ЛОХ

- Послушай, что ты все лепечешь и ноешь про своё горе и печаль. Ну поссорился с женой, ну наорал на нее, ну не разговаривает она с тобой целых два дня. Какая на фиг херь. Уже сегодня вечером будет твоя Анхен лелеять и кохать тебя в теплой постельке.
Кстати ты помнишь нашего полкового лекаря, Антона Коваленко? Так вот, умер наш Склифосовский. Недавно…. И, что самое интересное я встретил его случайно за месяц перед его кончиной. В тот вечер, возвращаясь домой мне до чертиков надоело болтаться в пробке сидя в машине и я сказал Андрею, что  пойду прямо по маршруту пешком, а когда пробка рассосется или я устану, то сяду  обратно. Короче на телефоне...И я пошел. Я не знаю, что сбрендило мое сознание, но я уже лет десять не ходил по Московским улицам просто так. Из машины в контору, из конторы в машину. Ну, иногда театр или ресторан и опять не более пятидесяти метров. Я даже стал интуитивно бояться проходить по городу Москва больше. А тут, как Гарун аль Рашид, решил пройтись с народом по Новому Арбату. Машины тупо стояли в глухой пробке, а я, окунувшись в народ, шел и пристально вглядывался в идущих на встречу и получал давно забытые ощущения. Я моментально влюблялся и тут же забывал идущую на встречу красотку лет двадцати пяти, ибо  рассекая толпу, плыла уже иная принцесса в окружении шлейфа восторженных взглядов. Мужики были то же весьма колоритны и забавны, но, конечно же, более блеклые по сравнению с дамами. Короче вечер даром не пропадал. Подходя уже к Садовому кольцу, я вдруг почувствовал пронзительный, острый взгляд высокого мужчины, в дорогом и стильном кашемировом пальто. Модная оправа чуть-чуть скрывала до боли знакомый взгляд. Но я сразу не смог узнать - кто это. Мы оба замедлились и протянули машинально друг другу руки. И только при прикосновении наших ладоней я  узнал его.
- Антоха! Братишка.....
Мы обнялись и на секунду замерли ......
Это бывает верно, не только перед смертью. Но за эту секунду я вспомнил всю нашу недолгую совместную службу. Мы оба попали в Афган  в 85 году. Впрочем, как и ты. Помнишь, каков красавец он был. Как он с нами ходил в поиск Я ни когда не забуду, когда два бойца подорвались и лежали среди скал истекающие кровью, а нам надо было продолжать идти на перехват каравана за перевал, он не побоялся и остался ждать вертушку до утра, колдуя над бедолагами. И командир не мог оставить с ним ни  одного бойца. Ибо при потере уже этих двоих вся операция была под угрозой. Антохе оставили тройной боезапас (его и подорванных), медикаменты, воду. Скала надежно защищала его тыл, а из валунов мы сделали, что-то наподобие крепостной стены. Мы  уходили, не оставляя ему даже рации, одна была взорвана, другая - нам. Он спокойно работал с ранеными. Три автомата,  подсумки с рожками, гранаты  и пистолет вряд ли спасли бы его от духов. Но попортить нервы он им бы смог. Короче мы уходили.  Что касаемо меня, так я точно не смотрел при прощании  ему в глаза. Через семь часов марша, в шесть утра, за перевалом на горной тропе, мы накрыли караван. В живых не остался ни кто, ни караванщики-духи, ни их ослы, ни их верблюды. Взорвав   караванный груз, по рации вызвали вертушки. К восьми часам утра  подлетели два крокодила. Один патрулировал кругами над нами, а другой, зависнув, чуть не касаясь камней, принял всех нас на борт. Теперь за Антохой и ранеными. Лету пятнадцать минут.  Подлетая к  месту дислокации нашего доктора и раненых, вертолеты, вдруг сделав крутой вираж, понеслись на базу.  Командир, что орал через ларингофон  экипажу, но через час мы оказались  все на базе. Как сообщили уже нам на земле,  по данным разведки после нашего расстрела каравана, духи  оседлали со «Стингерами» окружающие  вершины и ждали, когда мы прилетим за своими бойцами. Один вертолет  из другого звена при  попытке  эвакуировать ребят был  подбит. Все прекрасно понимали – шансов у Антохи и бойцов ровно ноль. О ситуации узнал Варенников. Он был в ярости и приказал любой ценой вытащить наших. Тогда еще «бойцы невидимого фронта» нефтью и газом не торговали, а по сему толк в своей работе они знали очень неплохо. Короче, в обмен на трех полевых командиров,  нам разрешили  прилететь и забрать Антоху с ранеными. И на все про все ушло меньше суток. Когда мы прилетели, Антоха орал на нас как пораженный. Он материл и нашу армию, и компартию, и отцов командиров, и чуть в морду не залез майору из штаба армии прилетевшему с нами. Наш доктор,  хоть и был из семьи глубоко интеллигентной, но матерился как пьяный матрос и извозчик вместе взятые.    Да, сейчас вспоминаешь об этом со смехом, но тогда.... Под пристальными взглядами наблюдавших  через бинокли духов, мы устроили, точнее не мы, а Антоха, балаган, цыганочку с выходом. Патронов у Антохи практически не осталось. И уже был готов пистолет для ритуального ухода из жизни советского офицера. Ибо при ином раскладе, попавшись к душманам….Мы видали, что творят с нашими пленными.
