Винтажная фотография Ч. 4

        Чаепитие закончилось. Раздался стук в ворота.  Ольга Семёновна спросила от крыльца:  - Тебе чего?

- Может пустите на постой на ночь, - раздался голос с улицы. - Колесо сломалось. Мы заплатим. Наличными.
- Наличные были бы кстати. В доме каждая копейка на счету.  - Подумала хозяйка, - только сегодня разговаривала с лесником, чтобы дров привёз,  да наколол. Тот обещал, но только за наличные. Их всем не хватало.

         О цене за постой договорились быстро. Ольга Семёновна пересчитала деньги и открыла ворота.
-  Утром уедем. Починимся и уедем. - Заверили мужики и затолкали телегу во двор.

         Ночью светила полная луна, наводившая на женщин ужас неосознанной тоски, многократно усиленной обуреваемыми кошмарами. Сон долго не приходил.  За окнами время от времени на фоне сада появлялись и исчезали чьи-то силуэты, да и в самом доме, происходила какая-то чертовщина: слышались глухие покашливания и шёпот, приглушённое шарканье ног, скрип половиц и закрытых на ночь дверей; передвигающиеся тени, напоминали одной женщине - тень отца Гамлета, которую та видела ещё при царе в театре,  другой - умершего мужа Александра Федотыча.  В печных трубах мяукали кошки, коих сроду здесь не было. Пахло кошачьей мочой. Запах донимал, но открыть для проветривания окна никто из них не решился - боязно. Только лампадку сумели зажечь под образами, но облегчения это не принесло.

         Вкрадчивый голос покойного Александра Федотыча, утробно вещавший откуда-то сверху, сославшись на Святое Евангелие от Матфея и безбожно переврав его смысл, пытался вразумить вдову немедленно перепрятать семейные драгоценности, чтобы воры их не украли. Голос умершего предназначался только для вдовы, но его слышала и Марфуша, оставшаяся ночевать в комнате невестки. Она накрылась с головой одеялом и, вся дрожа, перекрестилась, прошептав: "Господи, только бы до утра дожить".

         Наваждение длилось, как и положено, до третьих петухов. После чего нечисть исчезла, и всё стихло.
- Кажется пронесло, - подумала Ольга Семёновна, - скоро вставать корову кормить, скотину с птицей доить. Ох, и тяжела ты бабья доля. - Вздохнув, прошептала она и забылась сном.
К тому времени уснула и Марфуша. Через час, сквозь сон, услышала Марфа усиливающиеся стоны невестки и, проснувшись, попыталась определить, что происходит. Душераздирающий вопль и шум гулкого удара о стену заставил её птицей вспорхнуть с постели. В неясном свете занимающегося утра она разглядела Ольгу. Та сидела, прерывисто дыша на своём ложе ощупывая шею и грудь вокруг неё. Со стороны казалось, что женщина пытается убедиться, что там всё на месте.
- Случилось что, Оленька? - Слова комом застревали в горле испуганной женщины.
- Топили меня, Марфуша...  В нужнике нашем топили, - прошептала она, приблизившейся золовке.
- Кто  топил? - оглядываясь по сторонам и чуть заикаясь, также шёпотом спросила Марфуша.
- Рука! Из стены.
- Чья?
- Не знаю чья... Душила она меня... Я проснулась и хотела оторвать эту сволочь от шеи... Ухватила, а когда увидела то, что схватила, испугалась так, что шарахнула её об стену...
- Кого шарахнула?
- Кого - кого! Руку свою другую... о стену... Со всей силы... Больно-то как!



