текст опубликован в журнале «Иные берега Vieraat rannat» №25 за 2019 год и № 26 за 2020 год /Хельсинки/
Женские психологические зарисовки.
Этот текст родился благодаря роману моего друга по разуму и сестры по служению Музам Ольги Пуссинен «Седьмая высота». По велению сердца поддержать литературный поток женского творчества. Чего хочет женщина – того хочет Бог! Это не самодовольное женское позёрство. Это констатация биологического факта. Женщина выбирает. Выбирает мужчину. Выбирает психотип будущего человечества. Маскулинный социум лишь рекламная самопрезентация мужского. Исключений много, но мы – о тенденциях. Нам не дано выбора, под каким гендером прожить земную жизнь и под каким рассказать её версию другим. Но мужская и женская версии отличаются, как бы ни рекламировался политкоректный унисекс. Так чего хочет женщина? Этим стоит делиться, чтобы не стать жертвой слепого вектора эволюции.
В индуизме, причиной пребывания души (дживы) в мире сансары считается авидья (невежество), которое проявляется в незнании индивидом своей истинной природы, своего истинного «Я» и отождествлении себя с бренным материальным телом и иллюзорным миром майи. Подобное отождествление держит дживу в оковах чувственных наслаждений, заставляя её перевоплощаться и принимать всё новые и новые тела в круговороте сансары
/Википедия/
Спускаясь к великой реке,
Мы все оставляем следы на песке…
/ А. Макаревич /
Если мы посмотрим внимательно на человеческое существо, мы сразу же заметим, что это уникальная голограмма; самодостаточная, самогенерирующая и обладающая собственным знанием. И если мы очистим это существо от планетарного контекста, мы быстро поймём, что человеческая форма похожа на мандалу или символическую поэму, поскольку внутри этой формы живёт полная информация о разных физических, социальных, психологических и эволюционных контекстах, внутри которых она развивалась.
/Д-р Кен Дихтвальд в книге Голографическая парадигма/
Такси задерживалось. Сейчас это большая редкость. Уже давно розданы последние ЦУ издёрганным домочадцам. Таисия Львовна, сердобольно сложив руки на груди, с тревогой осматривает фигуру дочери, словно в эти минуты еще можно вспомнить о чем-то забытом и непременно чрезвычайно важном. И взять это важное с собой или, наоборот, оставить. Карина, наученная горьким опытом частых материнских командировок, старается не попадаться ей на глаза. Нужно просто соблюдать несложные правила: в ушах – наушники, сидеть спиной к двери, но дверь в её комнату должна быть обязательно открыта, иначе легко можно напороться на непременное обвинение в дочернем равнодушии к судьбе матери. Быть и не быть одновременно. Искусство, которым в свои тринадцать она владела феноменально, то появляясь на семейной сцене, то исчезая с неё. А ведь в младенчестве она набила в этой школе немало шишек, пока научилась читать по выражению глаз, раздраженным всплескам рук своей матери её состояние, переставая плакать и требовать что-то для себя, пока её усталой маме так плохо. Вот и сейчас в воздухе висел именно такой момент. И Карина, предусмотрительно почистив зубы и приняв душ, сидела в любимом кресле в пижамке с мелким детским узорчиком, поджав ноги, с медитативной музыкой в ушах и уже в пятый раз пыталась понять смысл восемь раз перечитанного предложения. Склонив голову набок, так что блестящие черные волосы закрывали половину станицы, она в полузабытьи проговаривала шепотом слова «Самоанализа» Карен Хорни: «Таким образом, цель Фрейда можно сформулировать в виде отрицания: достижение «свободы от». Однако другие авторы, включая меня, цель психоанализа формулируют позитивно: освобождая личность от внутренних оков, сделать её свободной для реализации её потенциальных возможностей…» Они удивительно гладко ложились на медитативную музыку и переносили её в какой-то далёкий мыльный мир, где все формы вытягивались и сплющивались, а мысли текли плавно и певуче. Карине нравился этот мир. Он приятно отличался от резкого и угловатого мира, наспех сколоченного её матерью, который она навязывала всем в доме: себе, своей дочери Карине и собственной матери Таисии Львовне. «Интересно, а сама мама читала эту книгу», - с детским любопытством подумала девочка. «Самоанализ» она три дня назад вытащила с самой верхней полки книжного стеллажа. Стряхнув пыль и даже серую паутинку, она в предвкушении открыла самое начало и не смогла оторваться, даже отложив недоделанную алгебру. Название так много обещало, что уже третий вечер заканчивался чтением, но к понимаю себя Карина за эти дни так и не приблизилась. И хотя обычно она читала быстро, схватывая суть лишь взглянув на страницу особым скользящим взглядом, эта книга ей не давалась. Вот почему она подумала про маму. На верхних полках лежали мамины книги времен студенчества. Она могла и вовсе не читать эту книгу, не выбросив только потому, что любила бумажные книги, просто потому, что это книги. Она помнила их по шершавости обложки, по уникальному для каждой бумажному запаху, который зависел от возраста книги. А может, это был подарок друга-студента, который она сохранила на всякий случай, а потом подумала, что теперь у неё есть, кому передать свою библиотеку, и пусть дочка сама решает: что оставить, а от чего избавиться. Ведь для неё это будут просто носители информации, а не история молодости. «Нет, мама точно её даже не открывала! Если бы она открыла эту книгу, не смогла бы остановиться и дочитала бы до конца. А если бы дочитала, поняла бы, какая она и чего хочет. А этого она пока не поняла – в этом Карина была абсолютно уверена».
Ольга и правда пребывала сейчас в том неопределенном состоянии сознания, когда сознание управляет жизнью, но – спит. А бессознательное не спит, но ответственность за её жизнь брать на себя не хочет. Говоря по-простому – в состоянии полного раздрая. Вот и сейчас, отправляясь на очередной финансовый тренинг, она не испытывала ни радости, ни печали, ни раздражения. Она даже не останавливалась мыслью на том, куда едет и что её там ждёт. Выручал автопилот. Полезная функция мозга, которую Ольга довела до совершенства ежедневными тренировками. Сначала она делала это для того, чтобы рутинные дела делались быстрее, а освободившееся время можно было потратить на что-то действительно важное и осмысленное, что в итоге росло бы и росло в объеме, постепенно вовсе вытеснив рутинные мысли из головы, заменив их открытиями, которые в итоге изменят Ольгино настоящее. Но на деле всё оказалось не совсем так. То есть, совсем не так. На освободившееся от рутинных дел время пришли новые рутинные дела, еще более объемные и еще более рутинные. И Ольга постепенно сдалась. Теперь не она управляла созданным ею автопилотом, а он ею. Вот и сейчас за пару часов был собран дорожный чемоданчик, половина вещей в котором давно уже даже не извлекалась по возвращении, в виде списков и инструкций оформлены поручения и наставления домочадцам, которые без списков всегда всё путали, делали не так, искренне считая, что так им и было сказано. Списки решили обе проблемы: никто ничего не забывал, а Ольге всегда можно было сослаться на письменный документ. Часто ночами, планируя перед сном следующий день, она вспоминала прошедший, и колючая волна чувства вины перед мамой и дочкой окатывала её с головы до ног. Точнее, эта волна сначала возникала горячей точкой чуть выше пупка, поднимаясь всё выше, доходя до подмышек, там останавливаясь, обжигая горячим кольцом всю грудную клетку, а потом резко, как цунами, обрушивалась вниз до самых пяток. Она, словно самодур-генеральный, шпыняла своих нерадивых подчиненных, за каждое нарушение правил, обрушивая на них шквал своего плохого настроения и неудовлетворенности жизнью. И только ночами в очередной раз просила у них прощения, сама не понимая, почему никак не может остановиться и стать другой. Понимая, что нет на свете никого ближе и роднее этих двух сердец, для которых она – центр их маленькой вселенной «на троих». Она отвечает здесь за всё, принимает все решения и не может допустить ошибки, даже самой маленькой. Этот факт всегда примирял ее с действительностью и позволял получить автопрощение. Успокоившись, она засыпала. Сном не мирным, но без мыслей, сожалений и сновидений, чтобы утром, разбудив автопилот, начать новый крестовый поход за счастье и благополучие вверенного ей королевства.
Она давно привыкла одна решать и свои и чужие проблемы. Сейчас уже на автопилоте. Муж, если позволительно назвать его этим монументальным словом, плавно растворился в жизненном пространстве, когда Карине исполнилось два с половиной года. Сначала Ольга озадачилась. Точнее, она даже не сразу заметила отсутствие мужа. Пытаясь быть идеальной женой, мамой, дочерью, подругой и финансовым консультантом, она лишь через несколько дней заметила пустоту в мужской половине шкафа. И очень… удивилась. Она никак не могла поверить, что можно уйти от такого совершенства, от той идеальной женщины, которой она так старалась стать, и что, ей казалось, отлично удается. Удивление сменилось гневом. Если её бросили, даже не известив лично, значит, в чем-то она просчиталась, где-то допустила ошибку. А ошибок она не прощала, особенно самой себе. Но в то разоблачающее утро она не стала перегружать себя разбором полётов, решив вернуться к самоанализу в свободное время. «Может, просто с мужем не повезло», - в который раз выручила её удобная мысль. А спустя пару недель, Ольга и вовсе поблагодарила Судьбу за это событие. В партнерских делах, которые как раньше думала Ольга, делятся поровну, муж не участвовал вовсе, зато забирал те крохи свободного времени, которое она могла потратить либо на саму себя, либо на него. А требовал он многого. С жаром рассказывая о тонкостях и перипетиях своего филигранного внутреннего мира. От Ольги требовалось только внимательно слушать. И ей это было не сложно, наоборот, очень интересно. Сама она не обладала даром передавать душевные движения в словах, особенно другим людям. Поэтому так любила читать чужие истории эмоций или слушать их устные версии. Просто супруг её, хоть и интересовался психологией, теориями будущего и разными фантастическими вещами, сводил все размышления к нескольким системным кругам, по которым во время своих рассказов мог вращаться бесконечно. Поначалу она даже пыталась начать с мужем диалог, поделиться своим мнением, обсудить его формулы жизни, чтобы развить его теории и предположения и выйти на новый уровень с этого круга дурной бесконечности, но он не только, словно не слышал её, но и обижался и сердился, когда его перебивали. И Ольга больше не стремилась быть услышанной. Больше не надеялась, что когда-то в его интересах очередь дойдёт и до неё. Только кивала и соглашалась, когда того требовал разговор. Думать о своём в это драгоценное время она тоже не могла. Даже если этого никто не видел и не знал, она была нагружена внутренним барометром совести, не позволяющим халтурить ни в чём, даже в слушании собеседника. Поэтому уход Олега её вскоре даже обрадовал. Она была ему благодарна за те годы, которые они провели вместе, за чудесную дочку и за саму себя, которую она обретала вместе с его уходом, и о которой он так ничего и не узнал.
Она даже подумала, что следующий муж обязательно будет лучше предыдущего. Любое движение сводится к расширяющейся спирали, так её убеждали на лекциях по макроэкономике. Иначе движение теряет смысл, затем цель, а затем вовсе прекращается. Просто нужно на досуге тщательно всё проанализировать, выявить свои ошибки и в следующий раз сделать правильный выбор, лучший из возможных. Вот только этот досуг так и не появился, ошибки не выявились, а новый муж не нашёлся. Прежний, хоть и не помогал в семейных делах, но создавал в доме какое-то поле положительной энергии, которое питало Ольгу и давало силы делать дела быстро и с энтузиазмом. Она это поняла, только когда мужская часть шкафа опустела. Но обступившие со всех сторон обязательства требовали быстрых решений и быстрых действий. И она делала эти дела, только уже без той теплой обволакивающей энергии, схематично, порой жёстко, но всегда четко и безошибочно. И сама она стала угловатой, резкой, утратив, обретенную в замужестве эмоциональную сглаженность, несмотря на щедрые округлости фигуры.
Чисто экономически, когда кто-то спрашивал её совета, Ольга, вообще, давно поняла убыточность замужества, как финансового предприятия: если мужа и отца не указать, то отцом и мужем становится государство, а если укажешь – пиши пропало и уж тогда на государство не надейся, а надейся и завись только от супруга и отца своего ребенка – правильно, раньше надо было думать, кого выбираешь…а то любовь-любовь… Любимых государство не любит, а только - нелюбимых и покинутых. Правильно: мужчина у каждой нематриархальной женщины должен быть один, и конкурентов у государства быть не должно.
Наконец, прибыло такси. Машинально взбив рукой черную копну волос, она с прощальной ласковостью в голосе сказала буднично: «Пока». Все трое, по многолетней привычке, присели кто-куда - «на дорожку». И дверь за Ольгой закрылась.
Таксист был обаятелен и приветлив. Это её успокоило. Мрачные и неразговорчивые водители всегда вызывали у нее неловкость. Казалось, что они за что-то на неё сердятся, как в детстве мама, а она не понимает, за что и как это исправить. А так как сама она была необщительна и закрыта, даже не пыталась изменить ситуацию. И всегда восхищалась и завидовала подружке Лильке, которая всегда знала, как развернуть любую ситуацию в свою пользу. Даже пыталась научиться, наблюдая за подругой, но мало в этом преуспела.
Салон наполнили звуки блюза. Еще одно очко в копилку сегодняшнего водителя. Ольга часто пользовалась такси и даже разработала для себя водительский критерий по радиостанциям, которые звучат в машине. Дальше это работало уже на автомате. Тип музыки подсказывал, в каком мире живет выбирающий её человек, о чем с ним можно поговорить, а о чем лучше не стоит, каким будет настроение после поездки. Ольга, сколько себя помнит, всегда интересовалась другими людьми. Чем они живут, что им нравится и почему. И хоть никогда не начинала общение первой, всегда внимательно наблюдала и прислушивалась, о чем говорят на соседней скамейке. Зачем? Она и сама не могла себе объяснить. Это словно заглядывать вечером в окна домов, где горит свет – удержаться невозможно. Так и хочется озвучить слова, которые могли бы по сценарию говорить неслышимые через стекло выхваченные из своей реальности случайные персонажи. А заглядывать в ночные окна Ольга страсть как любила.
Вот и сейчас, проезжая по ночному городу, она пыталась представить, что делают его заоконные обитатели, которым не требуется провести сегодняшнюю ночь в поезде.
- Красивая сегодня ночь. Торжественная – нарушил тишину неразочаровавший и словами водитель.
- Да, - скромно соглашается Ольга, так как ничего не чувствует. Ни красоты, ни торжественности, ни ночи. Автопилот работает на полную мощность, а книга осталась в чемодане. Мыслями она все еще в собственной квартире, проверяет газ, свет и выключен ли звук в дочкиных наушниках. В такси она окажется ровно тогда, когда уже нужно будет выходить и, взяв чемоданчик, спешить к поезду. А до этого таксиста ждут только односложные ответы автопилота. Её всегда огорчало непреодолимое запаздывание её мыслей и чувств. Сколько ошибок она совершила из-за этой хронологической неточности. Даже прочла много книг про медитацию в ясном сознании, но так и не научилась подчинять себе свои мысли полностью.
Вокзал выделялся необычной подсветкой. Она была очень благодарна водителю за то, что теперь и она заметила красоту мартовской ночи, и за красоту его заоконного мира, подаренного ей на полчаса. За блюз. Но всего этого она опять так и не успеет сказать из-за предательской разницы во времени между настоящим мысленным и настоящим реальным.
- Всего доброго, - протягивает она оплату и покидает уютный мирок.
На вокзале царит то дремотное состояние, когда спать еще не время, но новых дел уже не начать. И в этом царстве неопределенности слоняются по зданию и перронам ожидающие ночных поездов пассажиры. И Ольга теряется среди них, попадая под общее гипнотическое состояние.
Объявляют посадку: «… «Москва – Адлер»…с головы состава….» Толкнув колесики своего блестящего красного чемоданчика, Ольга бодро, словно проснувшись, зашагала к пятой платформе. Она всегда оживала, когда появлялась конкретная цель. Девяносто процентов таких задач мог легко решить дрессированный автопилот. Остальные десять требовали её личного присутствия. И это было самым интересным. Когда-то, это было еще до школы, всё было наоборот, и девяносто процентов проблем полностью поглощали её силы и внимание. Но с каждым найденным решением, результат формулировался в виде алгоритма, алгоритм запоминался и стартовые девяносто процентов «это сложно» постепенно превращались в девяносто процентов «я с этим справлюсь». Некоторые алгоритмы приходилось закреплять практикой с присутствием сознания по два, а то и по три раза, когда входящие условия плохо поддавались систематизации и хотели попасть в исключения. Но исключения Ольга повторно систематизировала и, словно повторно заправив недоперемолотый фарш обратно в мясорубку, получала на выходе то, что хотела. Формальная логика была в Институте её любимым предметом.
С серого мартовского неба посыпался крупный снег, повторяя неправильностью своих форм вокзальный хаос. Ольга на автопилоте завертела головой по сторонам, ища в суетливой чемоданной толпе Лильку, но тут же дала автопилоту отбой – подруга приедет позже, сразу в хостинский отель. Насыщенная личная жизнь подруги опять нарушила их совместные планы. Ольга сразу вспомнила, что её соседкой по купе будет старательная Даша из их консалтинговой конторы. Показалось, что заныли сразу все нижние зубы.
С Лилей она любила вести задушевные поездные разговоры, особенно в сумерках, особенно после бутылки пряного чилийского вина. С Лилькой ей всегда было комфортно. Подруга не требовала от неё соблюдения правил и ритуалов, не наставала на своем мнении и не принуждала следовать ее добрым советам. Они пластично подстраивались под настроение друг друга: могли болтать и по-щенячьи резвиться, радуясь появлению долгоиграющего клиента, могли часами молчать, думая каждая о своем, могли внимательно слушать друг друга и смело делиться своим мнением, не подбирая слов и не боясь обидеть. С Лилей ей было так же хорошо как с самой собой, только лучше. О такой подруге она могла только мечтать. Другие всегда чего-то от нее ожидали: совета, знаний, помощи. И Ольга понимала, что на взаимной выгоде держится человеческий мир, и любила чувствовать себя полезной, но всё равно было немного грустно. А Лиля ни о чем не просила, даже отказывалась от советов и помощи, просто рассказывала о том, что было на душе и в жизни. Ольга сама была такой же. Обе они были самостоятельными и независимыми, сами могли решить все свои проблемы. А общались просто потому, что были друг другу интересны.
А здесь и не поговорить, и не почитать от души не удастся. Все будет наполовину. Сразу захотелось домой. Завернуться в уютный флисовый плед тигрового окраса, включить торшер и полностью переместиться в защищенный от реальности книжный мир. Пятнадцать лет назад, будучи студенткой экономического факультета, она и представить себе не могла, что когда-нибудь такой досуг станет для неё пределом мечтаний. Зато её тогдашняя подруга Инга вовсю рекламировала процесс уютного домашнего чтения. «Ты только попробуй, - говорила она полушепотом, округлив и без того круглые выразительные глаза, - «Садишься на диван, берешь плед, любимую книжку, а перед тобой столик с тарелкой фруктов. Виноград: ягодка к ягодке, парсики, груши…м-м-м… ». Именно этого Оля никак и не понимала. Что хорошего в перелистывании страниц влажными, липкими от винограда пальцами? Тут уж точно не до удовольствия. Сама Ольга не ела, сидя на диване, даже фруктов. А пледы вообще не любила. Как их не укладывай, а она добросовестно пыталась и не раз, они создавали неряшливый пейзаж и забирали столько внутренней энергии на стремление не замечать этой хаотичной картины, что ни о каком удовольствии от чтения не могло быть и речи. Ольга вообще страдала от неосознаваемого внутреннего беспокойства, если в помещении, где она находилась, складки на двух портьерах были не симметричны или поверхность столов не была пустой и готовой для работы. Придя в такое помещение, она машинально, на автопилоте, начинала систематизировать вещи, раскладывая каждую по месту использования. Это самый рациональный подход к уборке – Ольга проверила не один раз: алгоритм работал хорошо. И ей было не понятно, почему другим людям так сложно вернуть вещь, которая им больше не нужна, на то место, где они ее взяли. «Ведь так всем удобнее», – пыталась она в тысячный раз достучаться до Таисии Львовны, - когда тебе эта вещь снова понадобиться, ты будешь знать, где она лежит, и просто возьмешь ее. «Я и собиралась ее туда отнести, – виновато оправдывалась мать, - но меня, как всегда, что-то отвлекло, а потом я просто про неё забыла… неужели с тобой такого не бывает?» «Не бывает», – строгим учительским голосом ответила Ольга. И, правда, не бывало. Она и другой нерациональности не понимала: как большинство людей может заняться чем-то новым, когда еще не закончили предыдущее дело, не достигли цели. Зачем усложнять себе и без того сложную жизнь? – с сочувствием думала она про них.
Как она и думала, перестраховщица Даша уже стояла в очереди на посадку в вагон. В беретике и с вместительной черной сумкой - она держала одну руку в кармане пальто: там лежал билет, который нельзя было намочить под снегом, но требовалось быстро предъявить, чтобы никого не задерживать. Даша была даже многим похожа на саму Ольгу. Делала все рационально, правильно, стараясь думать о других больше, чем о себе. Но, в отличие от Ольги, она пользовалась не собственными алгоритмами, проверенными на личной практике, а чужими, которым ее научили старшие товарищи, которые, как считала сама Даша, лучше знают жизнь и плохого не посоветуют. Может, поэтому Ольга бессознательно недолюбливала Дашу. Не уважала. За доверчивость и детскость перед надуманными авторитетами и вместе с тем за какую-то старушечью догматичность при отстаивании правил, которые сама она никак не могла рационально оправдать.
Зря я не выбрала самолёт! – подумала она безнадежно. Поезда она обожала с детства, когда всей семьей они каждое лето ездили на море. Впечатления затмевали все другие события года. А сейчас, по прошествии лет, и вовсе остались единственными маркерами каждого из них. Когда пару лет, по какой-то причине, они не съездили на море, этот год просто стерся из памяти, словно его и не было, словно стал неактивной панелью на мониторе прошлого: вроде есть, а не открывается.
По этой сентиментальной привычке они с Лилькой всегда предпочитали поезд самолету, где без чувства вины можно было потратить время на воспоминания вслух, девичьи шуточки и хихиканье. А когда Ольга ездила одна, честно-свободное поездное время она без зазрения совести тратила на чтение. Книг в чемодане было больше, чем вещей. Мама часто, шутя, спрашивала: «Может, просто дома почитаешь, зачем для этого так далеко ехать, да еще тащить целый чемодан книжек?». Но это того стоило: книги Ольга могла читать только подходящие под сиюминутное душевное состояние. И пусть половина книг возвращалась непрочитанной, зато в дорожной мини библиотеке можно было отыскать книгу под любое ее настроение. Этим не могли похвастаться даже библиотеки пансионатов, в которых Ольга останавливалась на время тренингов. «Сплошная Донцова», – грустно констатировала она каждый раз, выходя из уютного зала с пальмами в кадках. Вездесущие Донцовы и Маринины поджидали своих жертв также в номерах, холлах и просто на скамейках. Уехавшие считали, что делают доброе дело, оставляя прочитанную книгу приемникам. Вот почему это называется одноразовая литература, - подумала Ольга. Хорошо, что книги не тарелки, можно еще кому-то почитать. Но сама Ольга такое не читала. И не потому, что это признак дурного вкуса и не модно. Она попробовала – ей не понравилось. Когда увидела у Таисьи Львовны такие книги, заинтересовалась, но не дочитала даже до середины. Ольга всегда все пробовала и проверяла, прежде чем вынести вердикт. Она не осудила вкус матери, лишь посочувствовала столь нерациональной трате времени, но стала регулярно брать для нее в библиотеке такие книги. Покупать все-таки рука не поднималась.
В общем, поезд она любила по многим причинам. Но сейчас за возможность почитать даже больше всего. Она и автомобилем-то не пользовалась из-за своей маниакальной страсти к чтению. Времени на чтение всегда было мало. Его можно было выкроить только из ночного сна или из многочисленных длительных переездов между клиентами. Там она и читала: в метро, в трамвае, в такси – всё равно, лишь бы заглядывать в окна других миров, чтобы увидеть, что можно жить чем-то еще и не задохнуться в собственном. Клиенты, с которыми она общалась по долгу службы, представлялись ей единым монументальным миром, чем-то напоминающим скульптуры Зураба Церетели: если когда-то в них и жили эмоции, сейчас они зацементировались в бесповоротном и точно рассчитанном стремлении вверх, а потому стали неотличимы друг от друга, хоть и стали заметными для всех. Ольга отказывалась даже от предложений подвезти, потому что приходилось поддерживать беседу, а о чтении – забыть. В своих, забитых до отказа делами, буднях она ценила эти мгновения выхода в другую реальность больше всего. И не собиралась от них отказываться до последнего, пусть это и осложняло не только её работу, но и жизнь.
- Привет, - спокойно протянула Ольга: другой человек не виноват, что он нам не очень нравится, и, договорившись с самой собой, приняла Дашину несамостоятельность.
- Здравствуйте, Ольга Александровна, - чирикнула, спохватившись, Даша, поправив черный беретик, - полчаса уже ждём проводника. Во всех вагонах уже посадка идёт, а в нашем – проводника нет. Вот как так люди могут забывать о своих обязанностях. Если ты профессионал, находишься на рабочем месте, будь добр, выполнять свою работу как положено…А если всем нам вздумается так относиться к выполнению своих профессиональных обязанностей… Вот, допустим, я не бухгалтер, а хирург какой-нибудь… Заболталась с подругой за чаем на рабочей кухне и недозашила у кого-нибудь что-нибудь? И не у кого-нибудь, а у этого самого проводника…вот тогда он и поймет всю свою неправоту. Захочет исправить поведение… а - поздно! Тогда бы сразу все стали хорошо работать, правда?
- Вот поэтому хирурги, в отличие от бухгалтеров, и не гоняют чаи целыми днями, а на ходу перехватывают то, что покрепче, - спряталась от вопроса Ольга, переводя в шутку Дашину тираду на тему «Если бы все работали так же хорошо, как я».
Сама Ольга давно структурировала список возможных тем, всплывающих в разговорах между людьми, и передала его своему автопилоту. Даже не подходя близко, по нескольким репликам она давно могла определить, на какую из тем перетираются слова в той или иной компании собеседников. А со временем, ей даже и слов было не нужно: ключевая тема читалась по жестам, расстановке говорящих относительно друг друга, по их мимике. Поэтому Ольга давно перестала участвовать в таких обсуждениях по интересам, заранее зная, чем всё закончится. Список излюбленных человеческих тем она вела еще со школьных времен, дополняя и усовершенствуя. И уже с детства не видела смысла в них участвовать, за что расплачивалась осуждением ровесников, считавших её высокомерной. И даже переживала по этому поводу, не зная, как донести, что понимает и разделяет их мнение, просто ей жаль времени на разговоры, в которых она не надеется найти решение проблемы.
Она еще в детстве научилась определять роль каждого из примкнувших к определенной группе, знала текст его роли и финальную реплику. Позже, увлеченно читая учебники психологии, она подставила устоявшиеся в науке названия под нарисованные ею портреты: формальный лидер, неформальный лидер, «заместитель», он же – правая рука формального лидера, множество «шестёрок», выполняющих поручения формального лидера, «связной», имеющий выход на другие группы и, конечно, «козёл отпущения». Благодаря этим знаниям, со временем она научилась ненадолго встраиваться в любую группу, поддерживать разговор, выдавая пару значимых фраз, которые запоминались всем, и счастливо выпархивать из кольца компании. Соблюдая несложные социальные правила, она избавилась от ярлыка высокомерной и замкнутой особы и отвоевала свободу не общаться, когда ей этого не хотелось, и общаться, когда ей это было необходимо. Поначалу, в школе, ей по неопытности приходилось играть роль неформального лидера. Роль была необременительной, но ответственной. Обычно она вызывала Ольгу на сцену, когда требовалось отстоять интересы кого-то из одноклассников или всего класса перед администрацией школы, придумать результативный сценарий или разрешить спор между одноклассниками. Тогда Ольге казалось, что ее деятельность даже полезна. Она научилась ловко составлять всякого рода заявления, прошения и объяснительные записки. В студенчестве и в первые годы рабочих будней, когда она отстаивала интересы своей группы, ей всё ещё казалось, что она делает полезное благородное дело. Пользуясь её инструкциями, формальный лидер всегда побеждал соперников, безошибочно достигал желанных результатов, а её ценил и берёг именно за эти качества. Зарплата тоже росла пропорционально ценности её советов.