Оба бойца были живы, и даже очень ничего. Антоха, всегда с собой таскал американские  медикаменты, отбитые у духов. И поэтому целительное действо морфия и антибиотиков, переливания  американских растворов в вену через американские же пластиковые капельницы (чудо, не виданное в Союзе еще лет десять), ну и конечно профессионализм нашего Пирогова сотворили  сказку. У Антохи был самый красивый полковой медицинский пункт, всегда блистающий чистотой. Два года пролетели. Мы с ним больше не виделись. Правда, периодически прилетали весточки о нашем Антохе. Он закончил после Афгана академию, служил в Москве, в каком-то госпитале. Поговаривали, что в Бурденко. Но я как человек здоровый, и потом приписанный к Кремлевской поликлинике к врачам не обращался. Да и потом, мало ли с кем мы служили.
И вот подарок судьбы. Антоха. Чуть пополневший, солидный, в дорогом и стильном прикиде. И опять я нарушил свой установленный порядок. При моем положении даже самые мало-мальски знакомые и давно забытые люди, пытались сразу же  при  случайных встречах затащить меня  в рестораны, домой, в баню.  Я всегда вежливо отказывался и старался, что бы больше их не видеть. Но тогда, при  встрече с Антохой, я просто сошел с ума. Да, как странно предначертан был тот день, вышел из машины, пошел пешком и наконец, встретил Коваленко.
-Антоха, братан, тринадцать лет, тьфу ты на фиг, двадцать три года не виделись. Все, немедленно в ресторан. Ни каких отговорок, немедленно.
Я смотрел и не мог насмотреться на Антоху и видел его все тем же молодым лейтенантом медицинской службы. Время будто сместилось и я вновь ощущаю себя  молодым и неприкаянным, какими  мы и были все в то время. Антоха неожиданно быстро согласился. Я не люблю рестораны вокруг Арбата. И мы решили поехать в «Кавказскую Пленницу», на проспект Мира. Путь предстоял долгий по глухо стоявшей в пробке Москве. Но спешить уже было некуда. Я позвонил жене и сказал, что срочно возвращаюсь на работу.
 Антон все знал про меня и это при моей публичности было не трудной задачей. Он же после Ленинградской академии попал в Москву, в госпиталь и служил там анестезиологом-реаниматологом. Дослужился до подполковника, был начальником отделения, постоянно мотался в Чечню, Дагестан, Ингушетию. Защитил кандидатскую диссертацию. И все было неплохо. Но закончилась война. В госпиталь овеянный славой и легендами стали стремиться попасть уже не только военные, но и Российская знать. При этом война закончилась, летать уже стало не нужно на войну. А должность начальника реанимации стала приносить ощутимый материальный достаток и повышать социальный статус. Резко расширялся круг  знакомства с разными полезными людьми из власти и бизнеса. Антоха стал мелькать на экране телевизора. И тут  вдруг подрос молодой и бесконечно талантливый молодой капитан, сын одного из замов начальника  наградного отдела президентской администрации. И пришел этот сын к папе и сказал,
- А хочу я папа стать начальником реанимации и очистить «Авгиевы конюшни» от коррумпированного и на всю голову контуженого подполковника Коваленко. 
Папа очень любил свое чадо, тем более не далее как год назад он помогал в получении награды ну очень высокой, начальнику госпиталя. И тогда ему, отцу талантливого ребенка, начальник госпиталя говорил о своем патронаже и всяческой протекции подрастающего гения медицины.
Антоха  поднял все свои связи. Антохе все и все обещали. Но папа оказался сильнее всех.
Антоху вызвал начальник госпиталя и показал ему заявление от одного из родственников лечившегося у него больного. Там ярко и в красках обрисовывал, что Коваленко Антон Владимирович, вымогал у него взятку в размере трех тысяч долларов США. 
