Подарок

            
        Вчера её не было в школе. Наши классы — соседние на этаже. На каждой переменке в коридоре я подходил к окну. Вставал небрежно, вполоборота, как будто не очень интересуясь, что там, на улице. Так я видел и коридор, и школьный двор. Прошли все четыре урока. Она ни разу не вышла из класса. Может быть, не хотела? Или пыталась наспех сделать домашнее задание, на которое дома времени не хватило? Вряд ли! На перемене дежурный по классу выпроваживал всех в коридор, её одноклассницы сразу бежали во двор, и она, как правило, была с ними.

        Когда уроки закончились, мы с Денисом уселись на скамейке во дворе. Я ждал. Вышли из здания школы все, её не было.

В тёплую солнечную погоду девчонки после уроков домой не спешили. Они покидали душные классы, чинно, почти не разговаривая, спускались по лестнице и выходили из школы. И случалось чудо! Глоток вольного воздуха, ослепительный простор двора… Эликсир шальной свободы мгновенно заполнял застоявшиеся мышцы и голосовые связки, девчоночья стайка взрывалась щенячьим восторгом, бешеной суматохой и визгом.

Мальчишек во дворе почти не было. Они вырывались из его границ, осваивали улицы, скверы, дороги с их постоянными приключениями и опасностями.

Девчонка из моего класса что-то крикнула подружке. Я уловил знакомое имя и весь обратился в слух. Но услышал только, что она заболела. Больше о ней не говорили. Девчонки продолжали бегать и скакать, как будто ничего не изменилось. Но изменилось всё. Я вдруг понял то, во что так не хотел верить, — сегодня её не увижу.

— Пошли, чё сидеть. — Данька сильно дёрнул меня за рукав. — Ты спишь?

Я встал, взял сумку, и мы пошли домой. Безразлично, куда идти — все дороги уводили от неё.

Дома я сидел в комнате, не зажигая света, пока мама не позвала ужинать. Уроки сделал кое-как. К телеку не подходил. Книжку с фантастикой взял в постель, открыл — и оставил лежать на одеяле. Смотрел в потолок, ни о чём не думая. Даже не мечтал, чем обычно занимаюсь перед сном. Как будто все мысли и чувства вытеснило одно неотступное желание — скорее бы наступило завтра.

Не помню, как заснул. И вот — утро. День, которого я так ждал, превратился из завтра в сегодня. Я ещё не проснулся, но сразу же почувствовал, что во мне и вокруг всё хорошо. Я её увижу. Всё остальное было мелким и второстепенным. Я открыл глаза, потянулся до боли, вытянув носки. Выдохнул — и в тело, покалывая кожу, вошла бодрость молодого дня. Тело было лёгким и сильным. Сбросил одеяло, встал.

В чистые окна глядело голубое небо — без дна и края. Тихо постукивали часы на стене, шум машин слышался издалека. Спешить некуда, мне во вторую смену. Уроков почти не задали, сегодня две физкультуры. Я свободен! Раньше отец никак не мог меня заставить каждое утро делать зарядку, как он. Я ленился. Но это было ещё до неё. Сейчас без всякого принуждения — делаю. Наращиваю мышцы. Летом она увидит меня на пляже. Посмотрел в зеркало. Да-а-а... Выгляжу не очень! Всё белое, плоское и гладкое. Мышечных бугров не видно. Костлявые коленки выпирают. Отец неделю назад увидел, что я делаю гимнастику, хмыкнул и сказал:

— Молодец. Ты гантели купи и растяжки. С ними дело быстрее пойдёт.

С ним всегда просто. Зато сестра, когда я отжимался от пола, вдруг выдала:

— Влюбился, что ли?

Ещё и хихикнула. Я чуть не лёг на пол, сбился со счёта. Может, она о чём-то догадывается? Нет, не может быть. Они в разных классах, не знают друг друга.
 
Сегодня я первый раз в жизни обтирался холодной водой. Бр-р-р-р. Холодно. Но как хорошо чувствовать холодок, щиплющий чистое тело!

Я быстро поел, оделся и побежал к Даньке. Надо же, с утра даже не сразу вспомнил, что на сегодня мы договорились о важном деле.

