Звезды рассыпаются в пыль

Он плохо помнил тот день. По правде говоря, не помнил вовсе. Ни день недели, ни месяц, ни даже какая была погода. Не помнил даже что именно происходило. Только набор образов и ощущений, не обо всех из которых он мог бы доподлинно сказать, что они были воспоминаниями, а не вымыслом. Ему было слишком мало лет.

А теперь воспоминания встали перед глазами, ударили по ушам упругой подушкой глухой тишины. Ладонью, которая с тех пор стала, по меньшей мере, вдвое больше, он вновь ощутил сухую, мозолистую и отчего-то очень горячую руку своего отца. Взгляд уперся в то, что видели его глаза многие годы назад.

Он помнил ее. Высокую и худую, с белой, почти прозрачной, кожей. Сквозь нее просвечивались синие сетки вен – метками на висках, расходясь крыльями от ключиц к плечам. И глаза, непривычные для человека, а от того страшные. Двойные зрачки, искристыми лучами переливающиеся на фоне белка. Словно мутация, отклонение. Попасть под этот взгляд считалось недоброй приметой. Но, может, дело вовсе и не в форме глаз. А в том, как они смотрели. Девушка держала голову до неестественности ровно и глядела только прямо перед собой. Она вошла в деревню и неспешно ступала по главной улице, пока жители выбирались из своих дворов, смотрели ошарашенно. Но ее взгляд скользил мимо них. Словно она не хотела никого видеть, а от того все они казались просто досадными помехами, мошками, забившимися в уголки глаз, под ресницы.

А ветер доносил запах гари. Только казалось, что он исходит не от пожарища, которое все еще тлело где-то на горизонте, а от нее самой. От опаленных неровными прядями волос, от обугленной по краям одежды.

И тревожным шелестом пшеничного поля перед началом грозы ей вслед несся шепот.

- Что же ты натворила…

***

- Алерн, не зевай, - голос ворвался в сознание внезапно, разрушив вставшее перед глазами воспоминание. Отец слегка толкнул его в плечо. – Лестница крутая, осторожно, - добавил он, кивнув на проход. Алерн мотнул головой, прогоняя остатки видения, только сейчас поняв, что он достаточно долго вот так неподвижно смотрит в темноту коридора перед собой. Не больше нескольких секунд, конечно, но если этого достаточно, чтобы прокрутить в голове воспоминания, щедро сдобрив их собственными «объяснениями» всему, что детскому разуму казалось невозможным, то вполне достаточно и для того, чтобы заметить неладное. Алерн криво усмехнулся, неловко ступая на стальную лестницу. За спиной зашипел и через мгновение вспыхнул факел. Отец приподнял его выше над головой, освещая винтовую лестницу, убегающую куда-то вниз.

- Твой дядя считает, что тебя рано еще вводить в дело, - заговорил отец. Голос звучал бодро, даже немного весело, что не слишком вязалось с тем местом, куда они неспешно спускались. А еще полностью выдавало тот факт, что мужчина чувствует себя неловко. Обычно немногословный, кажущийся отстраненным, летописец  более охотно, смело и развернуто выражал свои мысли на бумаге, чем вслух. Эту черту сын еще не успел перенять. Впрочем, ему всегда казалось, что привычка помалкивать – это скорее дань опыту, накопленным в памяти тайн, чем черта характера. Так что Алерн еще успеет стать таким же, стоит только твердо стать на этот путь. Парень покрепче сжал в руках папку с листами. Отец обходился короткими заметками, для которых носил с собой блокнот, легко помещающийся в кармане. Остальное хранилось в памяти. Алерн был не настолько уверен в себе.