Специфичность таланта очень рано привела её в политику. Тогда всё сложилось само собой. Да она и сама с детства считала, что только там можно вершить великие дела, принимать судьбоносные решения, с пользой проживать свою жизнь. Поэтому данный поворот судьбы сочла закономерностью. Но именно тогда, в свои двадцать лет, отстукивая каблучками победный марш по бюджетному коридору с папкой из натуральной кожи, позаимствованной у отца, с прической «култышка», чтобы выглядеть солиднее, она вдруг поняла, что политический мир еще легче поддается структурированию и абсолютно предсказуем. И даже зная названия ролей всех участников, не сомневаясь в их финальных репликах, изменить спущенный сверху, а может, как раз снизу, сценарий никто не в силах. Что политики, пожалуй, самые что ни на есть актеры в рамках своих ролей, более чем представители других групп. А в режиссерской команде есть свои неформальные лидеры, свои шестерки и связные, свои козлы отпущения. Но попасть туда ей больше не хотелось. Как в один раз расхотелось быть частью какой-либо группы. Даже если это группа по интересам, которые она разделяла. С того момента она отказалась даже от роли неформального лидера. И словно пыталась создать для себя новый формат независимого амплуа. На «связного» она не тянула, так как не нуждалась в бонусах от связываемых ею групп. А быть похожим на хладнокровного Джокера не хотела. Знала, его слабое место – вытесненные эмоции, которые в самый неподходящий момент сломают его, как сухую ветку.
Она чувствовала, что природа одарила её особым рассредоточенным взглядом, которым пользуются художники или фотографы, чтобы увидеть фрагмент жизни особенным, не таким, как видят его остальные. Только этот расфокусированный взгляд работает не с пейзажем или человеческим лицом, а со структурой общества. И применить его хотелось тоже на благо общества. Сделать жизнь всех и каждого немного светлее. Вот только что конкретно сделать для этого, она пока так и не придумала. Всё время словно не хватало времени. Казалось, вот переделает все дела и тогда точно придумает, как помочь человечеству. Что-то это напоминает? Ну, конечно! Таким же образом вот уже много лет она надеется в один прекрасный день решить вопрос со своей личной жизнью. Как там говорилось в советских учебниках: семья – ячейка общества? Видимо, этот же разоблачающий рассредоточенный взгляд, лишая сценарий интриги, начисто отбивал всякое желание играть роль и в группе под названием «семья». Это было грустно. Потому что детские мечты о большой дружной семье, не смотря ни на какой расфокусированный взгляд, не исчезали из поля Ольгиного зрения и даже не тускнели с годами.
Проводник появился минут через пять. Еще через десять обе сидели на диванчиках в своём купе. Даша деловито зашуршала пакетами. Извлекла практичного синего цвета велюровый спортивный костюм, тапочки и собранный заботливой мамой набор дорожной еды. Смущаясь, начала переодеваться. Ольга же впала в какое-то усталое оцепенение и смотрела сквозь путающуюся в застежках Дашу куда-то далеко-далеко. Это было то сладостное чувство, когда одно дело завершено, а время следующего пока не наступило. Автопилот отключён. Пауза для себя. Даше, разумеется, казалось, что начальница смотрит именно на неё и за что-то осуждает. Может, тон бюстика темнее, чем нужно, может, по бокам опять свешиваются предательские бухгалтерские «ушки» – результат неуёмных чайных возлияний с коллегами. Это Ольга Александровна никогда не пьёт чай с чем-то. Только сам по себе, очень крепкий и без сахара, за что за глаза её называют ведьмой. Потому как нормальная российская женщина пьёт чай сладкий и с плюшками, иначе, зачем его вообще пить, если не для того, чтобы скрасить и подсластить себе унылые будни. Так пили все в их небольшой консалтинговой фирме. Все, кроме Ольги Александровны. А может…
Но Ольга Александровна почти не видела Дашу в её темно-голубом бюстике и с бухгалтерскими «ушками», зато сразу уловила волну её эмоционального состояния, испытав к её смущению что-то похожее на зависть. Сама она отчего-то вовсе не смущалась собственного тела. Оно не было идеальным: пухлее, чем бы ей хотелось, и «ушки» висели по бокам, как у большинства женщин. Но она с первого взгляда в зеркало приняла себя такой, какой увидела, и никогда не предавала себя в этом. Даже послеродовой животик, который так пугал мужа, мало её беспокоил, и он исчез через полгода даже без специальных упражнений. Зато беспокойство мужа: « А вдруг ты теперь навсегда останешься такой?», - насторожило и неприятно саднило в памяти. Но доверие к собственному телу и привычка забывать плохое сделали своё дело – слова Олега стерлись из памяти как опечатка. В детстве она не понимала тех, кто стыдливо прячет своё тело, будь то взрослые или дети. Ей казалось, что они приставляются, кокетничают, чтобы привлечь к себе внимание. В юности, когда научилась управлять своим телом, обрела грациозность, она тем более перестала понимать недовольных, считая их жалобы капризами. Но позже, читая эмоциональные поля других людей, она почувствовала, как сильно страдают они от неприятия собственного тела. И хоть тела их прекрасны и по-природному совершенны, страдания эти подлинные. И больше неприятностей приносит нам не недовольство или гордость за собственное тело, а разница во взглядах на него. Олегу сложно давалось её дружески-панибратское отношение к телу. Своё тело он не любил и даже просил Ольгу хотя бы для приличия изобразить смущение. И она, как могла, старалась ему подыграть. Но это было чертовски сложно. Проще скрывать смущение, чем изображать его. Первому посвящено столько психологических тренингов, второму – разве что общие техники актерского мастерства.
Переодевшись, Даша села на диван и вопросительно посмотрела на Ольгу Александровну. Выходить из паузы не хотелось. «Почему не самолётом?» - отлепилась она от размышлений над Дашиной застенчивостью и сфокусировала взгляд на коллеге.
- Принести Вам чай? Нужно съесть еду, чтобы не испортилась, и лечь спать, - спорить с Дашей вовсе не хотелось.
Зачем готовить и брать еду, если потом требуется столько усилий, чтобы от неё избавиться? Ольга начала на каждом шагу натыкаться на ожидаемые от Даши «родительские» предрассудки. И она понимала её. Точнее, помнила, своё детство, точно новогодняя ёлка увешанное похожими безделушками. Пользы от них никакой, но отказаться от традиции… как-то неуютно. Вдруг останешься один посреди зимнего леса в поисках мифических подснежников, и никто не поможет. Таисья Львовна отстаивала семейные традиции, как отчаянный самурай. И Оля сама любила пироги по воскресеньям, прогулки в парке по субботам, куличи и ёлку. Но когда спрашивала маму, зачем она соблюдает эти ритуалы, что это ей дает, кроме хлопот и ощущения неуправляемого поезда, в котором все мы мчимся неизвестно куда, но выйти не решаемся, та сердилась и, стараясь закрыть тему, заговаривала о другом. И подрастая, Оля понемногу пробовала отказаться от семейных привычек, которые забирали сил больше, чем давали. Оказалось, это возможно и совсем не страшно. Новая жизнь радовала. Особенно тем, что появлялось ощущение, что Ольга творит её сама. Первое, на что она покусилась, была субботняя генеральная уборка. С детства это была её обязанность. В каком-то журнале по домоводству, которые она обожала читать после школы, Оля прочла, что бывает два способа поддержания чистоты. Первый, это генеральная уборка через определенный интервал времени. Второй, полный отказ от такой уборки, а наведение порядка в доме по мере необходимости: кто заметил несвежую мойку – вымыл, кто заметил беспорядок в шкатулке – исправил. «Уборка без уборки» - назывался этот метод. Поначалу второй способ показался Ольге невыполнимым абсурдом. Но интересов становилось все больше и тратить субботу на то, что через неделю вновь приобретет черты хаоса, было жаль. И она попробовала. Конечно, убирать участки по мере необходимости приходилось ей самой. Перевоспитывать родителей было хлопотно и трудоемко: прибрать самой было быстрее. Так она освободила себе субботу и увлеклась процессом преобразования усвоенных привычек. Все усвоенные от родителей привычки анализировались: полезные передавались автопилоту, бесполезные – игнорировались, смешанные – усовершенствовались. Сегодня это направление называют минимализмом. Человек любит давать выразительные имена простым вещам. Но тогда она просто осваивала пространство собственной жизни, и это доставляло ей удовольствие. Единственное, отчего она не смогла отказаться, это «Оливье» и «Шуба» на новогоднем столе. И хотя она выискивала умопомрачительные рецепты новых салатов, без этих двух традиционных праздничного настроения не появлялось. И тогда она сдалась, чтобы не портить праздник себе и близким. Когда Карина подросла и, надувая губки, обходила праздничный стол со скучающей рожицей, приговаривая: «А вот у Светика из нашего класса в прошлом году был шашлык 31 декабря!», - невозмутимо отвечала: «А у нас свои традиции». Ей хотелось, чтобы и дочке достался кусочек их семейного мира, такой уютный и тёплый. Пусть это будет тарелка с любимыми салатами в Новый год.
Но в ночной поезд еду она давно не брала. Проверила несколько раз – хлопот больше, чем пользы и радости. И вообще любила путешествовать налегке. Вот только книги… книги. Но почитать рядом с Дашей вряд ли удастся.
Даша принесла чай. Разложила еду из контейнеров. И щебетала, щебетала… Ольга Александровна выпила крепкий дорожный чай из фирменного стакана с подстаканником. И молча смотрела в окно, за которым на черном фоне пролетали яркие огненные шарики. Она научилась молчать, когда ей этого хотелось, даже находясь вдвоем в замкнутом пространстве, не испытывая неловкости. Оказалось, тот, кто хотел выговориться – говорил, кто не хотел – молчал и слушал. И все были счастливы. Первая командировочная ночь незаметно переносила её в какой-то новый мир. Завтра она проснется немного другим человеком. Так было всегда.
Даша проснулась первой и сразу включила автопилот с вшитыми родительскими программами: зашуршали пакеты, на столе выросли контейнеры с зубной щеткой и завтраком, в непрозрачной синей обложке легла книга. Зачем брать щетку, если всё дают в поезде? – наверное, родители успели чем-то напугать её на эту тему с отеческой нежностью подумала Ольга и улыбнулась. «Интересно, какую книгу может читать такой человек, как Даша», - подумала Ольга потягиваясь. Скажи, что ты читаешь, и я скажу какой ты», - самодовольно перефразировала старую мудрость Ольга. Она обожала афоризмы и с удовольствием сочиняла их сама: так мудрые формулы проще запомнить самой, извлечь нужные из тематического каталога сознания и быстро загрузить в автопилот. И советы другим проще формулировать с их помощью, а советы у Ольги почему-то спрашивали особенно часто. Если собеседник умный и достаточно опытный, вообще достаточно привести только афоризм – он всё поймёт сам. Таким людям нужна не информация: «что делать?», а поддержка: они думают правильно или, если ошибаются, то не одиноки. Ольга в очередной раз поблагодарила кого-то невидимого, что открыл ей возможность видеть эмоциональные каналы других людей. Теперь она могла общаться, не задевая болевые точки других, но давая им ровно то и столько, в чем они нуждались именно сейчас. «Надеюсь, я еще не перешагнула рубеж самодовольной гордыни?», - дружески просканировала она уровень текущей самооценки.
Сама она и не помнила сейчас, когда это началось. Может, когда еще ребенком наблюдала за мамой, которая из последних сил пыталась не расплакаться от обиды и продолжала говорить с отцом спокойным голосом, в котором появлялось лишь немного жёсткости, словно голосом она выстраивала металлический защитный корсет. «Чего она боится», - думала маленькая Оля? «Что отец сломает этот корсет и обида пройдет еще глубже, в самое сердце? Или боится, что сама не удержится внутри и выпустит сердце навстречу отцовскому, а так нельзя – обидчик должен быть наказан холодностью?» Она всё пыталась разгадать смысл этих ритуальных сердечных танцев, но никак не могла. Кто и когда первым записал в анналах всечеловеческого эмоционального опыта, что если выражать не то, что чувствуешь, боль уйдет. Кто подарил человечеству эту ложную формулу, по которой партнер оказывается врагом, которого нужно обмануть, запутать следы и перехитрить. Запутывая следы, человек так далеко ушёл от самого себя, что теперь даже не решается оглянуться, чтобы найти обратный путь.
А может, она научилась различать настоящего человека и нарисованного им для других двойника, когда смотрела, как в задумчивости курит отец. Он не старался показать другую картинку себя, он просто не показывал себя вовсе, и только в такие моменты сигаретной задумчивости Оля могла почувствовать, как много он понимает в жизни, как тяжел психологический груз, который ему достался, но он спокойно и терпеливо старается донести его до цели. Так маленькая Оля узнала, что взрослые по-разному воплощают эту формулу, передающуюся из поколения в поколение. Но отказаться от нее не решаются. «Интересно, а есть, те, которые решились отказаться?» - думала она.
Чем старше Оля становилась, тем больше обнаруживала вокруг «раздвоенных» людей. И её не покидало чувство, что она может им чем-то помочь, просто пока не догадывается как. А пока она старалась не раздвоиться сама.
Завтракать в вагоне-ресторане было непривычно. Ощущения напоминали постпраздничное утро первого января. Над столиками еще витали энергетические следы ночных посиделок, споров, подогретых алкоголем, задушевного молчания, теплоты объятий. Ольга выбрала крайний столик по отработанной годами привычке занимать безопасное положение с максимальным обзором, на всякий случай. За это друзья прозвали её снайпером. Она завидовала открытым непосредственным людям, которые вообще не задумывались о своем местоположении. И пространство удивительным образом всегда подстраивалось под них. Такой была её подруга Лиля. Ольга так не умела: инстинкт бежал впереди неё и сканировал пространство, оценивая возможные опасности, неожиданности и приятные сюрпризы.
«Хорошая вещь вагон-ресторан!», - искоркой сверкнула мысль, когда она посмотрела в окно. Все столики в нем – у окна. А это Ольга очень любила. Время, проведённое за столиком без окна, Ольга всегда считала потерянным. Мысль упиралась в стену, предметы, собеседника и не шла дальше сиюминутного мирка. А кафе и рестораны она любила именно за возможность по-быстрому попасть в параллельный мир сущностного, словно сбегать в ближайший магазин за хлебом к обеду. Ей нравился коктейль положительных эмоций, который накапливался в таких заведениях к вечеру. Намоленное место, говорят о храмах. Обитель позитива, - так окрестила она места, куда люди несут свои радужные надежды, предвкушение праздничного драйва, трепет предстоящего свидания. Посидев в такой атмосфере полчаса, сам наполняешься красивыми предчувствиями и выходишь на улицу окрылённым. Ольга любила видеть на кромке своего поля зрения проплывающие мимо истории.
Вот компания студентов бурно радуется окончанию сессии, поедая пиццу: им всё равно, что заказывать, они счастливы уже тем, что вместе, что молоды, что всё впереди. Они не утомляют себя дифференциацией мира, они любят и принимают его весь целиком.
А вот за столиком в углу парочка: он - угловатый высокий брюнет, неловко, но настойчиво вручает ей букетик. Она - пухленькая живая шатенка вся в весёлых кудряшках: одной рукой поправляет волосы, другой пытается пристроить букет между тарелками. Спасает официант – приносит вазу и ставит в неё букет. Видно, что юноша долго готовился, наверное, репетировал сценарий этого вечера про себя не один раз. Она слегка озадачена: болтает без умолку, не зная как вести себя с таким «молчуном». Такой опыт у неё впервые. Сложно им будет – скользит Ольгина мысль. Но если сумеет её удержать, жизнь его обретет краски, которых сам бы он никогда не заметил.
А вот мама с взрослой дочкой манерно спрашивают совета официанта. Они закажут не то, что хотят на самом деле, а то, что эффектно будет сочетаться с цветом их шарфиков и что удобно есть, не испачкавшись. Судя по обилию пакетов из престижных бутиков – отмечают удачный шопинг, предвкушая предстоящую домашнюю примерку.
За столом с диванами уютно расположилось семейство с двумя братьями лет трёх и пяти. Маленький перевернул перечницу и тянется за зубочистками, чтобы проверить удастся ли засунуть их в дырочки солонки. Старшему это тоже любопытно, но он из последних детских сил сдерживает себя. Заранее пригнувшись, поглядывает исподлобья в сторону матери, предвкушая разборки, которые ждут младшего. Впрочем, родители ничего не замечают, продолжая что-то в спешке обсуждать. Наверное, что лучше купить детям на позднюю весну: ветровки или толстовки. С той поры, как у них появились дети, они ходят в кафе ради них, для галочки, чтобы не отстать от других таких же осчастливленных малышами, и чтобы было, что рассказать мамашам в песочнике на тему «Как прошли выходные». «Они хотя бы общаются, - ища и здесь романтический позитив, подумала Ольга, - у них есть хороший шанс на будущее. Бывает и по-другому». Перед глазами проплыла картинка из прошлого: за столиком сидят молодые мама и папа, как дети, сосредоточенно тыча указательными пальцами в свои смартфоны, а вокруг столика кругами бродит их четырехлетняя дочка, напевая какую-то свою песенку. Она даже не заглядывает в родительские смартфоны, видимо, и эту стадию она уже прошла – и всё это настолько привычная для нее картина, что найти что-то новое она надеется только в окружающем пространстве, вне родительского. Грустная картина. Потом и ей купят смартфон. Вопрос поиска нового будет решен.
«А как было у них с Олегом?» - отмотала она видео собственной жизни на много серий назад. В рестораны они ходить любили, и когда появилась Карина, делали это как и прежде. Что было не так? Точно - «как и прежде»! Они ходили туда вдвоем, словно детей у них и вовсе не было, пока маленькая Карина была под присмотром заботливой Таисьи Львовны. Заботливой не столько для Карины, сколько для самой Ольги, чтобы та могла отвлечься от изматывающих детских будней и зарядиться позитивом. Здесь-то и сработала одна из заложенных мин замедленного действия. Олег даже не почувствовал, что их семейная жизнь изменилась с рождением дочери. Ольга по-прежнему была в полном его распоряжении, в том же объеме уделяемого ему времени и душевных ресурсов. Все домашние и детские дела она старалась делать, пока его нет дома, а все свободное время посвящала ему. Она думала, что делает все правильно. И пусть она жертвует сном и чтением книг, зато строит идеальную семью. Ольга так привыкла к этой роли строителя идеальной семьи, что не заметила, как начала раздваиваться. А Олег парадоксальным образом становился все раздражённее и злее. Он требовал от Ольги остановиться, зафиксировать картинку их отношений в том виде, в каком они сложили её в первые месяцы знакомства. Он словно боялся потерять её, если она сделает что-то непривычное, новое для него, не по сценарию. Она успокаивала его, раскладывала всё на логические цепочки – ничего не помогало, проще было сделать так, как он ожидал, и застыть в бесправной пантомиме. «Так, может, она и не отличается от Даши в своём стремлении быть «хорошей», заслужить похвалу, если не от кого-то невидимого, то от себя самой?» – удивившись открытию, резюмировала внутренний монолог Ольга.
Как-то очень давно, Олег всё пытал её: «Что такое любовь в ее понимании?» Ольге никогда не удавались монументальные определения. Она то отшучивалась, то напускала серьезность и сердилась. Но он настаивал. Почему ей не то что никак не удавалось сформулировать, а даже не хотелось думать на эту тему: мысль словно срывалась со скользких рельсов и убегала куда угодно, только бы сойти с навязанного пути? «Любовь, как лампочка, – либо горит, либо не горит», - резанула она наконец! Вот тогда-то она подписала окончательный приговор спокойной семейной жизни. Она надеялась успокоить Олега. Теперь он точно её поймет. Как мы заблуждаемся, когда посылаем другому мысль, надеясь, что он поймет её так, как мы хотим. Наверное, такого не бывает никогда. Ну, может, иногда, у кого-нибудь, кто нашёл именно свою половинку и кому не задают вопросов «что такое по твоему любовь?» Любовь для них просто есть. Как лампочка – просто горит, освещая то, что без неё они могли и не заметить, пройти мимо, не пропустив через сердце.
Олег понял эту фразу по-своему. Теперь он изводил Ольгу другим вопросом: «А если твоя лампочка когда-нибудь погаснет?» Так далеко её мысль пока не заходила. Этот вопрос был для Ольги еще более тупиковым, чем первый. Она знала точно, что если это любовь, она никогда не погаснет.
С грустью проводив свое прошлое, Ольга вернулась в голографический зал ресторана, наполненный историями встреч и счастливых человеческих эмоций. Вот свободный столик заняла другая парочка: грузный коротко стриженый мужчина в деловом костюме, в котором ему было тесно и жарко и молоденькая девушка во всем карамельно-розовом с пухло-капризными силиконовыми губками и тойтерьером на сгибе руки. Ольга мысленно втянула носом воздушную струю с их стороны. И не ошиблась: с удовольствием узнавая ноты «Miss Dior» и что-то ненавязчивое мужское из «Hugo Boss». Она давно научилась угадывать не только, о чем говорят между собой люди, голоса которых она не слышит, но и какие запахи излучает человек, которым она заинтересовалась. Эта способность тоже набрала силу постепенно, сама собой. Конечно, ей было далеко до парфюмера Зюскинда, но навык помогал лучше понимать окружающих, чувствовать их настроение и цели, выделять «своих». И потом, она всегда была неравнодушна к запахам. Даже в студенчестве, когда приходилось выбирать между покупкой платья и парфюма, она отдавала предпочтение последнему. Всегда брала тот, аромат которого ей был близок, и не важно, сколько он стоил. «Парфюм должен нравиться тебе самой. Если он нравится тебе, то ты в нем понравишься всем», - объясняла она неоправданные траты удивлённым подругам. И пока человек приближался к ней, она описывала про себя его возможный аромат. На расстоянии метра запах был уже явным. Предчувствия почти никогда не подводили её. Вот и сейчас пара источала именно те ароматы, которые она от них ожидала, смело вдыхая воздух, идущий от их столика. Конечно, зрелый и самодостаточный «Miss Dior» совсем не подходил юной Лолите, но Ольгу радовал. «Наверное, уговорили консультанты, желая продать модную топовую позицию», – подумала она про девушку. Юные нимфы редко опираются на собственные вкусы, выбирают только по рекомендациям. «Интересно, - мысленно вернулась в купе Ольга, - это же почти как Даша!» Получается, у Даши и юной Лолиты из ресторана больше общего, чем различного, хотя внешне они так не похожи! Нет, разница всё же есть: Даша опирается больше на советы своей мамы, эта женская преемственность у неё – ведущая, а ресторанная Лолита доверила себя мифологическому отцу-покровителю в неудобном костюме. Про таких любят говорить, что они продали свою свободу за благополучие. Ольге эта мысль казалась несправедливой. Какую свободу, от чего? Им все равно, на что тратить свое свободное время, так они хоть что-то получают взамен. Страшно представить, на что бы они тратили свои дни, если бы бой-френд, по-отечески заботливо, не украсил их досуг маникюршами, педикюршами, саунами, фитнесами, шопингами. От сочувствия к сёстрам сердце Ольги сжалось в остром холодке. «Всё в жизни должно пребывать в гармонии», – в очередной раз подумала она. Такие «папочки» и Лолиты просто необходимы друг другу и здорово, что они друг друга находят проще и быстрее чем другие виды половинок. «Хоть у кого-то вопрос с самореализацией закрыт», - подумала она с улыбкой.
И даже такие пары приносили в ресторан энергию радости и воплощенного успеха, в отличие от явления новейшего времени – деловых партнеров, пришедших обсудить проект за чашкой кофе. Не спасал даже качественный парфюм. Кофе и страх допустить ошибку сковывал их тела, делал движения механическими, искажал запахи. Никто из них не приходил в ресторан за удовольствием – только за победой. Но победа не бывает без проигравших – каждый из них это понимал, просто надеялся, что проиграют другие, а фортуна обнимет именно его, и когда-нибудь он вернется в этот ресторан уже для того, чтобы отпраздновать победу. Такие же энергии Ольге доводилось чувствовать в казино. Энергетически неприятное место – средоточие недореализованной человеческой агрессии.
Первая парочка собралась уходить. Оделись, пошли к выходу. Она по-прежнему болтала без умолку. Он, наклонив голову, внимательно слушал. То, чему она не придавала никакого значения, он подвергал тщательному анализу. Что он вытащит из её ничего не значащей болтовни, которая завтра потечёт по противоположному руслу – одному Богу известно. «Забыла цветы, - с грустью заметила Ольга вазу, принесённую официантом, - всё-таки их ждёт много испытаний. Брюнет сделает пессимистичные выводы». Вернулись. Тот же официант подаёт букетик. Если шатенка в следующий раз будет внимательнее, если не повторит ошибки, если сможет избежать новых, если… Сколько же нужно соблюсти этих если, чтобы всё не развалилось?.. Сколько раз предать себя и раздвоиться, чтобы совпасть в мелочах и остаться вместе?.. И никаких гарантий…никому…ни сейчас, ни в конце… Стоит ли платить такую высокую цену не понятно за что? Что толкает людей объединяться даже такой высокой ценой? «Ну вот, опять занесло», - стряхнув с глаз ресторанную голограмму, спохватилась Ольга и заставила себя отвести взгляд от окна.
За средним столиком на противоположной стороне клевал носом мужчина лет пятидесяти. Было заметно, что из дома он вышел в чистой отглаженной рубашке и костюме - только что из химчистки. Но ночью что-то пошло не по плану: и теперь рубашка пестрела разноцветными пятнами, галстук предательски сполз набок, эмоции вышли из повиновения. «Налицо следы бурного алкогольного застолья», – резюмировала Ольга. К употребляющим она относилась снисходительно, как к заблудившимся детям. Трезвым умом она понимала - помочь им невозможно. Они – лишь в собственных руках, хоть и вопиют к сердобольным о помощи. Себя она считала абсолютно защищенной от зеленого змия, хотя, наверное, и все употребляющие считали себя таковыми. Но еще в раннем детстве заметила, что каким-то непонятным образом притягивает к себе употребляющих, словно магнитом. В вечернем троллейбусе после из детского сада, в метро воскресным вечером после пирогов у бабушки, если в радиусе нескольких метров обнаруживался употребивший, рано или поздно, в результате случайного стечения обстоятельств или намеренно, по собственному выбору, но так или иначе он оказывался рядом с Олей и затевал беседу. Когда Ольга выросла, и ситуация нисколько не изменилась, она недоумённо спрашивала саму себя: «О чём можно пытаться говорить с пятилетним ребенком?» Понятно – сейчас, когда ей за двадцать, но тогда… Один её знакомый, увлекавшийся психологией и экстрасенсорикой, в ответ на её вопрос, сказал, что она из той породы людей, которые не до конца захлопнули дверь в детство. А употребляющие – это те, кто очень хочет туда вернуться, просто за неумением другого, выбрали такой нелицеприятный путь. Вот и тянутся к тебе, как к обладателю вожделенного сокровища. Так это или нет, но Ольга и вправду любила эту породу людей: сентиментально-слезливых под градусом и раздражённо-агрессивных без него. Своей жёсткостью, они, словно, наказывали себя и окружающих за нереализованную пустую романтическую надежду вернуться в беззаботный мир детства. За веру и любовь, которые надеялись там встретить. Но которых, они знали, там просто нет и никогда не было. Но, словно отчаянные мазохисты, они снова и снова окунались в океан согревающей надежды, чтобы выбравшись на берег, с каждым разом оказываться всё дальше и дальше от вожделенного берега-миража, где на песке всё также сидит та, которую они любят и которая всё еще любит их. Любит и ждёт, когда они, наконец, доплывут до её берегов. Ольга понимала их. Понимала, наверное, как никто другой. Понимала, как сложно дождаться дня, в котором твой прекрасный мираж ожиданий станет реальностью, и не броситься в отчаяньи сквозь океан проблем ему навстречу. Вопрос был только в выдержке и терпении, которых у употреблявших было почему-то меньше, чем у остальных людей. Она не могла ничем им помочь. Но и не осуждала. Каждый несёт свою ношу как может. Не взвалив чужую ношу на свои плечи, никогда не узнаем её истинной тяжести. А взвалить – невозможно. Вот и осуждают неведающие.
Таисья Львовна всерьез опасалась, что с такими склонностями её угораздит выйти замуж за алкоголика. Но Ольга и тут поступила так, как поступила бы на её месте послушная Даша. Олег не просто не был алкоголиком, он не пил вовсе. Никогда и ни с кем. Поначалу её это очень радовало. Она испытывала что-то похожее на гордость – ей удалось найти редкого мужчину, который не пьет и не курит. А есть ли у него слабости – думала она порой. И неуютное ощущение недосягаемости его совершенств склоняла её отнюдь не к подвигам на ниве самосовершенствования, а почему-то - к опусканию крыльев и желанию забраться под тигровый плед, свернуться калачиком, заснуть, а проснуться совсем в другом мире.
«Интересно, он сразу здесь был или пришёл только сейчас?» – попыталась оправдаться перед самой собой Ольга. По всем признакам он сидел здесь всю ночь и всё утро, но по какой-то причине её датчики сканирования на него не среагировали, и она его даже не заметила. Употребляющие, она уже знала, вообще обладают целым набором волшебных способностей, недоступным остальным людям. Как дети они могут остаться незамеченными, если им это очень-очень надо для реализации какого-то желания. И как дети, они могут уговорить кого угодно и на что угодно, если им это очень нужно, а их градус еще не достиг критической черты, после которой они сами начинают сомневаться в собственных желаниях или не желают больше ничего.
