Отец Анфим

Отец Анфим молился уже три часа. Склонившись перед символом Всеотца, солнечным молотом, он непрестанно твердил заученную в детстве молитву о крепости духа. Его тело тряслось и страдало, речь Анфима казалась невнятной, голос его дрожал. Он то и дело запинался на полуслове и начинал заново.
Близилась ночь. Супруга Анфима, Наоми, мешала затухающие в печи угли. Суп из баранины давно остыл, и девушка уже не пыталась его разогревать. Ее мужу было очень плохо, но он не позволял ей прикасаться к нему пока боль не уходила. Бывало Анфим непрестанно молился целый день, а то и два, пока дрожь его не унималась, и он падал без чувств перед знаком Творца. Прихожане относились к недомоганию своего проповедника спокойно, ибо Анфим был человеком крепкой веры и безграничного сострадания, способным говорить с Всевышним и творить чудеса Его именем. Многих людей исцелил он, все хвори пропадали, стоило ему взять в руки молитвенник, и ангелы в свете нисходили к нему и прогоняли все недуги.
Только себя святой отец исцелить не мог. Он говорил, что этот недуг – последствия войны с ересью Черных Шнуров, пришедших с далекого востока, но ничего больше. Когда же Анфим приходил в себя, добрее человека было не сыскать. Со всеми житейскими бедами селяне шли к нему, и всем он помогал в меру сил: кому советом, кому молитвой, кому по хозяйству помочь – во всем святой отец сведущ. Одна вещь удивляла людей – его дружба с травницей Сабриной, жившей у опушки леса. Нелюдимая старуха улыбалась ему при встрече, всегда приходила на проповедь, и лицо ее светилось радостью. И Анфим возвращался из ее хижины счастливым как дитя с полной корзиной трав, плодов и ягод. С этой корзиной святой отец запирался в погребе и не выходил по нескольку дней. Пряный запах наполнял всю избу, и через некоторое время Анфим вылезал на свет словно пьяный. Иногда буйный, иногда спокойный, иногда сонный, а иногда мог в миг запрыгнуть на крышу и начать распевать похабные солдатские песни.
Он всегда носил при себе маленькую бутылочку с мутной белесой жидкостью, другую, побольше, вместе с ароматными порошками прятал в шкафчике под солнечным молотом в спальне. Вот сейчас, не выдержав мучительной боли, Анфим прервал свое бдение, распахнул дверцу и принялся жадно глотать горькое вязкое лекарство. Опустошив бутыль наполовину, святой отец с облегчением вздохнул. Его мутный взгляд уперся в теплый блеск позолоты домашней святыни. Мягкий сон туманил мысли, божественный покой наполнил его израненное сердце.
Наоми приоткрыла дверь. Тяжелый вздох вырвался у нее из груди. Она вынула бутыль из онемевших рук супруга и поставила ее на место.
- Ну что же ты, родной, - прошептала она, обнимая Анфима за плечи, - ты же божий человек, ты все можешь. И эту пакость ты пересилишь, Всеотец тебе поможет.
Проповедник молча улыбался. Его кислое дыхание душило девушку, но она не отпрянула от супруга. Смахнула с него клобук, обнажив копну густых золотистых волос, и прижала его к груди.
Анфим сомкнул крепкие руки на девичьей талии.
- Мама… - зашептал он, тихо посмеиваясь, - мама-а-а…
Слезы стекали по небритым щекам святого отца. Сейчас он не чувствовал той бесконечной боли, что сопровождала его многие годы. Он чувствовал иную боль, еще более старую. Анфим вспоминал большой солнечный молот на площади Зонненштада, как играли на его позолоте отблески бесконечных пожаров. Запах дыма и горящей плоти. Крики людей, едва не затоптавших его в своем слепом бегстве.
Он ищет свою мать. Кричит, заливаясь слезами, но ее нигде нет. Черные Шнуры несутся навстречу ему, размахивая кривыми мечами. Они не глядя размахивают окровавленными клинками и истерически смеются, размазывая кровь по изуродованным шрамами телам.