Осенью в заброшенном сарае мы нашли наган. Город расширялся, новостройки захватывали земли старых кварталов, застроенных маленькими кособокими бревенчатыми домиками с садами и огородиками. Многие домики уже стояли пустыми, но ещё сохраняли отпечаток жизни хозяев. Дворы, улочки и переулки между домами заросли травой, а весной, после схода снега, там стояли непролазные лужи. В мае цвели в садах груши, яблони, сливы, в конце лета можно было собирать плоды. А ещё летом в этой глуши собиралась окрестная шпана и, говорят, прятались бандиты, убежавшие из тюрьмы. Недавно здесь нашли два трупа. Милиции наехало — тьма-тьмущая. Всё это было гораздо интереснее нашей обычной жизни. Мы часто приходили сюда. Некоторые «на спор» оставались на ночь. Мы жили на пятом этаже, и, выглянув в окно, я иногда видел костры, которые кто-то разжигал в заброшенных домах. Мама не сомневалась, что это бандиты.

В крайнем доме заброшенной улочки ещё весной разобрали сарай. Брёвна увезли, на дворе на влажной земле остались только глубокая колея от тяжёлой машины и захламлённый квадрат на месте сарая. Мы, как говориться, по свежим следам подошли к нему, Данька начал ковырять палкой в мусоре. Поддел какую-то тряпку, потянул вверх — из неё тяжело упал на землю наган. Тряпку кто-то заботливо пропитал маслом, наган казался совсем новым. На месте находки мы всё основательно перекопали, но больше ничего интересного не обнаружили. Особенно жалели, что не нашли ни одного патрона.

Ясно было: наган спрятали недавно. И мы оба сразу же подумали: бандиты! Стало даже немного жутко. А вдруг они где-то рядом, наблюдают за нами? Убьют, засунут в подпол — зачем им свидетели? Завернули револьвер в тряпку, выглянули за забор на улицу. Никого нет. Оглядываясь, побежали к нашим домам. Даже попетляли по улицам, чтобы сбить со следа, если кто-нибудь шёл за нами. В скверике отдышались и долго думали, куда спрятать находку. Решили в конце концов, что Данька возьмёт наган к себе. У него отец уехал, а мать всё время на работе. И самое главное — у Даньки отдельная комната. Данька унёс трофей. После этого я целую неделю не был у него дома. При встречах в школе он рассказывал, что наган осмотрел, но пока не разбирал его. Барабан точно был пустой.

Где же достать патроны? У знакомого казаха я попросил один — от малокалиберной винтовки. Без всяких вопросов казах открыл коробку с маленькими близнецами-патрончиками и один дал мне. И вот сегодня нам с Данькой предстояло испытать оружие. Так хотелось потрогать наган, которого не видел неделю. А уж пострелять…

— Ну, где он?

Данька полез за кровать. Спрятал, называется! Моя мама, когда убирается, кровать отодвигает.

Данька достал коробку. В ней, закутанный в чистую тряпку, лежал наган. Я взял его и впервые в жизни почувствовал, что значит держать в руках огнестрельное оружие. Ощутил себя человеком, который способен защищаться и нападать. Была в нагане совсем особая, грозная тяжесть. В очертаниях ствола, рифлёной, ещё не потёртой рукояти — что-то дерзкое, бесстрашное, неумолимое. Он словно жил своей жизнью. Но тот, кто держал в руках это гордое оружие, получал над ним власть… Барабан вращался, но все гнёзда действительно были пусты. Я пощёлкал курком, наводя на мирные предметы Данькиного обихода.

— Патрон принёс?

Мы отложили бесполезную пулю и стали разбирать наган. Время пролетело незаметно, пора было в школу. Я побежал домой собираться. И по дороге снова накрыла волной мысль, что скоро увижу её. Странно, я не помнил о ней, пока возился с наганом. Дома схватил портфель, бутерброд с колбасой вместо обеда и помчался в школу.

Обычно я приходил в школьный двор раньше неё, садился на скамейку и ждал. Иногда со мной сидел Данька. Это хорошо. Никто не мог догадаться, что я жду её. Но и плохо — он много говорил и мешал. Школа стояла в тупике, поэтому машин на дороге не было. Из-за невысокого узорчатого забора хорошо просматривалась улица, и я издалека видел, как она идёт к школе одна или с подружками. Она шла по правой стороне, потом переходила на левую. Из боковых улиц показывались другие фигурки, их становилось всё больше. Но она как-то выделялась среди всех. Дождавшись её появления во дворе, я поднимался и шёл за ней.

Сестра училась в первую смену, и, когда я приходил в школу, уже была дома. Но однажды она задержалась и, выбежав из школы, заметила меня.