Точно! Желания – вот что объединяло её с употребляющими. Сколько себя помнила, Ольга всегда каким-то волшебным образом получала именно то, что хотела. Это сейчас все владеют техниками визуализаций и аффирмаций, а в её детстве об этом никто не говорил. Но когда она чего-то очень хотела и могла себе объяснить, зачем ей это, от неё к вожделенному, словно протягивался светящийся луч, и не исчезал до тех пор, пока всё не складывалось так, как она хотела. Но вместе с этой способностью, тогда же – в детстве, к ней пришло понимание, что волшебный луч работает только с добрыми, светлыми желаниями. Конечно, не будет ничего страшного, если она «закажет», пятую за год куклу – она её по-настоящему хочет, но словно кто-то невидимый рассказал ей, что таким образом ни в коем случае нельзя желать зла кому-то и даже самой себе. Желание не должно быть разрушительным, оно должно делать мир лучше, а людей – счастливее. Когда она выросла, и ей рассказали о существовании Бога, о Нагорной проповеди, о законе бумеранга, она поняла: несмотря на стремление, все верования проверять опытом, в одном она была абсолютно уверена, что Кто-то или Что-то точно существует. И эта Сила, так рано наградив её столькими способностями, сразу позаботилась о том, чтобы она не причинила страданий ни себе, ни другим. «Не испортила карму», - как сказали бы индусы. И за это она была благодарна Силе даже больше, чем за дар исполнять желания. С годами она поняла, что дар отличать истинные желания от ложных стоит дороже, чем способность получать желаемое. Бойтесь реализации своих желаний - любила она мудрую фразу. «Ибо вам с этим потом жить дальше», - добавляла обычно от себя.
- Пла-а-а-тон! – подперев подбородок рукой, пропел мужчина за столиком.
Ольге показалось, что смотрит он с проницательным прищуром. Именно среди употребляющих доводилось ей встречать самых интересных людей. Они словно были лишены какого-то присущего остальным страха, или прошли туда, где этот страх больше не казался страхом. Они боялись, казалось бы, простых обыденных вещей, но могли смело шагнуть в глубину внутреннего мира, вывернуть себя наизнанку, увидеть себя без маски и макияжа, перевернуть все вещи с ног на голову и вообще увидеть привычные вещи в непривычном ракурсе. С ними всегда было интересно.
Самой простой для чтения была категория трудоголиков-перфекционистов – «оптимистов-карьеристов», как их называла сама Ольга. Казалось, у них и нет никакого второго Я. Всё, о чем мечтает их внешнее Я, о том же мечтает и внутреннее. Забавно, что сама она много лет, начиная класса с седьмого, существовала именно в таком амплуа. Старательно училась, понимая ради чего ходит в школу. Тщательно конспектировала учителей не для родительской похвалы, а потому, что ей самой это было нужно. Ей хотелось узнать как можно больше, понять суть всех вещей и непременно осчастливить мир потрясающим открытием. Ей всегда казалось, что родилась она с какой-то важной целью, которую стоит только понять, и её ждет прямой и ясный Путь вперед и вверх. Что жизнь каждого человека глубоко осмысленна и оправданна, просто необходимо трудиться не жалея себя, во имя мироспасительной светлой Идеи, во имя всечеловеческого счастья. «Впрочем, возможно, так думало большинство людей», - догадалась она позже. Почему тогда, в отличие от других карьеристов, её Я предательски раздвоилось? В какой момент запустился этот процесс? Конечно, всех карьеристов лет в сорок накрывал характерный для их диаспоры кризис раздвоения желаний. В этот момент они понимали, что почти все их желания – ложные. Воплощение этих желаний не давало им удовлетворения и счастья. А истинных своих желаний они и не узнали за эти сорок или пятьдесят лет. Всё потому, что прятались от себя настоящих за воплощением родительских ожиданий – стать успешными. Успеют ли они за оставшееся время откопать под кучей хлама из чужих ожиданий своё истинное внутреннее Я, выслушать его и воплотить хоть часть им ожидаемого?
В отличие от большинства перфекционистов, Ольга раздвоилась очень рано. Наверное, когда попала в первый навязанный коллектив – детский сад, где мир оживших двойных стандартов повернулся к ней своим раскрашенным лицом с целым арсеналом масок на все ситуации. Там никого не интересовало, чего ты хочешь. Требовалось хотеть того же, что и большинство. Ей повезло с пластичной психикой: не пришлось, плача в подушку, страдать от обиды, что тебя не оценили, не дали того, что ты хочешь, не пришлось биться, отстаивая свою территорию и свое мнение, борясь за место под солнцем. В коллективе она была благополучным ребенком и быстро научилась попадать в средние слои группы: не низко и не слишком высоко, где можно пасть жертвой неожиданного социального урагана. Безопасность и стабильность – вот были её главные ориентиры. Ей вообще не приходилось конфликтовать. Выручала способность получать желаемое, просто поддерживая яркий световой луч в направлении к цели. Самой большой проблемой была зависть окружающих. Она рано испытала на себе её ядовитые зубы. Но и здесь, не по возрасту рано, сама нашла выход: однажды попробовала пойти ва-банк и подружиться с тем, кто считал её врагом. Эксперимент удался. И эта проблема была решена в зародыше. Более того, эта тактика подарила ей одно из самых главных открытий в постижении социума. Именно те, кто считают тебя врагом и конкурентом - твои самые близкие единомышленники, потому что идут с тобой в одном направлении к этой же цели. Ведь если они завидуют и считают тебя конкурентом, значит, лучше всех оценили твой потенциал, твои сильные стороны, возможно, неведомые пока даже тебе самой. А если они рискнули состязаться с тобой, значит, знают твои слабости. И значит, именно они – самые интересные на данном этапе люди, обладающие знаниями, опытом и силой, которые считают себя готовыми что-то противопоставить тебе. Самые полезные для тебя люди на всех уровнях: и материальном, и в зоне духовного роста, и, возможно, лучшие друзья. Ольгино врожденное дружелюбие почти не давало осечек, и она обрела много друзей из числа тех, кто изначально мечтал её уничтожить. Да, были и не поддавшиеся на призыв к диалогу, предпочитавшие подпитываться разрушительной энергией конфликта. Но таких Ольга просто игнорировала, считая, что не должна с ними конкурировать: они находятся не в равных условиях. Пройдет еще какое-то время, пока они оценят преимущество мира и дружбы, когда, обменявшись накопленными знаниями и опытом, вчерашние враги-конкуренты совместными усилиями принесут в мир что-то новое и светлое.
Но, несмотря на благополучную социальную жизнь, она рано поняла, то, о чем она мечтает, реализовать в человеческом обществе так запросто прямо сейчас невозможно. Ольга восприняла это на удивление спокойно и также естественно, как вообще всё, с чем встречалась в жизни, словно это была не её собственная жизнь, а любопытный сериал, и в каждой новой серии её ждало что-то новое, увлекательное и всегда с хорошим финалом. С той самой поры она приняла в себе оба своих Я: внешнее – «чтобы хорошо было другим» и внутреннее – «чтобы хорошо было ей самой». И жила, поддерживая, словно детей, каждое из них, подкармливая, балуя и играя в свободное время. И, как в семье с двумя детьми, внимания требовали то один, то другой. И в разные периоды жизни она уделяла его то одному, то другому. В детском саду и школе больше досталось внутреннему Я, а в студенческие годы, и особенно после замужества, на первый план вышло Я внешнее. Конечно, она давно поняла, что станет счастливой лишь в тот момент, когда оба её Я соединятся в неделимое целое, когда она будет отдавать то, чем обладает, и это совпадёт с ожиданиями других. Когда другие будут рады принять её такой, какая она есть внутри, на самом деле, а не будут, точно капризные покупатели, требовать у продавца «такой же, но с перламутровыми пуговицами…». Жаль, разобраться до конца, что же для этого нужно, у неё всегда не хватало времени…совсем чуть-чуть, чтобы заглянуть за поворот этой мысли. «Но когда-нибудь… - утешала она себя - …я точно это пойму и стану счастливой…вот только доделаю отчет клиенту, доварю борщ, дочитаю книгу…»
Замужество вообще сделало её другим человеком. Олега интересовало только её внешнее Я, над которым он хотел иметь полную власть, чтобы все движения в нем, все изменения были санкционированы самим Олегом. Потом Ольга часто спрашивала себя, как её угораздило попасть в столь примитивно сколоченный капкан? И не могла вразумительно на это ответить. Не было ни сверхсильных эмоций, ни очарования личностью Олега. Видимо, всё дело было в том, что в тот период «биологических часов», как его называют психологи, она была занята ублажением ребенка номер два – «внешнего Я», которого такой кандидат устраивал во всех отношениях. И еще он должен был понравиться родителям. «Привет, сестрёнка Даша!»
Но Олег, на удивление, Таисье Львовне не понравился. Ну, в общем, не то чтобы не понравился: придраться и правда было абсолютно не к чему, но что-то её смущало… «У него походка какая-то странная, - говорила наблюдательная Таисья Львовна дочери, – словно он неуверенно по земле ходит, ступает через раз, не то чтобы летает, а именно как-то рвано ходит, неуверенно». «Может, так и должен ходить влюблённый мужчина», - пыталась успокоить маму Ольга, но мамино наблюдение запомнила - на всякий случай. И с годами поняла, что скрывалось за «бессистемной» походкой Олега. Как и большинство людей, обнаружив в себе раздвоенное Я, Олег после сорокалетнего кризиса перфекционистов, а он был несомненным трудоголиком-перфекционистом, пытался понять свои истинные желания, периодически погружаясь в диалог с внутренним Я. И Ольгу это общение радовало. Настораживало лишь то, что Олег с трудом возвращался из мира внутреннего в мир внешний. И с каждым разом это давалось ему все сложнее и сложнее. Опыт общения с внутренним Я был у него пока совсем небольшой, и на этом пути он опирался на наблюдения за Ольгой. Поэтому она словно чувствовала ответственность за него, и его плохая переключаемость между мирами внешним и внутренним ее сильно беспокоила. Думалось, вдруг когда-нибудь он сломается: не сможет вернуться и навсегда застрянет в одном из них. Сама Ольга, опять же по какой-то счастливой случайности, с детства обладала хорошей переключаемостью между внутренним и внешним, могла без усилий контролировать оба плана одновременно. Это здорово выручало на работе, когда приходил клиент, и требовалось быстро поставить запятую в линии собственных размышлений об участи всего сущего. Но с годами она заметила, что скорость переключения существенно снизилась. Залипание во внутреннем мире иногда стало угрожать её работоспособности, а необходимость возвращаться во внешний мир вызывало досаду. Видимо, пришло время уделить внимание ребенку номер один - «внутреннему», чтобы вновь обрести внутреннюю гармонию.
- О-о-о-л-л-я! – поддержала она игру вынужденного собеседника. Платон Михайлович оказался журналистом, ехавшим в Красную Поляну освещать какую-то топовую тусовку. В поезде встретил мгу-шных однокурсников по журфаку, и магия юношеской ностальгии смешала карты. Платон по журналистской и питейно-компанейской привычке сразу перешел на «ты». Ольге это понравилось. Она хорошо чувствовала, какого местоимения требует текущая ситуация и радовалась, когда собеседник гармонично встраивался в энергетику момента. Оказалось, еще со студенческих времен он увлекался нумерологией и темой конца света в изложении Нострадамуса. «Наверное, это и свело нас в вагоне-ресторане», - сказала сама себе Ольга. Она всегда слышала первые аккорды пятой бетховенской симфонии, когда приходило ощущение: «Вот оно! - то, ради чего она стала персонажем этой ситуации».
- А знаешь, какой сегодня день? – спросил он Ольгу с интонацией мамы, у которой за спиной спрятан подарок-мечта целого года.
- Однозначно – неповторимый, - нашлась Ольга.
С основами нумерологии она познакомилась на первом курсе благодаря преподавателю высшей математики. На одной из лекций он упомянул эту область символического, а Оля всегда заполняла пробелы в знаниях, если встречалась с новым и интересным. Она сразу поняла, что Платон захочет поделиться сокровенным – нумерологическим. Человек всегда сразу презентует область своего самого сильного интереса, по которому он готов делиться накопленным опытом и получать новый от собеседников. Нужно только внимательно слушать. С первых минут. А это Оля и умела и любила. Человек, она была уверена, вообще самое интересное и потрясающе загадочное порождение Вселенной. На слушание, наблюдение, общение с интересными людьми ей не было жаль ни времени, ни сил. В диалоге и смысл, и счастье – так виделось Ольге.
И ей чрезвычайно везло в жизни на уникальных, светлых, мудрых людей, встречи с которыми давали силы жить, помогали делать это осмысленно и радостно. В друзьях как-то само собой оставались только самые необычные, самые непохожие, с лёгкой сумасшедшинкой. Но если присматриваться, то все мы немного крейзи. Просто недообследованные. И в первую очередь потому, что с детства обучаемся только парадоксам: делать не то, о чем мечтаем, общаться не с тем, с кем хотим, заниматься не тем, к чему влечет сердце, быть не с теми, кого любим. Ей было всё равно, насколько они отличались от других, правильно ли вели себя, соблюдая приличия или нарушая их. Главное, что они обладали тем самым экстрактом жизни, который, как порошок, был разбросан сверху всемогущей десницей, и уж кому сколько перепало, тот тем и довольствовался. Потому что большинству человеков его не перепало вовсе. Вот и бродила она меж людей, отыскивая своих, тех, кому досталось хоть немного волшебного порошка. Она будто хотела собрать их вместе, чтобы запасы каждого добавить в чан и приготовить чудодейственное средство, которое откроет вожделенную формулу жизни и подарит человечеству знание о нем самом.
Кому-то достались типичные кристаллы, но были и такие, кто обладал уникальным материалом. Таких она особенно ценила и прощала им все странности и несуразности поведения. Просто потому, что обладали они несравненно большим и более важным, чем соблюдение предписанных правил.
Рядом с ними она парадоксальным образом чувствовала себя в безопасности. Свободной. Самой собой. Оба её Я, и внешнее и внутреннее, сливались в одно целое. Самыми опасными ей виделись оптимисты-карьеристы, не достигшие сорокалетнего кризиса. Ежедневно вытесняя своё внутреннее Я, эти самые правильные и благополучные члены общества были самыми непредсказуемыми ходячими минами: чем обернется вытесненное, во что преобразуется, не ведали даже они сами.
Основы нумерологии Ольга помнила, но ярой поклонницей не была. Число – слишком универсальная категория и в него можно впихнуть всё, что угодно, разбив на закономерности в виде формул, даже всю Вселенную целиком. Несмотря на цифровую профессию, она постигала мир через эмоции, а значит через человека. Дробя, расслаивая, смакуя и наслаждаясь человеческой природой во всей её многомерной красочности, эмоциональной непосредственности и мудрой глубине.
Но Платона слушала с предвкушением. Он встретился ей в том пограничном состоянии души, когда душа еще помнит всё, что постигла в ином, подградусном, мире, но уже способна выразить это человеческим языком.
- Сегодня день-восьмёрка, - тожественно ответил он на её немое ожидание.
- Бесконечность, записанная вертикалью?
- Я в тебе не оши-и-и-бся, - с интонацией довольного кота, словно гладя себя, промурлыкал Платон Михайлович. Но я даже не про вертикаль. Нам пока горизонтали достаточно. В день «восьмерки» человеку открываются возможности проникнуть в любую точку на горизонтали жизни. Открываются временнЫе и пространственные коды: можно вернуться назад и что-то исправить, можно увидеть, что будет завтра…
- А вертикаль? – не унималась Ольга. И в этом искушенный слушатель определил бы её собственный интерес-фикс.
- Говорю же, не до неё пока. Тебе с горизонталью разобраться нужно! У тебя куча нерешенных вопросов.
«Началось…», - мелькнула мысль. Но Ольге было любопытно и приятно, что кто-то, кого она еще десять минут назад даже не знала по имени, готов рассказать ей о ней самой и, судя по интонации, снабдить напутственными советами. А это был настолько редкий случай! Обычно коллеги и знакомые обращались за советами к Ольге, а ею самой никто при этом не интересовался. Все почему-то были уверены, что уж про себя-то она уже давно всё узнала и поняла. А Ольга за пятнадцать лет так и не справилась с работой Карен Хорни с многообещающим названием «Самоанализ» и даже засунула её подальше с глаз, на самую верхнюю стеллажную полку, чтобы даже книжный «корешок» не смотрел на неё с немым укором неподдавшегося. «Вернусь – достану – перечитаю», - примирительно кивнула она книжной голограмме. Иногда так хотелось, чтобы кто-то взял и захотел рассказать ей о ней самой, бескорыстно, просто так! Может, Вселенная сжалилась и послала ей навстречу нумеролога Платона Михайловича, и сегодня для Ольги, действительно, волшебный день с открытыми датами для пунктов А и Б?
- Восьмёрка – моё нумерологическое число, - скромно добавила она.
- Кто бы сомневался, - мысленно потёр руки Платон. А число имени или даты рождения?
- Даты рождения. Имя, думала, ты и сам уже посчитал.
- Даже не подумал… - с детской непосредственностью расстроился Платон.
Ольга по-матерински ласково улыбнулась, чтобы приободрить его профессионализм.
- Вот ты говоришь, с горизонталью тебе всё ясно, осталось только с вертикалью разобраться! Всё-то у тебя хорошо, всё дзеново. Вижу – почти все виражи тебе пройти удалось. Огонь, вода и медные трубы… Желания, эмоции, самопрезентация – всё получилось! Выжила. Сохранила внутренний баланс.
- Сейчас заметит, что не замужем, как Гоша про героиню Алентовой, - затосковала от предчувствия банальности Ольга.
- Но есть у тебя одна проблема - остальные легко решаемы, - прищурившись, посмотрел на неё Платон! Ты боишься!
- Ну, мы все чего-то боимся периодически. То больше, то меньше.
- Нет. Того, что боятся все, ты уже давно не боишься.
- Значит, я ничего не боюсь, - примирительно сощурилась Ольга в ответ.
- Ты боишься, что всё, что ты чувствуешь и видишь, - правда! Успокаиваешь себя, что всё это себе придумала, тебе это всё только кажется. Но это не так. Всё обстоит именно так, как тебе видится!
- И что в этом страшного?
- Ты боишься, что то, что ты видишь, - это предчувствие будущего. И ты боишься увидеть то, что тебе не понравится и что, ты знаешь, не сможешь изменить, даже если очень захочешь. Это, действительно, страшно. Потому что пришла ты в этот мир с верой, что человеку подвластно всё, чего он действительно хочет.
- А это не так?
- Этого никто тебе не скажет. Да ты и не готова пока это услышать. Ведь это ответ на тот вопрос, которого ты боишься. Это твоя вертикаль бесконечности. Твоя устремлённая восьмёрка. Я, кстати, не знаю ответ на этот вопрос.
- Спасибо за искренность, - сыронизировала Ольга.
- Себе я его даже и не задаю. Просто прочёл его в твоих глазах и озвучил. Больше мне нечем тебе помочь.
- Это уже много, - успела она поблагодарить Платона за то, что, она знала, будет обдумывать теперь не один месяц. И хотела спросить, чем она может быть ему полезна, но не успела. Над ней выросла синяя фигурка Даши. Ой, совсем забыла про неё… И вообще про всё: где она, куда едет, зачем…видимо, правда, волшебная восьмёрка виновата!
- Ольга Александровна, у Вас телефон звонил. Вы забыли.
- Захватила с собой?
- Нет, не решилась. Вдруг бы Вам это не понравилось.
- Хорошо, спасибо. Пойдем в купе.
Дашина щепетильность подвела итог чудесному путешествию в мир смыслов и на время закрыла его для Ольги. Удивительная вещь: этот важнейший, но невидимый мир всегда рядом с нами, стоит лишь руку протянуть, или точнее мысль, эмоцию, но как далёк он в повседневной суете!
Ольга попрощалась с загрустившим Платоном, и они с Дашей вернулись в свое купе. Звонок оказался из банка, в котором Ольга вела несколько счетов, и был не важен. Значит, предыдущая ситуация себя исчерпала и наступало что-то новое… Может, как раз в этом купе? - дзеново огляделась она по сторонам.
Даша принесла еще два стакана дорожного чая в стаканах с подстаканниками, и они по-семейному, уютно пили чай и болтали. Точнее, болтала Даша. Но в этой болтовне сейчас было что-то такое же домашнее, уютное, словно сидишь, завернувшись в плед осенним вечером, за окном моросит дождик, а все твои – дома, и вам никуда-никуда не надо. Ольга только сейчас по достоинству оценила Дашину правильность и старомодную консервативность характера. С Лилей никогда не получалось так посидеть и вряд ли удалось бы создать подобную атмосферу. Лиля энергичная и всегда куда-то торопится, словно всегда опаздывает. От этого рядом с ней чувствуешь себя неловко, как будто ты своей медлительностью задерживаешь её, мешаешь движению. И начинаешь невольно подгонять себя.
Ольга и сама всё делала быстро и даже ходила быстро, чем сердила Олега, который когда рассказывал что-то, бессознательно останавливался. И это чаще случалось, когда они куда-то торопились. Тогда Ольге приходилось брать управление ситуацией на себя и, высчитав время на возможные остановки, рано или поздно подгонять его. Олег всегда обижался, а она чувствовала себя занудной мамашей. Если бы он шёл один, то, конечно, не терял бы бдительности, а сам следил бы и за временем и за дорогой, как было в начале их отношений. Ольга даже помнит моменты, когда Олег проверял её деловые качества. Она чувствовала, что получила высший балл по многим пунктам, и в душе гордилась собой. Но оказалось, что тестирование требовалось для того, чтобы выделить зоны ответственности, которые Олег мог с чистой совестью доверить Ольге и постепенно переложить на неё. «Забавно», - подумала она. Но тщеславная канарейка в душе Ольги всё еще радостно чирикала от переполнявшей её гордости за то, сколько ответственности и забот может она донести до цели одна, как значима её роль в этом мире. Наивная. Это была вторая бомба замедленного действия, которую она сама замуровала в фундамент их с Олегом союза. «Какая глупость!» - уверена она сегодня. Да, пожалуй, только она сама виновата, что муж ушёл. Она словно доказывала себе и кому-то невидимому, что способна сама со всем справиться, что бы ни навалилось на неё в жизни, что ей всё по плечу. А Олег мешал этой красивой модели. Был её лишней деталью. Теперь она успокоилась на этот счет. Она уверена, что со всем справится одна. Только не уверена – нужно ли это. Жизнь слишком интересна и непредсказуема, чтобы тратить её на доказательство каких бы то ни было формул, даже самых высокопарных. И она больше никому ничего не доказывала. Особенно себе самой. Ко всему относилась как к должному – дзеново. Наверное, это и составляло её внутренний стержень: она точно знала, что больше никому ничего не должна. А делает только то, что хочет сама, и только потому, что любит.
Но, в отличие от быстрой Лили, Ольга ценила минуты пауз в своей жизни даже больше, чем скорость. В такие моменты ей казалось, что сама Вечность заглядывает ей в душу и награждает её подсказками, говорит с ней без слов, показывая картинки прошлого или будущего. Обычно это называют прозрением. Она называла слиянием своих Я – внешнего и внутреннего. В такие минуты её сердце наполнялось ощущениями эмоциональной эйфории. Наверное, что-то подобное испытывают верующие, называя это религиозным экстазом. Радость и любовь ко всему, чем наполнена Вселенная, облаком света окружало её и всё расширялось и расширялось, пока светящийся туман не занимал всё пространство, подвластное взгляду. В эти минуты она видела в мире только гармонию. Во всём. Кажущиеся противоречия обретали смысл и уравновешивались, острые углы сглаживались, любой предмет поворачивался своей лучшей стороной и от созерцания этой неподвластной слову красоты на глаза наворачивались слёзы.
Такие состояния посещали ее с раннего детства. Они приходили сами, неожиданно и запоминались на всю жизнь. Однажды, лет в пять, они с Лилькой убежали без спросу в ближайший лесопарк - погулять. Вышли к огромному карьеру, в котором планировалось строительство нового стадиона. Обрывы, красные от глины, были очень высокими не только для пятилеток. На одном из склонов они решили вырыть пещеру, почти у верха обрыва, наподобие ласточкиного гнезда. Физически Ольга была самой ловкой среди подружек и поэтому в таких делах чувствовала себя уверенно. Но именно в тот день по какой-то случайности не Лиля, как обычно, а именно она сорвалась с высокого обрыва и, обдирая ноги, незащищённые шортами, перекатываясь, покатилась вниз. Перед глазами, словно в кино, чередовались картинки неба и рыжей глинистой поверхности. Наверное, я умру, подумалось тогда Оле. Совсем недавно, после просмотра фильма о войне, она вдруг проснулась ночью и поняла ясно, как дважды два: незабудки на поле боя цветут сейчас и будут цвести завтра, а погибшие солдаты не увидят их уже НИКОГДА. Никогда – стало ее первым детским страхом. И она поняла, что когда-нибудь придет и её НИКОГДА.
«Мама будет ругаться», - была её следующая мысль после падения. А потом мелькание голубого и рыжего неожиданно прекратилось, и она остановилась, глядя в бирюзовое небо, на фоне которого зеленела сочная сосновая ветка. В этот миг всё стихло. Страх ушёл. А она поняла, что там, за небом, есть Кто-то, который не дал ей погибнуть сейчас. Кто заботится о ней и не даст умереть до тех пор, пока она слышит Его. Это был её первый немой диалог с Силой, который изменил её жизнь. Она поняла, что бессмертна. Бессмертна какой-то невидимой глазу частью себя, которую никто и никогда не сможет у неё отнять. И только ей решать, как распорядиться этой частью. Сила, взглянувшая ей в душу бирюзовым небесным взглядом, словно передала ей частичку себя. С той поры эта Сила поселилась в Ольгиной душе и росла с каждым днем. Такие встречи с Силой случались всё чаще. А потом, повзрослев, она научилась вызывать их сама. Наверное, это напоминало состояние эйфории употребивших, только она была абсолютно трезвой. Или напоминало состояние влюблённости. Только влюблена она была в саму жизнь. Или состояние творческого вдохновения. Только творила она собственную Вселенную. И этим она была абсолютно счастлива. Теперь жизнь и радость жизни была в её собственных руках. Только ей хотелось большего. Вместо слепящих вспышек опьяняющей и вдохновляющей влюблённости ей хотелось пусть менее яркого, но постоянного света и тепла любви. Глубокого состояния, которое приходит не извне, а живет внутри и оттуда выходит в мир. Излучать, а не отражать стало её смыслом и целью.
Закончились вторые порции чая. А обаяние атмосферы не улетучивалось. И хотя Даша рассказывала не свои, а, скорее, родительские взгляды на жизнь, Ольге было приятно, что люди никогда не исчезнут бесследно. Передавая свой опыт, свои с любовью огранённые ценности они будут жить вечно в своих потомках годы и века. И такие верные потомки, как Даша, очень нужны человечеству даже своими страхами отступить от заветов, нарушить правила. У всего в мире своя цель и смысл.
- А что за книгу ты читаешь? - решилась Ольга на интимный вопрос.
- Андерсен. Сказки, - смутившись сильнее, чем от переодевания, ответила Даша.
Ну, конечно! Как же я сразу не догадалась! Вот почему непрозрачная обложка – сказки! И, разумеется, Андерсен. Ольга давно заметила, что сказка, полюбившаяся и выбранная в детстве в фавориты, обычно своим сценарием определяет будущую жизнь человека. «Будьте внимательны к сказкам, которые читаете детям!» – хотелось ей кричать после этого.
«И если Даша была для Ольги не самым комфортным собеседником, то и сказки им должны были нравиться разные», - рассуждала она. Конечно, Андерсен! Сама Ольга терпеть не могла этого автора с его мазохистскими сюжетами. И хотя она редко испытывала столь сильные негативные эмоции, будь её воля, она бы запретила их для чтения детям, а только взрослым с окрепшей психикой. Даже жестокие и натуралистичные немецкие сказки казались ей ангельскими по сравнению с Андерсеном. И осознавать это было особенно грустно, потому как каким-то волшебным образом её Карина полюбила именно сказки Андерсена. Ольга считала это своей ошибкой. И простить себя за неё никак не могла.
- Наверное, твоя любимая сказка «Гадкий утёнок»? - решила довести ситуацию до предела Ольга.
- А откуда Вы знаете?
- Моей дочке она очень нравится.
- Мне читала её мама, а теперь я перечитываю её, когда хочу вернуть уверенность и справиться со сложной проблемой.
- Очень интересно! Хотя мне всегда казалось, что герои сказок Андерсена не решают проблемы, а бегут от них.
Вспомнив о дочке, Ольга продиктовала автопилоту памятку: «Изучить вопрос о роли сказок Андерсена в повышении самооценки. Разобраться: какие проблемы мучают Карину».
- Просто я сама люблю сочинять сказки, - с опаской, озираясь по сторонам, прошептала Даша.
- Та-да-да-дааам, - прогудела пятая симфония в голове Ольги. Вот почему я оказалась в купе.
- Я начала их сочинять еще в старших классах. Просто записывала в тетрадочку и всё, - продолжала Даша.