Чья-то сильная рука хватает мальчика за ворот рубахи и откидывает его в сторону. Перед ним в золоченых доспехах стоял Отец Роберт. Его некогда белый с солнечным узором плащ пропитался багровой влагой, шлем-маска раскололся, явив свету обезображенное яростью лицо. Кольчуга во многих местах была проткнута, из ран сочилась кровь. «Беги, парень!» - крикнул он, выставив перед собой лезвие алебарды. Яркий свет окутал его, волна жара разнеслась во все стороны.
Шнуры с криком бросились на божьего воина. Отец Роберт одним взмахом снес первому язычнику челюсть, вторым отсек руку следующему врагу, круговым взмахом повалил еще троих на землю.
«Беги, дурак!». Анфим увидел глаза старого храмовника. Ярость самого Всеотца пылала в них, и страх погнал мальчика прочь. Он бежал вслед за толпой, пытаясь устоять на ногах, но это было непросто. Запнувшись о чье-то распластаное тело, Анфим с воплем ударился о мостовую, разбив себе нос. Едва придя в себя, мальчик услышал знакомый женский голос. «Анфим!» - кричала мама. – «Анфим, сынок!».
Анфим вскочил на ноги и устремился навстречу зову. Кругом кипела битва, городская стража вместе с храмовниками отбивали атаки Черных Шнуров. Анфим бежал без оглядки на крики матери, и наконец увидел ее. Язычник в черной тряпичной маске кромсал ее топором, забыв обо всем на свете.
«МАМА!!!»
Шнур очнулся от беспамятства и уставился на мальчика. Он замер в предвкушении новой жертвы. Но едва ему удалось вытащить топор из тела женщины, как к нему подбежали двое гвардейцев и проткнули язычника насквозь. Они подхватили остолбеневшего от ужаса Анфима и поволокли его прочь.
Все, что было после, мальчик не помнил. Серый туман затмевал его разум, он не видел и не слышал. Словно куклу его таскали из одного места в другое, пытались о чем-то спросить, но Анфим молчал. Какая-то девочка кормила его с ложки, и он ел, не чувствуя вкуса. Вместе с другими беженцами он сидел в душных церквях и корабельных трюмах, люди вокруг плакали, злились, молились Всевышнему, а Анфим все молчал. Только девочка все приходила к нему, о чем-то болтала и вновь кормила безвкусной снедью.
Пришел в себя мальчик уже в семинарии Святого Люциана. Отец так и не вернулся с войны, и идти маленькому Анфиму было некуда, поэтому за его воспитание взялся Отец Роберт, на лице которого прибавились два глубоких шрама, один на правой щеке, второй на лбу. Мальчик прилежно учился, непрестанно молился и креп день ото дня, но каждую ночь ему снилась мама, прижимающая его груди. «Все хорошо, сынок» - говорила она, - «я всегда буду с тобой. Ты вырастешь хорошим человеком и проживешь счастливую жизнь». А он лишь тихо плакал в подушку, дабы другие мальчики его не услышали.

***

Наутро его мутило. Анфим едва поднялся с постели, ноги не держали его. Наоми была образцовой женой и приготовила завтрак, не дожидаясь пока ее муж очнется от тяжелого сна.
Рядом с кроватью стояла полная лохань. Проповедник скинул насквозь пропотевшую ночную рубаху и приступил к омовению. Он скрежетал зубами, сердце его распирала ненависть ко всему сущему, ледяная влага заставляла сжиматься в комок. Ум слегка прояснился, но тело все еще сковывало выпитое вчера лекарство.
- Анфим, завтракать! – позвала его Наоми.
- Сейчас подойду! – ответил Анфим.
Как и был, обнаженным, проповедник опустился на колени перед солнечным молотом.
- Отец всего сущего, - зашептал он, - сковавший из Вечности Бытие, объединяющий благое и разделяющий бренное, даруй мне свет Твоей Истины. Огради от всякого зла, благослови семью мою. Благослови праведных и прости грешников, окружающих меня. Направляй меня по воле Твоей во всяком деле и всякой мысли моей. Да будет так.
Анфим открыл шкафчик под святыней и достал оттуда маленькую баночку с белым, остро пахнущим порошком. Взял небольшую горсть и в два приема вдохнул иноземное зелье. Волна жара и бодрости прокатилась по телу, онемение исчезло без следа, проснулся просто зверский аппетит.
