Глава двадцать шестая. Забытый в суете, апрель

     Здравствуйте, те, кто уже успел в этот чудесный день, сказать баста карапузики, и отдавшись, неведомому чувству, посвятить время, неспешному чтению. Как мало времени и как хочется почитать, а тут ещё..

     Долгожданная весна, начала Двадцать первого века.
     Время тепла, любви, ко всему сущему, необъяснимого смутного настроения и печали, по уходящему времени.
     Какое хорошее начало, подумал я, плюнув в окно, от досады происходящего.
     Сколько веков миновало, сколько суетных дней, томительных вечеров и тяжких, пустых ночей.
     Апрель. Воскресенье. 14:01, по-местному времени. Мне приходится быть дома, поскольку должны привезти купленный в спешке, шкаф. Обычный обувной, без особого секрета, шкаф и всё.
     Я весь на улице, да там же, недалеко от реки Невы, в городе Петра, в местах где раки зимуют, и свистят на горе.
     Нет толковой еды, нет хорошего табака, вино допито до конца, оставленного для особого случая, это минусы сегодняшнего дня. Плюсов, как обычно больше.
     Жив, как ни странно, а это странно, смотрю в окно на играющих детей, у канала. Снова влюблён, теперь уже в неё, да в неё, мою природу, она с годами стала той женщиной, которую не покину , без разрешения.
     Выпуклые лица окон, соседних балконов, наблюдают за уличным процессом с таким же интересом, что и я. Но их не много.
     Мне приходится совмещать несколько дел.
     Не скучно, уговариваю себя, и посматриваю на часы.
 