- И никогда никому не говорила?
- Получается, что нет.
Такая непрактичность была Ольге неведома и совсем непонятна. Она всегда доводила все дела до конца, расставляла все точки над i. Но она уважала и удивлялась таким людям, как Даша, которые годами занимаются любимым делом, даже не помышляя, презентовать его миру. Им это и не нужно. Они просто получают удовольствие от процесса. Сама Ольга всё созданное делала достоянием общественности. Но не потому, что искала почёта и признания, а потому что считала, что всё созданное сотворено человеком при участии Силы и оттого принадлежит не столько человеку, сколько всему миру. И в этот мир его требуется вернуть: вдруг это будет важнейшая, недостающая часть вселенского пазла, который мы собираем всем человечеством. И это понятно, ведь её обожаемой с детства сказкой была «Двенадцать месяцев». Она просила бабушку снова и снова перечитать заклеенную-перезаклеенную книжицу с чудесными акварельными иллюстрациями, готова была пересматривать и мультик, и фильм-сказку. И жила она в этом же сценарии, постигая на опыте законы социума, приближаясь и приближаясь к кругу лиц, от которых зависит этот мир: начнется ли метель или в январе распустятся подснежники. Только побывав на главной поляне, она, как и героиня сказки, предпочла не остаться в сказочном мире, а вернуться в свою обычную жизнь, забрав с собой лишь волшебный опыт и букет белых цветов, как красивое воспоминание о том, что всё возможно, если ты действительно этого хочешь. И всегда найдутся те, кто протянет руку помощи на твоём Пути, каким бы безумным и трудным он ни казался окружающим. А всё, что требовалось героине сказки, это вера в то, что всё получится и всё в итоге будет хорошо!
- Ты знаешь, это здорово, что ты пишешь! Когда-нибудь ты поймешь, что значила в твоей жизни эта потребность. Я, например, совсем не могу сочинять сказки. Даже когда дочка просила придумать новую сказку, у меня ничего не получалось. Вот так вот. Береги свой дар.
- Спасибо. Я и сама чувствую, что не могу не сочинять их. Могу отказаться от встречи с друзьями, но без своих сказок не могу. Они словно рассказывают мне, как поступить, какой надо стать, чтобы всё получилось.
Ольга с теплотой и радостью рассмотрела свесившуюся перед её внутренним взором картинку Дашиного будущего: Даша сидела спокойная и задумчивая в окружении внуков и их друзей-сверстников и неспешно рассказывала им очередную сказочную историю со счастливым концом, как в «Гадком утёнке», на ходу придумывая извилистую тропу сюжета. Ольга улыбнулась.
Но сейчас, под стук вагонных колёс, самой Ольге вспомнилась магия другой сказки. Это была сказка «Ёжик в тумане». Не тот стильный мультфильм по произведению Сергея Козлова, а детская пластинка. Мультфильм, наверное, по праву считается художественной ценностью, но Ольге всегда казалось, что эта абстракция скорее для взрослых. Ей в детстве всегда не хватало выпуклости персонажей и буквальности происходящего. Ведь в сказке всё настоящее. И прежде всего дружба.
В то время её послали на городскую школьную олимпиаду, где она впервые оказалась в группе школьников, настолько похожих на неё своими интересами, своей страстью к науке, что это перевернуло её представление о дружбе. Она открыла для себя счастье иметь единомышленников. Была ранняя весна. Небо по ночам было серо-розовым. Таким оно бывает только в марте. Воздух из форточки почему-то приносил легкий аромат дыма. И не спалось. Совсем. До утра. В одну из таких ночей она вдруг поставила на свою огромную Вегу старенькую скрипучую пластинку из детства. И, слушая, представляла себе своих ёжика и медвежонка. Как они уютно сидят на пороге и пьют чай с малиновым вареньем. Они никуда не торопятся, потому что всё, что им нужно, у них уже есть. У них есть они сами и малиновое варенье. Глядя на мартовское пепельное небо и слушая теперь каждую ночь одну и ту же пластинку, она неизменно чувствовала слёзы умиления на фразе: «Потому что вчера ночью я во сне догадался, что сегодня утром их надо пришить к веточке. - И пришил? — спросил Ёжик. — Конечно,- сказал Медвежонок.- Той самой иголкой, которую ты мне подарил в прошлом году». И в те дурманящие весенние ночи Оля мечтала лишь об одном, чтобы встретить своего медвежонка. Чтобы ходить друг к другу в гости. Пить чай с малиновым вареньем. И чтобы забота друг о друге была также проста и естественна, как пришитые осенние листочки. Просто потому, что по-другому и быть не может. И только Лошадь представлялась Оле такой же белёсой, как в мультфильме, и никак не обретала индивидуальные черты.
- А Вам самой какие сказки нравятся? –вернула Даша Ольгу из сентиментальных воспоминаний.
- Японские почему-то. Что-то в них есть такое нездешнее и диковинное, как в миниатюрах: вроде всё, как настоящее, только какое-то символическое, уменьшенное до сутевых размеров. Чтобы ничего лишнего – только минимум, достаточный для улавливания смысла каждой вещи. Как в театре кабуки: гипертрофированные персонажи, гипертрофированные смыслы.
И это было правдой – Ольга могла читать японские и китайские сказки бесконечно. Какая жестокость? Это просто другая система ценностей. Точка отсчета – в другом месте. И её восхищало это многообразие точек отсчета, открытых человечеством.
Но про своего «Ёжика в тумане» Ольга всё равно бы Даше не рассказала. Такая она была скрытная. Но это была немного другая скрытность, чем у застенчивой Даши. Даша просто никому не говорила, что пишет сказки и всё. А у Ольги, пожалуй, на каждую тему существовало по две версии: одна – которой она охотно делилась со всеми, кто интересовался её мнением, а другая – для неё самой, которой она больше ни с кем и никогда не делилась. Она нисколько бы не смутилась, стань вторая, закрытая, версия достоянием других, просто в этом у Ольги не было потребности. Поначалу Ольгу отвлекала собственная внутренняя раздвоенность, а потом она с ней сроднилась. Она бы хотела встретить человека, которому, как себе самой, могла рассказать вторую версию себя, но такой человек не встретился, и Ольга вообще перестала думать в этом направлении.
Муж на эту роль отчего-то даже ею не пробовался. То есть, ощущая некомфортность, она попыталась как-то вплести вторую версию в их диалог, но её не поняли. И даже потребовали вернуть всё на привычную точку отсчета, на версию номер один, которая привлекла его в первые встречи. «Сама во всём виновата! - подумала после неудачной попытки Ольга, - если бы у меня была одна версия меня, номер два, и проблемы бы не было. А так я сама ввела Олега в заблуждение и не имею права ждать от него понимания. Получается, женился он на одной женщине, а ему обманом подсунули две, а на это он не договаривался. Перефразируя кота Матроскина, он мог бы заявить: женился я на одной, следовательно, и жить должен с одной». Сама Ольга видела смысл отношений в том, чтобы открывать другого человека каждый новый день, каждый следующий миг, следуя вместе с ним за извилистой ленточкой его движения. Но допускала, что смыслы других могут отличаться.
И не то чтобы версии номер один и номер два между собой существенно отличались. Они, скорее, дополняли друг друга, но точно не были противоположными. Просто версия номер один состояла из выводов без комментариев. В ней она излагала то, что проверила опытом, в чём была уверена, что не подлежало сомнениям и пересмотру. Этими полезными и проверенными квинтэссенциями, она считала, и стоит делиться с другими для обоюдной пользы.
А версия номер два состояла из объяснения причин версии номер один, из сомнений и незавершённого самостоятельного и мучительного поиска верного ответа на оставшиеся вопросы. К чему обременять других своим внутренним диалогом, заражать сомнениями и страхами, что однозначных ответов на некоторые вопросы найти просто не суждено. Не к чему. С собственной версией-полуфабрикатом номер два она мучилась в одиночестве, самостоятельно.
После детсадовского опыта усвоила, что мы настоящие, с теми подлинными эмоциями и мнениями, которыми живёт наша душа, мало кому интересны. Общество живет правилами и законами. Их нужно соблюдать, на них нужно оглядываться. Она восхищалась людьми, которые смело и открыто утверждали в социуме собственную версию номер два, но сама считала, что на это не способна. И выбрала другой путь: внутреннее двоемирие, которое когда-нибудь сделает её версию номер два достоянием новейшего и прогрессивного вселенского пазла только нематериальным, интуитивистским путем. Квантовым, если пользоваться модным термином. И потому она была очень счастлива узнавать, что большинство людей – такие же как она. И даже Даша, к которой она была так несправедливо-предвзята, собирает вместе с ней этот волшебный пазл.
- А я как-то и не читала японских сказок – не попались, - простодушно ответила Даша.
- Счастливая! Значит, впереди тебя ждёт столько открытий!
- А вдруг мне не понравится?
- Закроешь недооткрыв и всё…, - всё-таки быть Дашей – непросто, - подумалось в очередной раз Ольге.
- Но я всегда и во всем стараюсь доходить до конца. Тем более все книги, которые начинаю читать – дочитываю. И всегда боюсь, что в конце чтения разочаруюсь. А Японские сказки такие непривычные…
- Ну, и зря! Конец у всего всё равно один: разочаровывайся - не разочаровывайся, спеши или медли, открывай новую дверь или не открывай вовсе. И этот конец, по-любому, хуже, чем всё, что мы сделаем на пути к нему, - хладнокровно резюмировала Ольга, чем ввела Дашу в окончательное оцепенение.
- Может, по чаю? – примирительным тоном решила она исправить ситуацию. Вот всегда так: ляпнешь, в задумчивости что-то из версии номер два, а перед тобой ранимая, трепетная, как лань, душа, - осекла себя Ольга. Обычно она так не делала: не говорила с людьми, находясь в рассеянном состоянии. Она в нём вообще редко находилась. И тем более ни с кем не говорила при этом. «Наверное, расслабилась от бездействия», - посочувствовала себе Ольга.
Оставшееся вагонное время простучало для них незаметно. Даша прониклась к Ольге каким-то детским теплом и доверием, видимо, заменив на время далёкую сейчас маму, и с ней стало возможным говорить на разные темы спокойно и свободно, не боясь испугать непривычным для неё отсутствием рамок. Конечно, не так спокойно как с Лилей, но там уже Ольга иногда замирала, боясь свалиться в неведомую пропасть, блуждая в еще более безрамочном пространстве подруги. После разговора о сказках, Ольга почувствовала, что с Дашей стало возможным даже молчание. И это сделало их поездку еще комфортнее. Обе погрузились в чтение книг и были этим счастливы.
Так пролетело почти два дня. Вот и хостинский вокзал. Их никто не встретил. Пришлось брать такси и самим ехать в отель. Обманный советский сервис, - подумала Ольга и улыбнулась. Она не любила Хосту, сама не знала почему. Может, от того, что слишком мало берега, много гор, прижимающихся вплотную к морю. Слишком ненавязчивый сервис и качество отелей. И совсем конкретный влажный субтропический воздух. И название на «х» - всё как-то неуютно. Но тренинг проводился именно здесь. Пришлось ехать.
Отель располагался у самого берега, на горе. Вид из окна был потрясающий. На пирсе горели ночные огоньки, а вдалеке призывно мигал маяк. Здорово, что еще холодно и туристов почти нет. Ольга любила море в это время года. Никаких шумных компаний, никаких фейерверков и шашлычного запаха. Только горьковатый запах моря и холодная белая пена у ног.
Поставив чемодан в шкаф, Ольга вымыла руки, переоделась и спустилась в холл с небольшой тканевой сумкой цвета экрю, которые она очень любила, поддерживая современные экотенденции. Несмотря на поздний час, она рассчитывала попасть в бассейн. Сайт отеля обещал стеклянный потолок, нехлорированную воду и круглосуточный доступ. Самым привлекательным Ольге казалось последнее. Она так и представляла картинку: южная ветреная мартовская ночь через стекло потолка, подсвеченная почему-то именно зеленым светом, бирюзовая вода. И никого. Бассейн действительно работал, и всё выглядело так, как ей виделось в московских мечтах. Душ. Купальник. Шапочка. И вот она у зеленоватого бортика. Ещё бы убрать эти пластиковые канаты из воды.
Настроение было таким, что хотелось прыгнуть с разбега и нырнуть в эту, мерцающую зеленым, мятную жидкость. Но она никогда так не делала. Что-то останавливало. Себе она объясняла, что не любит, когда в нос и уши попадает вода. Тогда она словно смотрит на себя со стороны, и собственная голова напоминает ей игрушечный пластиковый чайничек красного цвета, с которым она играла в детстве в ванне и обожала, погружая его в воду, наблюдать, как во все чайниковые отверстия заливается вода. «Голова-чайник – это ужасно», - говорила она себе, и вопрос снимался. Но, на самом деле, было что-то еще, что мешало ей реализовать, казалось бы, такое простое желание. Она боялась потерять контроль. Даже на время. В море или озеро она, в зависимости от настроения, могла входить не спеша, наслаждаясь меняющимся прикосновением воды, с каждым новым шагом увлекающей её всё дальше и дальше, а могла с разбега кинуться в воду, прожив всю палитру ощущений за одно мгновение. Но прыгать в воду вниз головой не решалась. «Видимо, всё дело в голове», - поняла Ольга. Значит, голова с мозгами для меня дороже всего! Головой рискую в последнюю очередь. Тело не жаль, пока голова сверху. Если тело выжило и справилось – можно и голову опускать. Вот ведь до чего любимая голова додумалась лишь бы оправдать собственные страхи. Сразу вспомнился любимый печально-ироничный Ходасевич: «Счастлив, кто падает вниз головой, // Мир для него хоть на миг, а иной…» А я так и не рискнула головой ни разу! Может, этот «иной мир» и впрямь стоит, чтобы рискнуть. «Я подумаю об этом завтра», - поставила она многоточие в рассуждениях, как делала всегда, когда заканчивались входящие данные, и мысль заходила в тупик.
Бассейн не море, и Ольга прыгнула с бортика в воду ногами вниз. Даже шапочка не намокла. Лишь несколько брызг повисли на лице. « Вода – эмоции, и я их боюсь!», - не дожидаясь завтра, пришло озарение и стёрло многоточие. А Лиля не боится, смело ныряет и купается в собственных эмоциях. Восхищаюсь такими – живут полной жизнью. Приедет – поговорим об этом… Ольга плавала больше часа, пока азарт движения не сменился желанием лечь на воду и ничего не делать. «Пора спать», - услышала она собственное тело и не стала ему перечить.
Даша, наверное, давно спит, - вспомнила она про коллегу, проходя мимо дверей её номера. Теперь, она чувствовала, что должна всегда держать её в поле зрения, по крайней мере, пока не вернемся в Москву, и этим снова не займется её мама. Было в Даше что-то детское и беззащитное, что она пока не научилась глубоко прятать, особенно, когда рядом не было родителей.
Ольга вошла в свой номер. Первый семинар будет только завтра вечером. Утро и день принадлежат ей. С чувством приятного ожидания она бросила взгляд на освещенный пирс и решила утром, до завтрака, непременно спуститься на берег. Она любила дни, которые могла планировать сама в собственном ритме, потому что у неё всегда было так много планов и стремлений, что подстраиваться под других людей значило – терять время. Выручала Лиля, всегда готовая подменить и выручить подругу. «Какие мы с ней все-таки разные», - подумала Ольга, засыпая.
На море Ольга по какой-то неведомой ей причине всегда просыпалась раньше обычного, во сколько бы ни закончился предыдущий день. Волна шуршала галькой сквозь открытое окно, набрасываясь с жадностью на берег. «Здорово!» – первое, что подумала Оля проснувшись.
На берегу было пусто и ветрено. «Штормит», - объяснила она самой себе и села в любимую позу полулотоса, как она его называла, или не до конца, неверно выполненного лотоса, как сказал бы любой инструктор по йоге. Удивительно, но именно эта поза приносила с собой внутреннее равновесие, физический комфорт и ощущение полной свободы. До лица долетали прохладные брызги воды, подтверждая, что всё вокруг – настоящее: и рассвет, и море, и она сама в полулотосе с закрытыми глазами. Но медитировать не получалось. «Как там дома? Не забыла ли Карина доделать презентацию по истории?» – с тревогой подумала Ольга. После завтрака нужно обязательно им позвонить. Следом пришла счастливая мысль о вечернем приезде подруги, которая должна была расставить, как она сказала, все точки над i в своих отношениях, вот только Ольга забыла уточнить, в которых и с кем на этот раз. Но приезда Лили ждала с нетерпением. Обычно они виделись ежедневно и за три дня Ольга соскучилась. Потом она подумала о предстоящем тренинге, о новом клиенте на упрощёнке, о московском метро и о том, как в детстве приезжала в Хосту с родителями.
Шуршание гальки изменилось. Ольга открыла глаза: в нескольких метрах, справа от неё сидел молодой человек в позе истинного лотоса, красиво сложив длинные пальцы русской щепотью, устремлённой к небесам. Видимо, он был здесь сразу, просто сейчас решил сменить позу. Отсюда другой звук гальки. «Как же я его сразу не заметила? Это уже второй раз за поездку», - вспомнила она тихо сидящего в вагоне-ресторане Платона. С медитацией сегодня не складывалось, и она посмотрела в сторону йога. В отличие от неё, любителя, он был профессионалом, и проблем с медитацией у него явно не было. «Наверное, он ничем кроме любимой йоги по жизни не занимается…», - ни в какой другой роли представить его у Ольги не получалось.
Лиля бы на её месте, сразу без сомнений и не задумываясь, бросила бы свою медитацию и направилась в его сторону. Ольга же наблюдала краем глаза, боясь помешать медитативному священнодействию. Одухотворённый длинноногий йог неожиданно подошёл сам. Ольге в этом почему-то всегда везло: те, кто был ей интересен, сами начинали разговор. Сама бы она никогда не решилась. Звали его Игорем, ему явно не более тридцати, индекс массы тела намного ниже нормы из-за высокого роста. Русые волосы зачёсаны назад. Игорь поздоровался с приветливой улыбкой и спросил что-то очень естественное, что легко спровоцировало её на искренний ответ. «Здорово уметь так поворачивать разговор, - подумала Ольга, - дается же такое». Она давно поняла, что подобные вещи либо даны с рождения, либо отсутствуют. Всякие тренинги по их наработке дают поверхностный результат. Нервное напряжение, с которым человек достигает цели, явно того не стоит. А инстинктивная естественность не достигается.
- На отдыхе? – дружески поинтересовался Игорь, словно они случайно встретившиеся приятели.
- На тренинге, - поддержала приятельский тон Ольга.
- Не по йоге случайно? Лотос надо бы подправить…
- Нет. Не люблю, когда меня правят!
- Я пошутил – хотел проверить, что у тебя в Анахате.
- И что у меня там? – отгораживаясь невидимой стеной, язвительно спросила она нового знакомого.
- Ничего – улыбнулся он благотворительно.
- Вот и замечательно, - выдохнула она, расслабляясь.
- Это значит пустота, энергетическая дыра, которая пожирает энергию из других чакр, обессиливает тебя.
«Точно, типичный интуитив», - напомнила Ольга самой себе первое впечатление.
- Ты давно занимаешься йогой? Спросил примирительно Игорь.
- Вообще не занимаюсь – Ольга сама не заметила, откуда на поверхность вылезли по-детски обиженные интонации.
- А зачем тогда в лотосе мучаешься?
- Это моя любимая поза и она не имеет к йоге никакого отношения.
На самом деле Ольга действительно пару месяцев успела позаниматься йогой в спортклубе недалеко от их консалтинговой фирмы вечерами после работы. Ей всё очень нравилось. Она любила делать что-то вместе с другими. И она, наверное, до сих пор бы туда ходила, спортклуб работал, как и прежде, но неожиданная беременность сделала из неё нерадивую ученицу: Ольга стала засыпать в любой позе, а не только в шавасане. Из лучшей ученицы она скатилась в отстающие, а этого она перенести не могла и потому ушла. Она собиралась потом вернуться. Но так и не вернулась. Сначала купила самоучители и занималась дома сама. Посмотрев несколько роликов в интернете, где йогиня на восьмом месяце лихо стояла на голове в «березке», решила, что еще пару месяцев йоги ей точно не повредит. Но она была слишком благоразумна, чтобы так и видеть, как в «берёзке» малыш заматывается в пуповине: одинарное обвитие, двойное, тройное…она ощутила беганье мурашек и с йогой завязала навсегда. И только злополучный полулотос остался с ней до сих пор. Правильного лотоса она тоже как-то опасалась: она хорошо знала, как непредсказуемо вертлявы коленные суставы, и никогда не рисковала там, где в этом не было необходимости. Но это и правда была ее любимая и самая комфортная поза с детства, без всякой йоги. В ней она чувствовала себя открытой к общению и, одновременно, защищённой. Дома она добавила к этой позе любимый молочный улун и могла вечерами восстанавливать душевное равновесие.
Только вот Олег почему-то очень сердился на её «занятия йогой», как он называл минуты Ольгиного отдыха и всеми способами пытался их прервать. Этого Ольга никак не понимала. «Я же не мешаю ему заниматься тем, что ему нравится, - пыталась она проговорить проблему с Таисьей Львовной, - почему он не уважает моих интересов?». «Просто у него нет никаких своих интересов, а ты этого не замечаешь!» - пыталась она открыть дочери глаза. Олег, и правда, кроме ужина и телевизора ничем по вечерам не интересовался. В юности Ольга вообще не представляла, как можно выходить замуж и полностью отказаться от личного времени и пространства. В детстве она часто говорила маме, что замуж точно не пойдёт, а будет великим учёным, купит себе зелёную лампу и сделает великое открытие, которое непременно спасёт весь мир от какой-нибудь страшной, неизлечимой прежде болезни. «А муж будет в этом только мешать!» - заявляла она важно. «Но муж может и помогать. А личное время и пространство нужно всем, и мужьям тоже», - успокаивала её Таисья Львовна. Но Ольгина жизнь показала, что это не всегда так, а может, просто не у всех так, или только у неё, Ольги, не так. Но не так – точно.
Но всего этого новому знакомому Игорю она почему-то не сказала. «Может, какая-то из детских проекций сработала, и я перенесла на него свою обиду?», - провела она с собой психоаналитическую беседу. Ольга чувствовала, что Игорь человек интересный и необычный. Но не её человек. Доверия не сложится. И она сразу увидела, картинку их будущего общения: даже, о чём говорят, в каких вопросах разногласия, в каких – взаимопонимание, даже, как спорят, гуляя по Арбату.
- Кстати, а ты сам откуда?- опомнилась Ольга и стряхнула навязчивое видение будущего.
- Из Москвы. Веду обучающий тренинг по йоге. Хочешь, приходи? – Игорь вручил рекламный листочек.
И только в этот момент Ольга поняла, где корень возникшей в её душе детской обиды к ни о чём не подозревающему Игорю, и почему для него она ограничилась версией номер один. Он даже не спросил, на какой тренинг приехала сама Ольга! Поэтому Ольгин автопилот квалифицировал Игоря как капсулированный тип личности, до конца познавшей себя и свой Путь, и потому нуждающийся в других только как в учениках, но не в учителях. Если моё собственное мнение мало интересует собеседника, зачем нам вообще общаться? Информацию проще получить из книг или интернета: объективнее и быстрее. И такие люди интересовали Ольгу только как источники информации. «Диалога здесь не получится», - мигнул красной лампочкой автопилот.
Такая же лампочка зажигалась, когда она начинала общение с мужчиной, и он видел в ней только женщину. На эту тему автопилот был натренирован еще с юности. «Да какая тебе разница? Внимание и кошке приятно», - перефразировала поговорку Лиля. Сама Лиля радовалась любой возможности пообщаться с людьми, не важно с какого аспекта начался взаимный интерес. Ольга тоже была женщина. И ей по-женски было приятно любое мужское внимание, но это как цвет стен в поликлинике: здорово, если того цвета, что нравится тебе, и плохо, когда неприятного. Но не более. «А поговорить?» - цитировала Оля известный анекдот, споря с подругой.
- Я не хочу никого обманывать. Хочу сразу расставить все точки над i, - объясняла она свое разочарование по поводу однобокости мужского интереса.
- А ты не боишься, что со своими точками ты больше напоминаешь больную ветрянкой, чем интересную собеседницу? - не сдавалась подруга.
- Ты сначала сама дезориентируешь собеседников-мужчин, потому что выглядишь даже чересчур женственно и привлекательно, а не как полагается синему чулку, а потом, когда мужчина среагировал на тебя по-мужски, ты проводишь суровый отбор на бесполое высоко интеллектуально-духовное общение. Это нечестно и жестоко. Не находишь? - Лиля редко говорила столь прямолинейно. Видимо, вопрос для неё был принципиальным.
- Внешне ты как обычная нормальная белая и пушистая вуменша, а внутри беспокойный исследователь. Кому это понравится? Большинство мужчин и в друзья таких зануд не берут, не то что в спутницы жизни.
И Ольга согласилась с подругой во всём, кроме одного пункта: она всё равно считала, что если женщина не видит перспективы личных отношений с этим мужчиной, она должна ему об этом сообщить каким-либо способом, чтобы не обмануть его ожиданий. В этом её было не переделать.
- А если ты передумаешь в процессе общения. Женщины так непредсказуемы?! - держалась Лилька за свой кокетливый сценарий.
- Вот из-за таких непоследовательных, как ты, на женщин и повесили этот малоприятный ярлык, - не сдавалась Ольга.
- Зато ты до сих пор одна со своей принципиальной разборчивостью, - зло резюмировала подруга.
- Просто я не хочу больше разбрасывать отражения собственной души по разным людям. Я хочу вся принадлежать одному мужчине. Обеими своими версиями. И вообще всеми версиями, которые во мне еще откроются. Всей душой и всем телом. Просто найти своего мужчину и делать его счастливым каждый день.
- Не забудь добавить, что он должен пройти строгий отбор твой и твоего автопилота, а это почти невозможно. «Главное, чтобы человек был хороший», - явно не из твоей оперы. А годы уходят…
- Ну и что. Годы счастью вовсе не мешают. Я не тороплюсь. Главное, что я найду его. Когда и где – не так важно.
- Так пока ты его ищешь, может, пообщаешься с кем-то еще?
- У меня так не получается. Я пробовала. Я много общаюсь, но дружески.
- Ты неисправима!
- Замуж точно больше ни-ни, отмахнулась она от Лильки.
- Ню-ню, - улыбнулась та.
Лиля умела чувствовать будущее без всяких видений и деликатно молчать об этом до поры до времени, позволяя событиям свершаться самим, удовлетворительно наблюдая. В отличие от Ольги, которая, как только что-то видела, узнавала по своим каналам шестых чувств, считала своим пионерским долгом поделиться с тем, кто, как ей казалось, был в этом заинтересован. И набивала этим немало шишек. Она много раз говорила себе, что это последний раз, что у неё, как у Лили, тоже получится хранить выдержанное и взрослое молчание. Но именно это ей не давалось. Здесь она чувствовала себя неисправимым безнадёжным ребёнком. Она, словно не знала, что делать с открывшимся знанием: врождённая ответственность не давала отмахнуться, а вынуждала принимать ответственность – ведь речь идёт о других, а не о себе самой. А Лиля, словно сверху, спокойно наблюдала за другими и знала, что для них в данный момент лучше, а что – нет. А потому была взрослой и спокойной.
Ольга обещала Игорю заглянуть на его тренинг при первой возможности и отправилась в отель завтракать.
Даша уже сидела в ресторане за столиком. Она никогда не была в Хосте и собиралась до начала семинара погулять по городу.
- Здесь почти нечего смотреть, - предупредила её Ольга.
Но в Дашиных глазах было столько детского предвкушения, что она не стала продолжать.
- Хочешь, прогуляемся вместе? В бассейн я могу сходить и ночью, - предложила она Даше.
- Здорово!
За час они обошли не только центр, но и весь посёлок. Самым привлекательным в Хосте Ольге казались лишь горы и море. Горы Северного Кавказа вообще представлялись ей сказочным миром среди обычной нехитрой провинциальной жизни. Местные жители их вообще не замечали. Точнее привыкли, что они просто есть и всё, как стены в доме! На одном из прошлых тренингов она разговорилась с девушкой из Владикавказа. И когда Ольга восхищалась кавказскими горами, та сказала: « Да, я тоже к ним привыкла. Когда была в гостях в Ставрополе, в полях без гор чувствовала себя беззащитной что ли…». Ольгу же горы пленяли тем, что издалека казались ровными зелёными громадинами. Казалось, можно забраться на вершину, а потом просто скатиться вниз по склону. Вот такая несуразица лезла в голову, когда она смотрела на них из отелей. Но когда ты подходишь к ним близко и, погрузившись в их прохладную лиственную чащу, начинаешь подниматься по тропинкам наверх, попадаешь в волшебный мир, где за каждым кривым деревцем мерещится лесной гномик. Где струи неожиданно возникающих водопадов кажутся целебными, а бирюзовая вода в лесных озёрах чудодейственной. Ольге могла целый день и даже дольше бродить горными тропами, собирая кизил с кривых кустиков, ежевику на солнечных полянах. Она обожала бродить без указателей и тропинок в обуви, надежно защищавшей от змей, чтобы неожиданно набрести на небольшую плантацию краснодарского чая, который ценила за терпкость и какой-то особый пыльно-пепельный привкус просто потому, что сама видела, как он растет. От этого казалось, что она как-то связана с ним, словно участвовала в его выращивании и знает о нём больше, чем все остальные, словно они связаны незримой энергетической ниточкой. Когда она заваривала в Москве такой чай, душой уносилась на любимый Кавказ, подпитываясь его разреженной энергией и солнечным позитивом.