Антохе  было предложено тут же написать рапорт об увольнении  в присутствии начальника отдела кадров и  юриста. Антоха, понимая, что не в этот, так в другой раз его четко защучат, матерясь и проклиная всех сидящих в кабинете начальника госпиталя, рапорт написал. Через неделю он был гражданским человеком. Его сразу же взяли в московскую клинику и, там он возглавил отделение реанимации. Клиника  была знаменитой, но по сути дела работала как простая городская больница. Круглосуточно, ежедневно, ежечасно и ежеминутно в дежурном режиме.
Мы сели в тихом уютном уголке и под спокойные и красивые грузинские мелодии Антоха продолжал рассказывать о своем житье-бытье.
- Знаешь, Серега, вылетая из армии, я принял твердое и окончательное решение  -  минимизировать свою зависимость от любимого государство и всегда иметь пути для возможно нового отступления. Ведь кто не даст гарантию, что через несколько лет очередной сынок крупного государственного деятеля не позарится на мое место, или очередной главный врач не захочет срубить денег за продажу места заведующего отделения, очередному самородку из Ростова или Еревана.  А посему, параллельно с государственной службой, и это не запрещено законом, я организовал медицинскую фирму совместно с одним  доктором, так же вылетевшим со мной из армии. Мы начали консультировать, оказывать помощь  больным и немощных по всей стране.  За время наших предыдущих лет на Кавказе, мы  стали, как родные для местных докторов и местной элиты. Нас хорошо знали, нам верили, так же знали, что мы не боимся ни смерти, ни поездок даже в самые дальние горные селения. И это выгодно нас отличало от всей остальной шатии-братии московских консультативных фирм. Потихоньку мы завязали отношения с Германией и Израилем и на взаимовыгодных условиях  наиболее достойных граждан нашей страны переправляли на лечение заграницей. Представляешь, Серега, работа в больнице, работа в фирме. Времени свободного  вначале просто не было. Тем более во  вверенной мне в руководство реанимации  поток тяжелых больных был нескончаем. Ты даже  не представляешь, как отличается гражданская медицина от военной. И главное отличие это полное отсутствие понятия об организации. Хаос, некомпетентность и воровство, вот что лежит в основе организации гражданской медицины. Могут быть прекрасные профессора, отличные врачи и профессиональные медсестры. Но все эти достоинства нивелируются тупыми администраторами. Я не раз видел, как главный врач «опускал» прилюдно, смешивал с грязью, на большой конференции кого-нибудь из знаменитых  на всю страну профессоров или заведующих отделениями. А что касаемо снабжения, так это вообще катастрофа. Из полагающихся мне на неделю ресурсов отпускалось не более в лучшем случае двадцати процентов от требуемого. То есть восемьдесят процентов лекарств, расходных материалов покупали родственники. При  этом существует негласный приказ, даже если родственник может купить лекарства, а их нет в отделении  или в больнице в наличии,  то пусть лучше пациент умрет, но лекарств у родственников не просить.  Согласиться с такой фашисткой, геноцидной концепцией я не мог. И прикрывшись негласным согласием профессора Исаева, я обеспечивал недостаток лекарств за счет родственников. Я убедил Исаева, что если им прооперированные больные будут помирать в таком же темпе, что и сейчас, то от его славы великого оператора скоро не останется ни  чего. Для того, что бы родственники несчастных больных видели, как относится персонал к  лечебному процессу, я разрешил свободное посещение родственниками больных. И это была бомба, первое отделение реанимации, где родственники не унижаясь и не покупая возможность увидеть своего близкого, свободно, в указанное время могли посещать больных. Процесс пошел. Первые два года я не видел ни выходных, не проходных, не гулял полностью в отпусках. Я проводил практически все выходные и праздники на работе. За это время раз десять чуть не вылетел с работы, но и не получил ни одной жалобы от больных и их родственников. При этом снизил ровно в два раза число умирающих в отделении за год. Да, я прекрасно понимал, что если бы ни «крыша» профессора Исаева, меня бы давно схарчила местная администрация. Но Исаева администрация боялась, ненавидела, но терпела. Еще бы, Исаев, спасший дочь самого богатого и влиятельного человека России, проводил теперь с этим человеком все праздники и стал близким другом его. Но даже этот человек не мог сделать Исаева главным врачом и руководителем нашей богодельни, что было мне абсолютно не понятно. Но ты-то Серега, как опытный царедворец это можешь понять?
- Я не стал объяснять Антохе, все превратности административных каверз и тонкостей, он бы все равно их не понял. Как в прочем и многие нормальные люди.