- Но такие события происходят не часто, - в голосе отца послышалась усмешка. Алерн не рисковал обернуться, полностью сосредоточившись на спуске, но это не было важно. Он и так прекрасно представлял себе, как выглядит улыбающееся лицо отца. – Как по мне, так прекрасно для старта.
Алерн сопровождал отца с самого детства. Сначала на основных, «мирных», мероприятиях – на фестивалях, свадьбах господ, коронации. Зарисовывал, а после и записывал кривыми каракулями происходящее. Отец каждый раз внимательно просматривал их, вчитывался, хотя по настоящему начал использовать записи сына в летописях только несколько лет назад. А теперь вот Алерну предстояло самому описать событие. И какое… это не какой-то праздник. Это суд над преступником, годы заключения которого тянулись уже больше десяти лет. Суд не первый, этого человека вытаскивали из темноты подземелий раз в несколько лет. По ряду причин его нельзя было казнить без признания вины подсудимым. А как раз этого виновный делать не спешил. Но все равно подробные записи будут улетать, как горячие пирожки. Люди всегда охотнее интересуются казнями, чем праздниками.

Прекрасно для старта, как и сказал отец.

Но от того ничуть не менее боязно.

Алерн отделался невнятным «угу» и больше отец голоса не подавал. Это можно было бы счесть странным, но так было привычнее, да и Алерну было спокойнее. Он еще раз проверил ручку, закрепленную на лямке рюкзака. Запаса чернил должно было хватить… а если нет – у Алерна в запасе было еще несколько.

Лестница вышла из последнего витка и внезапно закончилась. Пламя факела бросало на стены блики, выхватив из темноты помещение, не достав, впрочем, до густых теней в углах. Стражник, щурясь в свете пламени, пробежал взглядом разрешение, придирчиво осмотрел посетителей, и только после этого неспешно побрел сначала к стене, где на крюке висели ключи, а потом к массивной двери, обитой железом. Интересно, за какую провинность его сюда отправили? Незавидная участь – дежурить у одиночной камеры в подвале. Может, он просто вытянул короткую соломинку?..

Дверь с лязгом врезалась в стену. Стражник отступил в сторону, пропуская летописцев. Факел осветил круглую комнату, гораздо большую, чем необходимо для одного человека. Заключенный повернул голову на звук, совсем немного ошибившись с направлением, как сделал бы слепой. И Алерн разглядел в бликах пламени стальной шлем, схожий с теми, что носили рыцари на турнирах. Вот только он полностью закрывал верхнюю часть головы, не имея щели для глаз.

…она была совсем не похожа на себя, на то воспоминание, которое хранил Алерн. Разве та же бледная кожа, сквозь которую просвечивались вены. Хотя уже не только просвечивались – они выступали буграми на руках, убегали неподвижными змеями под рукава серой одежды. Когда-то она имела какой-то свой цвет, но с годами все в тюрьме становилось серым. Хотя имело ли это хоть какое-то значение, если она была полностью лишена возможности видеть?

- Малек? – голос нелепо взметнулся вверх, оборвался на какой-то ноте. Она едва заметно усмехнулась нелепой интонации, которую обрело обращение. Слишком редко ей приходилось говорить, голос не слушался.

- Здравствуй, Коломита, - ответил отец, проходя внутрь камеры. Коломита повернулась всем телом в его сторону, звякнув кандалами. Алерн зацепился взглядом за цепи, проследил от ее ног и рук до стены, куда были надежно вбиты стальные звенья. Женщина чуть повела головой.

- Ты не один? – она улыбнулась. И, повернувшись к ней, Алерн вздрогнул. Коломита, слепая, на этот раз безошибочно повернула голову к нему, как если бы могла видеть. А ведь он не издал ни звука, способного выдать его местоположение. – Ему боязно, - добавила женщина.

Последняя из народа, способного почувствовать малейшие изменения настроения и эмоций. Сейчас этому уже было придумано соответствующее название – эмпаты. Но десять лет назад их называли святым народом, блаженными, посланниками неба… а от того никто не лез в их жизни, позволяя существовать обособленно, вблизи человеческого селения, но оставаясь отшельниками. Никто никогда не видел их детей, им позволяли покидать пристанище лишь после определенного этапа взросления. По крайней мере, так считали люди.

Слишком легкие, мягкие, больше занимающиеся созерцанием, чем созиданием, они всегда были чересчур инертны даже для собственной защиты. И были вынуждены принять покровительство герцога. У которого оказались на них свои планы.

Вот так просто. Слова для определения их особенностей еще не было, а военное применение уже нашлось.

