Ной Рудой- светлый храм душевной красоты. гл. 2

Эта глава- заключительная. Начало темы - в главе номер 1.

Через несколько десятков лет, в начале 90-х, когда в условиях возникшей вседозволенности подняли головы откровенные антисемиты,призывающие к еврейским погромам, Ной Рудой пишет  о том, что в той стране, ради котоорй он  проливал свою кровь, призывают убить его только за то, что он- еврей:

Погромы будут в мае девяностого,
По слухам- до девятого числа,
И я не доживу до утра росного,
До даты, что победу принесла.

Не встречусь я с друзьями уцелевшими,
не вспомню, как меж Курском и Орлом,
Вгрызаясь в грунт руками онемевшими,
Ползли мы под осколчным дождём.

И может быть, смирясь с суровой истиной,
Найдётся кто- нибудь на встрече сей,
Кто скажет обо мне с печалью искренней:
«Хороший был мужик, хотя еврей».
Прошло уже много лет, однако антисемитизм в России, к сожалению, все ещё даёт о себе знать. Так, например, на Международгоци  книжной  ярмарке в Москве  ( 2011 год)продавалась новая книга Станислава Кунчева «Жрецы и жертвы холокоста»,
, которая, фактически,отрицает холокост. Но ведь Станислав КУняев занимает весьма ответственную должность- он главный редактор « Толстого» журнала- «Наш  современник». Кстати, с этим журналом тесно  сотрудничал теоретик антисемитизма - академик Игорь Шафаревич, сотрудничает и писатель Александр Проханов.
Позволю отметить, что на этой же книжной ярмарке продавались новые книги Бориса Миронова- автора известной фашистской книги “Иго жидовское».

Послевоенная жизнь Ноя началась в глухой деревне:

На костылях, в шинели, без погон
Я начал жизнь свою послевоенную...т
Я влез в полуразрушенный вагон,
А через ночь- в телегу неизменную.

Я встретил гавань первую свою-
Деревню, от врага освобожденную,
Больницу- на крутом ее краю,
Бревенчатым забором обнесённую.

И потянулись люди на приём,
Все горести поведать мне готовые.
И хоть я был всего только врачом,
В то утро приходили  и здоровые.

Прекрасный цикл стижотворений НОя Рудогоо о его работе в деевне рассказывает о том, как он, молодой врач, упорно искал и находил свою дорогу не только к исцелению людей,но также и к их душам.
Он шёл новой, нероторенной дорогой, непрерывно сомневался, иногда ошибался. Но побеждал в борьбе за самое святое, что есть на земле,- в борьбе за жизнь человека:

Здесь неудачи душу леденят...
Труднее в нашем деле, чем во всяком.
Вот и живёшь, хак на войне солдат,
В недремлющей готовности к атакам.

На плечи молодого  врача легла огромная ответственность- помочь ему не сможет никто.  Жизнь Ноя посвящена теперь непрерывной упорной борьбе за спасение людских жизней:

Представьте. Минуту- другую
Прикорнул я. Но больше не смог.
Вновь за окнами тишь ночную
Разрезает машины гудок.

Стал гудок для меня обычным,
Как тревоги сигнал для солдат.
И бегу коридором привычным,
Чуть набросив на плечи халат.

Там, внизу у крыльца- неотложка...
Мне трудиться теперь до утра.
Ничего, подремал хоть немножко,
И теперь за работу пора.

Ночь промчится, а я не замечу...
Сколько раз, возвращаясь домой,
Узнавал я в идущем навстречу-
Человека, спасённого мной%!

Имено эти тяжелейшие послевоенные годы останутся для Ноя самой счастливой порой его жизни. Это описано прекрасными его стихами- чистыми и просветлёнными. Он счастлив тем, что «нужен людям позарез», что «его святое ремесло» позволяет ему «спасать от гибели страждущих»:

Дом скромно выглядел снаружи.
Приземист. С виду неказист.
Он укрывал от зимней стужи.
Он приглушал метели свист.

Идёшь домой ненастной ночью,
Пускай ты вымок и продрог,
Какое счастье вдруг ввочию
Увидеть из трубы дымок.

А после-  просветленным, чистым
Идёшь опять сквозь степь и лес
К таким же избам неказистым,
Где людям нужен позарез.

О, сколько страждущего люда
Тогда от гибели спасло
Тебе дарованное чудо,
Твоё святое ремесло!

Усталый мир послевоенный
Покоем грезил и теплом...
Давно на город современный
Ты променял свой прежний дом.