Антоха продолжал,
- Ты знаешь, вдруг жизнь при всей напряженности и тяжестях заиграла новыми красками. И, конечно же, особую прелесть новому этапу в моей жизни придавали деньги. Ну, во-первых, я построил дом в 15 километрах от Москвы по Новой Риге. Дом просто сказка по проекту моей любимой жены. Комфорт и достаток, каждая мелочь интерьера радовали мою душу. У каждого в семье по машине. Я давно перестал заглядывать в карман своим пациентам и их родственников. Шок и неуверенность после увольнения из армии, к пятому году гражданской жизни постепенно проходили. Но представляешь, Серега, ну не было того ощущения полета и свободы, правильности жизни, что-ли, как во время офицерства. Представляешь, не хватает четких приказов и чувства своей абсолютной нужности. В гражданской медицине ценность каждого отдельного специалиста, врача определяется его лояльностью к руководству клиники. И если ты будь хоть самым распрекрасным специалистом, классным хирургом или терапевтом, но при этом чем-то не подходить администрации (просто морда им твоя может вдруг не понравиться или оперируешь ты или лечишь во много крат лучше одного из руководителей)  то жизнь твоя превратиться в ад. Тебя по любому, ничтожному поводу (например, опоздал на пять минут на обход главного врача) могут отстранить от операций на три месяца. А в это время к тебе уже очередь, именно к тебе, а не главному врачу или его замам, на целых полгода. В конце концов, ты понимая, что оставшись без работы, ты просто умрешь, тебе приходиться идти на компромиссы, через унижения собственного достоинства, преломляя и ломая себя.  Ты прекрасно понимаешь, что такая ситуация ни в одной твоей больнице. Что банда чиновников-мизантропов от медицины занимает все руководящие посты, начиная с главного врача и его замов и заканчивая министрами здравоохранения. Этой банде абсолютно не нужны профессионалы и люди с большой буквы. Ибо, тогда им придеться отвечать за ту античеловеческую организацию медицины, умерить свои воровские утехи и, в конечном счете, уйти или сесть в тюрьму. Поэтому этот профсоюз убийц и поддонков будет биться за свои интересы, при этом пиаря себя, как выдающихся деятелей науки и здравоохранения, постоянно мелькать на экранах телевизоров и создавать легенду о величии и славе ведомой ими медицины.
Послушай, Серега, ты ведь запросто можешь проверить величие наших пропиаренных профессоров и академиков от медицины. Загляни в интернет и посмотри индекс цитирования научных работ в зарубежной литературе наших деятелей. Заглянешь и все поймешь, индекс цитирования стремится к нулю. 
Самое главное, спасенные тобой больные, их родственники твое исчезновение из врачебных рядов даже не заметят. 
Но я еще хочу сказать  тебе, что вы, вы я имею в виду вас власть предержащих, когда становится вам совсем уж плохо и вы не успеваете рвануть за границу, или жмете копейку и думаете проскочить на дурака, обращаетесь за помощью в наши богадельни. И тут поверь мне, вы сразу же превращаетесь в обыкновенных граждан. Нет вам еще хуже. С одной стороны вашим родственикам и вам говорят, что все нормально, все перед вами стоят на задних лапках и преданно смотрят в глаза. Но ведь лекарств как не было в больнице так их и нет. И у вас их ни кто не попросит, побоятся. А значит лечиться вам на остатках, это раз. Во-вторых, вы лежите в тех же самых палатах, я имею в виду реанимации, где и лежат все простые смертные. А что это значит? А то, что на пример, в моей реанимации воздушные фильтры в системе очистки воздуха не менялись пять лет, несмотря на мои рапорта и слезные обращения. Реанимация моя пять лет не "мылась", то есть пять лет   не проводилась полная дезинфекция помещений. Санитарно-эпидмиологический режим нарушен окончательно и бесповоротно. Такие отделения, как мое, стали источником бактериологического оружия. Ибо, микробы которые селекционируются в таких отделениях не убиваются ни какими антибиотиками. Так вот, крутой перец из вашей команды, попадая по недомыслию руководства или по скудности ума и жадности родственников в нашу клинику,  вместо того чтобы при имеющихся возможностях рвать на запад, во многом обрекает свою жизнь на страдания или смерть. Ну нет, не все умирают, к счастью не все. В прочем основная масса людей имеющих деньги, давно уже облюбовали себе западные клиники, где и поправляют себе здоровье.
Самое печальное, что во время моих командировок за рубеж, мне постоянно приходиться видеть как можно нормально и классно работать, что и делают наши коллеги из Европы. Еще один прикол, когда наши дутые величины от медицины приезжают после командировок из Западных клиник, то они обязательно на конференциях рассказывают, какие же они немцы (швейцарцы, французы, итальянцы ….) тупые, как они все делают не так. И только в нашей клинике мы впереди планеты всей. А молодые последователи наших светил в это время почмокивая губками и кивая головками радостно соглашаются со своими наставниками. И ты видишь, да подрастает очередная поросль негодяев и подонков.