Проповедник оделся и вышел к своей жене. Он был счастлив, видя облегчение и радость на ее лице. Анфим обнял Наоми принялся осыпать ее поцелуями.
- Перестань, - перебивая смех сказала она. – Садись за стол быстрей, а то опоздаешь к утренней проповеди.
- Ох, и вправду!
Проповедник прочитал благодарственную молитву и принялся набивать живот вчерашним супом и подсохшим хлебом. Вкус обычной еды сейчас казался ему божественным, он был готов уплетать за обе щеки любую снедь, если бы ему дали. Выскоблив тарелку дочиста, Анфим кинул в рот комок жевательной смолы и сломя голову побежал в церковь.

***

Прихожане собирались внутри небольшой церквушки в центре деревни. Все покрывали голову белой тканью, староста, человек почтенный и весьма зажиточный, со всей семьей красовался белыми плащами до пола с золотым солнцем.
Анфим встречал их у большого иконостаса, в центре которого был изображен солнечный молот в два человеческих роста. Одетый в белую мантию, проповедник казался ангелом Господним, высоким и могучим, скрывавшим рвущийся наружу свет облачением золотых крыльев.
- Мир и счастье всем собравшимся здесь! – поприветствовал прихожан Анфим. – Для меня огромная радость видеть перед собой столько светлых, праведных лиц. Прошу прощения у вас, друзья мои. Я не смог присутствовать вчера перед вами из-за болезни, но сегодня я попытаюсь вложить всю силу своего сердца для наставления ваших душ.
Анфим снял пристегнутый к поясу толстый молитвенник и запел псалом. Мощный голос его пробирал до мурашек, в глазах прихожан проповедник видел искреннее восхищение. Даже шаловливые по своей природе детишки слушали его затаив дыхание. Отпев положенные стихи, Анфим приступил к проповеди:
- Братья и сестры, я не люблю повторяться, но я счастлив видеть перед собой столько светлых лиц. Я благодарен Всевышнему, что Он послал меня в этот приход, где я могу нести Его слово. Наш мир полон невзгод и лишений, много зла порождают корыстные и себялюбивые люди, но вы все же храните свои сердца для любви нашего Небесного Отца…
Двери церкви с грохотом распахнулись. Стэн, охотник, пытался перевести дыхание. В глазах его бушевал страх.
- Отец Анфим… - выпалил он. – Там… Инквизиция… Человек сто, не меньше…
Вся радость мгновенно улетучилась. Прихожане перешептывались, маленькая девочка на руках жены старосты громко заплакала. Лицо Анфима превратилось в ничего не выражающую маску.
- Далеко? – стальным голосом спросил он.
- Милях в пяти, не больше…
- Господин Феодор, - проповедник посмотрел на старосту, - пройдемте со мной. Встретим дорогих гостей. Всех остальных прошу вернуться в свои дома, требования инквизиторов исполнять незамедлительно и без возражений.
Народ хлынул из церкви. Феодор, опершись на трость, пошел за проповедником. Старая рана мешала ему ходить, так что он едва поспевал за Анфимом. Гости прибыли быстро. Закованные в вороненую сталь всадники с грохотом неслись навстречу им. В повозке они везли с десяток связанных, кричащих от боли и страха людей.
- Кто вы? – Перед встречающими горой возвышался воин со знаком меча в солнечном ореоле на нагруднике – знаком Верховного Инквизитора. Хриплый бас его источал угрозу, лицо скрывал традиционный шлем-маска воинов-храмовников.
- Я – Феодор, деревенский староста. А это – Отец Анфим, глава нашего прихода.
- Прекрасно, - рыкнул всадник и спрыгнул с лошади. Он снял шлем. Лицо его показалось Анфиму знакомым, этот холодный, полный разочарования и ненависти взгляд он уже когда-то видел, но множество шрамов и ожогов мешали ему вспомнить этого человека. – Я – Отец Александр, Верховный Инквизитор Игнации. Вам знакомы эти люди?