Пусть каждый день теперь размерен,
Но сознаешь, что никогда
Не будешь счастлив в той же мере,
Как в те нелегкие года.

Однако все эти годы ему приходилось  сталкиваться с проявлениями антисемитизма, о чем с горькой иронией рассказывает стихотворение «Псевдоним»:

«Твои стихи до строчки, до одной,-
Сказал редактор,- все пойдут в печать,
Но, согласись со мною, имя «Ной»
На «Николай» бы надо поменять.

В поэзии нередок псевдоним,им
Великие не брезговали им”.
Я все стихи забрал, но за порогом
Внезапно пожалел, что промолчал.

Подумал, что сказал бы Павел Коган,
Который с детства не любил овал,
Который с детства угол рисовал.

Глубокое возмущение вызывала у Ноя преступная показуха- когда даты наступления на фронтах полгоняли к очередной праздничной дате. Ведь это приводило к неоправданной гибели солдат:

Я ненавижу праздничные даты,
Как поколенья моего солдаты.
Ещё не время было наступать,
Ещё к атакам шли приготовленья,

А нас уже бросали в наступленье,
Чтоб о победе власть рапортовать.
Мы шли, как штрафники, в разведку боем,
А генералов славили запоем.

О, сколько полегло тогда солдат!
Поменьше бы таких Великих дат.

Много стихов Ноя посвящены раздумьям об окружающем нас  мире, о судьбах человечества. На исходе хх века он выражает надежду на  лучшее будущее для наших детей и внуков в наступющем веке:

Каким жестким был двадцатый век.
И вот он, слава Богу, на исходе.
А что оставят людям и природе
Его годов медлительность и бег?

С ним не сравнится древности оскал.
Безумие костров средневековья.
Он отступает, пресыщенный кровью,
В которой утешение искал.

Что будет в двадцать первом - впереди,
Какую он получит эстафету?
Детей наших и внкуов пощади,
О, господи, услышь молитву эту!

О, новый век,надежды ореол,
Забудь о нем, столетии двадцатом.
Два прколенья он перемолол-
Не окажись его послушным братом.

Твоих годов медлительность и бег
Пусть дарят свет и людям, и природе...
Каким жестоким был двадцатый век!
Теперь он, слава Богу,на исходе.

К сожалению, эти надежды НОя Рудого не оправдались. И пугающе актуально звучит
сейчас его стихотворение:

Брат на брата. Народ на народ.
Рукопашная,грохот орудий.
Как подумаешь- ужас берет.
Не пора ли одуматься, люди!

Сколько можно бороться во мгле!
Ничего мы враждой не докажем.
На одной мы живём земле
И в одну с вами землю ляжем.

В лихие девяностые Ной переехал в США, где жил  свои последние годы- совсем не в той стране, которую защищал и за которую пролил свою кровь, в которой получил звание заслуженного деятеля науки,где издал четыре книги поэзии.
Но и Америке Ной продолжил свою поэтическую миссию поэта- фронтовика.
В  2004 году Международное ОБщество Пушкинистов присвоило ему звание «Поэт года»
Вот некоторые из его последних стихотворений:

Совсем недавно в мастерской протезной
Примеривал я свой протез железный
Среди таких же,как и я солдат.,
Которым далеко за шестьдесят.

Был юноша один на костылях средь нас,
И рвался из его усталых глаз
Мне душу обжигающий упрёк:
«Что мой отец- он знать войну не мог...»

Но ты, узнавший ужас тех дорог,
Так ты, скажи ...

И ещё:

Я знал, что не погибну на войне,
В какую не попал бы переделку.
Мне внучка вдруг привиделась во сне.
Она из рук во сне корила белку.

Я развожу руками: «Бог с тобой!
Откуда ты?ведь мне годов-  то двадцать !».
«Ну что- же,- говорит- самой судьбой
Приказано тебе меня дождаться...».

Дождался. Выжил. Постареть успел.
Таскаю внучке всякие игрушки.
И вот сегодня утром подсмотрел,
Как белку кормит на лесной опушке.

Все точоно так, как в том далеком сне.
Я знал, что не погибну на войне.

На Родине после отъЕзда Ноя забыли о  фронтовике- патриоте.
Ему не нашлось места ни в евтушенковских «Строфах века», ни в справочниках Союза Писателей СССР, ни в трехтомном библиографическом словаре  Российской академии наук «Русская литература хх века».  Содержание этого очерка  убедительно показывает, насколько все это несправедливо.


Автор текста Доба Каминская