  Вот так дружище, внутренний конфликт все растет, адаптация к ситуации у нормального врача, да и просто человека просто невозможна, и тогда приходит время депрессии, постоянной, волнообразной со спадами и подъемами, но непреходящей. Все бросить и послать всех и вся? Но поверь, нормальный врач кроме, как врачевать больше ни чего не сумеет делать. Да, я уже финансово и морально подошел к этой черте. По сути дела, моя зарплата в клинике всего лишь малая толика от того, что я зарабатываю в своем деле. Но, как представлю, что все, что сделал за эти годы рухнет.....Ну, слава Богу, все же в отличие от других коллег есть у меня и моей команды возможность работать вне чиновничьего беспредела, работать по честному и профессионально в своей компании. Но поверь, это не стационар и этого, для меня как врача  мало. 
И вот посмотри с одной стороны уважаемый человек, прекрасная должность, свое дело, хороший достаток и в то же время при полном осознании всего происходящего  непроходящее чувство тоски и неразрешенности ситуации.
Жена в это время абсолютно не понимает тебя. Отчего, когда все хорошо в доме и на работе, непонятные вспышки гнева и раздраженность.
С какого-то времени, я уж даже и не помню сколько лет, может быть два - три года назад, я вдруг перестал делиться с женой происшедшими событиями на работе. Да, дети стали жить отдельно, дом громадный, и мы вдруг перестали разговаривать. Нет, конечно, не совсем, просто диалоги стали формальными.
- Как дела, дорогой?
-Все нормально, любимая.
И все....Каждый начинал заниматься своими делами.
Что касаемо подружек, то у меня их всегда было достаточно. Но ни когда, ни чего серьезного. Как говаривал, помнишь доктор соседнего полка, Алексей Шумистый, сбить слабо маневрирующею, низко летящую цель.....Но не более. Короче, постоянной подружки у меня не было. Но и без подружек, как то тоже не оставался. Но поверь, Серега, жена для меня всегда была той, для которой все и делалось - карьера, деньги, все мои достижения и успехи.   Ради жены и, конечно же, ради детей. Несколько месяцев назад, когда вечером в постели я пытался приобнять родную, она интуитивно и даже мне показалось с некоторой брезгливостью отдернулась от меня. Я все понял, и больше не пытался повторять... С тех пор мы спим вместе, но раздельно.
Мы махнули по очередной стопке. Я смотрел на Антоху и думал, что нужно срочно заканчивать этот разговор. Какого лешего, я нарушил свои принципы. Пробило на сентиментальность. Встретил друга через тридцать лет. Чаще будешь встречаться с такими неудачниками, скоро окажешься среди них.
Но Антоха продолжал. И я понял, что он уже не столько со мной, сколько с собой разговаривал.
- Несколько месяцев назад, в воскресенье, сидел, печатал отчет годовой, статьи в кабинете. Дело в том, что последние субботы были заняты командировками и времени на текучку просто не оставалось. И наконец, свободные выходные. Я приклеился к компьютеру и доделывал недоделанное. Жена, несколько раз ни слова не говоря, заглядывала в кабинет, а затем пошла во двор и начала очищать от снега стоянку, дорожки. Так же демонстративно оделась  теща и начала помогать ей. Я выскочил на веранду и заорал, что-то непристойное и злое. Крышу сорвало полностью.
Ну а вечером был разговор. Короче, жена жить в такой ситуации не может, и предложила мне несколько вариантов на выбор. Короче развод. Представляешь, это мне - развод. Мне, который жил ради жены и детей, развод. Я всю жизнь, как специально выведенная порода собак жил для семьи. Понимаешь, в основе моего несносного характера лежит профессиональная деформация. Тридцать лет войны со смертью и в постоянном стрессе. Вот и деформировался. А мои близкие видели только приятное от моих профессиональных достижений, и ни кто из них не подумал, что надо быть ко мне хоть чуть-чуть снисходительнее. И если женщина, прожившая с тобой 30 лет не поняла это.....
После последней командировки в Карабек, вообще чуть с ума не сошел. Вот так.
- А что было в Карабеке?