Она вообще умела легко перемещаться в визуализированных пространствах, насыщаться необходимым эмоциональным состоянием и переносить его в настоящую реальность. Это здорово помогало ей не сойти с ума от длинного списка обязательств. Ольга научилась этому сама еще в детстве, интуитивно. Но однажды прочитала, что это один из классических видов медитативной практики, которым не так просто овладеть. «Смешные», - подумала она, читая, и улыбнулась. Она вообще легко перенастраивала свое эмоциональное тело или прятала его вовсе. Ольга даже не задумывалась, зачем прячет эмоции, этим занимался автопилот. Когда она была еще маленькой, прятать эмоции посоветовала ей мудрая Таисья Львовна, чтобы не привлекать вампиров, объяснила ей мама. Оле это казалось полной ерундой, но привычка прижилась.
Зато подружка Лиля всегда жила, как дышала. Вся гамма эмоций от минуса до плюса жила на её обаятельном личике и, кажется, никогда ей не мешала. Ну, разве что тогда, когда на душе у Лильки пели соловьи, а нужно было консультировать клиента по поводу нюансов заполнения налоговой декларации или посчитать прибыль предприятия. Соловьи разлетаться категорически не хотели, периодически выскакивали из сердца, то немотивированной улыбкой во время калькуляции, то мечтательным взглядом в верхний левый угол, унося в приятные воспоминания. С печальными эмоциями Лиля справлялась легче, переводя их в рабочее состояние. Ольга тоже всё хотела попробовать отпустить проявление собственных эмоций, но каждый раз в нерешительности откладывала до следующего раза.
Зато хорошая управляемость эмоциями помогала Ольге быстро переключаться с одного занятия на другое без ущерба для качества. Или после консультирования быстро отпускать поле клиента и возвращаться в собственное состояние. Ольга давно заметила, что когда знакомится с новым клиентом и начинает с ним работать, разбирая тонкости его предпринимательской деятельности, перед внутренним взором, словно фильм, перематывается вся его прошлая, настоящая и будущая жизнь. Сначала она решила, что так проявляется её собственная фантазия. Хотя именно с фантазией у Ольги всегда были большие проблемы, точнее, её просто не было. Совсем. Реальность перекрывала все визуализируемые образы. Но после беседы с клиентом, она понимала, что всё им сказанное она увидела сама в виде фильма чуть ранее. И всё бы ничего, но это значило, что и сюжет будущего, который она видела в следующих кадрах, тоже реален! Когда она впервые сопоставила эти факты, даже обрадовалась: она может больше дать и сделать для тех, кто к ним обращается. Но поразмыслив, испугалась. Ей захотелось немедленно проверить: сбудется ли всё то, что она видит в своих прогностических фильмах? Может ли сам человек при желании изменить своё будущее? Никому не хочется жить игрушкой в руках Судьбы, даже если руки эти заботливы и ласковы. Хочется самим принимать решения и выбирать Путь. Но еще страшнее мысль о том, что увиденная картинка собственного будущего может ей не понравиться. И что тогда, если она не в силах будет её изменить? Как жить дальше? Зачем играть в пьесе, сюжет которой тебя не устраивает? Платон был прав.
Ольга заметила, что не каждый клиент запускал её видеопроектор. Были люди, фильмы которых были настолько увлекательны и остросюжетны, что время просмотра пролетало незаметно, а её пересказ увиденного был долгим и подробным. Это люди, мир которых по какой-то причине Ольге открывался и был интересен. А были люди, к миру которых было пробраться очень трудно, но именно они и были самыми настойчивыми в вопросах. Были и такие, рядом с которыми она не видела ничего. Таких было всего несколько человек на её памяти. Кто был закрыт в этом случае: она сама и другой человек? - осталось для неё загадкой.
В тот период, когда она поняла, что всё, что она видит, не фантазия, а что-то иное, не её, а пришедшее извне, она пережила не один сложный и мучительный день и не одну бессонную ночь. Ей не давал покоя вопрос: для чего ей показывают это кино? Стоит ли рассказывать людям о том, что она видит в фильме про них или не стоит? Есть ли у неё такое право? Подруге Лиле эти вопросы были не понятны. Если пришла информация, не важно, откуда она, значит это нужно где-то использовать, - считала она. Иначе, для чего её дают? И незачем изводить себя вопросами, ответов на которые сам никогда не получишь!
Ольга же сомневалась. Во всём, что касалось другого человека, она была очень нерешительна, боялась огорчить, сказать лишнее или недосказать важное. Чувствовала себя неуверенно. На что Лиля успокаивала: «Если кому-то что-то не понравится, он тебе сам об этом скажет. Главное - успей увернуться!» Но Ольге было не до смеха. Она восхищалась простотой и цельностью позиции подруги. Однако для неё в любых отношениях с людьми всё было не так ясно и просто. Первое время, когда Ольга попадала на киносеанс спонтанно во время банальной бухгалтерской консультации, она старалась смахнуть навязчивую пелену с глаз и вернуться в реальность. Но видения были так настойчивы. И вместо советов на тему, каким документом оформлять в 1С приход экспорта и как правильно отразить курсовую разницу, ей всё чаще хотелось рассказать о том, почему у человека, сидящего напротив, исчезла радость жизни, почему испортились его отношения с сыном-подростком и какова его кармическая задача в этом воплощении. Последний тип навязчивых формулировок её особенно озадачивал.
- Тоже мне Блаватская нашлась. Откуда у меня вообще права рассуждать о чужих судьбах, если я не могу в собственной рассортировать всё так, как хочу.
- Сапожник без сапок – Блаватская без кармы,- парировала Лилька.
Сложности усилились тогда, когда навязчивые видения чужой жизни перешли из рабочей сферы в обычную жизнь. Особенно трудно с ними было бороться почему-то в троллейбусах. «Видимо мощное электромагнитное поле усиливает твои галлюцинации», - подшучивала подруга. Но Оля была в растерянности и поездки в общественном транспорте стали для неё мучительными и изматывающими, каждый человек, словно кричал ей о своих проблемах и тревогах. Хотелось помочь, рассказать каждому, что она видит и чувствует про него, но это было не реально. Практичная Лиля сразу бросила идею открыть вместо консалтинговой фирмы фирму, консультирующую по вопросам кармы.
- Желающих точно будет куда больше, - как всегда авторитетно и уверенно заявила подруга.
- Понимаешь, сейчас, консультируя людей, я всегда могу обратиться к Налоговому кодексу РФ или ПБУ какому-нибудь. А про карму я на что сошлюсь? Где такой документ?
- Те, кто хотят знать карму, не будут тебя про документ спрашивать. Им не в налоговую с этим идти, а по жизни! Они просто будут рады тому, что кто-то хочет вместе с ними, а еще лучше вместо них, разобраться в их запутанной жизни. А жизнь у всех у нас запутанная по определению, априори. А вообще книга у всех нас одна – Библия.
Это был запрещенный поворот. Лиля знала, что этого лучше было бы не говорить сейчас, если она хотела Ольгу на что-то уговорить. Тема религии была еще одной сферой противоположностей, разводивших подруг по разным полюсам. И не то чтобы Ольга была атеисткой. Вовсе нет. И Библию читала. И ей это нравилось. Но читала она её не как большинство людей и уж точно не как истово верующие. А читала её, словно сборник научных статей, опубликованных в разные исторические периоды. И все время ловила себя на мысли, что словно в экономических моделях, ищет здесь какие-то неточности, противоречия и нестыковки. Без полного доверия, в общем. А здесь нужно верить. Без размышлений. Ольге очень хотелось, чтобы всё написанное в Библии было правдой, но предательское «а вдруг…» не давало расслабиться при чтении. Религия не успокаивала, а напрягала. «Наверное, я просто не достаточно духовно развита, - успокаивала она себя. - Вот доразовьюсь, достигну просветлённой любви ко всему сущему, сольюсь с этой жизнью в едином энергетическом порыве… Хотя нет, энергетика – это не про религию, это про физический уровень. Бог – это эманации иного порядка. Световые, наверное. В общем, мне еще идти и идти к Богу…», - каждый раз обрывала она себя в путаных рассуждениях. У Лили же и с Богом всё было просто и ясно. Он, безусловно, есть. Он помнит и заботится о каждом из нас. Души наши бессмертны, а потому беспокоиться вовсе не о чем: трудись по мере возможностей и не твори зла! «Просто коммунизм какой-то», - язвила Ольга в их спорах. Но на Лилю это никак не действовало. В своих убеждениях она была уверена и внутренне спокойна. «Истинно верующая», - с завистью думала она о подруге. Кажется, почти всё про неё знаю, а этого взять не могу! Как непрозрачный плафон из молочного стекла – свет видно, а какой источник, какой формы лампочка и есть ли она вообще – не доступно!
- Но с чего они будут мне доверять в моих видениях и прислушиваться к моим советам? Я пробовала несколько раз поговорить с теми, кто пришел в нашу фирму о том, что мне привиделось, но достучаться до них так и не смогла. Люди почему-то сопротивляются даже простой информации о себе.
- Просто у тебя совсем нет опыта. Со временем научишься находить верные слова и нужные интонации, и всё сложится, - не останавливалась в рекламе своей новой бизнес-идеи Лиля.
- Это всё абсолютная ерунда. У меня же нет психологического образования. Какие консультации?
- Ты же не по психологии будешь консультировать. Я абсолютно уверена, что ты со своей кристальной честностью скажешь только то, что действительно увидишь, а не придумаешь что-то несуществующее, как делают большинство кармистов-шарлатанов.
- Ты уже и термин придумала - «кармист». Но как можно делать то, в чем до конца не уверен, в чем сомневаешься? Я так не умею.
- Человеку вообще свойственно сомневаться во всём и всегда, так что теперь: вообще ничего не делать?- красиво резюмировала Лиля.
Ольга понимала, что почти во всём Лиля, конечно, права. Нельзя отмахиваться от того, что приходит само и при этом так настойчиво. Стоит хотя бы попробовать. У самой Лили это получилось бы куда лучше! Может, и я когда-нибудь дозрею. Позже.
От свежего морского воздуха Даша проголодалась, и они с Ольгой зашли в приглянувшееся кафе. Ольге больше нравились просторные светлые кафе с панорамными окнами, когда ты наблюдаешь за миром, а мир - за тобой. Обед в контакте. Но в Хосте, как и вообще в городках побережья, таких просто не было. «Экономили скупые площади, незанятые морем, да и сама культура общепита строилась здесь на иных потребительских нюансах», - словно цитируя методичку, сказала самой себе Ольга. Почти все неуличные морские кафе имели тёмный пещерный интерьер, который хорошо подходил для полночных неоновых посиделок в компании или для задушевного воркования тет-а-тет в период высокого сезона, но в мартовский обед с коллегой привносил забавную двусмысленность. В таких местах ты забывал, в каком времени-пространстве находишься и зачем вообще сюда зашел. С таким же успехом можно было сидеть не на берегу Черного моря, а где-нибудь за Уральскими горами. Меню тоже было стандартно-морским, не зависящим от месяца года: шашлык нескольких видов, мясо по-французски, осетрина по-домашнему, форель, жаренная на углях, баклажаны-гриль и почему-то неизменная котлета по-киевски. Даша, не долго думая, решила заказать форель, видимо, польстившись на красивое звучание.
- А ты уже брала такое блюдо? – считая своим долгом поделиться сведениями, спросила её Ольга.
- Нет, - по-детски простодушно посмотрела на неё Даша
- Если всерьёз хочешь рыбу, выбери лучше осетрину. Не знаю, откуда на черноморском побережье столько осетров, но её здесь потрясающе готовят – не пожалеешь! Наверное, у них в горах не только форелевые, но и осетровые хозяйства, - засмеялась Ольга.
- Я вообще-то рыбу терпеть не могу,- наклонившись к Ольгиному уху, шёпотом призналась Даша. Звучит красиво – «форель».
- Ты точно, Даш, настоящая сказочница, - ласково сказала Ольга, взглянув на неё прищурившись, словно всматриваясь в лицо девочки и пытаясь угадать, какая из неё вырастет женщина.
- Форель – это как жареная селёдка. Отличие только в цене и красивом звучании, - снисходительно заметила Ольга.
Даша заказала проверенную котлету по-киевски с картофелем по-деревенски, а Ольга любимую осетрину по-домашнему с рисом и баклажаны на десерт. Овощи-гриль были её второй слабостью.
- Знаешь, обратилась она к Даше, когда они закончили с заказом, я почему-то сразу почувствовала, что ты не любитель рыбы!
- А как Вы догадались?
- у меня по рыбе целый тест разработан, - решила она развеселить Дашу, пока не принесли обед.
- Я его не прошла? – как обычно испугавшись, что с ней что-то не в порядке, спросила Даша.
- Нет, его все проходят. Просто давно заметила, что люди делятся на любителей мяса и любителей рыбы. И это совершенно разные типы людей.
- А вегетарианцев куда? – запереживала Даша. Это те, кто еще не определился со своим типом личности?
- О них я как-то позабыла, хотя сама семь лет была убеждённой вегетарианкой. Надо придумать для них категорию. Хотя что-то в твоих рассуждениях есть: мой период вегетарианства пришелся в точности на период самоопределения.
- А мы как раз перед моим отъездом на семейном совете решили попробовать на вегетарианство перейти.
- И как ваш папа к этому отнёсся?
- А как Вы догадались, что он был против?
- Мужчины консервативны. Им кажется, что без мяса у них не будет мышечной силы. Чтобы охотнику догнать дичь, нужно, словно следуя тайному обряду, эту дичь принять внутрь, чтобы стать с ней «одной крови», подчинить. Хотя лошади, питаясь травкой, на мышцы не жалуются.
- Но если они станут одной крови, то сами превратятся в дичь?
- Точно! Только они об этом не задумываются. Им всегда некогда. Они всегда торопятся. Бегают за дичью. А тот, кто сильнее и съел больше мяса, охотится за ними. И только травоядные никуда не бегают – глубокомысленно жуют траву и, переминаясь с ноги на ногу, наслаждаются настоящим.
- Жаль, люди так не могут…
- Почему, можно найти аналогии. Это, наверное, такие высокие худощавые юноши с задумчивыми печальными глазами, которые за дичью никогда не бегают, их вообще мало интересует реальность. Они живут в собственных удалённых вселенных.
- Получается, вегетарианцы, и животные и люди, - лёгкая добыча для охотников. Они тоже дичь?
- Вообще – да. Предприимчивые охотники-реалисты с удовольствием поглощают идеи печальных юношей.
- Так чем же отличаются любители рыбы от любителей мяса?
- Примерно тем же, чем вегетарианцы и мясоеды. Любители рыбы – где-то посередине между ними. Когда выбираешь на обед овощи, ты готов через короткий промежуток снова потратить время и усилие на повторение обеденного ритуала. И процесс этот повторяется в два-три раза чаще, чем у мясоедов. Для мясоедов результат дела всегда интереснее процесса. Для вегетарианцев – наоборот. А те, кто выбирают рыбу, очень избирательны в своих интересах. Они умеют получать удовольствие от процесса, но только в том деле, которое тщательно выбрали. Обычно они знают, чего хотят и мнение окружающих их мало интересует.
- Здорово. Теперь понятно, почему любителей рыбы так мало. Мне кажется, больше всего мясоедов, потом чистых вегетарианцев и меньше всего любителей рыбы.
- Сейчас любителей рыбы много. Просто они не истинные. Они жертвы моды. Хотят казаться другими, лучше, чем есть, как им кажется. И если вычесть тех, кто ест то, что заставляет есть реклама, любителей рыбы останется столько же, сколько всегда и было, относительно других типов.
- А почему Вы засмеялись, когда вспомнили эту тему?
- Это связано с бывшим мужем. Во время конфетно-букетного периода, когда мы часто ходили в рестораны и кафе и, естественно, обсуждали тему любимых блюд, он сказал, что его любимое блюдо – рыба с овощами. Конечно, я была восхищена и чуть не заработала комплекс неполноценности, обедая с таким совершенством.
- А Вы не любитель рыбы?
- Не то чтобы не любитель… Но всегда столько дел, что даже мясо с овощами, а не с картофелем или макаронами заставят вернуться к теме еды часа на два раньше, и отодвинут их. Я сама мечтала стать любителем рыбы и выбирать только то, что хочу. Жить только так, как сама хочу и никак иначе. Всё думала, вот закончу проект и начну… Ну как все, с понедельника. А тут, за столом напротив, сидит воплощение моего идеала.
- Это же здорово! Рядом с идеальным человеком легче самой стать идеальной!
- Наверное, так и есть, только Олег, как выяснилось через пару лет, не только терпеть не мог рыбу, а испытывал панический ужас, при виде рыбы в своей тарелке. В детстве он проглотил рыбную косточку и с тех пор панически боится её есть.
- А зачем же он придумал, что любит рыбу? Это как же он мучился столько лет!
- Наверное, как жертва моды, хотел произвести впечатление, а потом не смог решиться остановить обманный поток. Мне самой было его очень жаль, но это был его выбор, его сценарий, который увёл нас далеко друг от друга. Не из-за рыбы, конечно, а из-за невозможности говорить правду, быть самой собой в каждый момент жизни рядом с ним. А если не можешь быть самой собой, если человек, который рядом с тобой, препятствует этому, зачем тогда быть вместе?
- Мне уже не хочется замуж!
- Почему?
- Страшно: вдруг мы с Вовиком тоже зайдём в тупик желания понравится?
- А вдруг не зайдёте, а ты не попробуешь? И потом, из этого тупика в любой момент можно выйти при обоюдном стремлении.
- А почему вы с мужем не вышли?
- Я тогда была неопытной. Думала, все так живут: во взаимных иллюзиях и другого пути в партнерстве быть не может. А когда стала понимать, что можно и по-другому, что можно просто взять и начать говорить друг другу только то, что действительно чувствуешь, что нравится, а что – нет, что готов принять, а что - с оговорками. И всё будет по-другому. Жизнь изменится, станет настоящей, и мы - настоящими.
- А он?
- На словах он поддержал эту идею. Но практика ему не далась. Он как-то сразу по-мужски решил начать с интимной сферы. Думал, бонусы здесь будут самыми высокими и приятными.
- И?
- Видимо, для мужчин это сфера сакрального. Они труднее всего отказываются здесь от стереотипов, держатся за них намертво. И меньше всего хотят знать, а о чём на самом деле мечтает женщина, обнимая их. Может, это то же самое, о чём мечтают они сами. Однако они не только боятся услышать ответ, но и не решаются спросить.
- Забавно!
- Грустно. Потому что мы почти все такие, и мужчины и женщины. И так и не проживём никогда свою настоящую жизнь. Стараемся понравиться друг другу. А когда понравились, боимся измениться, чтобы не разонравиться, боимся потерять другу друга, сделав то, что может разочаровать или даже напугать другого. Поэтому придерживаемся сценария, за который нас полюбили. Боимся отступить от него, даже если он мешает жить и быть счастливыми нам обоим.
- Но потерять любимого никому не хочется?
- Как можно потерять того, кого ты так и не обрёл? Мы так и не осмеливаемся узнать друг друга настоящими, а значит, не принадлежим друг другу полностью, до конца. Мы живём не с живым человеком, а с раскрашенной рекламной картонкой, которые ставят перед входом в магазины или кафе для привлечения посетителей. И любим не другого, а собственную версию другого в своей голове. Значит, любим не другого, а себя в другом. Зачем тогда другой? – сиди один и смотрись в зеркало ежедневно.
- А потом, когда вы всё поняли, поняли, что нужно для счастливой жизни, не пробовали начать всё сначала?
- Ты знаешь, действительно, пробовали. Но каждый раз наши пути расходились всё дальше и дальше. Не знаю, в чём здесь причина… Наверное, просто не было настоящего желания быть вместе. Знаешь: вот так сказать друг другу, что мы вместе, что бы ни случилось и, исходя из этого, строить свой путь навстречу друг другу.
- Пока смерть не разлучит нас?
- Ну, да. Всё самое важное в жизни уже давно кем-то проверено и прописано.
У Олега было очень чувствительное мужское самолюбие. Чтобы не огорчать его, приходилось постоянно, словно пригибать голову. «Умная женщина никогда не покажет мужчине, что она умнее», - любил он говорить. И в этом вопросе я всегда оказывалась дурой, потому что никогда не вспоминала свой пол, когда хотела поделиться чем-то с другими. А надо было – по версии мужа. И потом, ум вообще вещь относительная. Один умен знаниями, другой умен навыками, третий – гений отношений. Как можно сравнивать. И какая разница, кто мужчина, а кто женщина. Даже в спальне это уже давно не так важно, но в вопросе ума и мировоззрения этот стереотип почему-то до сих пор владеет человечеством.
- Да убоится жена мужа своего…
- Умные итак всего боятся, потому что знают много. В основном лишнего.
- Ну, я тоже считаю, что, особенно при других, нельзя соперничать с мужчиной. Мама всегда это говорила.
- Мама правильно говорила. Только когда эта полезная привычка перекочёвывает в диалог наедине, постепенно становится не о чем говорить.
- Почему?
- Начинаешь избегать неприятных для партнера тем, неприятных мнений. Живёшь, как балерина в музыкальной шкатулке: исполняешь один и тот же танец под заданную мелодию, вызывая ожидаемые эмоции. Поэтому я выбрала настоящую жизнь. Стараюсь оставлять в ней только то, что важно и дорого.
- А мечта встретить своего единственного?
- Это уже другой вопрос. Где же наш обед? Наверное, они осётра сначала ловят, потом готовят, так всё долго! – пошутила Ольга.
Словно услышав её слова, официант принёс заказ.
- Мы просто не решились мешать вашей беседе, - ответил официант с улыбкой.
- Спасибо, - улыбнулась Ольга в ответ.
Разговор, действительно, неожиданно добрался до важных тем. «Кто бы мог подумать, что захочется обсудить это именно с Дашей», - подумала Ольга и принялась за еду.
Неожиданно она заметила, что за столиком напротив разговаривают двое мужчин, перебирая листы А4, что-то показывая друг другу в них, потом смотрят в планшет и о чём-то сдержанно спорят.
- Интересно, эти двое давно здесь – я даже не заметила, когда они появились? – поделилась она удивлением с Дашей.
- Я спиной сижу к остальным столикам – не заметила, - пожала плечами Даша.
Ольга в который раз за поездку поразилась своей беспечности: такой невнимательностью к окружающим событиям она давно не страдала. Всё началось с того момента, когда она села в такси и зазвучал блюз. Она оказалась в каком-то другом, параллельном мире, которому почему-то безоговорочно доверяла и от которого ждала только хорошего. И этот мир не покидал её до сих пор. Даже когда она с досадой подходила к поезду, предчувствуя предстоящую скучную дорогу рядом с малоинтересной коллегой, которая теперь сидела рядом и увлечённо слушала Ольгины откровения о неудавшейся семейной жизни, которыми она до сего дня не делилась ни с кем, даже с лучшей подругой детства Лилькой. Что происходит? Откуда такое безоговорочное доверие ко всему вокруг? Не опасно ли оно? К чему приведёт? – засыпала она саму себя вопросами. И Платон в вагоне-ресторане, которого она тоже сначала не заметила. Потом йог Игорь, которого она тоже сначала не заметила и который ни с того ни с сего сказал, что её проблема – пустая Анахата. Теперь - эти двое. Что всё это значит? Словно она и вправду переселилась в другую, параллельную, реальности. И просто не умеет в ней жить правильно, не знает её законов.
Ольга, на всякий случай, присмотрелась внимательнее к посетителям за соседним столиком – вдруг и эта встреча не случайна. Один из них, который сидел лицом к их столику, был в костюме не по ситуации претенциозного покроя из ткани с лёгким блеском, который был особенно заметен в затемненном зале кафе. «Ну, может, он с официального мероприятия – не успел переодеться», - извинилась за него перед самой собой Ольга. Любой дисбаланс в жизни сразу бросался ей в глаза, и она никак не могла избавиться от привычки замечать его, хоть и очень хотела. Первый мужчина был крупным седеющим брюнетом с громким голосом и размашистыми движениями. Он был таким большим и шумным, что казалось противоестественным его нахождение в миниатюрном кафе за бумажками, которые рядом с ним казались страничками из блокнота. Он говорил много, эмоционально, словно оправдываясь, то и дело прикладываясь к шашлыку на тарелке.
Второй, который сидел спиной, только молчал и слушал, но каким-то незримым образом чувствовалось, что управляет ситуацией именно он. Он совсем не жестикулировал, обе руки спокойно лежали на столе в позе внимания и готовности к действию. Рядом с ним стояла маленькая белая кофейная чашечка. «Эспрессо», - поняла Ольга с нотами разочарования – второй чем-то успел ей понравиться. Но кофе… Здесь у неё был еще один старинный проверенный тест: любители чая, к которым она относила себя, и любители кофе. Любители кофе казались ей жертвами моды и шаблонов и, вместе с тем, людьми, плохо управляющими собой и своей жизнью без помощи адреналина. Чай, содержащий танины, тоже был тем еще афродизиаком, но давал энергию равномерную, плавную, располагающую к неспешным размышлениям и действиям без резкого скачка и спада. Она всегда больше доверяла «людям чая», чем «людям кофе». Особенно её пугали любители Эспрессо – казалось, они точно знали, чего хотят и сколько готовы за это заплатить. И они не хотели ждать. Ольгу пугал конец их пути, который она всегда видела на дне белой кофейной чашечки. Они же, по другой её забавной автомобильной классификации, - те, кто всегда жмут по крайней левой полосе. «Может, всё-таки чай?», - попробовала она договориться собой. Да и какая мне вообще разница, что в чашке у этого человека? Ерунда какая-то. Почему я переживаю, что он выбирает кофе, а не чай? Я его совсем не знаю, даже лица не видела, но уже хочу рассказать ему о преимуществах «чайного пути». Несерьезно. «Вечно ты всё классифицируешь и пытаешь загнать в шаблоны», - сказала бы ей сейчас Лиля. Она уловила тонкий и пряный кофейный аромат. «Еще и гурман – эспрессо с корицей, что-то вообще запредельное», - сказала она самой себе.
И тут, позабыв про кофе, она поняла, чем привлёк её этот человек, лица которого она так до сих пор и не видела. Его руки. Они были такими, какими, по её представлению, и должны были быть идеальные мужские руки. С красивым большим пальцем, имеющим одинаковой длины фаланги, то есть, сбалансированные логику и инициативность. С четко очерченными суставами, отвечающими за материальную сферу жизни. Пальцы были красивой гармоничной длины, не длинные и не короткие, крепкие и владеющие богатой гаммой мелких движений, но не переходящие в женскость. Костяшки пальцев и три средние жилки рельефно очерчивали руку, придавая ей скрытую до поры до времени динамичность. Ольга не могла оторвать взгляда от этих рук. Она вообще любила человеческое тело. Само по себе, как проявление внутренней сущности каждого человека. Тело другого было для неё не просто оболочкой, скрывающей прекрасную душу. Оно было лицом, проявлением этой души. Ольге нравилось по складочкам и структурным нюансам тел читать душу их хозяев. Каждое тело – это поэма души человека. Нет ничего красивее человеческого тела в природе, так как только человек сам создает свое тело каждым своим шагом, каждым выбором и решением», - много раз убеждала она Лильку. Но та считала, что в фирменных тряпочках все мы выглядим лучше, и не жалела сил и времени на отбор и примерку разных брендовых штучек.
- Знаешь, а я чувствую себя хорошо, только когда могу сбросить с себя весь этот тряпочный хлам, словно освобождаюсь от того, что навязывают мне другие, - делилась она с подругой.
- Ну, с тобой всё понятно! Ты и купаться предпочитаешь ню. Это философия. А что ты будешь делать, когда тело постареет и перестанет быть привлекательным? Нужно же заботиться об эмоциях окружающих! Мы же с тобой не в Германии!
- В том-то всё и дело, что мне нравится человеческое тело вообще. Следы прожитых лет читать на нем еще интереснее. Всё, что было важно для человека – всё на его теле, как на карте мира. Все привычки, предпочтения, образ жизни, образ мыслей, рацион питания, любовь или нелюбовь к себе. Интереснее тела только человеческая душа, но её не так хорошо видно, не сразу, а тело – вот оно – читай и проживай жизнь другого. Вот если бы нам не нужна была одежда, сколько бы времени мы сэкономили, узнавая друг друга, оберегая болевые точки друг друга, нанесённые жизнью, которые остались шрамами и отметинами на теле каждого из нас. Но ты права, так далеко в свою старость я пока не заглядывала. Мне нравятся возрастные тела других, а о своем я как-то не подумала. Может, с годами я и поменяю свои убеждения и купаться буду только в старинном купальнике с панталончиками. Всё может быть. Но сейчас я живу так, и мне это нравится!
