Яма. В окруженвии, как в аду

Пару раз боевики штурмовали подъезд, пытаясь прорваться на верхние этажи. Мы бросали гранаты вниз по лестничному пролёту, до тех пор, пока попытки не прекратились.





Третьи сутки минули, как наша группа оказалась отрезана от батальона. Мы попали в окружение, сидели в полуразрушенном городском квартале и понятия не имели, как выбраться. Жрать давно уже было нечего, боеприпасов почти не осталось.

Вода тоже кончилась, водопровод в разрушенном городе не работал, пить хотелось невыносимо. Несколько дней до этого мы грабили полуразрушенный продуктовый магазинчик в подвале соседнего дома. А после того как доступ туда был пресечён боевиками, черпали воду из лужи на улице, во время беглых вылазок по ночам.

Боевики были повсюду. Все дома вокруг и подъезды пятиэтажки, в которой мы держали оборону, заняты ими. Арабский говор отчётливо слышался в соседней квартире сквозь тонкую стену.

Но один маленький плюс в нашем бедственном положении всё же присутствовал: из гранатомётов нас не обстреливали, боевики боялись, что ненароком взгреют своих.

Несколько раз они штурмовали подъезд, пытаясь прорваться на верхние этажи. Мы бросали гранаты вниз по лестничному пролёту, до тех пор, пока попытки не прекратились. В конце концов боевики на нас плюнули и решили, что рано или поздно мы передохнем самостоятельно, без их непосредственного участия в нашей горемычной судьбе.

– Будем выбираться через канализацию, как только стемнеет, – вынес решение Лёха, которому окончательно опостылело наше медленное гниение в этом гиблом месте. – Ночью черти не такие активные, опасаются в темноте и неразберихе друг друга перестрелять. А свет зажигать тем более не рискнут, свет ночью идеальная цель для снайпера или гранатомётчика. Про люки они не подумают, люки – наш шанс.

Мы согласились с ним, единогласно и молча, тем более, что других предложений никто не выдвинул. Усталость валила с ног, бессонные ночи, голод и жажда давали о себе знать. Осунувшиеся и грязные, заросшие щетиной лица солдат... я смотрел на них и догадывался, что сам выгляжу нисколько не лучше.

Как только стемнело, мы двинулись вниз по лестнице. Дальше двора нам вряд ли дадут пройти, но и этого для спасения может оказаться вполне достаточно. Во дворе было темно, хоть глаз выколи, и он, на нашу удачу, почти не простреливался боевиками.
 
Мы спускались вниз по обломкам кирпича, обходя вывороченную арматуру. Старались ступать как можно тише и не задевать лишний раз пошедших трещинами стен.

На первом этаже был завал. Позавчера боевики пытались прорваться наверх и добраться до нас, но сверху на них полетели гранаты. Тела убитых они убрали, но бурые пятна запёкшейся крови на полу остались.

Крадучись, словно мыши, мы обошли все препятствия и вышли во двор. Здесь был канализационный люк – наша надежда и путь к спасению. Лёха подковырнул крышку, бесшумно сдвинул на сторону и кивнул нам, чтобы просачивались вниз.

Мы спустились в канализацию по-очереди и пошли в темноте по узкому коридору, подсвечивая фонариком. Лёха замыкал группу. Крышку люка он предусмотрительно вернул на место, чтобы боевики не догадались, каким именно образом над удалось слинять у них из-под носа.

Подземными коридорами мы направились в ту сторону, где предположительно должна находиться река. Ориентировались очень просто – по направлению течения канализационных стоков. Стоки эти жутко смердели, ноги то и дело поскальзывались на мерзкой жиже или утопали по щиколотку. Первое время меня мутило, пока не попривык. Рвотные спазмы прорывались изнутри наружу, но желудок был пуст давным-давно, и эта огорчительная данность в данном случае сыграла как плюс.

Воды прибавлялось, примерно через полчаса её стало по колено. Поток громко шумел, а значит – река была близко. Я приоткрыл люк над головой, осторожно высунулся наружу и чуть не подпрыгнул от радости. Мы всё рассчитали правильно: здесь, на берегу реки, стояли наши!

Мы вылезли по-очереди, с наивной верой, что никем не замечены.

– Стоять! Руки в гору, а то застрелю! – услышали мы за спиной родной русский говор, с типично вологодским упором на букву "о".

Солдатик, видимо, принял нас за чертей, выкарабкивавшихся на свет божий прямо из ада. В грязных замаранных камуфляжах, осунувшихся и худых, с чумазыми размалёванными физиономиями.

– Да свои мы, свои! Из окружения вышли, – представился Лёха, устало. Он выбрался из люка последним, слишком внезапно для задержавшего нас солдата. Реализовал своё пояление в этом мире у него за спиной, отчего тот был вынужден нервно вздрогнуть. – Отведи нас, братуха, к своему командиру. Мы жрать хотим, перину мягкую, водки побольше и тёплых женщин.