы от невидимого благодетеля по телефону.
Опять осень, опять всепоглощающая тоска, опять непрекращающийся поток раненых из Чечни и опять спасительный при хроническом безденежье звонок Николая Ивановича.
- Надо лететь в маленький городок в Средней Азии, через Ташкент. Там сейчас работает бригада из ЦКБ, я очень прошу Вас заменить ребят и отработать дней пять. Пожалуйста, назовите сумму Вашего гонорара.
Это было, что-то новое в наших взаимоотношениях. Обычно, сумму озвучивал он сам, и ни когда она не казалась мне малой. Но здесь видно что-то эксвизитное.
- Николай Иванович, можно я Вам перезвоню через десять-пятнадцать минут ? Мне нужно решить несколько организационных вопросов, Вы же знаете, что я  офицер.
- Хорошо, жду Вашего звонка.
Так. Времечко не фонтан. Ждали очередных "Бортов" с Кавказа и смыться, незаметно не получалось. Что ж придется отпрашиваться, придется делиться. Первый визит к главному хирургу.
- Сережа, пошел ты на .........Видал я твои проблемы в половой щели у твоей бабушки. Иди, служи. Все, разговор закончен.
- Есть, товарищ полковник.
Да, шабашка кажется накрылась, а деньги так нужны. Что же делать.
Ладно, вперед к главному анестезиологу-реаниматологу.
Григорий Владимирович был безумно принципиален и педантичен. Маленького росточка, худенький, весь какой-то скукоженный,  с неуемными амбициями. Видно в детстве его постоянно колотили  и унижали. На должность главного анестезиолога он попал по воле нелепой и слепой игры случая. Во время организации частных клиник и перспектив ломать большие деньги многие полковники, они же доктора и кандидаты наук ринулись вон из армии. Ушел и наш профессор, доктор наук, полковник и зять одного из немногих маршалов Советского Союза. Стали тогда отцы-командиры выбирать. Ну кого же, кого поставить на этот пост. И тут все вспомнили скромного, тихо и молчаливого Григория Васька. Все вдруг подумали, какая глыба, какой талантище, как он многозначительно молчит. Знать, ой, как он много знает. И Гришу, скромного выходца из Белорусского полесья судьба неожиданно вознесла. Но когда Гриша, обалдевший от неожиданного счастья и  осознания своего величия заговорил, все вокруг поняли, это жопа. Но только говорящая жопа. От его слов несло такой вонью, какой пахнет только неимоверная глупость. Не имея ни диссертации, ходивший в вечных троечниках, он вдруг стал поучать офицеров с кандидатскими и докторскими диссертациями, имеющих опыт, который ему и не снился. Поначалу хотели убрать дурака. Но затем командованию госпиталя этот придурок резко понравился. Он ни когда не лез на рожон, не конфликтовал с командованием, и по приказу начальников готов был удушить хоть мать родную, а не то, что подчиненных ему офицеров.  И вот сейчас добившись высот по службе, оставаясь при этом все тем же униженным мальчишкой, он гиперкомпенсировал и при каждом удобном и неудобном случае "раздувал  щеки", делаясь при этом еще смешнее и несуразнее.
 Я сразу же пошел в лобовую атаку.
- Товарищ полковник, мне нужно покинуть страну на шесть-семь суток. Ваши триста баксов.
- Пятьсот, Сережа, пятьсот. И ты свободен.
- Товарищ полковник, главный хирург не отпускает. Я у него отпрашивался уже.
- Да пошел он.....Кто твой непосредственный начальник ? Я. Вот меня и слушайся. А этому козлу Муикину я найду, что сказать. И тебя при случае у начальника госпиталя прикрою. Так, что пятьсот баков и ты свободен, кормилец наш.
- Есть, товарищ полковник, спасибо Вам.
-Скотина, титька тараканья, урод, гаденыш мать его......Что же я заработаю сам, если ему отдам пятьсот,- думал я про себя,- Да, колись все колом........
Я набрал Николая Ивановича.
- Я готов, когда вылетать? Да, мой гонорар за пять суток две тысячи долларов США и деньги перед вылетом. 
- Хорошо, Сергей, сегодня к Вам приедет человек, привезет деньги и билеты до Ташкента и обратно. Он так же расскажет Вам обо всех особенностях. До свидания.
Я обалдел, я думал он скажет тысячу или пошел вон. И я бы согласился на эту тысячу с радостью. А тут такие бабки. Это был громадный гонорар в девяносто шестом году  для офицера Российской Армии.