- В глухомани, в маленькой кавказской больничке, после нашего приезда,  при перестановке трахеостомы мы получили глубочайшую гипоксию с брадикардией, практически клиническую смерть. Местные лекари, которые безуспешно лечили раненого до нашего приезда двое суток, не заметили самого главного, что проводимая ими исскуственная вентиляция легких не эффективна по причине негерметичности трахеостомической трубки и через час-два они похоронили бы его. Готовя раненого к перелету в Москву, я взялся переставлять трахеостому. И чуть не получил остановку сердца.  Все удалось, но какой ценой. Вокруг стояла толпа и я знал, что сейчас видя наши дела, они примут нас как за причину смерти их родича, и тогда нам неминуемый конец. Я так это остро почувствовал, как впрочем, и мой молодой коллега. Все закончилось нормально. Ты понимаешь, ни один из членов моей семьи ни разу не сказал папа не уезжай, хватит. Я конечно бы не послушался бы и полетел, но сам факт
- А может они не в курсе, что все так рискованно?
- Да, да не в курсе...Все и все знают. Ведь поездки в Чечню и Ингушетию, Дагестан, это как слетать на Лазурный Берег. Понимаешь, всегда  сдерживали дети, а сейчас детям наплевать. А раз так, то тогда кому я на фиг нужен. Детям все равно.
- Антоха, ты зря так думаешь, дети тебя любят и уважают.  Просто не хотят вмешиваться.
- Да наверно они мудрее меня. Но что значит, не хотят вмешиваться?  Я понимаю их позицию так: у нас своих проблем достаточно, а папа пусть со своими разбирается сам
- Я не знаю, что тебе посоветовать, может у вас давно назревал конфликт, я же не знаю. Может действительно тебе попробовать пожить одному. Хорошее ведь видется на расстоянии. Но мне кажется, что такая жизнь не для тебя...
Мы молча махнули по очередной рюмке. После небольшой паузы Антоха продолжал,
- Это еще не весь ужас. Представляешь при всей моей любвеобильности, ведь во истину я любил только жену свою. Я не знаю, как это все сочеталось, но это именно так. Короче, некоторое время назад, мы сотрудничали с одной из крупнейших частных медицинских корпораций. Мы выполнили несколько труднейших транспортировок тяжелейших больных, кого из регионов в Москву, кого в Германию. Одна из пациенток с геморрагическим инсультом, семидесяти девяти лет оказалась матерью хозяина корпорации. Мы забирали её из маленького городка на Урале. Она была в коме, на искусственной вентиляции легких. Сын и хозяин корпорации, зная прекрасно уровень Московских и иных Российских клиник, сразу же поставил нам задачу  довезти матушку в целости и сохранности в Швейцарию, в Цюрих. Мы решили эту задачу, решили быстро и профессионально. Нам заплатили вдвое больше от выставленного счета. Но это не все. Хозяин и он же сын, которого звали  Михаил Исаакович, пригласил нас на обед в ресторан. Нас - это меня и моего компаньона Никиту. Ресторан был весьма помпезен. С плавающими рыбками под стеклянным полом и услужливыми до приторности официантами одетых под матросов, причем в пидарастических шапочках. В означенное время мы подъехали к ресторану. Войдя в камерный зал, где должно быть мы должны были сидеть одни, я увидел за столом Михаила, благодетеля нашего, Исааковича и очень симпатичную брюнетку лет тридцати двух с пронзительно голубыми глазами, в стильном, дорогом, но не пошлом черном костюме и белой блузке. Серьги и колье ее, явно тянули на пол моего дома по цене. Но все это было со вкусом  и не пошло.
- Да, Исаакович, моих лет, а красотку оторвал обалденную, наверно моложе его детей - подумал я.
 - Элла, представил Исаакович девушку, - Моя дочь и руководитель клиники эстетической медицины, что на Старом Арбате.
    Это было уже интереснее. Обед протекал сдержанно, произносились дежурные фразы о благодарности и о профессионализме. Видно Исаакович очень сильно любил матушку и решил выйти из рамок обычного финансового протокола. Я оценил его поступок. Мне всегда было приятно, когда за нашей классной работой заказчики видели не только коммерческий интерес, но и медицинскую, профессиональную составляющую. Во время обеда я невольно останавливал  свой взгляд на Элле, и уже в мыслях прокручивал различные варианты. Однако во время обеда выяснилось, что Элла в браке, у нее дочь и прекрасный муж – пластический хирург.
- Хе-хе, - подумал я, - Здесь старина тебе ни чего не светит,- Так что расслабься и получай удовольствие от созерцание красотки, и не более.
Обед закончился, при прощании я поцеловал ручку Элле, и вдруг почувствовал какую-то волну, какой-то импульс. Мы посмотрели в глаза друг другу. Мы посмотрели, и увидели то, что каждый хотел.