- Договорились, время покажет! А пока, на всякий случай, выбирай фасон панталончиков, - не унималась Лиля.
- Хорошо, что непременное ношение перчаток ушло в прошлое. Люди стали больше доверять друг другу, не прячась за маски. В руках вся красота и сила души. Наблюдать за человеческими руками можно бесконечно. Обожаю выступления пианистов. Это вершина возможностей человеческих рук – танец нежности, танец страсти, задумчивость и печаль, сменяющие друг друга – смотрела бы и смотрела…
- Зато паранджа кое-где еще в ходу, и вообще мусульманским женщинам не позавидуешь – их постоянно прячут, как дьявола в мешке.
- думаю, мусульманских женщин прячут не как исчадие ада, а чтобы никто не смог прочитать душу твоей женщины, которая легко читается по её телу. Ведь по женщине, которую выбирает мужчина, можно сразу понять его душу: насколько он уверен в себе, какими интересами живет, о чем мечтает и даже чем зарабатывает на жизнь. Уверена, мужчины думают прежде всего о своих интересах.
- Вечно ты всё усложняешь! А вот я бы не оказалась даже от паранджи. Представляешь, тебя выбрали и спрятали от всего мира, чтобы ты принадлежала только Ему, своему мужчине, и он тебя никому не отдаст, - подняв глаза к небу, мечтательно проговорила Лиля.
- Так он же и тебе на мир посмотреть не даст, а ты без этого точно никак не сможешь. Это я могу спокойно паранджу носить, не снимая, а ты – любопытная!
- Вечно ты всё портишь! Да ради любимого я могу от всего отказаться, даже от собственного любопытства.
- Хорошо-хорошо, как скажешь.
Этот старый диалог с Лилей всплыл неожиданно и почти дословно. Руки незнакомца были настолько говорящими и красивыми, что Ольга забыла и про осетра и про Дашу, которая мужественно терзала жёсткую котлету по-киевски. Мужчина выразительно повёл большим пальцем правой руки, эффектно продемонстрировав обе фаланговые косточки. «Вот они сейчас уйдут, а я так и не узнаю даже его имени», - отчего-то со щемящим чувством тревоги промелькнуло в голове. Хотя чем мне поможет его имя, - подумалось Ольге.
Такое состояние она переживала впервые. Ей казалось, что она упускает что-то очень важное в своей жизни и виновата в этом сама, продолжая пребывать в умственном и двигательном ступоре. Не то чтобы она легко подходила к людям и начинала разговор. В отличие от Лили у неё это требовало усилий и невидимой внутренней подготовки, в форме проговаривания хотя бы первых двух фраз в нескольких вариантах, в зависимости от меняющейся ситуации. Но когда того требовала ситуация, она брала и делала это, просто отключая эмоции, по плану. Здесь всё было по-другому. Цели у неё не было. Она даже сама не понимала, зачем ей этот человек, что она хочет ему сказать. Не про чай же, в конце-то концов! Или: «Здравствуйте, у Вас потрясающе выразительные руки, особенно правая, я долго смотрела на них и теперь знаю о Вас всё. Ну, не то всё, что обычно пишут в листке Автобиографии, а другое всё, что пишет жизнь невидимыми чернилами в нашей душе. Я читаю Вашу душу. Это очень интересно. У Вас интересная душа и мне хочется читать её дальше и дальше, не останавливаясь ни на минуту, чтобы узнать, о чём будет каждая её новая страница, каждая её новая строчка. И главное, я не знаю, почему для меня это так важно. Но это, и правда, важно. Самое важное, что когда-либо было в моей жизни. Я словно боюсь потерять из виду Вашу книгу, потому что тогда не буду знать, что мне делать дальше и куда идти. Почему-то именно в Вашей книге написан и мой смысл жизни, и я во что бы то ни стало должна прочитать его. Вы мне поможете?» – слова сплошным эмоциональным потоком несли её вперед, показывая картинку собственного будущего, чего с ней никогда не случалось.
Видя будущее других, она никогда не видела ничего о собственном. И даже думала, не сходить ли к какому экстрасенсу за этим, ради эксперимента. Но исследовательская чистоплотность всегда её останавливала. Этот поток будущего был не такой, какими выглядели потоки других людей, которые были для неё читаемы, это было похоже на теплую уютную волну, без сюжета и героев. Просто тепло и трепетное покалывание вверху живота, там, в Манипуре, где-то в районе солнечного сплетения. Еще немного и бабочки залетают,- посмеялась она над собственной потерей контроля, который не любила и не допускала, разве что в медитациях в безопасном месте. Здесь место было неспокойным: чужой город, незнакомые люди, неизвестный мужчина с красивыми руками и даже подруга должна приехать только вечером.
- Стоп. А который час? – спохватилась Ольга.
- Почти три, - ответила Даша
- Нам пора!
- Но Вы почти ничего не съели!
- Ничего. Скоро ужин. Нам пора на первый семинар. И она стала искать кошелёк в недрах сумки.
- И почему я всегда выбираю большие сумки, в них вечно ничего не найдёшь, - бормотала она, продолжая поиски.
- Они практичные и вместительные, - показала Даша на такого же размера свою черную сумку.
- И долго служат, - обратив внимание на черный цвет, сказала Ольга. Как же в нас с тобой много общего, оказывается!
- И мне это нравится, - не поняла её удивления Даша.
Отыскав кошелёк, Ольга подняла глаза, и что-то энергично ударило её в то же солнечное сплетение – столик с двумя незнакомцами был пуст. Она и сама не до конца понимала, что собиралась предпринять: то ли подойти и представиться, то ли просто, проходя мимо, увидеть лицо того, кто вызвал в её душе целую бурю эмоций. Но всё это больше не имело значения – он ушел, и увидеть его еще раз, даже не зная в лицо, шансов было мало. «Но сердце знает, сердце знает, что ложа пятая пуста!», - в довершение драматических ощущений вспомнилась Ахматова. Вот она женская доля! Интересно, а мужчины испытывают подобные удары в солнечное сплетение или это тоже исключительно женский удел? Нужно будет спросить знакомых мужчин. Тряхнув головой и поправив волну волос, она самым известным женским способом прогнала отчаянье с лица и приманила надежду на лучшее завтра. С тем и вышла, оплатив счёт.
Занятие в конференц-зале уже началось. Ольга и Даша в растерянности заняли свободные места. Стулья по какой-то причине стояли полукругом, в центре осипшим голосом что-то говорила худенькая, если не сказать тщедушная, женщина в грустном сером костюме, больше похожая на неудачливую школьную учительницу, чем на коучера, как значилось на её салатовом бейджике. Любят же южане эти псевдо позитивные цвета «вырви глаз».
- Почему начали раньше? – шёпотом спросила Ольга у соседки.
- Сказали, чтобы время не терять. Время – деньги.
- Вот именно – деньги! А я, заплатив, пропустила начало просто потому, что пришла вовремя, а не раньше на двадцать минут, - поворчала она про себя, но настрой на занятие медленно перевалился в сторону негативного.
«Учительница» что-то говорила срывающимся голосом, подаваясь вперед всем тельцем, словно помогая этим звукоизвлечению. И говорила почему-то о психологических проблемах, преследующих начинающих бизнесменов.
- А занятие разве не на тему последних изменений в Налоговом кодексе РФ? _ обратилась она всё к той же соседке.
- Сказали – первое занятие с психологом. Новая система коучинга.
- Ну и ну, - только и выдохнула Ольга, уныло посмотрев на «коучера»
Учительница в сером, из последних сил изображая энтузиазм, принялась всех поднимать, знакомить друг с другом, вынуждать выйти из привычных масок и вступить в навязанные коммуникации. Потом по условиям тренинга требовалось по очереди называть своё имя, специализацию и рассказать о том, чего ждешь от данного тренинга.
- Меня зовут Ольга, и я не люблю психологов. Зато люблю психологию, - решила похулиганить она, когда до неё дошла очередь.
- Очень приятно, стараясь улыбаться ещё шире, ответила коучер.
- Зря я так, конечно,- подумала про себя Ольга. Ну, да коучер из неё никудышный. Самооценка на нуле – чему она может научить? Но всё равно, не следовало её перевоспитывать – это её жизнь, в конце-то концов! А я просто злюсь на себя, что вовремя не сделала шаг вперед и тот мужчина с красивыми руками исчез. Учительница в этом точно не виновата. У неё своих проблем – выше головы, все – на лице! А тут я еще на нервах играю. Лучше уйти во время первого перерыва – так всем будет лучше.
Ольга давно поняла, что всех людей символически можно разделить на несколько обобщенных типов. И она легко могла это сделать. В любой из описанных в психологии систем, о которых читала и в которых не ленилась тщательно разбираться на досуге. Это была такая же непреодолимая страсть, как одним глазком скользнуть по освещенному и незашторенному в ночи окну. С детства не было для неё ничего интереснее, чем люди и всё, что рассказывало о том, что каждый из них считает главным: выхваченный случайным взглядом заоконный сюжет, неожиданный разговор со случайным попутчиком, еще непроверенная, но многообещающая психометрическая система.
По одной психологической концепции выделялось всего четыре типа, по другой – восемь, по третьей – двенадцать, по четвертой – шестнадцать. Но с годами и опытом она поняла, что типов не так много. А разные системы говорят об одном и том же просто на разных языках. Каждый человеческий тип выражает себя своей системой знаков, слов, интонаций и всего прочего. И книги пишет в своей же системе. Языком своего типа. И понравится она представителям его же или близкого типа. А некоторым другим типам – не понравятся. И будут они спорить. Доказывая, что другая знаковая система ложная, ведет в тупик, а их система – истинная и ведет к счастью. Дровами разноязычия и поддерживаются костры споров, конфликтов, оппозиций и войн. А говорят все люди, на самом деле, об одном и том же, представляют счастье примерно одинаково и идут в одном направлении. А виной всему - пресловутая Вавилонская башня. Только разноязычие, приведшее к войнам и хаосу, - не столько разные национальные языки, а языки в самом широком смысле. Языки, которыми выражают себя разные психологические типы, отвечая на главный вопрос: какой путь к счастью самый короткий. Этот знаковый язык затрагивает все сферы человеческой жизни, разделяя людей на своих и чужих по одному признаку: владеет человек символическим кодом моего типа или нет. Продумано и негласно прописано всё: от стиля одежды, профессии, образа жизни до идей, мечтаний и веры в Бога. Чем больше кодовых языков Ольга узнавала, чем больше человеческих типов-систем становилось ей доступными, тем острее она чувствовала, что это не главное. Не цель, а лишь средство. Поэтому определение типов и знаковых систем, к которым принадлежали встретившиеся на её пути люди, она доверяла автопилоту. Он справлялся прекрасно. Сканирование по нескольким параметрам занимало у него теперь пару минут диалога.
Не давалась ей только одна из систем – соционика! Первый раз она узнала о ней в шестнадцать лет. Видя интерес Оли к психологии, Таисья Львовна принесла как-то с работы журнал «Охрана труда», в котором и была статья о соционике на пару страниц. «Кибернетика отношений» - многообещающе называлась она. Оля тогда мало что поняла, но система зацепила её своей логической стройностью. В теории всё выглядело обоснованно и правдоподобно, но, сколько лет она ни пыталась открыть кодовый замок этой системы, сколько книг ни прочла на эту тему, за двадцать лет так и не смогла передать своему автопилоту краткую, но функциональную формулу, позволяющую определять к какому из шестнадцати типов принадлежит конкретный человек. Более того, она даже не могла с полной уверенностью сказать, к какому типу принадлежит сама, сколько бы ни проходила тестов и консультаций у специалистов по соционике. И это вызывало досаду. Ольга не привыкла останавливаться и признавать ограниченность своих когнитивных способностей: соционическая заноза сидела крепко и периодически давала о себе знать. Особенно разочаровывало Ольгу то, что с кибернетическим оптимизмом соционика обещала счастье всем, кто начнет жить по её формуле. Но тип людей, которые рекомендовались Ольге соционикой для всесторонне счастливого общения, она с трудом переносила минут тридцать.
- Да, брось ты мучиться, - смеялась над ней Лилька, - неужели это того стоит? Вот я вообще не думаю ни о каких социониках – общаюсь только с тем, с кем в данный момент хочу и мне интересно.
- Ну, я тоже, но хотелось понять, что именно меня привлекает в человеке, а что – отталкивает
- Так ты, точно, как твои соционики: они тоже хотят подвести всех людей под формулы, раздать типовые инструкции и установить коммуникативный регламент. Но общение – природная склонность человека!
- Это склонность природная, но реализуется она в социуме, который благодаря ей и возник. И в нём должны быть правила, регулирующие коммуникацию. Иначе нас всех ждёт хаос. А коммуникативные формулы я ищу, чтобы разобраться в себе, а вовсе не навязывать их окружающим.
- Как же «не навязывать» - вспомни, сколько замученных тобой на тему соционики специалистов, которые, наверное, с той поры зареклись давать консультации по этой скользкой и запутанной науке. Ты только то и доказала, что просчитать человеческие отношения невозможно. Как невозможно просчитать самого человека!
- Но нужно к этому стремиться, - настойчиво, но иронично перефразировала она Пушкина.
- А, интересно, есть такой тип в вашей псевдо науке, который может подстраиваться под конкретного человека и ситуацию и приобретать черты то одного, то другого типа? Вот я бы точна была отнесена к этому типу! Зачем ломать голову, когда можно всё определить на месте и сориентироваться?
- Такого типа нет – я уже спрашивала у опытных типировщиков. Думаю, этот тип называется беспринципный, бесхарактерный искатель приключений на свою пятую точку, которому просто лень задуматься: а чего же о сам хочет и ждёт от жизни и других людей! – пламенно заключила Ольга.
- Согласна-согласна! – примирительно засмеялась Лиля. Ты вот только ответь на один вопрос: «А по какой такой причине ты уже спрашивала про тип, который может приобретать черты разных типов?», - подмигнула ей подруга.
- Просто ты – типичный этик и вывернешься из любой коммуникативной передряги,- констатировала Ольга, но вопрос подруги с той поры залёг второй занозой, рядом с первой, соционической. Может быть, она не такая, какой себя представляла? Поэтому формулы соционики на ней не работают? А вдруг моя логика в один страшный момент отключится, и я вообще не смогу собрать себя в единый фантом, и стану размазанным по Вселенной пятном-интуитивом. В те времена, несколько лет назад, от таких мыслей она всегда неуютно поёживалась.
И она давно бы сдалась и бросила штурмовать этот Эверест: возможно система нерабочая, тупиковая, но останавливало её то, что система жила, люди на интернет-форумах взахлёб обсуждали социотипы, как-то их определяли. Смущало Ольгу лишь то, что форумы пестрели спорами до драки на тему: к какому типу отнести того или иного актера. Значит, функциональной самоопределяющей формулы соционика пока миру не принесла.
Но Ольга не отказывалась от попыток найти её потому, что именно соционика бралась за решение вопроса загадок человеческого взаимодействия. А это была вторая главная тема-страсть досуговых Ольгиных размышлений. Психологические концепции чаще смотрели на человека, как на действующего субъекта или как на объект, находящийся под влиянием каких либо внешних сил. Коммуникация – оказалась сложным куском для психологии, неперевариваемым. Ничего практически эффективного она человечеству не предлагала. Кроме, пожалуй, гениальной фрейдовской версии и теории психологических игр Эрика Берна. Была еще астрология, которая бралась найти ответ на вопрос, почему один человек нам мил и интересен, а к другому мы равнодушны или настроены негативно. Однако астрология требовала специальных знаний, на которые у Ольги пока не было времени.
Но, штудируя разные кодовые системы человеческих мировосприятий, Ольга поняла годам к тридцати, что то, с чем легко и быстро справляется её автопилот, определяя за несколько минут тип собеседника, это только версия номер один любого человека. А версия номер два автопилоту не по зубам. Если человек, с которым она общалась, обладал обеими версиями себя, и его версия номер два была Ольге интересна, ей приходилось до сути доискиваться самостоятельно, без автопилота. И в этом она тоже преуспела.
Только никак не могла найти ответ на вопрос: зачем человеку двойная версия себя? И искала ответ на этот вопрос с того вечера, когда увидела на мамином лице улыбку, а в душе – слёзы, и ищет до сих пор. Найду ответ и смогу соединить обе версии себя, стать цельной и счастливой. Тема же человеческих взаимоотношений волновала её потому, что она чувствовала – путь к разгадке, а значит к счастью, находится именно там. Может быть, думала Ольга, если отдельному человеку очень страшно сразу доверить всему миру сокровенного себя, он будет чувствовать себя в безопасности, открывшись одному-единственному, другому человеку, которому поверит без остатка и без остатка доверит самого себя. А потом так привыкнет чувствовать себя свободным от раздвоенной неудовлетворённости и счастливым, что даже не подумает возвращаться к играм в маскарад. И полюбит через своего одного-единственного, другого, весь мир!
Таковы влюблённые. Когда человек влюблен, он дарит любимому лучшую версию себя. Он и сам становится лучше с каждым часом, потому что дорожит любовью. Он отбрасывает маску и выходит в мир настоящим, прекрасным и свободным, готовым свернуть горы и покорить вершины. И он это делает. Только влюблённые способны на самые невероятные вещи. Только они их и совершают. Чем ярче любовь, тем шире сфера чудес, которые совершаются влюблёнными. И это прекрасно. Печально лишь то, что не всякая любовь вечна. И с этим Ольга никак не могла примириться. Это был единственный повод для споров с подругой Лилей, которая к любви относилась гораздо проще. Ольга же именно в этом вопросе не готова была идти на компромисс. Влюблённость на пару лет её не интересовала. Вокруг любви вращалась вся концепция её мировосприятия. Только любовь открывала путь к свободе и бессмертию. Просто она должна быть подлинной. Ведь на кону – Вечность. «Лучше быть одной, чем вместе с кем попало», - любила она отбиваться цитатой от Лильки, которая непременно хотела осчастливить подругу хоть какими-то, пусть и временными, отношениями и даже предпринимала от случая к случаю какие-то попытки. Но всё заканчивалось безрезультатно. Ольга по-прежнему была одна.
И всё искала и искала ответ на вопрос: зачем нам маски и раздвоенность. Он же - выход из хождения по кругу: сначала встретить подлинную любовь, а потом вместе обрести свободу от раздвоенности и счастье или сначала преодолеть собственную раздвоенность, обрести цельность, тогда и любовь будет только вечной. Наверное, лучший вариант, как обычно, где-то посередине. И он найдется сам – почему-то в этом она была уверена. И эта уверенность росла где-то в душе, а не в уме, с каждым днём. И это Ольгу особенно радовало. Наполняло сердце волшебным предчувствием, словно перед долгожданным свиданием.
Из внутреннего диалога Ольгу вытащил звук внезапно открывшейся двери. Какой-то мужчина спросил про семинар по трейдингу. Получил ответ и ушел. И с этого момента Ольга перестала перемалывать слова внутреннего монолога и выпадать в кафешные воспоминания. А каким-то чудесным образом включилась в происходящее и даже задала пару вопросов коучеру, чем немало напугала её. Оказалось, что псевдо-коучер имеет еще и довольно слабую профессиональную подготовку. Поняв это, Ольга решила не травмировать сестру по разуму – может, у неё проблемы с сыном-подростком или банально нездоровится. И только одна концепция на этом психотренинге показалась ей новой и потому заинтересовала. Галина, как звали учительницу, нарисовала на доске подобие песочных часов и пояснила: когда наше эмоциональное состояние находится на уровне узкого горлышка, мы не в состоянии воспринять новые эмоции, справиться с ними, переварить, возникает защитная реакция – гнев, крик, плачь, ступор, депрессия. А когда мы – на стадии широкого горлышка, мы готовы горы свернуть и открыты для восприятия нового. Ольга даже спросила, что можно почитать на эту тему, кто автор? Галина непонятным образом растерялась, проговорила что-то невнятное. Оказалось, что это её идея и больше почитать нечего. Удивительно, сколько люди носят в себе первозданного, творческого и не ценят, прячут из страха быть отвергнутыми. «Ей бы самой следовало пойти на тренинг и познакомить себя с самой собой, - подумала с грустью Ольга, - но она точно не пойдёт! Будет думать – ничего, успею когда-нибудь… Прямо как я сама». Теория Галины помогла Ольге увидеть, что сейчас она готова к восприятию чего-то волшебного, нереального, из параллельного мира, но совсем не бухгалтерского. Поэтому, дождавшись перерыва, извинившись и сославшись на дела, покинула тренинг и вышла на набережную.
Море бунтовало, играло с берегом, кидаясь пеной и брызгами, заманивало в свою бирюзовую текучесть, а потом отшвыривало тебя вместе с другим мусором, как непригодную к использованию безделушку. На волнах, метрах в десяти от берега, Ольга заметила пловца. Надо же, подумала она, наверное, морж. Человек плавал вдоль волны, параллельно берегу: с берега была видна то красная шапочка, то красная доска. «Эстет!», - порадовалась за него Ольга. Пловец, словно заметив её из воды, направил свою доску в сторону берега. На берег вышел йог Игорь в красной шапочке.
- Как же я сразу не догадалась! Мистер совершенство. Учитель, но не ученик, - попеняла она саму себя за несообразительность.
- Привет, - сказал Игорь, сохраняя идеально ровное дыхание, словно не сражался он только что с волнами, а медитировал в позе лотоса.
- Точно совершенство, - опять пронеслось в голове Ольги. А я такая не идеальная! И Лотос у меня неправильный, и Анахата недоукомплектованная. Как вообще живу? Бывают же такие люди: жил себе жил, был вполне собой доволен, а потом наткнулся на такого человека-зеркало и увидел себя истинного и сам себе не понравился. Наверное, сильный человек воспримет такое столкновение как вызов и начнет свой подъем к идеалу, не ропща, а благодаря Судьбу за то, что открыла ему глаза и показала неиссякаемые возможности его Я. А слабые, вроде неё, восхитятся идеалом и побредут себе дальше своей дремучей тропинкой, довольствуясь редкими плодами кизила по пути и случайными солнечными вспышками, прорвавшимися сквозь густой бурелом к их никому неприметной дорожке.
- Привет, - сказала она вслух. Ты еще и моржуешь?
- Вообще редко. Это был порыв
- Понятно, - отчего-то вздохнула Ольга.
- Почему не на семинаре? – как-то по-учительски спросил Игорь. Такие люди почему-то часто говорят с такой интонацией, словно знают лучше всё, что ты должен делать и считают своим долгом следить, чтобы ты не сбился с пути.
- У нас пока вводный психологический тренинг. Пойду завтра.
- Психологический тренинг - это как раз то, что тебе сейчас и нужно, - без тени сомнения пожурил Игорь.
- Я так не думаю,- Ольга снова почувствовала волну внутреннего сопротивления новому знакомому, которая почему-то непременно искала выхода. Вот ведь незадача: умом всё понимаю, а изменить эмоции так сложно. Далеко мне до дзэна.
- Хочешь, пойдём вместе на мандала-терапию – семинар начнётся через час?
- А что это? Мандалы я видела, а в чём их лечебный эффект?
- Когда её рисуешь, внутреннее состояние становится видимым, зримым, и ты можешь увидеть своё Я словно со стороны, как видишь себя в зеркале, телесно, только это что-то вроде портрета души.
- Но в зеркало, сколько ни смотри, от недугов не излечишься! – констатировала Ольга неоспоримый факт.
- Секрет терапии в том, что после интерпретации твоей мандалы мастером, вы вместе решаете, что лучше в ней изменить, чтобы изменилась ты сама и твоя сегодняшняя и будущая реальность.
- Как? Меняешь рисунок и – новая жизнь?
- Ну, да! – с улыбкой ответил Игорь.
- Спасибо, я как-нибудь в другой раз. Я кое-что вспомнила. Мне срочно нужно сходить в одно кафе. И, попрощавшись с Игорем, она побежала в то самое кафе с темным залом, где недавно обедала с Дашей и где красивые мужские руки перевернули её реальный мир с ног на голову без всяких мандала-терапий.
В кафе было шумно и людно. После солнечной набережной глаза не сразу различили черты лица многочисленных посетителей. Вот весёлая шумная компания. Рядом две элегантные бабушки пьют чай с пирожными. Слева двое мужчин обсуждают что-то над бумагами. Руки. Нет – совсем другие. И пластика не та, и шарма никакого. На что я надеялась? Прошло столько времени. Что он вернется сюда ужинать? Какое легкомыслие. Но перед глазами поплыла обеденная картинка: Даша, осётр, руки…вот они… разворачиваются ладонями вверх, словно птицы раскрывают крылья, большой палец правой руки сгибается, образуя выгнутую дугу – гибкий ум и характер, - на автомате проанализировала Ольга и усилием воли оборвала голографический ролик. Его здесь не было. Порывисто вдохнув кафешный воздух с перемешанными ароматами вечерних духов, жареного мяса и нот вечернего предвкушения, царившего в воздухе, она вышла на улицу. Вечерняя Хоста быстро покрывалась огоньками, словно пятнами ветрянки, и погружалась в атмосферу карнавала.
Нужно позвонить Лиле и узнать точное время прибытия поезда, - сформулировала самой себе задание Ольга.
- Да? Приветик, когда приезжаешь? – дозвонилась она до подруги.
- Привееет! Понимаешь, тут такое дело… в общем, Стасику надо помочь сегодня на выставке собак, мы так долго готовили его Альфа, столько натасок провели… Понимаешь?
- Нет, не понимаю. У нас тренинг. Ты обещала оставить всех прикреплённых и приклеенных к тебе личностей на эти несколько дней! Обещала?
- Ну, обещала. Но ситуация, правда, крайняя. Без меня совсем некому! Я так не могу. Не могу его бросить, если он просит помочь. Мне его жалко…
- Жалость вредное чувство. Оно искажает настоящее отношение к человеку. И потом, он тебе не помог, когда ты просила его помочь с выбором чего-то там, вроде телевизора. Я помню!
- А я не помню… Да, какая разница! Я делаю это для себя, а не для него. Мне приятно помогать…
- чтобы поднять самооценку?
- пусть и так, но нужно же её чем-то поднимать и подпитывать?
- Просто не нужно её ронять, вот и всё! – Ольга сразу почувствовала навалившуюся усталость. От вдохновенного состояния после кафе не осталось и следа. Она поняла, что Лиля опять нарушила обещание, променяла её на заботу о каких-то других людях, и что сегодня вечером она не приедет точно!
- Но с таким подходом, ты приедешь только к концу тренинга? - дошло до Ольги.
- А вот и нет. Я прилечу завтра утром. Самолётом. Не встречай меня, я сразу на такси – в отель. До завтра!
- До завтра, дорогая!
Лиле всегда удавалось развернуть прямую их диалога прочь от конфликта, и Ольга была ей за это благодарна, она не любила конфликтов по определению. А у Лили всегда получалось выскальзывать из них играючи, как сейчас. Сердиться на неё долго было невозможно. Но Оля переживала не из-за возможной ссоры, а о том, что Лиля снова принадлежит не самой себе, а другим. Снова меняет свои планы, подстраиваясь под окружающих, забывая, куда только что хотела попасть и идёт в другую сторону за компанию. Самой Ольге это было непонятно. Как можно так жить, плывя по волнам случайных эмоций и событий, которыми вовсе не управляешь.
- Но ведь и ты ничем не управляешь! Отвечала ей Лиля, - просто не задумываешься так глубоко, что это так!
- Событиями, конечно, да, не всеми, но эмоциями – управляю!
- Как же! Эмоции – самая неуправляемая вещь на свете! Ты можешь управлять событиями, по крайней мере, теми, которые от тебя зависят: не хочешь, но делаешь, не согласна, но молчишь, хочешь кричать кому-то, как он тебе дорог, но прощаешься и идёшь в магазин. Но эмоции свои поменять не так просто! Ты идёшь в магазин, но думаешь о другом. Ты можешь сосредоточиться и переключить внимание, если ты тренирована в этом, но прежняя эмоция никуда не уйдёт. Ты просто перекроешь её другой, нужной. А ненужная навсегда поселится в твоем сердце горечью нереализованности.
- И что, по твоей версии, нам всем теперь плавать в море собственных эмоций, не по своей воле, а по воле ветра других людей, не зная, что нас ждет завтра: живописный берег или неприветливые скалы?
- В том и дело, что мы не выбираем версию. Мы итак плаваем в общем эмоциональном море.
- Но почему тогда я делаю то, что запланировала, не обращая внимания на внешний ветер, а ты так не можешь? Сколько дел ты не довела до конца, бросив их, когда тебя увлёк ветер другого направления? Сколько проектов до сих пор ждут тебя?