Я был с дежурства, спать хотелось страшно. Всю ночь прокувыркался у постели молодого летехи. Его прошило очередью из АКМ в районе Гудермеса. И вот спустя двадцать пять суток его доставили к нам через этапы госпиталей в Ханкале, Моздоке, Ростове. Продолжающийся перитонит, крайнее раневое истощение, сепсис в разгаре  и постепенно надвигающаяся смерть. Я чувствовал, что все наши усилия бесполезны. Смерть стояла рядом у его изголовья и была в этот раз абсолютна, уверена в своей победе. Она с усмешкой наблюдала за нами всю ночь, как мы пытались хоть на толику, хоть на мгновение продлить парню жизнь. В четыре утра парень закровил из сосудов брюшной полости разрушенных раневой инфекцией, не сильно , но монотонно. Хирурги помочь ни чем не могли, наши лекарства не действовали. Мы переливали кровь, плазму, а он все кровил и кровил. И уже заостренные и жетушно-бледные черты лица, стали ещё острее и уже не желтушными, а серыми. Мы сдавали смену самим себе, так, как после дежурства продолжали работать. Парня я все же дотянул до четырех часов вечера. Но, уходя, я знал, что наверняка его больше не увижу в живых. Парень двадцати двух лет, выпускник Рязанского училища ВДВ, был родом из Тамбовской глубинки. Его мать то ли доярка, то ли скотница была просто раздавлена горем. Она не причитала, она потихоньку скулила и уже иссушенные от слез глаза превратились в два черных, бездонных колодца полных тоски и печали. В свои сорок два года она выглядела на все шестьдесят пять. Она все понимала на безсознательном уровне, как олениха, как медведица, теряющая своего детеныша. И скорбь её была  ужасна и безутешна. Она не смотрела на врачей, она просто сидела  у входа в  реанимацию, как у входа в ад  и медленно раскачивалась из стороны в сторону. Как и большинства наших героев Кавказской компании попадающих в наш госпиталь, у летехи отца, по всей видимости не было. Да, аника-воины, безотцовщина.
До дома доехал чуть живой. Метро, электричка, автобус и через два часа в лучшем случае ты дома. В этот раз повезло относительно, всего в пути два часа двадцать пять минут. Спать, страшно хотелось спать. Звонок на сотовый.
- Сергей, я от Николая Ивановича. Я у Вашего подъезда.
= Хорошо, поднимайтесь на десятый этаж, квартира шестьдесят девять.
Вошел абсолютно ни чем не приметный парень ( видно из бывших " молчи-молчи") и вручил мне пакет.
Две тысячи баксов, и два билета- один туда, другой обратно. Вылетать нужно было из "Внуково"  через четыре часа первым классом. Обалдеть, я ни разу не летал первым классом. Самое лучшее эконом-классом, или в общем отсеке с десантурой. А тут только одни билетики стоили полторы штук. Идиоты, лучше бы мне наличными, я бы в грузовом отсеке полетел. Ну да фиг с ними. Тревожный чемоданчик был всегда готов и по сему простившись с женой и детьми, оставив им самое ценное, что у меня на тот момент было (две тысячи баксов) я тронулся в путь. Прощание было радостным, летел не на войну, летел почти на Родину, летел лечить, летел с комфортом.  До аэропорта спал, как убитый. В полудреме прошел VIP-контроль. Потусовался тридцать минут в VIP-зале при этом, треснув на халяву рюмку коньяка практически продолжая спать на ходу. На посадку нас повезли в отдельном автобусике симпатичные и ласковые девушки. Если бы не постоянное желание сомкнуть глаза, я бы конечно искупался в гордости за себя, но сейчас мне хотелось только одного - спать. Спать и ни чего более. Как только я опустился в роскошное, широченное, кожаное кресло и накрылся  пледом, моментально погрузился в сон. И был мой сон крепок. Все попытки стюардесс разбудить меня в полете для принятия напитков, изысканного ужина и милой беседы, были безуспешны.