- Да, это мой сын, - снова подал голос Малек. Улыбка на губах Коломиты стала чуть шире.

- Алерн, я полагаю, - правый уголок губ пополз чуть выше, исказив улыбку до состояния усмешки, - будет не верно сказать, что я рада тебя видеть. Но встретиться с тобой действительно приятно.
Алерн сглотнул. Малек перевел взгляд с женщины на сына и обратно. В полумраке камеры даже дыхание казалось неуместным звуком, что уж говорить о голосе. Тишина возвращала себе власть, захватывала пядь за пядью…

- Алерн, - отец ткнул парня локтем в бок и подсказал, - твоя реплика.

- А… - Алерн встрепенулся. Но так и не нашелся, что сказать, - мне тоже… приятно, - невнятно проговорил он. Коломита чуть склонила голову набок и парень мог поклясться, что где-то под шлемом она повела бровью. И засмеялась.

- Надеюсь, пишет он лучше, чем говорит.

Малек взъерошил сыну волосы, заставив чуть вздрогнуть от неожиданности.

- Не сомневайся, - проговорил он, с гордостью взглянув на сына. Но поспешил отвести взгляд еще до того, как Алерн это заметил. Он всегда так делал, не то смущался, не то не хотел перехвалить сына. Но Алерн давно приловчился ловить эти мимолетные взгляды. В этот раз, как и всегда, от него стало легче, волнение чуть отступило. Алерн раскрыл папку, перехватил ее удобнее и заскрипел ручкой о бумагу, занося столбиком короткие фразы, описывающие происходящее.

- О, принялся за работу? – уточнила Коломита, улыбаясь. Малек кивнул, дополнив движение коротким «угу».

- Я хотел, чтобы вы познакомились, прежде чем… - он оборвал фразу, заставив сына отвлечься от работы и прислушаться. Коломита несколько раз неспешно кивнула. И неожиданно ласково произнесла.

- Спасибо, - сейчас интонация попала в цель, выразив то, что было у нее на душе. По крайней мере, так показалось Алерну.

***

«Она поднялась с пола камеры, на котором сидела, когда представитель суда назвал ее имя. Оправила мешковатую одежду и кокетливо спросила – «Как я выгляжу?».

И назвала летописца лжецом после его ответа» - Алерн аккуратно выводил строчки на листах, этот диалог решив занести полностью, не набросками, которые потом нужно будет сформировать в полноценную историю. На мгновение парень замер, скользнул кончиком ручки над словом «летописца», пометив его как то, которое нужно будет заменить в конечном варианте. А прежде расспросить отца. Летописцу нужно быть внимательным и задавать правильные вопросы. Малек явно был скорее другом Коломите… может, потому отец и попросил Алерна записать этот суд? Потому что его ручка режет по живому?..

Алерн вскинул голову, посмотрел на отца. А после, проследив глазами за его взглядом, и на Коломиту. Она стояла в центре судового зала, окруженная стражниками, все так же закованная в кандалы. Только в этот раз они были вбиты в пол у ее ног. Из под стального шлема торчали спутанные волосы, покрывая редкой сеткой плечи.

Много лет назад, когда Алерн был еще совсем ребенком, отец задал ему странный вопрос. Он спросил – «Из чего состоит твой мир?». Алерн надолго задумался. Но ответ все же нашелся. Столь же странный, каким был и вопрос - «Из звезд». Самой яркой из которых была мама. Даже если светила она откуда-то очень издалека, оттуда, откуда никогда не возвращаются. Но куда все приходят. Отец был самой теплой звездой, основой созвездия их семьи.

…И, если бы Алерн все еще измерял мир теми детскими представлениями (что, конечно, уже давно  было не так), он бы безошибочно определил Коломиту, как черную дыру на этом небосклоне. Как пятно, лишенное света, только поглощающее, скрывающее в своих глубинах что-то, бросающие блики внутри зрачков. Жаль, их было не разглядеть под шлемом.

Мгновение Алерн смотрел на женщину.