     Смотрю по сторонам, своей кухни, ища занятие и слышу за стеной, детский голос.
     -Хочу каши, каши хочу, каши давай!
     Голос живой, детский, настойчивый и очень, упрямо наглый.
     -Каши давай.
     Зараза, от его голоса, мне тоже очень сильно захотелось каши, каши и всё тут.
     Хм - подумалось мне - а крупа есть?
     Открываю кухонную полку, есть, ура!
     За здравствуют хлеборобы и круп собиратели.
     Смеюсь внутри себя, сейчас сварю каши, наемся до сыта, и буду хохотать до вечера, что ещё делать в выходной, воскресенья.
     Достаю небольшую плошку, включаю электроплиту на шестёрку, для нагрева, иду в спальню, и проходя мимо щитка тока, сурово мигает красная предупредительная лампочка.
     Помню дорогой мой щиток, как один раз, ты напугал меня, оставив без света, жуткой зимой, от избытка включённых приборов.
     Не понимаю зачем меня потянуло в мою спальню, кабинет, гостиную в одном лице, стою, чешу коленку, и непонятно, о чём думаю.
     Марина Цветаева, Ольга Бергольц, Сусанна Мар, немного подождут моего тепла, тем более они с Володей Маяковским, стоят на полке моей библиотеки.
     Возвращаюсь обратно, наливаю воду в плошку, ставлю на плиту. Как же я хочу каши!
     Вода согрелась довольно быстро, и загадочные пузырьки, надувшись, поднимались со дна котелка вверх и лопались издавая звуки, ноты "до", переходили в "ре", и превращаясь в пар, издавали ноту "ми". Целая музыка, а не кипение.
     О, мама родная. Совсем забыл, как варить кашу, дальше что? Судорога, прошлась по телу.
     Вода кипела, я стоял завороженный, от этого процесса, в потерянности.
     Беру пачку овсяных хлопьев, овсянки проще, читаю, средний размер, способ приготовления, то, это, пятое, десятое.
     Оп! Самое главное, варить пять минут.
     Ставлю на четвёрку электроплиту, поскольку засыпав овсянку, она стала так булькать, издавать жуткие звуки, мне казалось, весь наш подъезд, да что там подъезд, весь наш Союзный проспект, да что там проспект, весь Невский район, слышит, как булькает, моя овсяная каша.
     Засекаю время. 15:01, и иду курить на балкон, а там!
     Снова апрель, снова строят дорогу, вернее проспект, и вместо песчаного канала, где летают чайки, будет жестокий асфальт.
     Курю, смотрю на светлые с прожилками облака, в голову лезут всякие мысли о неосуществимом, нешуточном. Задумался о былом, то вспомнил ту, то вспомнил эту, снова ту, другую, пошевелил в трусах...
     Шипение. Жуткое, резкое шипение и редкостная вонь. Каша убежала на плиту и сгорела на прочь. Мне пришлось не на шутку испугаться, испугаться очень сильно! Дым, кругом дым, очень много едкого дыма, и он нарастает, люди горю!
     В умопомрачительной суете, бегу к щитку тока, и вырубаю его. Кашляю и понемногу отлегло.
     Сварил, не мужское это дело.
     Тысячу охов, вздохов, ненужных соплей от дыма, и полное разочарование.
     Погода наверное почувствовала происходящее в моей квартире, солнышко спряталось неизвестно куда, и я, весь в копоти.
     - Поел каши, овсяной.- в мозгах мысль, а в глазах, мрак грязи, на плите.
      Какой вывод можно сделать из этого, балбес, забыл то, что процесс варки, целая наука.
     Далась она мне, эта каша, заливая жидкостью и посыпая порошком плиту, а потом, к чёрту, пойду гулять. Интересный вопрос возник на сегодняшний день, а где можно просто поесть каши? Нет, садик, школа, колледж, институт, в это время ещё может да, а вот так, просто зайти в кафе, и сказать громким голосом:
     -Каши дайте, гороховой, две порции, с жаренным луком и салом, плачу!
     Баламут, скажет кто-то незримый, такое красивое название главы, про весну, апрель, а тут?
     Простите Дамы и Господа новых времён, мне 41 год и 2 месяца и сгоревшая на плите каша, портит восприятие настоящего.
     Плевать, живой, одеваясь и трогая себя за палец на руке, думаю я.
     Живой, а со стены, на картине, в которой, изображен парусник, смотрят ушедшие в даль времена.
     Надо выйти, причём чем быстрее, тем лучше.
     Вот, тот момент времени, когда мне от ненужных забот, приходится оказаться на солнечной, залитой ярким светом, улице. Красота, одним словом, по-современному. Как же хочется иметь дар художественного описания, всех прелестей этой радости происходящего, этой короткой весны, этого апреля, этого сумбурного чувства свободы, этой прекрасной по-своему, жизни.
     Проблемы закрыты на ключ, в квартире, ничего не мешает уйти от забот повседневности, есть я, есть окружающее меня совершенство природы, от которого таешь, как сахарная вата во рту, и что важно, сама продолжающаяся жизнь.
     Остановись мгновение.
     Куда идти? В Невском районе, города Петра, рядом со станцией метро "Улица Дыбенко", находится парк, имени Сергея Есенина. Ничего особенного, прогулочное место для гуляющих с детьми, мам и бабушек, молодёжи, которая всё чаще заставляет задумываться, и о своём прошлом, памятник из бронзы, поэту Сергею Есенину, застывший во времени, и своём, и чужом.
     Не скажу то, что-бы он был мне мил своей поэзией, но есть строчки из стихов, которым нет и не будет даже подражания, в современном мире, Двадцать первого века.
     Помню, ехал с пригорода в электричке, где в вагон зашёл молодой парень и по бумажке, стал читать свои безумно-дурацкие, настолько глупые стихи, про морские дали, героя моряка, ему неизвестного, было противно слушать настолько, что внутри кипело и клокотало.
     Точкой кипения, настал тот момент, когда вагонный поэт, стал выпрашивать монеты у девушки, причём настойчиво, требовательно. Мне ничего не оставалось, как подойти к нему, взять за шкирятник, вывести в тамбур, дать один раз там, по пузу и на остановке в Шушарах, дав пендаля под зад, выкинуть из вагона. Дармоед и наглец, места таким в моей жизни, нет, и не будет.
     Мне с усилием воли, пешком, поскольку, наступающий вечер перестает быть скучным, и однообразным, приходится идти по улице Бадаева, до улицы Колонтай, после, повернув налево, до проспекта Большевиков и по нему, прямо, мимо многочисленных магазинчиков в подвалах, первых этажей, кафе, ресторанов, банков, ломбардов, салонов красоты, идти, подгоняемым в спину ветерком, в сторону парка имени, Сергея Есенина.
     Путь, особо ничего занятного не принёс. Люди, я мимо них, они мимо меня, отторжение от деланной суеты, куда спешат, домой, а что вы там не видели, вопрос. Спрятаться в ракушке, зачем?
     Дойдя до парка, подошёл к памятнику из бронзы, выдохнул и сказал:
     -Здравствуй Серёжа, как ты?
     Молчит, уставив взор.
     Кто поймёт печаль поэта, тому сану я рабом...
     Огляделся. Гуляющие, старались не замечать моего присутствия, у монумента Есенину.
     -Ладно Серж, пойду я к речке, на уточек посмотрю, они по весне, воспетой тобой, резвые.
     Отхожу, и направляюсь вглубь, расцветающего молодой зеленью на деревьях и полянках, парка.
     Что можно сказать о чувствах, наполняющих моё сердце? То ли печаль от непонятного существования, в этом мире, то ли радость от происходящего этим днём, то ли щемящую в мозгу, запуганную мысль, о невозврате происходящего, то ли жажда непостижимого, простого обывателя.
     Смутные чувства, не правда ли?
     -Здравствуйте, мои уточки, девочки и мальчики, кряквы вы мои, - тихо в слух, говорю я, подходя к речке.
     Они разные, как ни странно, а это странно. Одни стайками по семь-восемь, гоняются за булкой, кидаемой им детьми с берега, другая, одна, коричневая, с белым кольцом на шейке, сидит на другом берегу, и безучастно смотрит на происходящее. В метре от неё, серебристо - зелёный селезень,  обходит вокруг свою подружку, сероватую на солнышке, крякву.
     Выше, на том берегу, на срезанном кем - то дерева, возле пня, сидит царица времени, ворона, наблюдает и иногда взмахивает крыльями, перебирает ими, поджимает свои лапы, но взлетев на полметра, опускается на прежнее место.
     Бреду вниз по течению, от посторонних глаз, нахожу место, в конце сломанного дерева, вдоль берега, сажусь на него, и смотря на течение речки, острее, совсем остро, ощущаю бег времени, и постоянство, непостижимое моему уму, Царицы-Природы. Её власть, силу неизменного совершенства, учтивость и безмятежность к происходящему, опыт, от которого горько по сути, и неведомое влечение, фактория, с которой не справиться, если хочешь, не погубить её.
     Я на столько ушёл в себя, наблюдая бег течения речки, что даже и не понял, какой звук у меня, в кармане. Мелодичный, приятный, но возвращающий в реальность, телефон, его мать!
     -Роман Сергеевич, добрый вечер, мы уже десять минут, стоим у вашего подъезда, привезли купленный вами шкаф, вы где?
     -Я?
     Сколько мне потребовалось времени долететь до дома, сколько матов сложил по пути, сколько раз спотыкался, не счесть, но прибежав, понял одно, апрель, каша Есенин, шкаф, хорошие выходные, ожидают меня в настоящем.


     Забывая порой, что ты есть, напоминанием служит то обстоятельство, сам всё затеял, а виновато в этом, твоё непостоянство, и жадность до чужих радостей.
                Храни Вас Бог.