Такой странный сон.......Серо-коричневые тона.....Проблемы с машиной.........И вдруг ощущение того, что мы умерли..........Мы, это я - то ли маленький мальчик , то ли наблюдающий за маленьким мальчиком, мои родители.........и кто то еще...........рядом........Явно близкий мне человек, но не вижу его, но чувствую его постоянное присутствие.......Я поднимаюсь на пригорок и вижу мой дом еще на стадии строительства одновременно недостроенный и достроенный............Зимний сад с еще не застекленными окнами...........Мои родители ( плавно превращающиеся в дедушку с бабушкой) сидящие в саду за круглым столиком в плетеных креслах..............Маленький мальчик ( а может быть я в нем) у кучи с песком ......... И три букета подзасохших цветов...........И я вспоминаю, что это букеты с наших похорон.............Да, вокруг тихо.............абсолютно..........и нет птиц.............Я осознаю, что умер...........И родители мысленно говорят, что есть здесь не надо........И мальчик ( или я в мальчике) говорит, что только иногда он чуть-чуть пьет.............Я думаю-это конец.........Но родители опять мысленно говорят мне.........Мы здесь в ожидании.........Затем встречи с людьми, которых ты забыл......напоминание всего хорошего и плохого, как просмотр кинофильма.......Отчет о твоей жизни.............И только затем определение твоего дальнейшего пути.................И все это умиротворенно, непафосно, и в то же время торжественно.............
Я проснулся только в Ташкенте, когда все пошли на выход из самолета.
Ну, здравствуй земля родная. Здравствуй Средняя Азия. Здравствуй Ташкент. Яркое солнце, летняя погода, тепло исходящее от земли, запах полыни, нежное дуновение ветерка, именно так встречала вырастившая  меня Средняя Азия. Да, я не рос в Ташкенте, но я был в детстве в этом городе очень часто. Сейчас в разрушенном Союзе он был для меня, как дорогой и близкий родственник. Я не был в родных краях целых десять лет. Волне сентиментальности не дали накрыть меня серьезные люди в строгих костюмах. Они повели меня на паспортный контроль. По пути я пересекся с парнями из ЦКБ, которых  менял. Они, смотрели, как-то мимо меня. Речь была их быстра, невнятна и они явно спешили свернуть разговор. Я ни чего не понимал. И только в конце разговора они промямлили, что у клиента было две остановки сердца, но сейчас он несравненно лучше, и мне будет легче, чем им. И они, конечно же уверены в благополучном исходе и желают мне всего хорошего. Прощаясь со мной, они посмотрели на меня с такой тоской, что мне стало не по себе. Как в старом фильме про обмен разведчиков на мосту они поспешили в зал вылета, а меня повели на выход из аэропорта. Тут я начал понимать  потихоньку старую истину " Жадность фраера погубит". Я ехал с серьезными парнями в громадном джипе неизвестно куда, и вернусь ли обратно, теперь зависело теперь от судьбы уже дважды умершего клиента-пациента.  Теперь я начинал понимать и ту несравненную щедрость Николая Ивановича. Какой же я молодец, что  "бабульки" взял авансом и оставил дома. Рванули мимо "УЗ-ДЭУ" в сторону Казахстана. Пересекли Узбекско-Казахстанскую границу и вот мы уже в Казахстане. Ясно, верно в Чимкентской области болящий. За всю дорогу серьезные казахи в строгих костюмах не произнесли ни слова. Радио не играло, но и сон пропал напрочь. Через три часа приехали. Карасу. Точно. Подкатили к входу  областной больницы. Названия на вывеске  сохранились еще на русском языке. У входа стояло человек пять хмурых, тревожных казахов. Но так же, как мои сопровождающие в строгих классных, европейских костюмах с запахом дорого парфюма. И это все среди убогости и вопиющей окружающей нищеты.  Ну, что же вперед, праздник кончился. Вот тебе и доллары, вот тебе и первый класс. Высокий, под сто восемьдесят, казах представился,
- Джолдас. Я брат Серика. Десять дней назад Серик упал с крыши, и вот теперь мы все спасаем его. Доктор, мы Вас проводим.
Говорил Джолдас спокойно, но с металлом в голосе.
В реанимации, как в местечковой подмосковной больничке типа Клина или Серпухова. Старые машины искусственной вентиляции легких, полное отсутствие мониторов и нормальной лаборатории, облезлые стены с зияющими дырами штукатурки, серые простыни на матрасах с пятнами застиранной мочи и крови. В реанимационных палатах жара несусветная и даже открытые окна не спасали. Наш пациент был не просто плох, он умирал. Серые кожные покровы, заостренные черты лица, абсолютно не синхронный с аппаратным дыханием. Я нащупал пульс, он не просто был учащен, он еле поддавался подсчету в силу высокой частоты. При измерении давления уже помчался мой пульс, давления у парня было всего-то 60 на 0. В легких при выслушивании, какафония из различных хрипов. Мочи у парня не было уже двое суток. Я вспомнил тех двух педерастов из ЦКБ,
- Вовремя слиняли, суки, пидары, козлы вонючие, - думал я.- Мы уверены в успехе, мы уверены в выздоровлении.-
 - Ах, уроды, ох сволочи.
