В дорогу!

Когда после пропажи из подвала Мастера, отлежавшись пьяной в дальней комнате, распутница услышала голос: "Твой, где поэт", Марго сразу поняла, о каком поэте шла речь. Все в Грибоедове говорили об эпатаже некого юноши из МАССОЛИТА, который, как русалк вынырнул из речки и устроил феерию спекталя со свечой. Падшая до службы аду из окружения знала Рюхина, который жил по соседству. Выловив того в гастрономе, Маргарита поставила его перед собой и выдающимся образом испросила:
- Рюхин, куда отвез поэта?
Тот помидорно покраснел, но быстро возобладал рюхинским сознанием:
- Потерявшего рассудок автора увезли в Кащенку. Не я виноват.
Марго прищурилась и разрешила себе подозрение, что именно Рюхин и послужил этим "не виноватым" извозчиком. Однако, ничего не сказала и с сыром и кабачками двинула до дому.

С получения этой информации женщина стала готовиться к визиту в дурдом. Но как? Ведь она не представляла, ни каким образом ей разведать номер палаты, ни как угадать подходы к врачам. Как пришла мысль, что она может навестить поэта, и так она в депрессии и угасла. Кто знает, может и вышло бы у него вскрыть тайну мужа. Напомним читателю, этот момент имел место быть много лет назад. А теперь, спустя очень много времени повторялось все наоборот. Нечто связанное с вероипосведанием подсказало Марго, что необходимо топать в жуткую Кащенку потому, что много тех же лет назад Рюхин после плотного лечения Бездомного отвез того обратно и пристроил в Грибоедове в другой отдел, подчиненный Рюхину лично. (Пока поэт писал в дурдоме, Рюхин создавал карьеру на воле. Такой несправедливый дисбаланс) Иван запуганный и ошарашенный, наученный горьким опытом, прихватил с собой рукопись. Роман евангельского назначения, который он кропал, имел три папки - это три параллельных варианта развития событий - история была даже не о Пилате - Ваня к совету Мастера подошел плотно. Причем два взял с собой, а один - самый любимый - вмонтировал в стенку своей кельи за спинку кровати. Толи от страха, толи надеясь, что дурдом - самое сохранное место для ценных творений. (Маргарита в этом была уверена из своих снов) На акцию у него было время и инструменты - кусок стекла сценически разбитой им рамы и китайский суперклей, выкранный у сестер с процедурной. Почему так сделал? Сам не знал. Возможно не доверял Рюхину. Зная, что придется работать теперь вместе, решил обезопасить будущее русских романов. А может, оставил дань колыбели. В литературной Москве говорили, что Рюхин неожиданно выпустил какой-то роман в соавторстве с кем-то неизвестным, но книжку никто не видел. Марго должна была забрать, выкрасть и продолжить работу с этой третьей вариацей произведения. Именно: адаптировать стиль к современной действительности, потом и публиковать в Интернете на нескольких бесплатных ресурсах, она уже знала каких.

Поэтому скрестив руки, открыв рот и вкусив с ложки священника Кровь Христову, в конце службы она обратилась к напарнице:
- Маша, на Воскресной по Марии Египетской я не смогу быть.
- А что случилось, Рита? -  выпучив глазные яблоки,  удивилась коллега по цеху ветоши.
- Отъехать должна за город по родственным делам, - подозрительно кивала Марго.
- Как, кто-то умер? А-а. Я понимаю: наследство...
- Типа того.
- Но на Вербное-то будешь?
- Обещать не могу, постараюсь. Ты подсвечники прочистишь?
- Это я сделаю, - подозрительно процедила Маша, наблюдая как Рита, перекрестившись, спешно направилась вон.