— Ты что сидишь? Ждёшь кого?

— Даньку.

— Да он уже в школе — я его только что видела. Эх ты! Проглядел.

Слава богу, отстала. Ещё бывало, что пацаны, проходя мимо, звали меня с собой. Но я всегда дожидался её. Она никогда не опаздывала — кроме одного-единственного раза, когда я увидел её впервые.

Это было сразу после летних каникул. В школу ходить я ещё не привык, да просто не хотел. Вот и опоздал на первый урок. Тётя Клава не пустила меня в коридор и оставила стоять в вестибюле. На улице шёл дождь. Я встал у окна. Струйки дождя от ветра завивались в разлохмаченные жгуты, разламывались на лету и косо били по стеклу крупными брызгами. В вестибюле никого не было. Вдруг хлопнула дверь. Я обернулся и увидел, как вбежала какая-то девчонка. Её незакрытый зонтик застрял в дверях. Она закрыла его и пошла дальше, стряхивая с волос капли дождя. Остановилась перед большим зеркалом, не отрывая от него глаз и ничего не замечая вокруг. Начала обычную девчоночью пантомиму, радостно и свободно общаясь со своим отражением.

— Красавица, красавица! — сказала, выйдя из коридора, тётя Клава, — Кавалера тебе надо. Вон как раз один мокрый стоит.

Девчонка взглянула на меня. А я — на неё. Сразу отвернулись друг от друга. Она догадалась, что я видел её выкрутасы. А мне было всё равно, что она там обо мне подумала.

После этого я несколько раз видел её в спортзале, ещё где-то. Девчонка как девчонка. Все они — существа из другого мира, и совсем неинтересного. Хотя в нашем классе, я это знал от Даньки, несколько мальчишек были уже влюблены. Но я был увлечен совсем другими вещами, разными и интересными.

Однажды я вдруг увидел её во сне. Она протягивала мне руку и смеялась. Больше ничего. Только протянутая рука, счастливый смех и близко, близко её глаза. Я задохнулся от того, что нахлынуло на меня так внезапно. Вынес её из сна в своём мальчишеском сердце, которое ещё никогда не любило, не знало что это такое. Каждая клеточка моего тела словно заполнилась новым, непонятным чувством. Я не знал, как её зовут, где она живёт, с кем дружит и кто её родители. Да меня это и не интересовало. Всё это — не она, а то, что случайно оказалось рядом с ней, в её орбите, поэтому неинтересно. До боли хотелось видеть её каждое мгновение. Я готов был сделать для неё всё.

Сегодня она не опоздала. Школьный день пошёл своим чередом. А потом мы подрались с Олегом. Он жил на соседней улице, и мы иногда шли домой одной дорогой. В нашей школе он с третьего класса. Вначале ничем не выделялся. А потом, когда мы стали старше, у многих, и у меня тоже, отношения с ним начали портиться. В конце лета он взял на время мой складной ножик — немецкий с выбрасывающимся лезвием. Такие ножи ценились у блатных, и у меня не раз пытались его отобрать. Но для метания он не приспособлен. А Олег стал кидать мой нож во что попало. Я несколько раз предупреждал его — не надо, сломаешь. Так и вышло —отломилась рукоятка. Олег даже не извинился. Ещё заявил:

— Дрянь ножик. Сталь плохая.

Между нами с тех пор пробежала чёрная кошка. Разговаривали только по крайней необходимости, обоим при этом было неловко. Потом он рассказал нашим «противникам» по «войнушке» про секретные входы в блиндажи, которые мы построили в заброшенном саду для игры. Они туда забрались, часть вещей утащили, остальное поломали. Были ещё пакости. Олег чем больше шкодничал, тем больше злился. И вот на перемене прямо ему в голову угодил мяч. Он огляделся, ища выхода для своей злости. И решил выплеснуть её на мою персону. С криком подбежал, схватил меня за грудки. Я его оттолкнул. Звонок помешал нам, и мы договорились закончить после уроков. Школу окружал забор, а за ним до ближайшей многоэтажки простирался пустырь. На нём хотели, но всё никак не могли устроить детскую площадку. Здесь многие поколения школьников выясняли отношения и занимались прочими запретными делами.