 Ситуация уже принимала не просто тревожный оборот, а становилась смертельно опасной. Эти Гаврики напели, что они все сделали файн. Теперь  после моего приезда, если он помрет, с ним наверно помру я. Да, видно смотрели они на меня в аэропорту не с сожалением, а прощаясь навсегда.
- Блин, если выживу, набью морды уродам. Если выживу.
  Ну, что ж, вперед. Арбайтен доктор.
Я отошел первый раз от Серика только через шесть часов в туалет. За эти шесть часов я сделал маленькое чудо. Наладил нормальную вентиляцию легких, уменьшил частоту сердечных сокращений, поднял артериальное давление до 90 на 20. Но мочи не получил. Стало немного легче. Местные доктора и медсестры были в глубочайшем почтении, но энтузиазма в помощи мне не проявляли, хотя все делали четко и правильно. Нормальные парни с виду, они явно побаивались родственников болящего и абсолютно не комментировали не прошедшие этапы лечения, ни мои действия. Они просто выполняли все, что я им говорил.
Вошел в ординаторскую глотнуть чая. Но тут нарисовался Джолдас.
-Доктор, давайте съездим, пообедаем. Здесь не далеко.
Меня валило с ног, хотелось и спать и жрать, но не было ни какой уверенности, что пациент не даст очередной остановки сердца. Короче, крепкий чай и сигарета в ординаторской, и опять к больному. Через десять часов от моего прибытия пошла моча. Время было около часа ночи по-местному. Наступила минимальнейшая стабилизация в состоянии пациента. Но я конечно же не питал иллюзий, я знал, что он умрет.
 Моя задача была проста, он должен умереть после моего отъезда. Иначе шансов умереть с ним было у меня ой, как много. Наш Серик упал с крыши неудачно. Он поломал все ребра и справа и слева, он разорвал оба легких, он разорвал печень и потерял около шести литров крови во время операции. После операции он впал в кому и больше уже из нее не выходил. Серик, как я понял, был наркоман и забулдыга, но зато его родные братья были парни, что надо. Старший был начальником областной милиции, средний владел несколькими пивоваренными заводами в Казахстане и еще каким-то производством в Германии. Про среднего, мне тихонько шепнул один из анестезиологов, что торговля пивом это лишь легальное прикрытие торговли наркотиками на Западе, что я попал и что на руках и средненького и старшенького столько крови......
Все мои страшные догадки начали воплощаться в еще худшем варианте. Криминальное трио, медленное переходящее в дуэт, братцев было  просто непоколебимым. Сплав административный с криминальным и финансовым позволял эти парням творить все, что угодно на подчиняющейся им территории. Вот она настоящая мафия.
 С братишкой им явно не повезло, и это была его не первая травма. Но в этот раз явно последняя. Не смотря на забулдыжность Серика, он был самым любимым в семье. И теперь вся семья делала все возможное для спасения младшенького.
Лекари из ЦКБ прилетели на вторые сутки после травмы, но при них уже у Серика отлетели почки, дважды останавливалось сердце. Так, что мне уж точно после всего этого ловить было нечего.  Эти твари, то бишь мои коллеги напели братану Джолдасу, что все самое страшное позади, что кризис миновал и что новый доктор, лишь только закрепит успех их работы. Они понимали, что им надо вырваться. Московские бамбуки, как я не любил чмошников ( чмо- человек московского образа).