- Почему ее не могут просто казнить? – тихо спросил он. Повышать голос в зале суда попросту не хотелось. Не смотря на то, что заседание еще толком и не началось. По помещению проносились шепоты, но громко никто не говорил. Малек едва заметно пожал плечами.

- Она последняя из своего народа, - проговорил он, едва заметно усмехаясь, - это политика, Алерн. Для геноцида нужны веские причины, чтобы это не могли использовать против нас, - объяснил он.
- Признание всегда можно… выбить. Ее могли заставить признаться под пытками, но она просто заперта.

- «Просто заперта»?.. – едва слышно переспросил Малек, с добродушным снисхождением в голосе. Алерн на мгновение нахмурился, а после мотнул головой и мысленно чертыхнулся. Мог бы и сразу понять, не выставляя себя перед отцом дураком. Коломита эмпат. Любая боль окружающих для нее – как ее собственная. И как проще всего наказать ее, если не запереть в тюрьме, где в двух шагах, за стеной, которая не помеха для ее восприятия, - никогда не пустующая камера пыток?..

По залу пронесся характерный шорох, после которого повисла тишина. Алерн повернул голову и чуть подался вперед, наблюдая за тем, как к трибуне поднимается судья. Молодой, получивший эту должность совсем недавно… может, потому во взгляде, который он скользнул по женщине, и было так много ненависти. Он мог даже не знать ее лично, достаточно было и того, что она преступник, что поступок ее ужасен и требует высшей кары. Алерн схватил ручку и снова начал писать, под косым одобрительным взглядом отца.

- Не вижу смысла в очередной раз повторять то, что говорилось в этих стенах уже много раз, - заговорил судья. Голос звучал резко, отражаясь от стен и разбиваясь эхом где-то высоко под сводами. – Так что давайте закончим побыстрее. И вы, Коломита, вернетесь в свою камеру, - обратился он к заключенной. И, подняв голову, Алерн с удивлением обнаружил на лице женщины довольную улыбку. Словно она услышала ровно то, что хотела услышать.

- Леди, - подала голос она, - Леди Коломита, ваша честь, - добавила она, чуть склоняя голову. Судья только хмыкнул, наклоняя голову и бегло просматривая листы бумаги, лежащие перед ним на трибуне.

- Итак, леди Коломита, - он выделил обращение, вновь поднимая взгляд на женщину. – Вы обвиняетесь в гибели своего народа, - продолжил судья, - Тут написано «гибели» - но всем, кто хоть как-то знаком с материалами дела, прекрасно известно, что это было жестокое, хладнокровное массовое убийство. Вы признаете свою вину? – судья чуть приподнял бровь, полувопросительно глядя на женщину. Но та ответила только едва заметной, блуждающей улыбкой на бледных губах. Она молчала. И, выждав даже более, чем достаточно для ожидания ответа, судья снова подал голос.

- Вы хоть чуточку раскаиваетесь в содеянном? Двадцать семь жизней, ни в чем не повинных жизней, - он мимо воли понизил голос и скоро уже просто шипел, подавшись вперед, опираясь на трибуну. Алерн поспешно отметил это в записях. – Они приходят к вам в кошмарах?..

Алерн резко обернулся, чтобы взглянуть на Коломиту. Она стояла неподвижно, сжимая пальцами цепь кандалов, те звенья, до которых могла дотянуться. Почти невозможно считать эмоции с лица человека, когда видишь только нижнюю его часть. Но она поджала губы, превратив их в тонкую черточку.

- Каждую ночь… - едва слышный голос, слова, как единый выдох. Алерн вздрогнул. Всего на мгновение сквозь этот облик, неподвижную бледную тень в черном шлеме, просочилась такая боль, что парень механически схватился за сердце. Казалось, что оно сбилось с ритма и защемило.

А в следующее мгновение лицо Коломиты исказила злая усмешка.

- Я вижу их лица, когда я заставляла их сердца остановиться! – с каждым произнесенным словом голос становился все громче, резче, хлестал, словно плетью, - О, с каким удивлением они умирали! С каким мучением… как горела их плоть, мешая дышать тем, кто еще был жив. Их лица обугливались, таяли, как воск. Только воск не кричит… как они кричали! Как не хватает мне этих воплей…

- Хватит!