Феодор и Анфим подошли к повозке с пленниками. Их тела украшали синяки и ссадины, лица большинства были разбиты настолько, что в этом месиве плоти было сложно узнать людей.
- Спасите! Спасите! – кричали они и в тот же миг получали удар кнута или боевого посоха.
Были здесь мужчины в разорванных черных одеждах, и обнаженные женщины, у которых уже не было сил кричать, и они лишь безмолвно лили слезы на сваленных в кучу собратьев по несчастью. Молчала лишь одна старуха, травница Сабрина. Анфим чувствовал страдания этих людей, их боль пронзала его тысячей раскаленных игл. Но Сабрина была холодна и спокойна, остекленевшие глаза безразлично смотрели в ясное небо.
- Эти люди мне не знакомы, - сказал проповедник, - но эта женщина – Сабрина, наша травница. За что вы ее убили?
- Мы не убивали ее, это сердечный удар. – Александр неотрывно следил Анфимом и Феодором. Казалось, он был готов убить их на месте, но какие-то внутренние правила заставляли его отсрочить неминуемый приговор. – Эти люди – сектанты Черных Шнуров. В двадцати милях отсюда, в Медвежьем Углу, эти еретики задушили пятнадцать человек перед идолом их мерзкой богини. Также они хранили и распространяли запрещенные зелья. Дурманом их снабжала старуха из соседнего села. Ее мы поймали за сбором мухоморов и смехотушек неподалеку, и перед тем, как отправиться в Горнило Душ, она поведала нам, что в вашей деревне кто-то покупал у нее дурман. К сожалению, кто именно она сказать не успела.
Повисло тяжелое молчание. Анфим и Феодор переглянулись, не зная, что делать дальше.
- Если вы укрываете еретиков, вас ждет смерть, – сказал Александр. – Выдайте их, и никто не пострадает.
Сердце проповедника сжалось. Он знал нравы Инквизиции еще во времена воинской службы – Александр не врал. Они сожгут все дотла, если заметят хоть намек на поклонение Черной Богине. Не пожалеют никого, даже стариков и младенцев. Их страх перед иноземной магией оправдает любую кровь, которую они решат пролить.
Но еще больше Анфима пугало расставание с содержимым его шкафчика. Разум твердил ему, что это бессмысленно, что из-за него пострадают десятки невинных людей, но тело его жаждало тех дурманов. Много лет они спасали его от усталости, грусти, снимали боль в сраженьях и поднимали боевой дух. Слишком много зелий пришлось ему попробовать в боях с Черными Шнурами, слишком много секретов перенял он у поклонников Черной Богини.
- Господин Феодор, возвращайтесь к семье, – сказал он, - эти добрые люди вас больше не побеспокоят.
Староста посмотрел на священника, потом на Инквизитора. Тот лишь махнул рукой, и Феодор насколько мог быстро ушел прочь.
Анфим глубоко вдохнул и посмотрел в лицо Инквизитора – тот уже знал ответ, но ждал его признания.
- Это был я. Я покупал у нее дурман.
Александр усмехнулся. Его испещренное шрамами лицо озарилось демонической радостью.
- Проповедник… Что же ты проповедовал им, Отец Анфим? Зачем тебе дурманы? Чему ты учил этих людей?
- Я – слуга Всевышнего, и волю иных богов я не несу. Эти сельчане чисты перед Ним и Инквизицией. Я сам употреблял дурман. Вам знакомы Пламенные Рыцари?
- Презренные выродки, - протянул Инквизитор. – Вы ничем не отличаетесь от плешивых бродяг с востока, вдыхающих опиумный дым, - он повернулся к воинам, стерегущих пленников. – Убейте их, они нам больше не нужны.
Сотни ударов обрушились на головы несчастных. Повозка окрасилась кровью. Крики и агония умирающих пленников рвали душу Анфима на части.
- Ты – врачеватель душ, Отец Анфим. – Отец Александр вынул из петли на поясе солнечный молот. Настоящий, покрытый следами множества битв. – Какими же могут быть души, если сам лекарь болен? Сожгите деревню!
- Нет!
Яркий свет объял Анфима. Как Отца Роберта в Зонненштаде, его переполнял гнев Всевышего. От жара под его ногами горела трава. Кони испуганно заржали, несколько всадников с грохотом рухнули наземь.