Джолдас в шесть утра все же решил вывести меня поесть. Поехали на громадном красном джипе по узким улочкам с саманными домиками, куда-то в махалю. Парадоксы. В домике скромном из виду внутри оказались просто шикарные хоромы. Дорогущие мебельные гарнитуры, все в зеркалах, камин и кондиционеры, ковры окутывающие нежно ноги. Посередине одной из комнат стоял накрытый стол с мантами, лагманом, лепешками, зеленью и прочая.  Вместе со мной и Джолдасом с нами сели еще два европеизированных аборигена. Я естественно алкоголь - ни-ни. Зато лагман и манты, с детства любимые блюда, навернул от души. Конечно же, в Казахстане лагман готовить не умели, впрочем, как и в Узбекистане. Настоящий дунганский лагман с джусаем готовят только в Киргизии. Но все равно было вкусно. Подавали еду девочки фотомодельной внешности и одетые в  изысканные костюмы, а-ля офис. При этом юбки чуть прикрывали трусики, и при каждом движении изменяющую вертикальную позицию тела открывался очаровательный вид. Девочек было три. Одна явная славянка, вторая кореянка, а третья то ли казашка, то ли узбечка. Красавицы были они отменные. Но мне, как ожидающему многого интересного впереди было не до забав и утех. Беседа во время приема пищи была ни о чем. На меня смотрели, если, как не на слугу, но ни как на равного им, хозяевам жизни. Восточная сдержанность, маски печали и скорби на лицах не настраивали на дружескую беседу. К концу раннего завтрака, а за одно  обеда и ужина  зазвонил телефон у Джолдаса. Он моментально поднялся и сказал жестко всем,
- Срочно в больницу, Серику стало плохо.
За пять минут домчались до больницы, влетели в палату. Серик не ухудшился, просто медсестре показалось, что что-то произошло. Она тоже боялась за свою жизнь. Выполняла старую реанимационную истину - "Лучше перебдеть, чем не до бдеть".
Через пять минут мы вышли в ординаторскую, и я сказал жестко и непримиримо,
-Джолдас, все, так дело дальше не пойдет. Или мы работаем нормально, или не работаем.
Джолдас зыркнул на меня своим волчьим взглядом, напрягся внутренне и спросил,
- О чем ты доктор, о чем ? Не забывайся, фильтруй базар.
- Джолдас, пойми меня правильно, для успешной работы, для спасения Серика необходимы простой реанимационный монитор и нормальный аппарат искусственной вентиляции легких. - Я говорил умиротворенно, как дрессировщик с тигром или львом на арене цирка.
- Ты, что раньше молчал? Откуда мне знать, что нужно? Я все достану. И эти врачи из Москвы, что были до тебя, почему не сказали. Я вам всем плачу такие бабки, и только сейчас узнаю, что что-то еще надо. Послушай, я не лох и умею спросить за свои деньги. И я спрошу....
 Напряжение последних дней  прорвало восточную ментальность и Джолдаса понесло.
- Я вашему боссу из Москвы говорил, любые бабки, все, что надо, санитарный самолет из Германии, все достану. Сколько дней потеряли....
Слезы стояли у него в глазах, и кажется, начиналась истерика.
- Так, Джолдас, надо действовать. Все это есть в Ташкенте. И монитор, и аппарат для вентиляции легких. Можно взять напрокат или в институте кардиохирургии, или в институте травматологии.
Джолдас сразу же очнулся и по-казахски начал говорить, что-то своему слуге-референту, стоящему чуть в отдалении. Затем повернулся ко мне и сказал,
- Через четыре часа все будет на месте. Еще что-нибудь надо. Думай быстрее доктор.
- Джолдас, возможно, что-то и понадобиться, но на этом этапе достаточно.
Я пошел к больному, Джолдас пошел на выход из реанимации, а двое серьезных парней с мордами уголовников постоянно держали меня в поле зрения.
Ситуация оставалась критической. Блок легких не разрешился, да и не мог разрешиться  так быстро. Почки работали еле-еле. Артериальное давление удавалось поддерживать на фоне постоянного введения вазопрессоров. Шоковое легкое и неизвестно, что в голове. Кома продолжала оставаться глубокой и вот-вот могла перейти в атоничную, как признак смерти мозга.
До конца срока моего пребывания в славном городке оставалось двое с половиной суток. Я забыл, когда спал. Меня шатало, меня начинало уже глючить. Я зашел в ординаторскую, сел в кресло вытянул ноги на соседний стул и провалился в черную яму сна. Проснулся от нежного трепетания моего плеча. Разлепив глаза, увидел стоящую надо мной медсестричку.
- Доктор, у нас все хорошо. Но сейчас приедет Джолдас Курбанбекович, привезет аппаратуру.
- Чон рахмат, эже,- сказал я и медленно поднялся.
Я проспал ровно четыре часа. Класс. Я вновь был готов к бою. Я восстановился полностью. 