Коломита запрокинула голову и захохотала.

Алерн отшатнулся. Оказывается, он успел податься вперед, вглядываясь в Коломиту так, что глаза жгло от напряжения. Он закрутил головой, пытаясь осознать, что происходит. Кому-то среди толпы стало плохо, вокруг него суетились люди. Почему-то болела рука… Алерн обернулся и обнаружил причину. Его ладонь сжимал отец. Алерн окликнул его в полголоса и Малек, виновато кивнув, отпустил его руку.

Судья выждал еще несколько мгновений, пока в зале воцарилась тишина. Он провел ладонью по лицу, словно стирая липкую паутину. И, вздохнув, снова заговорил. Голос не дрожал, но Алерну почудилась неуверенность.

- Итак, - проговорил судья, - вы признаете свою вину?

Коломита едва заметно склонила голову набок.

- Дай мне взглянуть в твои глаза, судья, - подала голос она. – И я скажу тебе, - ее губы снова исказила усмешка. Алерн покосился на судью. К нему склонился один из советников. Было не сложно угадать, что он говорил. Предостерегал против необдуманных действий.

- Брось, - Коломита усмехнулась, - десять лет темноты, - она чуть дернула руками, показывая на шлем, - в темнице, полной страдающих людей, - женщина покачала головой, - выгорают любые свечи. Что уж говорить о людях… если от моих сил что и осталось, то тебе это уже не опасно.
Судья колебался несколько мгновений.

Щелчок, с которым раскрылся шлем на голове Коломиты, прозвучал оглушительно в тишине зала. Люди смотрели напряженно, не отрываясь, на то, как с ее головы сорвали стальной капкан, безжалостно вырывая волосы. Женщина зашипела от боли. Но, как только стражники отошли, облегченно вздохнула, покрутив головой. И после подняла взгляд на судью. Словно пятно чернил на поверхности воды, в белизне глаза зрачки разделились надвое, реагируя на свет, которого были лишены многие годы.

Судья выдержал взгляд, не отвернулся. Но Алерн видел, как сильно он напрягся. Он ждал удара. Того, из-за чего Коломиту и ослепили на долгие годы. Эмпаты были способны не только чувствовать чужие эмоции. Они могли заставить эмоции воплотиться в действии. Не в поступке человека, но…
Коломита чуть мотнула головой, откидывая с лица прядь волос. И улыбнулась неожиданно тепло, в ответ на взгляд судьи. В его взгляде была такая ненависть, словно он готов был своими руками перерезать ей горло.

- Виновна, - едва слышно выдохнула Коломита, откидывая голову назад. На белой шее сверкнула алая полоса, стремительно набухая, хлынула единым потоком крови на грудь.

А в следующее мгновение глаза Алерна накрыла горячая ладонь отца.

***

Алерн по инерции сделал еще несколько шагов и остановился, переводя дыхание. Отец практически вытолкнул его в коридор, а после, коротко окликнув, вытащил и в сад. После произошедшего в зале суда поднялся шум, началась неразбериха. Но убегать оттуда резона не было…

- Ты как? – чуть взволновано спросил Малек. Алерн несколько раз кивнул. Он прошел еще несколько шагов и оперся руками о борт фонтана, переводя дыхание.

- Мои записи! – парень вскинул голову, обернулся. Но отец только покачал головой.

- Оставь. Важное вспомнишь и так, - в его взгляде сквозила печаль, которую Алерн распознал безошибочно. Для этого не нужно было быть эмпатом. – А прочее не стоит быть записанным, - добавил он. Алерн присел на борт фонтана. Стоило только задуматься, попытаться проанализировать произошедшее, как вопросы начинали множиться, заполняя голову. Ответов на них не было. По крайней мере, их не было у Алерна. Но, может, они бы нашлись у кого-то, кто знал подсудимую чуть лучше…

- Отец, - окликнул парень. Малек оборвал его, подняв руку. Несколько мгновений он стоял неподвижно, сжимая ладони в кулаки. Словно боролся сам с собой. Потом выдохнул и поднял взгляд на сына. Его губ коснулась улыбка, неестественная настолько, что даже он сам предпочел стереть ее с лица в следующий миг.