- А, может, это мне повезло: я рано поняла, что дело того не стоит, этот путь ведёт меня в тупик? Сберегла силы и время и пошла туда, где от меня будет сейчас больше пользы, потому что я буду полностью включена в то, что делаю в данный момент, потому что именно на это пылает огонь в моём сердце. И только тогда дело отзовётся ответным теплом на наш призыв? Всегда нужно слушать свои эмоции – они плохого не посоветуют. Если я слышу, что они в тревоге, значит, человек рядом настроен ко мне негативно, и нужно быть внимательной.
- Я тоже чувствую эмоции других. Мне это даже мешает. Особенно в бассейне. Вода, наверное, хорошо передаёт информацию, особенно эмоциональную. Хочешь поплавать, подумать о своём, а тут с соседней дорожки слышишь призыв к утешению или совету – это плавает девушка и усиленно думает, какое платье ей надеть сегодня вечером на свидание: красное или чёрное. Это ужасно мешает. Выходишь из воды измождённым.
- А как раз здесь и нужно переключать собственные эмоции, чтобы не стать мусоркой чужих волн, которые тебе не нужны. А ты управляешь там, где следует отпустить, и отпускаешь там, где лучше управлять.
- Ты как всегда столь же убедительна, сколько эмоциональна!
- Оттого и убедительна!
Перемотав древний диалог, Ольга вздохнула и вернулась в хостинскую реальность. Но реальность словно ускользала от неё сегодня, съезжала куда-то вбок, почему-то в левый. Слева – сидит наша смерть, говорил Кастанеда. А Юнг – бессознательное из правого полушария. Одно другого не легче, - подумалось Ольге. Надо и вправду перечитать Хорни, когда вернусь. Как-то подзапустила я себя. Всё в этой поездке какое-то странное, всё как-то сбоку подходит… Главное, чтобы боком не вышло, - порадовалась она собственному остроумию.
Она побрела в сторону набережной. Море всегда действовало на неё магически. В каком бы состоянии себя оно не находилось – всегда красиво. «Удивительное свойство моря и природы вообще – они красивы в любую минуту в любом ракурсе», - проговорила она про себя. Почему человек всё усложняет? Смотришь на людей, как на капли природного, - они прекрасны, а вспоминаешь, что каждый ещё и актёр в чужом театре - становится скучно: природные краски бледнеют, человек кажется роботом, машиной.
Проходя мимо двухъярусного кафе, Ольга услышала красивую музыку. Надо же – саксофон. Ольга остановилась не в силах уйти. Вдруг слева почувствовала какую-то волну, как лента, извивающуюся упругими кольцами и направленную на неё. Замерла и, определив источник, посмотрела наверх - на балконе стоял мужчина и, видимо, тоже слушал саксофон. «Показалось!» – подумала она про всякие ленточные волны и уже хотела двинуться дальше, но мужчина поздоровался и предложил ей подняться в кафе.
«Спасибо. Я иду к морю», - ответила Ольга и пошла по дорожке из тротуарной плитки, которую так любят южные городки. Идти почему-то стало так легко, шаг словно пружинил, словно много ленточек кружили вокруг её тела, то слегка касаясь его, то навевая лёгкое дуновение. «Наверное, саксофон виноват»,- думала она, улыбаясь в ночную синь, в глубине которой угадывалось море. Море было не по-весеннему спокойным и ласково гладило прохладной волной берег. Ольга достала из практичной сумки мягкий свитер, захваченный на всякий случай в силу её феноменальной практической предусмотрительности, бросила его на гальку и удобно устроилась в любимом полулотосе.
В этот раз всё почему-то постоянно идёт не по плану, всё время какие-то входящие события. Видимо, права Лилька: с эмоциями лучше не шутить. Она вспомнила, что все встреченные люди, все ситуации в этот раз, словно нарочно, воздействовали на её эмоции, переплавляя их не резко, но плавно и настойчиво во что-то такое, чем она, Ольга, управлять не могла. Словно у всех событий в эту учебную поездку был какой-то неизвестный ей, скрытый, смысл.
- Вас не просто догнать! Вы всегда так быстро ходите? Здравствуйте еще раз!
- Здравствуйте, - на автопилоте проговорила Ольга и подняла глаза. Мужская фигура стояла рядом, но свет фонарей падал на неё сзади, и лица было не разобрать.
- Я хотел предложить дослушать музыку, а уже потом – к морю. Но не успел – Вы так быстро ушли. Так Вы всегда столь стремительны?
- Признаться, да. Особенно когда задумаюсь, могу идти очень быстро. Дочка с детства вынуждена была быстро ходить, чтобы я её не забыла где-нибудь.
- Значит, Вы – рассеянная мама?
- Ну, не идеальная – точно!
Лицо мужчины по-прежнему было в тени, но было видно: одет он был в скандинавском стиле, что совсем не сочеталось с южным побережьем. «Индивидуалист», - прикрепила Ольга очередной ярлык и от лица Лили сама себя поругала: «Вот вечно у меня шаблоны и предвзятости. Ничего не могу с собой поделать – пока не классифицирую, не успокоюсь!» Черные брюки свободного кроя и черный пуловер на голое тело сидели непринуждённо и естественно. Ансамбль завершал кардиган аранской вязки цвета экрю. «Бесподобно!» - опять сказала самой себе Ольга. Мужчина достал из объемной чёрной сумки уютный плед и расположился рядом с Ольгой. «Вот это да! – продолжила она внутренний диалог, - мужчины еще более предусмотрительные, чем я, ходят на море с пледами… что же дальше будет?»
К приятному удивлению Ольги, мужчина не засЫпал её вопросами, не стал хвастливо рассказывать о своих достоинствах даже завуалированно, а просто молчал и смотрел на море. «А я думала, в людях меня уже ничем не удивить», - обрадовала она саму себя и погрузилась в состояние приятной медитативной задумчивости ни о чём, когда мыслей много, но они не идентифицированы, а синтетичны.
И тут она почувствовала, что та же волна, которая недавно гнала её к морю стайкой ленточек, опускается на плечи, словно мягкий плед и расслабляет и умиротворяет всё её существо. Кажется, она никогда теперь отсюда не уйдёт, что бы ни случилось вокруг, кто бы и куда бы её ни позвал. Кажется, она всю жизнь будет сидеть здесь, рядом с этим человеком, и смотреть на море. Море будет засыпать вечером и просыпаться утром, бурлить и плакать, смеяться и грустить, так же как две души, сидящие на берегу, но никогда и никуда не уйдёт, как бы ни вздымалось и ни бросалось на берег, также как эти двое, нашедшие свою пристань.
«Что со мной происходит?» – успела начать здравую мысль Ольга, но тут прямо напротив них выплыл огромный белёсый шар полной луны. Какая-то сила снова нанесла лёгкий удар в район Манипуры так, что Ольга непроизвольно вздрогнула: в лунном свете она неожиданно увидела руки, те самые руки, которые на целый день лишили её привычного мироощущения. «Еще немного, и я буду думать, что психолог вместо налоговика и всё остальное сегодня случилось только ради этой минуты!» - постаралась она выровнять дыхание. Но это ей не удалось. Мыслей больше не было никаких, но эмоции переливались в ней, точно муаровые цветовые волны на поверхности всё растущего и растущего мыльного шара.
Большая полнотелая луна всё глубже и глубже погружалась в чёрную воду, словно нерешительная купальщица, а две фигуры сидели на берегу и, похоже, никуда не спешили. Казалось, что каждый из них думает о своём, глядя на мерцающую лунную дорожку, но думали они друг о друге. Если бы кто-то, способный видеть иное за обыденным, стоял сейчас на берегу, он бы увидел над их сидящими фигурами две голограммы: над ней - голограмма о нём, а над ним – о ней. И каждый чувствовал, о чём голограмма другого. Сидящие фигуры были неподвижны, но голограммы над их головами всё плыли и плыли навстречу друг другу, пока не соединились в одну, словно два красивых муаровых мыльных шара, не лопнувших от неожиданной близости, а плавно перетёкших в один большой.
В отель Ольга вернулась ранним утром. Приготовила чашку любимого масала чая и вышла на балкон. Солнце уже поднималось, но для людей было пока скрыто горами. Море, как и ночью, было миролюбиво. Мыслей по-прежнему не было, только состояние покоя и какой-то весёлой безмятежности. Она теперь смотрела на мир иным, внутренним, зрением, минуя очевидные для всех и неочевидные для неё привычные предметы, проникая в их суть. Привычные вещи виделись ей теперь непривычными, теряли былые черты и обретали новые. Мир стал сказочным, полным волшебных превращений и нелепых акцентов: «Как Алиса в стране чудес», - промелькнула у неё мысль. «То есть, как безумный Шляпник», - поправила она саму себя. Жизнь повернулась к ней другой, невидимой до этого стороной. «Я попала на обратную сторону Луны. Теперь Земля с землянами так далеко от меня», - подзадоривала она себя, улыбаясь. Эта сторона жизни была видна ей во всей своей полноте и красочности только в детстве, пока необходимость соответствовать принятым в социуме законам, постепенно не скрыла её почти полностью. «Сколько же я потеряла, лишая себя всего этого! Ну, здравствуй, жизнь!» - успела проговорить она вслух торжественным шёпотом, и услышала, что дверь её номера кто-то бесцеремонно открыл. «Ну, вот, даже дверь забыла запереть… Скоро стану совсем как Лилька!»
- Ку-ку, - сказал кто-то звонко Лилькиным голосом.
- Я еще не совсем ку-ку! Пока держусь! – проговорила Ольга весело.
Она вошла в комнату и увидела взбудораженную Лилю с чемоданом, пакетами, коробками и плетёной сумкой на плече. Она, как всегда, ввалилась в Ольгино пространство шумно, запыхавшись, словно пробегая случайно мимо и решив осчастливить присутствующих своей радостью.
- Привет, наконец-то! – обрадовалась Ольга, - мне так много надо тебе рассказать.
- Что, в этот раз такой продуктивный тренинг? – удивилась Лиля, зная, как восхищают подругу полезные семинары.
- На тренинге я пока не была.
- А где тогда раздают ценную информацию, которая тебя прям переполняет?
- Напрямую – из сердца, - задумчиво произнесла Ольга и посмотрела на подругу взглядом, которым смотрят на единственного в мире, который и есть этот мир. Но смотрела она не на Лилю, а сквозь неё – на Другого.
И Лиля сразу всё поняла. Она слишком хорошо знала Ольгу, чтобы не заметить того, чего всегда боялась в их союзе, где роль каждой была прописана, выучена и исполнялась безупречно.
- Значит, всё настолько плохо?
- Наоборот – волшебно! - пропела Ольга звонким голосом, несмотря на бессонную ночь.
- А как тут кормят – съедобно? – спросила Лиля настороженно, словно произошедшее с подругой было связано с отравлением.
- Не знаю пока, я здесь только раз завтракала, но что ела – не помню. Потом вместе сходим – изучим…
- Да, где ты витаешь, на самом деле?! Где ты сейчас?
- Я там, на берегу моря, где только мы и море и больше никого… - взгляд, устремлённый на ночной берег, озарился улыбкой.
- Мы с тобой?
- Нет, извини, с Ним…
- А как же я? Теперь у тебя есть кто-то ближе, чем я?
- Да, теперь есть!
- И ты так спокойно мне об этом говоришь? Столько десятков лет я была твоей самой близкой душой, твоей половинкой, твоим вторым Я, а сейчас, за один вечер раз – и вместо меня какой-то мифический Он? А как же наше «всегда вместе»?
- Да, это так. И мне не хочется больше играть в слова: я нашла свою половинку, ту, которой мне не хватало, без которой я видела только половину жизни, половину себя и половину тебя тоже. А мы с тобой итак всегда будем вместе, только не половинками, а одним целым.
- Но ведь мы скоро уедем! Ты подумала об этом?
- Нет. Пока не подумала. Но ведь это совсем не важно.
- как это не важно? Нельзя быть такой доверчивой и беспечной? Это, в конце концов, касается не только тебя, но и меня тоже. Ты – эгоистка! Я не хочу вместе с тобой рисковать!
- Но ты же сама всю жизнь говорила, что ради чувств и веления сердца можно и нужно менять свой путь, следуя за ним, куда бы оно тебя не завело?
- Говорила. Но я говорила про себя! Я могу много где бродить, много с кем общаться, но себя не терять и всегда возвращаться на свой путь. А ты – совсем другое дело. Тебе так нельзя!
- Чем же я хуже? Почему нельзя?
- Ты ничего не делаешь наполовину. Ты неопытная в таких вещах. Ты за один вечер потеряла всю себя и меня вместе с собой. Ты готова свернуть со своего прежнего пути навсегда ради того, с кем решишь пойти вместе!
- А разве не в этом смысл жизни и смысл любви – строить новый Путь вместе?
- В этом-то в этом, но вдруг что-то пойдёт не так, как ты ожидала, а прежний путь уже зарастёт бурьяном, и ты никогда не сможешь его отыскать и вернуться на него, как бы ни хотела этого! И время твоей, нашей, жизни будет упущено! Сколько всего мы могли бы совершить вместе за это время, сколького достичь – только представь, чем ты рискуешь?
- Я тебя не узнаю! Сколько лет, я говорила тебе подобные слова, но ты со мной спорила, а сейчас – не хочешь меня поддержать?
- Ты – другая. Я везде ходила-бродила одна, пока ты занималась делами и не спала ночами над смыслом жизни. Но я всегда возвращалась к тебе, к нам, на наш Путь. А ты уже сошла с него. Тихо, незаметно и как-то естественно. И это меня злит больше всего! Я задержалась всего на пару дней, а ты уже – другая!
- Но ты сама говорила, что нужно позволять себе меняться! Отпускать свою душу. Душа всегда должна быть свободной.
- Это моя душа свободна, потому что, общаясь со всеми, я не принадлежу никому. А твоя душа уже принадлежит, я это чувствую, и принадлежит не мне.
- Вечно ты паникуешь! – попыталась Ольга загасить конфликт в зародыше.
- Повторяю, мы через пару дней отсюда уедем, - сказала Лиля с нажимом в голосе, словно строгая мама с непослушным ребёнком. Ты подумала об этом? Надеюсь, ты набрала достаточно красивых воспоминаний, пройдя все стадии и виражи общения, чтобы было чем скрасить одинокие вечера? – спросила она назидательно. Я тебе сто раз объясняла – как это важно! Помнишь?
- Никаких стадий мы не проходили и виражей тоже. Мы просто нашли друг друга и всё.
- Вот этого я и боялась! Так я и знала! – закудахтала по-старушечьи Лиля. Вот буквально на три дня нельзя тебя оставить – обязательно во что-нибудь вляпаешься со своей доверчивостью!
- Ты всегда ругала меня за закрытость и недоверчивость, как же так? – удивилась Ольга. Я старалась научиться у тебя этой самой открытости миру, а ты не довольна
- Моя открытость контролируемая, дозированная – понимаешь? А не вниз головой в воду! Значит, план действий такой: за оставшиеся три дня вы плотно общаетесь, набираете багаж приятных воспоминаний и счастливые разъезжаетесь по домам! Выход найден!
- Но я не хочу воспоминаний! - обиделась Ольга.
- Почему? Не хочешь? Обещаю – воспоминания останутся только самые прекрасные!
- Не сомневаюсь! Но я хочу, что бы остался Он. Воспоминаний мне мало.
- Вот это-то и есть самое страшное! Всегда нужно пройти до конца все стадии отношений, чтобы принять решение остаться в них или выйти, ни о чём не жалея. А когда ты минуешь одну из стадий, ты застреваешь в этих отношениях навсегда. И потом, когда сама будешь не рада, когда захочешь выйти из них, - уже не сможешь, даже если наверстаешь и экстерном пройдёшь пропущенные фазы.
- А ты откуда всё это знаешь? Ты же всегда очень аккуратна и предусмотрительна: стадий не пропускаешь, в отношениях не застреваешь, всегда свободна и счастлива?
- Значит, знаю! – сердито огрызнулась Лиля, и Оля поняла, что чего-то она всё-таки о подруге так и не узнала. У каждой женщины на дне её глубокого сердца лежит только её сердечная тайна, которая, словно со дна колодца, откликается едва слышимым эхом на слова тех, кто подходит к колодцу набрать воды, а потом снова затихает, сворачиваясь клубочком в прохладной глубине. Вот и сейчас, неожиданно потревоженное Ольгой, эхо её сердца отозвалось гулким отпором и спряталось на самое дно. Спрашивать сейчас что-то еще было бесполезным. Ольга это знала. При всей открытости и доступности были у подруги такие уголки её Я, в которые вход был запрещён всем, даже Ольге.
- Хорошо, а откуда он приехал или он местный? – участливо, словно у тяжело больной, осведомилась Лиля.
- Я не спросила, а он не сказал, - виновато созналась Ольга. И о том, чем он занимается, сколько ему лет, какие у него цели в жизни, я тоже не знаю. Я даже имя не спросила. Можешь начинать занудствовать!
- О чем же вы тогда говорили?
- Мы молчали.
- Ну, точно: ты чем-то отравилась, - констатировала Лилька.
- Мы молчали о пустом и слушали главное. А еще с нами было море.
- Видимо, море было из вас троих самым нормальным. Оно хотя бы занималось своим обычным делом.
- Понимаешь, одни вещи можно легко узнать, другие вещи легко решить: на свете нет нерешаемых вопросов, уж мы-то с тобой это точно знаем – нам всё по плечу. Но найти своего человека… Своего Единственного нелегко. Я просто начала все твои пресловутые стадии с главного. Я встретила Его. Всё остальное и есть жизнь.
- А где вы будете жить? Вдруг он с Северного полюса, - ехидничала Лиля. А вдруг он женат? – вытащила она главный козырь, страшно округлив глаза.
- Понимаешь, и это по большому счёту не важно. Не смотри на меня так возмущенно. Я не то имею ввиду. Просто теперь я знаю, что он существует! И даже если всего остального не получится, это уже здорово.
- Ну, ты даёшь! Мать Тереза, чесслово! Что за мазохизм! Тебе же еще не девяноста лет, чтобы хоронить себя заживо и не пятнадцать, чтобы питаться иллюзиями. Опомнись!
- Это же не значит, что всё так и будет. Просто я готова к любому исходу. Потому что процесс мне важнее, чем результат. Не искать же своего единственного по списку подходящих параметров, вычёркивая обнаруженные. Да я и вообще никого не искала
- Ага! Ты только ему этого не говори. Если мужчина чувствует, что ты будешь любить его и без этих самых результатов, он тут же этим воспользуется, и тогда можешь начинать плакать в одиночестве уже сейчас.
- Вечно ты сгущаешь краски. Может, он не такой. Должны же быть на свете уникальные люди. А впрочем, мне это и не так важно. Я и вправду буду смотреть в его сторону несмотря ни на что.
- Но ведь ты ничего о нём не знаешь? Как можно отдать жизнь тому, о ком совсем ничего не знаешь?
- Ты не права, Лиль, я знаю о нём самое главное. А чтобы узнать всё остальное – впереди целая жизнь.
- Ну, придётся же утрясать кучу разных мелочей и ситуаций, ты готова к этому?
- Конечно. Но ты же мне поможешь? – спросила Ольга подлизываясь.
- Хорошо – уговорила. Пользуешься моей сентиментальностью.
Она обняла подружку и ласково погладила по голове. Спорить и переубеждать Олю всё равно бесполезно. Это Лиля лучше других знала: если она приняла решение – не передумает точно, особенно в чувствах. Если в делах соперничать с Ольгой бесполезно, а порой и опасно: её аргументы – только логика, только объективные факты, «бизнес – ничего личного», то в этом самом личном – она доверчива и упряма как ребёнок. Но именно за эту эмоциональную цельность, которой не обладала сама, Лиля её особенно уважала. И поэтому сдалась и решила помочь в её новом неизведанном Пути.
- А хочешь поплавать? – вспомнила о круглосуточном водном рае Ольга.
- Холодно же в марте плавать? – удивилась Лиля, - или ты уже и моржом стала за три дня?
- Нет, не стала. Здесь хороший бассейн.
- Пойдём – поплаваем – нервишки расслабим, - согласилась Лиля.
После бассейна они спустились в ресторан и, встретив Дашу, отлично позавтракали втроём. Тренинг в этот день тоже был отличный: по теме, динамичный и полезный. Казалось, Лиля привезла с собой гармонию деловой и бытовой сфер жизни, которые без неё словно расползались по швам и норовили выйти у Ольги из-под контроля. «Здорово всё-таки, что у меня есть Лиля! Чтобы я без неё делала: дела бы все запустила, только бы у моря и сидела», - улыбнулась Ольга про себя.
День рядом с Лилей пролетел весело и энергично: всегда находились очень интересные и важные дела, которые просто необходимо все переделать. В перерыве между двумя частями тренинга они сходили в небольшой ресторанчик. За болтливым обедом Ольга поняла, что будь в тот волшебный день она вместе с Лилей, не заметила бы, наверное, того, кто сейчас владеет всем её существом. Слишком шумная, активная Лиля всегда перетягивает всё внимание на себя. Заметить кого-то еще, когда рядом она – невозможно. «И, правда, как будто кто-то специально выстроил все ситуации в этой поездке так, чтобы произошло что-то важное. А я ещё сердилась на Лилю, что она задерживается. Воистину, не ведаем, что готовит нам Судьба, даже когда полны праведного гнева в её адрес. Жизнь всегда немного больше, чем мы о ней думаем. И это здорово. Как же я люблю свою Лильку!»
Рассматривая посетителей кафе, Ольга невольно уплывала в другое кафе, где впервые увидела потрясающей красоты мужские руки и вспоминала вчерашнюю ночь на берегу моря. Оказалось, он тоже заметил её в том первом кафе и, слушая саксофон, окликнул тоже не случайно. «Удивительно. Кто бы мог подумать?!» - только и твердила она про себя. Сегодня вечером они договорились поужинать в прибрежном ресторанчике, а потом снова пойти к морю. Вторую часть обучающего семинара Ольга слушала уже не столь внимательно. Как бы ни увлекала женщину профессия, мужчина, который её интересует, всегда увлекает её гораздо больше. И этим женщины всегда будут отличаться от мужчин. И это прекрасно. Этим силён человеческий мир. Кто-то из двоих должен быть готовым пожертвовать своими интересами ради вечного Мы. Хорошо, что мир поделён на мужчин и женщин.
Вечером Ольга попрощалась с Лилей и Дашей, которую предприимчивая Лиля потащила в местный кинотеатр на центральной площади, и спустилась к набережной. Давид уже ждал её у входа в небольшой ресторан, обещавший уютный интерьер и домашнюю кухню. Атмосфера внутри и правда была не ресторанной, а домашней, словно вернулся, наконец, после трудового дня и сел в любимое кресло, включил витиеватое бра и погрузился в любимую книгу.
- Из такого интерьера и уходить не захочется, - предусмотрительно заволновалась Ольга. Она не любила лишать себя того, что доставляет ей радость, поэтому внутренне ограждала зоны положительных эмоций барьерными ленточками: «негативу вход воспрещён».
- После ужина мы найдём место еще лучше. Хорошее нужно перекрывать лучшим, - успокоил её Давид.
И это ему удалось. Ольга снова, как вчера на берегу, почувствовала, как теплая и упругая волна энергии обнимает её за плечи и просит расслабиться. И она подчинилась. За последние десять лет она впервые почувствовала, что находится в безопасном месте и может отпустить свой автопилот на отдых. Теперь они с Давидом остались только вдвоём за небольшим круглым столиком с «кучерявыми» деревянными ножками.
Давид был потрясающе красивым. Ольга понимала, когда кто-то нравится, он кажется самым привлекательным на свете. И это понятно. Но он был действительно красив. Каждой своей чёрточкой и всем гармоничным существом в целом. И пусть Ольге была не так важна внешность мужчины, точнее совсем не важна, ей было приятно смотреть на Давида с разных ракурсов и любоваться. У неё никогда не было идеалов мужской внешности, в отличие от её знакомых: одна общалась только с сероглазыми брюнетами, другую интересовали зеленоглазые блондины… «Абсурд», - думала в такие моменты Ольга. «Какая разница, какого цвета у человека глаза, ты же не сумочку к платью подбираешь?» Но женская часть знакомых не понимала её: « Это же так важно, чтобы на мужчину было приятно смотреть!» Когда любишь, всегда приятно, потому что видишь не внешность, а мир, в котором он живет, который строит и несет другим. Но её искренне не понимали. И даже верная Лилька подтрунивала: «Не важен ей цвет глаз, ты еще скажи, тебе вообще не важно, есть ли глаза и сколько…» «Правда, не важно!» – искренне поддержала она подругу. «Ты, смотри, в циклопа не влюбись»,- примирительно шутила в таких случаях Лиля.
Ольга сидела тихо и смотрела на Давида тем особенным взглядом, которым женщина смотрит на мужчину, не всматриваясь в детали, не замечая множества мелочей, но видя его таким, каким не видит его никто другой, и каким на самом деле он и является. И всё, что он делал, всё, что говорил, обретало для неё особенный, присущий только ему, смысл. Ольге не хотелось ничего анализировать и классифицировать, без автопилота она впервые почувствовала себя свободной и счастливой, как в детстве, когда впереди целая жизнь, а перед тобой – целый мир.
Ей было не важно, что он закажет на ужин, и о чём будет течь их разговор, а важно лишь, что цветные голограммы над их головами снова соединятся в одну большую сферу, наперебой рассказывая друг другу, как они скучали весь день друг без друга и о том, как сейчас счастливы и о том, чтобы этот голографический синтез никогда не кончался.
Ольга даже не удивилась, что на ужин Давид заказал осетрину с овощами и чай со специями по-восточному. Она лишь не удержалась и спросила, что всё-таки было в той кофейной чашке, которая пахла корицей.
- Саке, - неожиданно ответил он. Я долго гулял по пляжу, а саке – лучшее средство ласково согреть душу. Японцы знают толк в изящных удовольствиях.
- Это точно! А почему кофейная чашка?
- А специальных для саке у них просто не оказалось, и они подогрели кофейную – мне было не важно.
- Странно, что у них при этом оказалось саке, - поддержала Ольга, и они оба засмеялись.
- Я сам удивился.
Ольгу обрадовал бы сейчас даже рассказ об эспрессо с корицей, а саке привело в полный восторг. «Видимо за корицу я приняла аромат дрожжей», - успокоила она себя.
За ужином они обсудили не одну сотню всевозможных вещей, которая была интересна обоим. Не будем утомлять читателя рассказом об этих вещах – пусть это останется тайной, известной только им двоим. То, о чём не терпится поговорить двум близким душам, встретившимся после долгой разлуки и давно мечтавшим поделиться сокровенным только друг с другом, вряд ли столь же интересно другим.
После ужина, захватив по пути жареных на уличном гриле овощей на бумажных тарелочках – трогательную приморскую радость - они спустились к морю. Берег встретил их словно дом, скучавший без хозяев. Один плед они расстелили на гальке, а другой накинули на плечи, которые теперь были так же близки, как их силуэты в одной общей голограмме. Картина обрела окончательную цельность и полную гармонию.
Теперь ей не надо было больше анализировать, делать выводы и принимать верные решения. Всю логическую часть домашнего задания на жизнь она выполнила. И теперь могла просто жить, наслаждаясь настоящим, не беспокоясь ни о чем и ничего не желая. Царство правого полушария было для неё и раем и миром открывшихся безграничных возможностей.
Она впервые в жизни не стремилась сопоставить и проанализировать доступные факты, чтобы построить график прогноза. Она словно отключила все свои способности сканировать и проникать внутрь другого человека. Ей нравилось это состояние умиротворенного предвкушения, словно она сидела на берегу красивейшего пруда напротив самого большого, самого прекрасного и редкого: розового цветка Лотоса и ждала, никем не замечаемая, как в безветренной тишине готовы распуститься его волшебные сильные лепестки. Она уже предвкушала незабываемый дурманящий аромат, который вскоре окутает всё вокруг. По всему пруду были рассыпаны другие, обычные небольшие белые цветки, но они не интересовали Ольгу. Обычные кувшинки. Для кого-то они столь же прекрасны, как для меня мой розовый Лотос, но я вижу только его и жду только его. Она не торопила события, не грезила мечтами, как это будет происходить, не строила воздушных замков и не досадовала на Природу и сам цветок. Она наслаждалась. Наслаждалась счастьем открытия, которое доступно только ей. Она по какому-то внутреннему наитию это знала – розовый Лотос распустится только для неё. Она тоже нужна ему. Как зеркальная гладь пруда, чтобы увидеть собственную красоту, но и для чего-то ещё, чего-то чуть большего, чем доводилось испытывать им обоим: цветку и ей самой.
Не упоение ожиданием мешало Ольге увидеть картинки будущего. Она впервые в жизни не хотела видеть. Не хотела знать будущего. Она чувствовала, что её будущее отныне каким-то образом связано с розовым цветком. Их будущее стало общим. И ей хотелось проживать каждый его миг до дна, погружаясь в тёмную холодную воду, такую иную, чем солнечная блестящая гладь водной поверхности, над которой поют чудесные птицы и замирают в полете стрекозы с перламутровыми глазами. Так глубоко она еще никогда не погружалась, а потому не ведала, что её ждёт, и вернётся ли она к привычному будничному миру. Это не был мир, напоминающий кротовую нору в столь не любимой с детства сказке Андерсена о легкомысленной жертве случайностей – Дюймовочке. Это была темнота неведомого.