Дрался Олег зло и не трусил. Мне сначала досталось. Но потом я понял: когда он нападал, то наклонял голову, и мои кулаки скользили поверх его головы или по плечам, не причиняя никакого вреда. Я только отбил костяшки пальцев. В очередном нападении я ударил снизу и разбил ему губу. Ещё одним ударом расквасил ему нос. Потекла кровь. Драка остановилась. Меня окружили пацаны, Олег стоял один, вытирая кровь, то ли всхлипывая, то ли прерывисто дыша.

Откуда про нашу драку узнали девчонки, не знаю. Потом говорили, что Олег рассказал о предстоящем поединке своей подружке Ленке Кош. Они собрались и смотрели на происходящее, стоя у школьного забора молчаливой стайкой.

Она тоже стояла и смотрела на Олега, у которого кровь не переставая бежала из носа сквозь пальцы и обильно капала на землю и брюки. Из группы девчонок выбежала Ленка Кош, подлетела к Олегу и подала платок. Он зажал платком хлюпающий нос.

— Дайте ещё платок, кровь не перестаёт! — крикнула Ленка девчонкам.

Те молчали.

— Быстрее!

Девчонки зашевелились, полезли в сумки.

— Пусть он ляжет носом вверх и так полежит. Кровь остановится, — посоветовала самая знающая.

Олег послушно улёгся на траву. Ленка подложила ему под голову свою сумку. Я стоял и смотрел, не зная, что делать. Начал заправлять рубашку в брюки. Ленка обернулась, взглянула на меня, махнула рукой:

— Уйди! — в голосе слышались слёзы. — Как ты мог!

— Сам виноват. Пусть не лезет, — сказал я.

Все девочки повернулись ко мне. И вдруг я отчётливо услышал её голос.

— Дурак!

На меня она не смотрела. Изрекла приговор и демонстративно отвернулась. Захлестнула обида, острое чувство несправедливости. Ничего сделать нельзя, свою правоту объяснять бесполезно. Она не захочет услышать, а другие, глядя на мои старания оправдаться, могут понять, что это из-за любви. Подошли мальчишки из класса, и мы двинулись с пустыря. С Олегом остались только девчонки — все пацаны были за меня.

На следующий день, проходя по школьному двору мимо девчонок, сразу заметил, что они умолкают при моём приближении, неприязненно косятся.

И она при встречах не смотрела на меня. Вообще-то я и раньше для неё не существовал. А может, всё-таки замечала мои взгляды и старания её увидеть? Вот ведь как получается: во время драки она точно обратила на меня внимание. Знает теперь, как меня зовут, в каком я классе. Я ведь так мечтал, что это случится. Называется — мечта сбылась!

Теперь я мечтал о том, как встречу её и всё объясню. И она скажет, что я смелый, настоящий парень и во всём прав.

У меня есть любимое время помечтать — перед сном. Раньше я представлял, например, что побеждаю на разных соревнованиях всех ребят из нашей школы. Да что там школа — попадаю на Олимпиаду и побеждаю на марафонской дистанции. Или решаю на уроке математики сверхсложную задачку. Наш математик, Евгений Михайлович, сообщает в Академию наук о моих суперспособностях, и вот уже я — самый великий учёный планеты Земля!

Теперь центром всех моих фантазий была она. Вместе с ней я уносился в страшные миры, где бурлили огненные моря и разбивались космические корабли, где подстерегали древние чудовища и строил козни загадочный внеземной разум. В этих мирах я, умный, могучий, бесстрашный, защищал её от всех опасностей. Или мы жили на необитаемом острове. Каждый сюжет продумывался до мельчайших подробностей. И от сюжета к сюжету не менялась суть: я спасал её, она влюблялась в меня. И всегда на самой грани перехода сна в явь говорила: «Мне с тобой не страшно»…

На большой перемене мы с Данькой пошли в буфет, заняли очередь. Впереди стояли несколько девчонок. И она. Взглянула прямо на меня — и в то же время как будто не видя. Мы долю секунды встретились глазами, она отвернулась, а я не мог отвести от неё взгляда. Я вдруг понял, что она не держит на меня зла.