Элла была крайне сдержанна в эмоциях, но отдавалась мне всегда самозабвенно, как в последний раз. Наши встречи были не так часты и абсолютно не тяготили меня и не телебунькали мою совесть. Но потихоньку процесс стал набирать обороты. Однажды Элла принесла мне приглашение на конференцию в Ницце с билетами и резервацией в гостинице. Пять дней в начале мая в Ницце, с прекрасной и умной дамой были просто невероятны.  Мы наслаждались утренним бризом сидя за завтраком на веранде её особняка. Мы гуляли по набережной. Мы мотались в Монако, мы ужинали в Вентемилье, играли в казино в Ментоне. И, конечно же, любовь, любовь, любовь….
Ночью, проснувшись в громадной постели Эллы, я думал,
После ночных  разговоров с  придыханиями  обо мне,
- Доктор, какой Вы великий....Какой Вы Герой....Какой ВЫ!!!!!!!
Интересно, какую цель ты преследуешь красавица? Я же еще не в той степени маразма, что бы верить в твою льстивую белиберду. У тебя все нормально моя прекрасная олигархочка: умничка ( университет Гарвард, МВА), красота (первый раз дружу с такой красавицей - истинно Пенелопа Круз), успех, деньги ( настоящие, а не жалкие крохи мои) и, конечно же, муж, дети, куча поклонников. Нет. я то же парень ничего..... Но все же мы на разных уровнях. Абсолютно разных. Абсолютно.
А может паранойяльная идейка - ты агентша (ФСБ, ЦРУ, ГРУ, БНД, МОССАД.....)  и сладкая приманка...Но уничтожить меня при моих командировках - "Гавно вопрос". Компрометировать - на мне пятна ставить негде. Тогда зачем ты, зачем рядом, зачем грубейшая лесть с придыханием.....Как говаривал один Великий - НЕ ВЕРЮ!
Возвращаясь в Москву, я вдруг подумал, что это капитальный путь к предательству, предательству жены. И подумал, что хватит, пора завязывать. И потом, Исаакович парень серьезный, да и муж Эллы не простой перец. А то найдут хладное тело мое в одной из подворотен Москвы или окраин со стилетом в брюхе.
С Эллой мы не виделись после этого месяца два. Нет, перезванивались, болтали в скайпе, но воочию встретиться было все как-то не досуг. Перед моим отпуском, а я собирался с женой на машине прокатиться по Скандинавии, звонок Эллы.
- Антон, мне нужно с тобой встретиться.
= Не вопрос, время и место.
- Сегодня, в семь вечера в нашем кафе.
- Отлично, буду, мой генерал!
Тон Эллы был очень серьезный, и я уже предугадывал тему разговора. Видно наступила пора прощания, и Элла поблагодарит меня за прекрасно проведенное время, попросит меня не обижаться, но больше её не беспокоить. Я изображу горе, в моем взгляде блеснет слезинка и ….мы радостно расстанемся. Все, наш кратковременный роман умер. Да здравствует новый роман.
Элла была как всегда безумно красива и изящна. И я уже подумывал, как отыграть ситуацию обратно, и  продолжить наш роман.
- Антон, я беременна, десять недель…..
Ревизор, немая сцена…..
- Так, надо полагать я отец.
- А кто же еще, я кроме тебя уже год ни с кем не сплю.
Так, еще одна вводная. Знать я стал единственным мужчиной в ее жизни.
- Что будем делать? Ты с кем нибудь советовалась?
- Антон, ты понимаешь, что только с тобой я могу обсуждать это. Не с мужем же мне об этом говорить.
Я молчал, как получивший нокдаун. Проносились вихрем мысли о разрушенной моей семье и золотой клетке нового брака. Ужас закрадывался в душу.
Я все молчал.
- Ты знаешь, любимый, я решила рожать. Пусть у Сонечки будет брат. Что родится мальчик, я просто уверена. Что касается тебя, так ты понимаешь это полностью мое решение, и оно тебя ни к чему не обязывает. Я буду рожать в Швейцарии. С мужем я разведусь. Хотя он готов принять моего ребенка. Вот так мой милый. Что же ты молчишь.
- Элла, ты же понимаешь, что это решение должно быть обоюдным. Десять недель еще не срок. Так, что давай подумаем.
- Я твердо решила этот ребенок будет жить. Я не позволю его убить.
- Хорошо, дай мне подумать. Я позвоню попозже, обдумаю ситуацию и позвоню.
На том и расстались.
Я медленно брел по улице и думал,
- Тварь я последняя, что я натворил......Что? Что я сделал!
И это не было игрой артиста для своего внутреннего театра, это были мысли правдивые и горькие. Первый раз наверно в жизни я был так честен с собой.