         Подгоняемое пастухом стадо неспешно плелось по сельской улице. Ольга Семёновна выпустила за ворота корову, отметив про себя, что постояльцы двор уже покинули. Даже ворота, молодцы какие, изнутри закрыли.  Пора кормить птицу и кабанчика. Только успела покончить с этим, как в ворота опять постучали:
- Хозяйка, открывай! Милиция!
Вот тут-то и начались настоящие кошмары с цирковыми представлениями и разоблачениями. Похоже в эту ночь мир окончательно рехнулся.
Милиция искала в доме, подвале  и хлеву у Ольги Семёновны какую-то лошадь, скрывающуюся где-то с цыганами от колхозников. Несколько раз прозвучало слово "обыск" и угрозы разворотить "к чёртовой матери" печь и другие хозяйственные постройки. Позже, женщина чуть с ума не сошла, когда мужик в штатском, как фокусник, извлёк из мешка и сунул ей под нос сразу четыре мосла с копытами. "Это что?!" - шмыгнув носом спросил он. Ольге почудилось, что тот хрюкнул от удовольствия. А уж когда мужик, ни с того, ни с сего, заорал: "Говори сука", ей показалось, что то был сам дьявол во плоти,  трясущий  копытами других чертей-сообщников, орудовавших ночью в доме. Своей догадкой женщина не преминула поделилась с милиционерами, добавив для справедливости, что запаха серы она не почувствовала: "Пахло только кошками", - авторитетно заявила она.

         Пока её везли в городской участок, она пыталась понять, как смогли те мужики, что чинили повозку, за короткое время, не оставив следов, забить и освежевать  свою лошадь, произвести обвалку мяса, и уже без лошади незаметно укатить на повозке с поклажей. Не иначе, как в этом была замешана нечистая сила. "А с нечистой силой лучше не связываться", - решила вконец очумевшая  женщина.

         Она и не связывалась. На допросе написала под диктовку опера чистосердечное признание, и её отпустили домой. Уже выходя из милиции, она услышала разговор двух мужиков из тех, кто проводил обыск в её доме. Один из них сказал другому, что завтра с утра они продолжат обыск у той бабы с лошадью, но уже с применение технических новинок, которые могут находить драгметаллы под землёй и в стенах домов. "Мы её наизнанку выпотрошим, как она ту лошадь", - хихикнул один из них.
 
         Прошмыгнувшую мышкой мимо них Ольгу Семёновну, они не заметили. "Украдут! Всё, как есть украдут, воры. Предупреждал же Александр Федотыч, что украсть собираются. Скорее домой", - думала Ольга Семёновна, убыстряя шаг.

         Взяли её к ночи с поличным, когда кринку с семейными драгоценностями она спешно прятала в свежий навоз. В ней милиция обнаружила горсть золотых червонцев царской чеканки, сотню рублей серебром, отчеканенных при новой власти, столовое серебро, пару ниток мелкого жемчуга, тройку  огранённых цветных камушков, один среднего размера бриллиант и брошь в форме павлина.

         Максима Максимыча, затесавшегося в группу милиционеров, чуть кондратий не хватил, когда он осознал, что разрекламированный информатором павлин, оказался со вкусом выполненной бижутерией. "Пристрелю гада", - пробурчал он, покидая дом хозяйки бижутерии. -"Заканчивайте без меня!"



Эпилог

         Ольга Семёновна, вернувшись из мест заключения домой, обнаружила там запустение и разруху. Некогда крепкий дом без хозяйки обветшал, сад одичал и частично высох. Дворовые постройки покосились и всем своим видом напоминали теперешней хозяйке: "Щас кого-нибудь придавлю". Из птицы гуляла на дворе дюжина кур, а в сенях жила коза. Это всё с чем могла справиться постаревшая Марфуша. Ольга Семёновна не без сожаления покинула некогда гостеприимный дом и уехала к родственникам в деревню Сосёнки. Туда, откуда она начала свой жизненный путь.  Умерла она летом на восемьдесят восьмом году жизни. Хоронили её, как водится, всей деревней на сельском погосте, рядом с разрушенной церковью.

         На девятый день, возле погоста одна из деревенских жительниц увидела двух пожилых женщин: явно городских. Когда старшая незнакомка повернулась к бабе лицом, та окаменела и лишилась дара речи, решив, что перед ней воскресшая и помолодевшая Ольга Семёновна. Эффект явления её народу усиливался сиянием необыкновенной броши на груди, которую баба, когда рассказывала про неё подругам, называла Жар-птицей.



        Видение испарилось в тот момент, когда воскресшая села в поджидавшее женщин такси и скрылась в густом пыльном облаке.


Рецензии
Ни сколько не удивлена произошедшему. "Доблестные" во все времена имелись.
С добром.

Хазова Светлана   21.07.2019 07:39     Заявить о нарушении
Они выполняли свою работу.

Всего Вам доброго.

Александр Козлов 8   21.07.2019 13:09   Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.