- Я давал клятву, - Малек пятерней пригладил волосы, - что не расскажу… - Алерн не успел даже подумать о том, что в таком случае ответов он не получит. Отец всегда был упрямым. Но Малек криво усмехнулся, прямо глядя на сына, - и это будет единственная клятва, которую я нарушу.

Алерн дернулся за ручкой, но оборвал движение на середине. Папка так и осталась в зале, рассыпанные бумаги наверняка уже затоптали. Так что сейчас оставалось полагаться только на свою память. И он приготовился слушать. Так внимательно, как никогда. Не каждый день отец выдает тебе столь важную тайну. По крайней мере, Алерну она казалась важной.

- Твоя мама рассказывала мне как-то… мы всегда считали, что эмпаты просто прячут своих детей от посторонних. Обычай или какое-то верование, их, внутреннее. Но правдой это было лишь на половину, - Малек усмехнулся, - их дети растут так же, как и наши. Разве что оберегают их чуть более рьяно, не допускают ни тени зла и боли в их жизни. Но… как ты понимаешь, рано или поздно и они сталкиваются с реальностью. И их хрустальный мир рушится, ранит настолько сильно… тогда-то и начинается их обучение. И это… - Малек провел рукой перед глазами, - зрачки и прочее… это все позже. До этого их и не отличить от наших детей.

- Я не очень понимаю, - подал голос Алерн, но под взглядом отца снова замолчал. Малек вздохнул.

- Помнишь тот день?.. Хотя куда тебе, слишком мал был, - проговорил Малек. Алерн сглотнул. В голове мелькнула мысль, что отец говорит именно о том дне, когда парень впервые увидел Коломиту. Когда… - ее народ погиб. У них был… выбор. Если это можно так назвать. Тот, перед которым их поставил герцог. Тогда шла война… и по законам военного времени… - Малек хмыкнул, - тех, кто не хотел оказывать помощь армии, объявляли врагами народа. И вместо защиты, которую они искали, эмпаты получили преследования. Те самые эмпаты, которые и сбежать не могли толком, не могли воевать, не с их восприимчивостью… И они приняли решение, - Малек вздохнул, - еще до того, как случился пожар, они пришли в город. Они стучали в дома и просили, а иногда и молили, о том, чтобы… - Малек снова сглотнул, словно решаясь произнести то, что он должен был сказать. Алерн ждал, напряженно вглядываясь в отца, - чтобы мы взяли их детей. Чтобы заботились о них. А они сами…

- Коломита убила их, - подал голос Алерн. – Потому что они могли выдать правду?.. Всех этих людей…

- Они бы не выдержали пыток, - Малек вновь поднял голову, посмотрел прямо на сына, - она остановила их сердца, спасая от во много крат более страшной смерти. Убийство не всегда ненависть, иногда это милосердие…

- Она их сожгла!

- Как мы сожгли тело твоей матери, - жестко откликнулся Малек, - это скорбь.

- Бред какой-то… - Алерн отвернулся, оперся руками о бортик фонтана, сгорбившись, словно собирался вглядеться в воду. Как можно обрекать себя на такие страдания? Она убила весь свой народ, и осталась одна, несла этот грех так долго… сердце гулко ударило в груди, от боли, пронзившей сознание, заныло, казалось, все тело. Сострадание жгло изнутри.

- Почему сейчас?..

- Она должна была быть уверена, - отец подошел ближе, положил руку на плечо Алерна, чуть сжал пальцы, - что их дети в безопасности. Чтобы… уйти с миром, - добавил он. Алерн чуть кивнул, склоняя голову ниже. Это было неправильно. Так не должно было быть. Не здесь, не в этом мире…

- Что ты чувствуешь? – тихо спросил Малек.

Алерн моргнул, наконец, сфокусировав взгляд на поверхности воды. Она колыхалась в такт струям, что обрушивались в фонтан. Может, от того на мгновение показалось, что в его собственных глазах раздвоились зрачки.

- …как звезды рассыпаются в пыль.

© 2016