Ребрендеринг - страшная вещь. Тем более в библиотеке - в храме книги. Однажды, в него приходит гражданин со взглядом правильно устремленным под потолок, отстраненно глядит поверх голов: вывески меняем, концепции замещаем на новые. Вы, мадам, устарели. Вместо скучного клоповника делаем популярное молодежное место. Будем идти в ногу со временем и правительством. Да здравствует не библиотека, а кафе - соединение культуры и кабака. Библиотекарь переходит за барную стойку, рядом со словом "библиотека" над дверью пляшет кривая птичка, убогая как современная литература. Зарплату работникам книгоцеха не повысили. Марго бесила эта современное кичение. Непонятно, под кого угождают. Под кого-то вверху? Уж точно, не под нее, которая в самом низу. И что, Маргарите из города Москвы соглашаться на эти мутации или забирай трудовую? Хотя Петрова к этому ребрендингу добавит милосердные вечера литературы, лекции. Библиотека вполне может превратиться в место благоговейного чтения, в приют искусства, а не просто в контору, где книжку меняют на формуляр. Тогда бы Марго могла бы развернуться! Часами артистично рассказывать о Кафке, приглашать на беседы филологов из универа, запустила бы добрый дух. И кто знает, может быть в один из пятничных вечеров донесла бы до молодых умов синопсис романа. Того, который написал Мастер. Того, который она знала лучше всех на земле. Того самого, в общем. Но факт настоящего совершенного, увы, пошл: вместо цветка появился кофе-автомат, на вывеске красуется птичка-уродка; а библиотекарю Маргарите говорят: служи и носи веселые платья.

Такие мысли крутила великая женщина, глядя из автобуса на деревья. Еще ум касался момента, что путь был сложен, из перекладных колен. Первое колено: железная дорога до Москвы, а там каким-то автобусом до больницы. И через забор как библиотекарь-акробат скакать в сам дом скорби. Она совсем забыла эту столицу и боялась увидеть ее морщинистой развращенной старухой, погрязшей в каких-то современных грехах и элементарных пороках, от которых сама отшельница укрылась в библиотеке за Дюма, за Прустом и Бог знает еще за кем. С чего такие ассоциации, библиотекарша и сама не представляла. В белокаменной не была вечность. И давно не гоняла на поездах. Все рельсы остались в прошлой жизни. Там Маргарита Николаевна восхищалась пилатскими приключениями под ершалаимскими небесами. Теперь, предмет восхищения - другие книги. А от той, прежней, подвальной - за которой она сейчас вела погоню - оставалось непроданное тепло, ощущение уюта. Однако, с каким замыслом она связана - помнила с трудом. Но знала, что, что штука важная - поэтому и в пути.

Теперь, с высоты духовного роста библиотекарь терзалась необычным для молодой экс-Маргариты моментом: не содержит ли текст романа богомерзких вещей, не скрыл ли в себе ереси, не впитал ли гордынной отсебятины и клеветы на Бога? Перекрываются ли могущественной сверхзадачей вольности, допущенные эксцентричным Мастером, а красота изложения и яркие картинки сюжета не навредят ли податливой душе читателя, готовой слопать все, что предложат литературные кулинары? Марго понимала, ей одной предстояло это взвесить на совокупных весах, которые ей настроила жизнь. Ведь на пути произведения к изданию не будет никакого другого фильтра на нравственность, кроме как она сама. Издатели сожрут все конъюнктурное и выставят на полки. На подранном автобусном кресле от образа критика-моралиста паломница переходила к маске издателя. Крутила в голове статистику о целевой аудитории романа. Кому она будет принадлежать? Библиотекарь был в курсе, что книжки давно не только не пишут их и не читают. Читают посты в ВК, Ватцапе, Телеге. Значит, она жена и исповеданная любовница Мастера, должна опуститься до упрощений, из шедевра скроить комикс элеметарного типа? Но тут же осекала себя, собиралась с мыслью: "Что ты творишь, Марго. Неужели великое ты готова усечь до пошлого, блюдо многих вкусов нивелировать до состояния комбикорма?" Может иллюстратора нанять? Пусть для тривиального пиара в модном стиле Манги японского аниме разрисует раскадровку сюжета. На страничке в одноклассниках как раз имелась девица, которая этим занимается. Вот только в церковь не ходит, хоть "Библиотекарь Николавна"|"Последняя надежда" (такой ее сетевой ник) звала под разными предлогами. "Как ты без Бога, Он же повестку каждого дня нам утверждает. И рисовательный навык Он тебе одолжил." Та фыркала, что сама себе повестка.