Но ей отчего-то просто жизненно необходимо было попасть туда, на самое дно, скрываемое прохладной водой. Ей почему-то непременно нужно было прожить, прочувствовать, понять, испытать на себе, что на той загадочной глубине питает корни цветка, красивее, необыкновеннее и сильнее которого она ничего в своей жизни не видела. У столь удивительного Лотоса должны быть сильные и причудливые корни, чтобы вложить в его длинный стебель столько жизненных сил и столько отваги, помогающей не только не сбиться в пути наверх в темной толще воды, а и сберечь золотой потенциал, сохранить энергетический резерв для самого главного – распуститься благоухающей короной победителя. И пусть все остальные будут лишь благодарными зрителями этого великолепия, она будет знать, чего стоил этот триумфальный путь наверх. Только она знает – весь секрет там – в темной прохладной глубине. Там – корни. И вся красота – в них!
Вернувшись в отель на пару часов принять душ и переодеться, вместо стен своего номера Ольга продолжала видеть только море и Давида, слышать его голос, сквозь ласковое шипение моря, и всё продолжала мысленно их разговор о сотне сокровенных мелочей. Вскоре она поймала себя на том, что воображение постоянно возвращается к одному навязчивому желанию – обнять Давида за талию. «Это что-то новенькое», - подмигнула она мысленно самой себе.
«Руки - на талию! Неодолимое стремление. Почему? Что это значит? В чем символичность? Талия…талия… когда кем-то дорожим, стремимся обнять, прижимаясь к груди, в которой сердце, слиться сердцами, обнимая при этом за спину до плеч. Здорово. Проникновенно. Но при этом мешаем расти крыльям, словно сдерживаем их рост, чтобы от нас не улетели. А кисти на плечи – вообще, мешаем расти и подниматься выше, чем сейчас. Прижимаем к земле, боимся, вырастет, улетит – висим на плечах и крыльях, лишь бы остался с нами, бескрылый, несчастный, но – с нами. А как трогательны такие сцены в романах и фильмах…», - до чего не доковыряется моя трудолюбивая ковырялка-мысль. Эх, испортила песню, дурная!
Обнимаем за шею – вообще страшно подумать! Не иначе: если сделает что не так – придушим. Это даже не плечи – шансов вырваться нет!
А некоторые ещё и за голову хватаются! «Думай только обо мне! - наверное, так это стоит понимать. - «Мои мысли – твои мысли». Или: «Смотри только на меня!»
А талия…талия?.. Когда обнимают ниже талии, всё без размышлений понятно. Только там зона возможного физического слияния. В неё и приглашают. Всё остальное в этот момент не важно. Верхней половины тела вообще может не быть. Ха-ха. Не важно, о чём визави думает и способен ли вообще думать дальше чтения меню, о чем мечтает и даже за что и кого любит. Зона физического желания самая нетребовательная и неприхотливая. Мы в ней лишь частицы большой и властной Природы. Об остальном она позаботиться сама.
А всё-таки талия?.. крышу сносит от этого желания…почему именно талия? Почему всегда ясно и понятно про желания других и совсем не ясно и не понятно про собственные? Надо спросить Лильку, может, со стороны проще разобраться.
«Талия…солнечное сплетение. Зона, где телесная физика переходит в лирику. Вместилище запертых страхов и истинных желаний. Может, это и есть точка абсолютного доверия. Вопреки расхожим киносюжетам, самое уязвимое место не сердце, надёжно защищенное рёбрами, не голова, куда опытные делают контрольный выстрел, а именно живот. Может, там и живёт наше подлинное Я, ищущее свою половинку», - мысли стучали в ритме частого дождя, перебивая одна другую, стекая вглубь душевого поддона и, словно фонтан, поднимаясь вверх и падая снова. «Удивительно настойчивая мысль, - сказала самой себе Оля, заворачиваясь в большое белое полотенце. - Наверное, просто не выспалась!»
Наступило последнее командировочное утро. Оказалось, именно Давид был вчера тем человеком, который по ошибке заглянул на их бухгалтерский тренинг в поисках своего. Вот почему Судьба толкнула её тогда в солнечное сплетение. Он был брокером и имел свою брокерскую фирму. И хотя Ольга всегда считала, что трейдерство и брокерство не самый благородный вид деятельности, она не раз попадала под его обаяние и даже прослушала обучающий курс по теханализу. Её так и подмывало приобрести на пробу акции какой-нибудь известной компании. Но трейдинг привлекал, скорее, как инвестирование в отрасль, чтобы её поддержать, нежели как ежедневный быстрый доход. Стричь лёгкие деньги - противоречило её внутренним принципам. Но, кто знает, может, она изменит свои принципы, когда поймёт, каким видится рынок акций Давиду. «Танцуй с рынком», - не раз повторил он в их разговорах известную фразу, и она ей нравилась. Стать свободной. Доверять себе. Слышать себя. Слышать других. Доверять другим. Доверять рынку. Только тогда сложится танец. А это именно то, чему она мечтала научиться и уже немало прошла на этом пути. С Давидом было интересно.
Ольгу и Давида ждал последний день и последний вечер в Хосте. Ранним утром Ольга улетала в Москву, в её прежнюю жизнь, которая теперь, конечно, станет иной, новой. Они поднялись в конференц-холл, собираясь разойтись по соседним классам, но посмотрев друг другу в глаза, развернулись и, взявшись за руки, побежали вниз по лестнице, точно озорные школьники, решившие сбежать с надоевших уроков. До этого дня Ольга никогда так не делала. Все дела она обязательно доводила до конца и была убеждённой перфекционисткой. Но закончив иной раз надоевшее дело, она понимала, что оно не стоило приложенных усилий и затраченного невосполнимого времени её жизни. И давно обещала себе, что в следующий раз остановится сразу, как почувствует, что дело не приносит эмоциональной радости. Но автопилот всегда побеждал. Сегодня был её шанс попробовать.
Давиду пришла в голову по-мальчишески озорная идея провести этот последний день в сочинском Дендропарке. Не оттого, что они больше никогда не увидятся – они договорились, что теперь всегда будут вместе – а оттого, что оба хотели сделать каждый черноморский день особенным, запоминающимся. Ведь здесь началась их история, одна на двоих. Ольга собрала свои вещи, и они сели в машину.
Удача сегодня была на их стороне, как бывает только в те моменты, когда ты уверен, что делаешь всё правильно и всё, к чему стремишься сейчас, и есть твой подлинный Путь. До канатной дороги добрались быстро. Пробок, на удивление, не было. Давид вёл красиво и уверенно. А Ольга… Ольга ни на минуту не отрывала глаз от его рук, лежащих на руле. Как и тогда у моря, ей хотелось остановить это мгновенье навсегда, хотелось ехать рядом с ним многие дни и годы, чтобы всегда видеть его руки, слышать голос и ощущать его энергию рядом со своей.
В шаткой кабинке фуникулёра обоих охватил забытый детский восторг: зелёные горы, дымчатая полоска далёкого моря, мартовское солнце и пьянящее, ни с чем несравнимое, чувство полёта, ощущение ничем не ограниченного парения. Но самым волшебным для Ольги было то, что с Давидом она чувствовала себя абсолютно свободно, и обе её версии: номер один и номер два, давно соединились. Версия номер два, наконец, обрела полные права и зажила свободной жизнью. Разговаривая с Давидом, Ольга даже не прикладывала усилий, чтобы проанализировать, какую из версий сейчас использует. Она просто говорила и спрашивала, что хотела. «Наверное, это и есть полноправная версия номер два. Просто сейчас мне не нужен черновик. Я живу набело. Так как считаю нужным здесь и сейчас. Мне больше не нужно производить впечатление, казаться лучше, чем я есть на данный момент. Я могу быть равной самой себе. Я есть Я», - рассуждала она частично про себя, частично вслух. Давида очень забавляли её размышлизмы, он смеялся, потом находил в них полезное зерно и превращал в совершенный афоризм. Время для них сегодня летело, как на крыльях.
Павлинов в марте, конечно, не было, но был любимый Ольгой аквариум с морскими обитателями, которым удавалось не сталкиваться друг с другом в тесноте небольшого стеклянного дома. Веселясь и разговаривая, они постепенно поднялись на главную смотровую площадку Дендрария. Наверху было ветрено и неуютно, несмотря на солнечный день. В детстве Оля совсем не боялась высоты, но с годами постепенно утратила эту завидную смелость. Видимо, каждый квант негативного опыта, собственного и чужого, по капле вытеснял её. И сейчас на самой высокой точке Дендропарка ей было не так страшно только в центре смотровой площадки возле декоративного постамента. Как ни уговаривал её Давид, к краю она подойти не решалась. Только ласково обняв её за плечи, идя вместе с ней шаг за шагом, он смог уговорить Ольгу двинутся к краю и взглянуть на необъятный горный пейзаж с высоты птичьего полёта.
- До чего же это красиво – дух захватывает! – выдохнула она шёпотом.
- Я знал: ты должна видеть это вместе со мной. Ради этого я и привёз тебя сюда! Всё, чего мы пока не знаем, в любом случае, всегда лучше, чем то, что нам уже знакомо. Так и наше будущее. Мы привыкли бояться оттого, что не знаем, а надо наслаждаться, потому что пока не знаем. Танцуй с жизнью, и ты получишь ни с чем несравнимое удовольствие от процесса. И пусть результат всегда один, путь всегда разный.
Это был один из тех сказочных моментов, которые запоминаются на всю жизнь. Руки Ольги скользнули с плеч Давида и в нерешительности замерли на его спине чуть выше талии.
- Можно обнять тебя за талию? – решилась она на вопрос.
- Ты всегда спрашиваешь о таких вещах? Меня еще никто об этом не спрашивал, - удивился Давид, - ну, разве что о чём-то ниже талии.
- Нет, именно за талию, - ответила Ольга голосом растаявшего мороженого, ласково поглаживая его кожаный ремень, словно живое существо.
- Обычно так девушек спрашивают, нет?
- Мне всё равно, что обычно. Я немного странная, но мне с той поры, как тебя увидела, нестерпимо хотелось это сделать.
- А почему так долго не решалась? Давай договоримся, говорить друг другу сразу всё, что чувствуем и о чём думаем и мечтаем… На свете у каждого должна быть родная душа, которой можно сказать всё, что не решаешься сказать даже самому себе…
- Давай! Да, делать надо сразу. А когда начинаешь размышлять, представлять, всё уходит в проекцию и сделать потом очень сложно. Хорошо, что у нас это первый и последний раз, - улыбнулась она, крепко и нежно обняв его талию.
Голограммы их манипур соединились в одну, похожую теперь на переливающийся многолепестковый цветок, таким обычно рисуют Лотос в двухмерных мандалах. И все Ольгины страхи куда-то исчезли, растворивших в причудливых узорах их общей терапевтической мандалы.
- А теперь предлагаю спуститься в кафе и выпить кофе, - посмотрел он на неё прищурившись, то ли от солнца, то ли от выскакивающей наружу хитринки.
- Я же говорила, что не пью кофе, - удивилась Ольга, пытаясь разгадать, в чём здесь подвох, чувствовала – он точно здесь есть!
- Но ты же не говорила, что не любишь? – с трудом сдерживая смех, спросил Давид.
- И правда, не говорила. А я всегда думала, что только я самая наблюдательная.
- Не только. Теперь нас двое. Я сразу почувствовал, что кофе – один из твоих пунктиков. Почему – пока не знаю. Но решил проверить. Я угадал? Так почему ты не пьёшь кофе?
- Угадал. Я боюсь, - смутилась в ответ Ольга.
- Неужели ты боишься чего-то еще кроме высоты?
- Просто давно заметила, когда выпью кофе, в голове снимается какой-то барьер, и я начинаю говорить другим всё, что думаю на самом деле. И это меня пугает – вдруг я скажу что-то, чему без кофе придала бы более округлую и безобидную форму, а так человек огорчится.
- Интересный феномен. Обычно такое действие оказывает алкоголь, - удивился Давид
- Нет, алкоголь на меня вообще почти не действует. Я почти не пью. После алкоголя я тоже говорю всё, что думаю, но только хорошее, чего не решалась сказать без него. А после кофе, негативное, что не решилась бы сказать человеку без кофе.
- Еще интереснее! Наверное, у тебя в голове какие-то нейроны, или что-то там, как-то неправильно привязаны, перепутаны? – предположил Давид.
- Точно! А я всё думала, отчего это я немного странная, не как другие,- засмеялась Ольга.
- Ну, и говори себе правду на здоровье! Откладывать что-то в запасной ящик – вредно для здоровья!
- Но нельзя же нести всё подряд!
- А это здорово! Значит, сейчас пойдём в кафе и я закажу тебе кофе с коньяком или ликёром и узнаю всё, что ты обо мне думаешь на самом деле: и хорошего и плохого, - засмеялся Давид и потянул её за руку в сторону лестницы.
- Так не пойдёт! Это не честно! – попыталась возмутиться Ольга, хотя точно знала, что и без этой смеси разведчиков будет говорить Давиду всё, что думает и чувствует. Они же договорились. У каждой души на свете должна быть родная душа, которая примет и поймёт твою целиком и полностью. Сможет ли она говорить также легко всё, что думает, быть версией номер два для других, она пока не знала, но она попробует. Жизнь покажет, что из этого выйдет.
И, взявшись за руки, они побежали вниз по лестнице. Кофейня была уютная и стильная. Но, кажется, заказали они всё-таки чай. Не будем им мешать. Им так много хочется спросить друг у друга.
Когда на Сочи опустилась стремительная южная ночь, Давид неожиданно предложил зайти в парк аттракционов. Заинтригованная Ольга согласилась. Каково же было её удивление, когда Давид повёл её на «Колесо обозрения».
- Ты еще помнишь, что я боюсь высоты? – спросила она Давида.
- Почти нет, - ответил он, - но хочу, чтобы и ты забыла окончательно, нужно это закрепить – прокатимся?
- Скажи, а ты сам чего-нибудь боишься? – спросила Ольга абсолютно серьезно.
- Конечно. Я боюсь потерять то, что мне дорого. Сейчас – тебя. Боюсь, что это всё в один момент исчезнет, и я не буду знать, как его вернуть.
- Здорово, что и я могу помочь тебе избавиться от страхов! Я обещаю, что никогда никуда не исчезну…
- Пока смерть не разлучит нас? - улыбнулся Давид.
- И даже после, - улыбнулась Ольга в ответ.
Они взялись за руки и пошли в кассу. Колесо обозрения двигалось очень медленно и тревожно скрипело.
- Давай, пока наша кабинка не достигла вершины, ты будешь рассказывать обо всех страхах, которые мешают тебе быть свободной, идёт? На землю вернёшься другим человеком – обещаю!
- Давай! Но я уже и без того другой человек…
- Не сомневайся – что первое приходит тебе в голову?
- Всё время боюсь что-нибудь забыть и поэтому всегда всё записываю.
- Ну, и записывай на здоровье, это не противоречит эффективному тайм-менеджменту.
- Проблема не в этом, а в том, что я итак ничего не забываю, но всё равно записываю, потому что боюсь забыть. А потом забываю, куда положила эти записи и начинаю ругать себя, хотя они мне всё равно не нужны, но это не порядок! Моя самооценка страдает…
- С ума сойти! Значит, нужно прекратить записывать: что осталось в памяти – важно, это и делать, что ушло – не важно, можно и не делать! Попробуй!
- Это даже интересно, что же для меня действительно важно!
- Одним страхом меньше! Что еще?
- Боюсь сказать что-нибудь спонтанно, не подумав, и нечаянно кого-нибудь обидеть.
- Решение здесь простое – очисти мысли и тогда не нужно будет фильтровать слова. Ты будешь спокойна, что бы ни сорвалось с твоего языка!
- Просто слова имеют много значений, а смыслов еще больше. Ты вкладываешь один смысл, а слушатель – другой. И вот, пожалуйста, – непонимание, а то и обида. Поэтому я стараюсь меньше говорить.
- Мало говорить – это не так плохо! Я давно занимаюсь айкидо и уже привык сначала слушать.
- Но кто-то же должен начинать диалог первым?
- Диалог начинает тот, у кого потребность в другом человеке выше. Тот, кто чувствует, что ему необходим непременно этот человек и никакой другой. Начинает и прислушивается к ответу.
- А другой?
- Другой принимает своё решение: нужен ли ему этот человек, диалог с ним. Если нужен – отвечает.
- А как узнать, что ты правильно понимаешь, что на самом деле хочет передать собеседник? Вдруг ты выдаешь желаемое за действительное или, наоборот, не замечаешь очевидного?
- Никак не узнаешь, ты просто это почувствуешь и всё. Диалог – это танец. Если ритмы другого человека тебе близки, с каждым шагом навстречу вы подстроите внутренние мелодии друг под друга, и танец подарит вам ни с чем несравнимое удовольствие.
- Я понимаю, о чём ты, улыбнулась Ольга. Посмотри – мы почти добрались до вершины!
И, действительно, везде вокруг них, точно воздух, лежал ночной Сочи. Тёмные горы, точно кружевная кайма, украшали узор из городских огоньков, вписанных в круг.
- Посмотри! Это же настоящая мандала! Мир вокруг нас так гармоничен и красив! Весь он – совершенная мандала!
- А ты еще сомневалась. Настоящая красота видна только сверху. Только с высоты досадные мелочи не раздражают, не кажутся лишними, а становятся необходимыми элементами большого узора. Чем выше мы поднимаем свою точку зрения, тем гармоничнее воспринимаем собственную жизнь и устройство Вселенной в целом.
Ольга слушала Давида, затаив дыхание, восхищённо глядя в его умные красивые глаза, и не могла думать ни о чём больше, только о нём.
- Мы почти на вершине, ты ещё успеешь избавиться от одного страха, - подмигнул он ей.
- Но у меня, кажется, больше нет в запасе страхов?
- Неужели? Должен быть еще какой-то самый главный страх! Подумай хорошенько! Сейчас подходящий момент, чтобы стать свободной от него. Чего ты до сих пор ещё боишься?
- Знаешь, когда я встретила тебя, страхи каким-то волшебным образом сами стали меня покидать. Уже с того мгновения, когда в кафе я увидела твои руки. Словно до этого я очень боялась разминуться с тобой в этой жизни и прожить жизнь без радости. Без тебя. Словно до этого я бродила по земле, потеряв самую дорогую и важную для меня вещь, и искала её повсюду и никак не могла найти. А сейчас нашла.
- Значит, тебе больше ничего не страшно?
- Ещё одно. Я боюсь, что всё, что сейчас происходит – иллюзия, которая может исчезнуть. А больше ничего.
- Самое главное у нас с тобой уже есть - это ты и я. Если что-то необходимое исчезнет из нашей жизни, мы создадим его заново. Обещаю, - сказал Давид уверенно и взял Ольгу за руку.
В этот момент карусель замерла на пару минут, проходя верхнюю вершину круга, а затем медленно начала спуск к земле. Давид и Ольга смотрели друг на друга, и перед их внутренним взором проносились живые картинки их возможного будущего, среди которых, точно из каталога, они выбирали радующие их обоих.
Когда кабинка приблизилась к земле, они вышли из неё с ощущением лёгкого головокружения, словно вернулись из полёта на Луну в привычный мир внутренне совсем другими людьми.
Остаток ночи был тоже лунным и волшебным. Ранним утром они уже были в аэропорту.
- Наша с тобой история только началась, а я тебя уже провожаю, - улыбнулся Давид, обнимая Ольгу на прощанье.
- Это не страшно. Главное, чтобы проводы всегда заканчивались встречей, - улыбнулась она в ответ и нежно обняла его за талию их фирменным объятием.
- Пойдём?
- Да, сейчас. Мне нужно сделать один звонок. Это очень важно.
Ольга нашла Дашин номер и отправила сообщение о том, что скоро улетает и будет ждать её в Москве, желает лёгкой дороги.
Потом связалась с Лилей:
- Привет!
- Привет!
- Я уезжаю. Насовсем, - сказала она тихо, но твёрдо. - Мы больше не увидимся.
- Почему-то так я и знала, что всё закончится именно так, - обречённо сказала Лиля, - Надеюсь, ты счастлива…
- Я спокойна. Это важнее. Я, наконец, поняла, видеоролики про других мне показывали только для того, чтобы я увидела: сама живу совсем не так, как хочу и заслуживаю. Чтобы увидела себя со стороны и поняла, где пролегает мой Путь к счастью.
- А что же мне теперь делать без тебя?
- Ты всегда была частью меня и ею останешься, но теперь мы будем неделимы. Ты перестанешь быть отдельной, узнаваемой частью. Останусь только Я. Но я запомню всё, что ты мне говорила. Я проживу жизнь за нас двоих, но одна. Я справлюсь. Я готова.
- Но я не готова исчезнуть! Я – существую, и ты без меня не сможешь!
- Хорошо: признаю – ты существуешь. Ты не такая как я. Ты не лучше и не хуже меня. Ты – это я. И всегда было так. Я думала, что должна выбрать между нами, решить, какой быть. Но я выбираю всю себя, целиком.
- Давид? - спросила, вздохнув Лиля.
- Да. Он не видит противоречий в моей душе. И рад, что я всегда немного разная. Я открыла ему свой многомерный мир, и, представляешь, он не испугался, - смеясь, поделилась Оля.
- Знаешь, я всегда знала, что ты сильнее меня.
- А я думала, что ты – сильнее? Ты легко находила выход из любой ситуации, всегда знала, что нужно делать и верила, что всё будет хорошо. Это я сомневалась и боялась, что моим планам что-то помешает, и я всегда имела пару запасных. Я восхищалась тобой, а ты говоришь - я сильнее. Не понимаю.
- Да, я лучше ориентируюсь в жизни, я - на «ты» с ней, но только для того, чтобы подружиться, задобрить её, найти подход, чтобы она меня больше не пугала. За суетой и делами я прячу свой страх перед жизнью, точнее, перед концом жизни. А ты давно решила для себя проблему этого страха. Ты перестала бояться смерти в тот летний день, в карьере, когда мы падали вниз с обрыва. После падения я встала, пропитавшись этим страхом конца, с одним намерением – спрятать свой страх как можно глубже, чтобы ни я, ни кто-то другой не только не почувствовал его, но даже не догадался о нём. Я придумала сотню дел и целый набор масок, чтобы казаться жизнерадостной, удачливой, жизнелюбивой и счастливой себе и всем вокруг. И, казалось, мне это неплохо удавалось – даже ты мне поверила! Но в минуты тишины и одиночества я понимала, что это иллюзия, рабом которой я стала. Я живу не для себя, а для ношения масок и исполнения выбранной роли. Я так боялась смерти. Так старалась спрятаться от неё, что не заметила, как давно умерла. Превратилась в зомби.
А ты после того падения встала уверенной в собственном бессмертии, с непоколебимой верой в жизнь и в её торжество. Да, ты стала более осторожной и внимательной, предусмотрительно готовила несколько путей достижения цели. Ты, в отличие от меня, спокойно отказывалась от дел, вещей и людей, которые были тебе неприятны или не нужны, не боясь, что тебя неправильно поймут. Ты говорила только тогда, когда сама хотела и молчала тогда, когда хотела молчать. Я так не решалась, потому что так не принято. Да, ты часто сомневалась и перепроверяла всё по несколько раз, но у тебя было главное – собственная вера в себя. Ты никогда ни при каких обстоятельствах ни на минуту не отказывалась от самой себя, не предавала себя и верила, что всё в этой жизни не напрасно. Всё имеет невидимый смысл и всё стремится к далёкому, но существующему Абсолюту. В отличие от меня, ты осторожна с религией, но именно ты истинно веришь, что души бессмертны.
- Я поняла, что бессмертна, когда встретила Давида.
- Нет. Ты это всегда знала. Просто забыла в суете, на время. Только к тем, кто пропитан силой жизни, приходит его человек, его половинка, чтобы построить новый мир, новую жизнь. Любовью в другом человеке можно разбудить только его собственную любовь к жизни. Но разбуженная, она обретёт невиданную до этого силу и красоту, ей будут подвластны любые вершины. Нельзя пробудить лишь умершее Я. Здесь не поможет никакая сила любви.
Для новой жизни всегда требуется два разнополярных начала – мужское и женское. Только тогда рождаются новые миры и целые вселенные. Мужское и женское должны быть подогнаны друг под друга, чтобы создать резонанс огромной творческой, созидательной силы, чтобы строить. Только вера в жизнь и любовь к ней делают человека готовым к любви. Мы любим тем, что имеем внутри. Чем больше имеем, тем глубже и сильнее наше чувство. Оно творит нас, мужчину и женщину, а мы творим собственную жизнь. И это никогда не закончится для тех, кто знает, что мы бессмертны.
- Знаешь, я наконец-то нашла ответ на вопрос, которым задавалась с детства: зачем человек надевает маску и с маниакальным упорством прячет своё истинное Я, пусть это и приносит ему колоссальные страдания и расплату в будущем!
- Расплата – это ты про рыбу с овощами? – смеясь, спросила Лиля.
- К примеру! Но рыба – это невинная мелочь. Ты помнишь, как я люблю Фрейда? Так вот, он писал, что человеческая культура мечется между двумя полюсами драмы жизни: влечением к жизни и влечением к смерти. Человек любит свой страх и любит его побеждать. Он любит смерть, за возможность её победить и повысить свою самооценку. С момента рождения человек начинает свой диалог со смерть. Всё, что он делает, вся созданная человеком культура возникла для того, чтобы обмануть смерть. Древние погребальные, свадебные обряды, обряды инициации, карнавальные переодевания и маски, наши социальные роли, в которых нам кажется, проявляются наши лучшие качества, всё это диалог со смертью, попытка договориться с ней или обмануть.
- Но это же смешно? Мы все знаем, что смертны, что когда-то всё это закончится для нас! Разве нет более интересных дел, чем всю жизнь развлекать смерть красочными шоу?
- Нет. Человек не глуп. Про ту смерть он помнит и знает. Но смерть тоже не так глупа. Видя, что ей не удалось напугать человека неизбежностью последней в его жизни встречи, она незаметно пропитала собою всю его жизнь, каждое событие, каждую мысль, каждое чувство. Если спросить, кто боится того, что когда-то придёт его смертный час, выяснится, что таких немного. Но если спросить, кого пугает потеря работы, потеря денег, имущества, предательство друга, разлука с любимым, болезнь близких, да и вообще любые перемены, выяснится, что таковы все мы, разве что кроме истинных буддистов. Но это другое. Они просто отказались проживать человеческую жизнь, выбрав придуманную, параллельную. За любым началом для человека видна тень конца, за любым обретением – тень возможной утраты, за встречей – угроза разлуки. Любая потеря, изменение, тревога и сомнение – это притаившаяся смерть, надевшая фальшивую маску. И пытаясь избежать потерь и тревог, мы надеваем собственные фальшивые маски, чтобы обмануть смерть. Но проживаем фальшивую жизнь. Смерть нас перехитрила: мы живём не для себя, а для неё. Но я так не хочу. Здесь, в Сочи, я родилась заново. И я хочу жить для себя, свою собственную жизнь. А для смерти оставлю её время – один миг. Остальное время она захватила незаконно. Я поняла, почему после любимой Пятой Бетховен написал Девятую симфонию! Не стоит уступать смерти и сдаваться. Жить стоит ради жизни.
- И ты теперь разом сбросишь все свои маски?
- Я ничего не буду сбрасывать специально. Достаточно того, что я поняла, почему и, спасаясь от каких страхов, создала их, и постепенно они отвалятся сами собой - за ненадобностью. Я просто не буду создавать новых. Это уже половина победы.
- Я рада за тебя. Но не ты одна рождалась заново. Столько людей пробуждались с жаждой жизни в сердце, только со временем теряли её. Смерть коварна. В игре с ней главное не разовая победа, а верность Пути. Главное не свернуть с него, удержаться.
- У меня есть Давид и моя любовь. Мы поможем друг другу не сбиться с Пути. Я уверена - всё получится.
- Сдаюсь. Ты права. У вас всё получится.
- Прощай, Лиля!
- Прощай, Оля!
- Со всеми поговорила? - спросил Давид, когда она вернулась
- Да. Можно идти.
По просторному залу, залитому через панорамные окна рассветным солнцем, шли, обнявшись, две фигуры. «Надо же! Чистая вертикальная восьмёрка! Привидится же такое», - подумал ожидающий вылета Платон. Глядя против света, он, конечно, не узнал Ольгу. Да, он и не мог предположить, что её восьмёрка способна открыться только в парной фигуре.
- Мы скоро увидимся? – спросила Ольга.
- Конечно. Мне так о многом надо с тобой помолчать, - ответил Давид шёпотом и поцеловал её.
Все счастливые истории должны начинаться поцелуем и не заканчиваться. А это была именно счастливая история. И она только начиналась.
18.03.2018 – 07.05.2018
Колесо обозрения
© Copyright: Вера Иваровская, 2018
Свидетельство о публикации №218051300046
Свидетельство о публикации №218051300046
Рецензии