Состояние Серика за четыре часа не изменилось. Все было на прежнем критическом уровне.
Жара в октябре стояла несусветная, градусов под тридцать пять. Дурак, мне надо было заказать еще кондиционер в палату. Потому, что в палате жара была ни чуть не меньше. И нам приходилось постоянно  окутывать тело Серика мокрыми, холодными простынями, чтобы хоть в какой-то мере уменьшить лихорадку и воздействие жары.
Подключив Серика к монитору и переведя на новый, фирменный аппарат вентиляции легких дышать, стало легче всему персоналу и,  конечно же, мне. Теперь все функции сердца и дыхания отражались на экране. Аппарат вентиляции легких позволил значительно уменьшить блок легких. Но Серик в сознание не приходил, глубокая кома. Что это, что? Закрытая черепно-мозговая травма, инсульт, или гипоксический отек головного мозга. Ответ можно было получить только при выполнении компьютерной томографии головного мозга. Но этого не смог бы даже Джолдас. Не смог доставить и установить компьютерный томограф за двое-трое суток. А далее уже не важно.
  Да, парадоксы. В этом нищем городке живут пивные короли, короли наркомафии, ездят на шикарных машинах, содержат бордели высочайшего класса и не могут сделать одну маленькую больничку на самом современном уровне хотя бы для себя. Вот и готовы сдохнуть в грязи, как свиньи, как и все их сограждане на равных условиях. Уроды, мозгов не хватает понять, что вечную жизнь им не купить ни за какие деньги. Я вспомнил недавнюю командировку в один Российский городок, где в состав службы безопасности руководства металлургического комбината входил главный врач маленькой лекарни при комбинате. Но когда я посетил сию лекарню,  как будто очутился в лучшей клинике Запада. И самое главное, что эта больница располагалась на частной территории комбината, и городские власти не имели к ней ни малейшего отношения. Вот так работают умные комерсы, вот так.
В режиме коротких перебежок от сна по часу-два, к работе с пациентом прошло еще двое суток. За это время я подружился с сестричками и врачами отделения. Они еще смотрели на Москву с уважением, они еще продолжали жить многими ценностями Советского Союза. Но уже наметилась глубокая борозда, как на треснувшей льдине, разделяющая нас. Они были здесь, а я  там.
Самолет мой должен был улетать через десять часов. Пора было приступать к тяжелому разговору с Джолдасом.
- Джолдас, я военный врач и мне нужно скоро улетать. Ты знаешь об этом. Я прошу тебя отпустить меня. Я честно выполнил свой долг. Ты видел, что я честно отработал свои деньги.
Джолдас с почерневшим лицом от напряжения всех этих дней ответил,
- Я прошу тебя остаться. Ты получишь любую сумму. Ты должен до конца вылечить Серика. Я тебя очень прошу.
- Извини, Джолдас, извини, но я не могу. Я отпросился только на пять дней. И это не зависит от меня. Джолдас, я должен улететь.
Джолдас помолчал несколько минут, что-то обдумывая и наконец произнес,
- Хорошо, доктор. Ты улетишь в срок. Через три часа тебя отвезут в Ташкент, в аэропорт.
Я мысленно перекрестился.
Через три часа, в два часа ночи подъехал черный джип, на котором я приехал и в сопровождении своих охранников погрузился в него. Ехали по ночной степи, в кромешной тьме. Я сразу же заснул. Очнулся от криков, стрельбы, воя и причитания.
Джип стоял в ночи. Вокруг стояли несколько машин. Взрослые мужики рыдали и выли, стреляя при этом из пистолетов и автоматов в небо. Я все понял. Серик умер. От усталости и отупения бессонной недели мне было абсолютно все равно. Я только подумал, пристрелили бы сразу меня, что бы ни мучился. Охранник грубо дернул меня за руку и приказал выйти. Ну, вот и все. Приехал. Вот тебе и шабашка. Но мысли были вялы и тягучи. Безразличие полное. Меня не расстреляли. Просто пересадили в драные "жигули" и какой-то казах, более похожий на чабана сразу же повез меня куда-то. Я опять провалился в сон.
Очнулся от тычка в бок. Было светло. Аэропортовская площадь. Казах открыл двери машины и жестом показал на аэропорт. Я пошел не оглядываясь. Летел обратно опять первым классом и опять ни чего не видел. Я спал.
Больше я ни когда не слышал Николая Ивановича, и ни когда не получал от него заказов.