Внезапно в библиотекарше сквозанул помысел, что давно не была на кладбище. Первые годы она каждую неделю топтала грунт на Новодевичьем, с безумными цветами стояла в черном пальто перед скромной могилкой и шептала ему стократное: "Прости". Но помысел этот исчез, как только женщина литературы сообразила, что ежедневно в храме поминает Мастера. И что Высшему Началу вселенной излагает просьбу о прощении любовника-супруга.

Третий тип мыслей, циркулировавших в светлой голове Маргариты - был заботой о храме. Как там Маша справится с ее обязанностями? Как таинства пройдут без нее? Как, не целуя Креста в руке Романа, она выдержит испытания в дороге без освящения? Думала о свечках и про икону Богородицы, которая глядит по утрам в пустой храм, пока на глаза ей выпадает золото солнца. Не забудет ли Маша на ночь убирать лотки с серебрянными крестами с витрины в сейф. Ответственный человек, что тут говорить.

Маргарита не планировала, как она проникнет в палату, где найдет рукопись. Имелась глубокая безаппеляционная уверенность на этот счет. Может, ангел закроет всем зраки земные или всем в больнице затормозит секундомер, она пройдет беспрепятственно, и он перстом укажет, какую стенку долбить. Единственно, сверкнула идея про перфоратор - как извлекать груз из заточенья. Но должны же неподалеку быть магазины инструментов? Она захватила с собой отвертку, которой ковыряла подсвечники.

С этим решением она вздыхала и облегченно обращалась к пейзажу. В нем все было новым, и только одно оставалось неизменным. Как и десятки лет назад была весна. Эта топорщилась листиками, выдувалась из ветвей, тянулась к солнцу, которое было нежарким на питерской широте. Выборы, кемеровский пожар, отягощение полит обстановки, футбол - ужас, который накопился в стране за зиму закрывался шторой весны. Господь дал пережить ей эту зиму. Новые почки на деревьях дали сигнал, что очередная жертвенная весна и новая пасха рождаются в ее жизни. И можно дышать полной грудью в созидательном порыве, можно продвигать в мир плоти мир духа, толкать в мир человеческой рутины подлинный Божий свет. Одухотворять, содействовать Божьему плану и, возможно, воплотить то, что долгие годы не открывало дверей и ждало покаяния. Вчера в поезде мелькали елки, заснеженные под луной. Марго не стала долго смотреть, а, отказавшись от чая, быстро расстелила плацкарт, без церемоний урвав у проводника пакет с бельем, и улеглась на верхней боковушке. Семья узбеков долго лицезрела ее образ калачика. Библиотекарь-авантюристка не могла понять, что в лампаднице необычного потому, что выглядела вполне прилично. После короткой молитвы: "Чтобы люди обрели дар, Дай мне вернуть то, что было нашим" она мгновенно заснула под стук колес, и, когда проснулась, начала также оперативно собирать постельное. Еще через несколько часов она подъезжала к больничке той же трассой, какой Рюхин вез Бездомного, и на которой сам потом мучительно переживал в обратном грузовике. Лайнер Маргариты подлетал той же трассой, по которой прикатил ее супруг, автор романа и хозяин сердца. Волнение и горечь неожиданно нахлынули на ум женщины. Но в "мисс литература" имелся механизм для самообладания. Молитва. Ею она и оперировала на право и налево. В автобусе на нее косились с завистью. Весна билась как истеричная женщина посреди Москвы. Уличная зелень была самого свежего качества.

http://proza.ru/2017/01/22/257 - к началу
http://proza.ru/2018/09/06/960 - к концу