И ещё один раз я видел близко её глаза. Это было в конце зимы. После оттепели мороз вновь покрыл школьный двор шероховатым льдом. Первоклашки из первой смены раскатали ледяной панцирь до стандарта олимпийского катка, по которому можно было проехаться на своих двоих — как делали мальчишки — или осторожно пройтись, держа друг друга за руки — как девчонки. Уроки закончились, и мы шли по двору, рядом, но не вместе — она чуть позади меня. Кто-то из стремительно скользящих по раскатанной дорожке мальчишек задел её. Толчок был сильный, она покачнулась, вскрикнула и непроизвольно ухватилась за меня. Вряд ли она знала заранее, что это был я. Я быстро обернулся и успел подхватить её. Неожиданно обнявшись, мы оказались очень близко друг к другу. Я сразу же потерял способность соображать и говорить. Потерял себя. Был и не был. Фонари хорошо освещали школьный двор, подсвечивая запорошенные снегом деревья и узорчатую решётку между ними. Медленно падали крупные белые снежинки. Близко, близко я видел её большие глаза и длинные чёрные ресницы, на которых таяли снежинки. В её глазах ещё мгновение сохранялся испуг не случившегося падения. И вдруг глаза засмеялись. Я знал, что этот смех — не надо мной, а навстречу мне. Знал всем рванувшимся к ней сердцем. Я, кажется, что-то сказал. А она произнесла: «Спасибо».

Вскоре к нам в класс пришёл новый ученик — Роберт. Все девчонки из класса были в него влюблены. По крайней мере, мне так казалось. Мы все знали, что он немец. Но по-русски Роберт говорил очень чисто. Лишь иногда можно было уловить лёгкий оттенок акцента, заметить неправильное строение фразы. Немецкий он знал блестяще. На нём он подолгу разговаривал на уроках с нашей «немкой», они смеялись, жестикулировали, судя по всему, хорошо понимали друг друга. Чистенький, опрятный не отличник, но и не троечник, Роберт всегда всё делал хорошо. Друзей у него не было. Его семья жила в пятиэтажном доме для начальства. Красивый дом, около него росли ёлки. Не знаю почему, но я сразу же подумал: если она увидит Роберта, то обязательно в него влюбится. И почувствовал к нему неприязнь. Наблюдал за ним. Он всё делал лучше, чем я. Как-то я спросил сестру.

— Роберта из нашего класса знаешь?

— Он, говорят, с Наташкой ходит? — выдал я первое попавшееся имя.

— А тебе зачем?

Сестра явно что-то почувствовала и не дала развернуть хитроумную систему вопросов, которые должны были прояснить, с кем Роберт ходит на самом деле. А вечером мама взялась мне внушать, что думать о всяких Наташках в моём возрасте ещё рано. Ладно, пусть так. Главное, правду они с сестрой не угадали.

Как-то я задержался в классе и вышел, когда во дворе школы уже никого не было. Дорога тоже опустела — все уже дома. Посмотрел по привычке в сторону, откуда появлялась она… Её я узнал сразу. А рядом с ней — Роберт. Его угадал по красивому рюкзаку — такой был только у немца.

Однажды на Чёрном море мы с папой и мамой заплыли далеко. Тёмная глубина пугала, я крикнул, что надо плыть назад. Вдруг совсем рядом вспенилось море, большие чёрные туши начали выбрасываться из воды, с шумом обрушивались вниз, поднимая тучи брызг. Меня сковала судорога страха. Я не мог плыть, вообще не мог пошевелиться.

Подплыл отец, начал меня успокаивать спокойно и весело. Это были дельфины.

И сейчас меня поразила оглушающая неожиданность. Это бы не страх, а чувство крушения всего. Не сознавая, что делаю, я шагнул вперёд. Остановился, потом сошёл с дороги за берёзки. Я боялся, что меня увидят. Но они не оглядывались. Шли, о чём-то говорили, иногда поворачивая друг к другу смеющиеся лица. Ничего не замечали вокруг, занятые только друг другом. Я смотрел на них, пока они не свернули за угол. Дошёл до остановки. Посидел там на скамейке и двинулся назад. Я впервые тогда понял, что иногда жизнь загоняет в тупик, и единственным выходом из него кажется смерть. Эта боль оставалась во мне ещё очень долго.

***
Позвонил внук:

-Дедуля, что тебе купить на праздник?

- Ничего не надо!

- Как ничего? Ты что не любишь подарки?

                Раньше я любил и с удовольствием ждал подарки. Сейчас  среди привычных предметов, окружающих мою старость, новые вещи и подарки бессмысленны. Они  не успевают встроиться в мою жизнь и остаются чужими и ненужными.

          Со мной до конца останутся только воспоминания и в них ОНА. Её имя и фамилия  всегда  были для меня тёплыми и нежными. И сейчас, когда я произнёс её имя, во мне вдруг всё замерло, мир исчез. Осталась только ОНА — дорогой  ПОДАРОК неумирающего прошлого.