- Вы не причините вреда этим людям! – Уже не проповедник стоял перед Инквизицией, не бывший Пламенный Рыцарь, пристрастившийся к дурману, и не добрый проповедник Отец Анфим. Ангел во плоти преградил им путь. У него не было при себе оружия, но ярость его была страшнее любого меча.
Лошади испугались крика Анфима и понесли. Два десятка всадников унеслись прочь, не успев высвободиться от стремян. Остальные, покрывая все сущее бранью, обнажили оружие.
- Тебе еще хватает наглости взывать к Его силе?! – взревел Александр. – Что же, ты не один такой. Наша вера крепче стали. ВПЕРЕД!!!
Воины устремились навстречу ангелу. Их доспехи сияли, оружие источало огонь, но все было впустую. Нестерпимый жар не оставлял от них и следа, те, кто пытался сбежать, сгорал заживо в оплавленных латах, даже простой взгляд в сторону Анфима лишал инквизиторов глаз.
Когда уже не осталось ни одного целого воина, громовой крик обрушился на сияющего проповедника. Перед ним стоял такой же ангел, но источал он не свет, а ревущее пламя.
Удары сияющего молота обрушились на Анфима. Силой ярости он отводил их один за другим, пытаясь выбить оружие из рук Александра. Инквизитор был проворен, опыт множества битв направлял его молот. Анфим отбивал его атаки, но постепенно гнев утихал, на его место приходила слабость, а Инквизитор распалялся все больше и больше.
Наконец молот достиг своей цели. Анфим упал на землю, пораженный ударом в грудь. Ребра треснули, кровь жидким пламенем вырвалась из его рта, дыхание превратилось в жесточайшую пытку.
- Никому не устоять перед слугой Всеотца, даже тебе! – Отец Александр торжествовал. Ему еще не приходилось встречать настолько могучего противника. Даже самые сильные воины и колдуны язычников не смогли дать ему достойного отпора. Только сельский священник, зависимый от дурманов, смог заставить его по-настоящему насладиться битвой.
- Убийца невинных – враг Вседержителя.
Сияние вокруг Анфима померкло. Жизнь стремительно покидала его. В сознании быстро крутилась молитва о заступничестве, каждый удар сердца взывал к силам небесным, но ответа не было. Анфим не мог встать, тело его налилось свинцом, сердце окутывал жуткий холод.
- Я – Его карающая длань! Всякий, кто, встает против меня – встает против Его воли!
Молот обрушился на череп Анфима.
Тьма поглотила его. Больше не было мыслей, не было ни страданий, ни страха. Только холод и тишина. Вечный сон без сновидений. Бесконечное забытье и одиночество окружали Анфима, наполняли его, были им самим.
Но вдруг из тьмы появился свет. Раскат грома озарил мрак Вечности, и нестерпимый жар наполнил все естество Анфима. Тьма исторгла его куда-то в бесконечную высь, и на выходе из липкого мрака его ждал Александр.
Такой маленький, ничтожный, ничего не понимающий человек. Исчез огонь его фанатизма. На него глядел бесплотный дух, настолько огромный, настолько чистый в своей молчаливой злобе, что Инквизитор осознал полное свое бессилие перед этим существом.
Дух вошел в него и принялся сжигать его изнутри. Отец… Ангел Анфим видел Александра насквозь. От самого рождения. Видел, как его избивали родители, как с любимой девушкой он сбежал в соседнее графство. Видел долгую и мерзкую службу в армии, кровь, ненависть, и сладостное возвращение домой. Видел рождение сына, который характером пошел в мать – такой же добродушный и набожный. Александр был разочарован.
Звали мальчика Анфим.
Не было в этот краткий болезненный миг двух душ – Анфима и Александра, и не было раздельных чувств и воспоминаний. Был единый гнев и единая боль. Одна радость и одна горечь.
Тело Инквизитора не выдержало этой боли и сгорело. Пепел его развеял ветер.
Дух Александра ушел во тьму, в изначальную Вечность, а Анфим растворился в свете Творца, в тепле Его бесконечной любви.