- Что я сделал, я доигрался,  в своих играх дошел до сегодняшнего момента. Как дальше жить....Как перенести все это. Я сам разрушил свой внутренний, гармоничный  мир, испепелил его... И теперь, как жить? Господи! Как жить?  Вокруг не останется ни близких, ни друзей...Я всех предал сам. Господи, они еще не знают об этом, они даже не догадываются, что я предал их, убил самое дорогое, что было у меня. Как с этим жить. Как дальше жить в этом грязном, вонючем болоте обмана и подлости. Моей подлости. Господи! Скольких людей, которые любят и обожают меня я предал. Сколько страданий и болей я им принес....Но самое главное я убил свою душу, я убил и предал себя...
Я шел  и прекрасно понимал,  все то, что свершилось - это безвозвратно и окончательно. То, что  совершил, не имеет сроков давности, и не сотрется ретушью времени. Я просто перечеркнул всю свою жизнь .........Я потерял все, что чем так дорожил и так любил. У него не осталось более ни чего. НИ ЧЕГО. НИ ЧЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ.
Я понимал, что как настоящий мэн должен взять красотку в жену. И тогда моя жизнь превратиться в сказку. Но зачем мне эта сказка, зачем? Денег у меня достаточно. Больше, но только не такой ценой. Самое главное я просто с ужасом представлял жизнь без любимой моей супруги. Нет, вернее я не  представлял. Оторвать руку без наркоза наверно было бы менее больнее, чем бросить Ленку.
Но ребенок, мой ребенок. С этим как жить?  Мой ребенок иудей….Ибо будет рожден иудейкой. А тогда же, как мое православие…..
И тогда я решил просто отдаться течению. Пусть будет, как будет. Но самое главное ребенок, мой ребенок не должен страдать из-за отца негодяя. В тот же вечер  я позвонил Элле и сказал, что принимаю её решение. И что ни под каким соусом от нашего дитяти не откажусь. И что Элка умничка и  приняла верное решение.
На следующий день, сидя ресторане мы уже обсуждали имена возможных мальчиков и девочек. Элка была в приподнятом настроении, прекрасна, как мадонна. Она вся светилась изнутри.
Элла решила пока с мужем не разводится, но сказала ему о своей беременности. Он, конечно же, не поверил в сказку, что у них несколько месяцев назад был секс, когда он после ресторана был не совсем трезв. Но ему ни чего не оставалось делать, как принять эту версию. Муж Элки был полностью зависим от нее и морально и материально.
Оставшиеся восемь месяцев пролетели, как пуля. Элла родила Иосифа, Иоську в Цюрихе. Иосифа Эдуардовича Капернаума, по записи в свидетельстве о рождении. Сразу же по возвращению в Москву, через три недели после рождения сына, Элла пригласила меня к себе в Барвиху. Муж ее был отправлен в Италию по каким-то делам клиники. Так, что двое суток я был полностью отцом. Вставал по ночам, перепеленовывал, кормил. И опять безумный секс с Эллой.   
Я просто уже ни чего не понимал. Ни чего. Элла продолжала жить с мужем. И в то же время я постоянно был рядом.  Сын был до неприличия похож на меня, якобы чужого дядю. И уже Михаил Исаакович, дедушка Иосифа несколько раз, как бы внезначай спрашивал Эллу, когда она в последний раз видела прекрасного реаниматолога Коваленко. Хотя, наверняка охрана доложила ему уже все про мои визиты. Исаакович спрашивал, но в ситуацию не вмешивался, Пока не вмешивался.   
Да, еще одна пуля ко всем прочим. На днях узнал, что жена моя любимая уже, как  год «плотно» дружит с одним из руководителей фирмы, где она работает. Всё, это конец…..
Вот так Серега. Вот так я и живу. Пока живу. Хотя в этой ситуации для всех, абсолютно для всех мне лучше бы было помереть. Да, это был бы выход для всех.
Мы выпили по последней и расстались, обменявшись телефонами и клятвами о вечной дружбе.
- Представляешь Саня, а через месяц после нашей встречи, Коваленко не стало. Нелепый случай. По всей видимости, после очередного полета и несколько бессонных ночей,  возвращаясь из аэропорта на своей машине за рулем, заснул и выскочил на встречку. Он вошел в лоб  громадному трейлеру и погиб моментально.
Знаешь, что я скажу тебе друг мой, Печорины должны умирать в молодости, и лучше на войне.  Погиб бы, Антоха тогда в горах, вечно бы помнили его как героя и на каждой встрече поднимали бы за него стаканы. А так, прости меня Господи, запутался  по жизни, затрахался, и погиб по ерунде….Жаль, конечно, жаль.   Ну да ладно, попилили, сегодня встреча у премьера, нужно успеть просмотреть материалы.