Афганский дневник. Часть 8. Баграм апрель май 1984

В Баграме очередное весеннее обострение. Начинается новая  операция по взятию Панждшерского ущелья - наши верхи считают, что Ахмад Шах-Масуд не соблюдает условия перемирия и нападает на коммуникации.
Замыслом  операции предусматривается выход 108 дивизии к входу к ущелье  дальнейшее выдвижение вверх к батальону в Анаве с одновременной высадкой десанта в середине ущелья и продвижение сил навстречу друг другу.
По случаю операции все начальство, Кабульское, Ташкентское и Московское находится в Баграме. Руководитель Оперативной группы ВС СССР (самый старший) – первый заместитель МО маршал Советского Союза С.Л.Соколов, представитель от ГК ВВС - уже знакомый нам генерал-полковник И.Ф.Модяев.  Группировку авиации собрали со всех аэродромов. Кроме наших здесь 263 отдельная эскадрилья разведчиков Су-17М3Р (они сменили эскадрилью МиГ-21р из 10 орап), 200ошаэ Су-25 из Кабула, эскадрилья  Су-17М3 из Кандагара (156 апиб), несколько эскадрилий вертолетов из Джелалабада, Кандагара и Кундуза.
21 апреля 1984 г. Снова официально в воздухе после пятимесячного перерыва.
Составил план ввода в строй после перерыва в полетах. На  деле, слетав с командиром на сложный пилотаж в комплексе с дублирующими приборами, второй полет полетел уже на удар.
 26 апреля 1984 г. За эти дни выполняю по три-четыре боевых вылета в день, по возможности комплексируя их с положенными и для ввода в строй после перерыва полетами.  Поэтому во всех упражнениях по плану ввода присутствуют удары с полным боекомплектом.
Началась основная фаза операции. Высадке десанта предшествовала мощная авиационная подготовка, с использованием как «местной» авиации, так и авиации из Союза. Для этого последовательно задействовались группы Су-24 и Су-17, работающие с аэродромов Союза. Су-17, МиГ-21 и Су-25 из  Баграма завершали обработку площадок,  Ми-24 обеспечивали подавление средств ПВО при высадке посадочным способом с Ми-8 и дальнейшую поддержку десанта. Все расписано до секунды, интервал между группами 5-8 минут.
Подготовка десантной операции происходила по всем правилам военно-мирного времени. Помимо действительно нужного доведения данных о времени удара, распределении целей, фотопланшетов площадок высадки, порядке управления и взаимодействия,  было еще и зачитывание боевого приказа, после которого ничего не понятно и ощущаешь себя полным идиотом, и даже контроль готовности с каверзными вопросами и заранее распределенными ролями отвечающих. 
С воздуха началом операции руководил лично командующий ВВС ТуркВО на Ан-26рт под бдительным оком представителей оперативной группы МО.
Политработники тоже не дремали. В Баграме была организована разъяснительная работа о возрастающей роли партии, коварстве империализма и лично Ахмад-Шаха. Утром весь не участвующий состав согнали на митинг, знамена, правда, не выносили, они  остались на Родине. Представляю уровень подобной шумихи в Союзе, где и бумагой получше и политический штат пошире!
Наступает время «Ч». Мы, на МиГ-21, в середине построения, впереди нас летят две эскадрильи Су-17, за нами будет «добивать» площадки эскадрилья Су-25. В установленное время взлетаем, переходим на единый второй канал операции. Обгоняем группы вертушек, уже спешащих к району высадки. По времени выходим к цели, ущелье в дыму от предыдущих ударов, «101» – командующий на Ан-26рт разрешает работу, Зарядка - разовые бомбовые кассеты РБК-250, с высоты рассеиваем их по заранее заданным склонам. Подходят Су-25, за ними группы Ми-24. Вот уже запрос от Ми-8, начинается высадка, особого противодействия с земли, судя по спокойному радиообмену, нет. Вдруг в эфир врывается бодрый запрос:
- 401 подхожу группой, разрешите подход и работу.
Ни чего себе, Су-17 с Союза подлетели, при недельной подготовке к вылету умудрились опоздать на 20 минут! Здорово видно их там задолбали! За писаниной в тетрадях, хождением «пеший по-летному», контролями и митингами забыли, что надо еще и взлетать!   Какой удар, десант уже на земле!
101 быстро реагирует:
- 401, работу запрещаю!
- А бомбы куда?
В эфире секундная пауза. Бомбы можно просто выкинуть в горы, но это, для начала операции, после всех митингов, как-то не по-боевому!
- 401,  вам запасная цель, 20 километров западнее, населенный пункт на  букву М.
Вот это целеуказание! 
Пауза, и не очень уверенный, куда деваться, ответ:
-     401 понял.
Смотрю на карту - в долине, западнее 20 км района высадки – только один кишлак на букву М - Ману. Не знаю, чем он там насолил. Верхам виднее, видно какая-то информация была. Появляется правда сомнение, что в полете, который не удался еще до взлета, пункт на указанную букву  «сухие» смогут найти. Вопрос с перенацеливанием в воздухе был вообще-то сложным. Новую цель в воздухе в ПРНК не введешь. Бомбометание в горах производилось в основном в ручном режиме (на МиГ-21 другого вообще не было). Кроме немаловажного момента нахождения цели, необходимо обязательно знать ее точную высоту, определяя ее по карте.
Сомнения оказались обоснованными. 
- 101, я 401, вышел в район цели.
- 401, разрешаю работу.
- 401, на боевом, … сброс.
Минута тишины, видно - ведомый не спешит, смотрит, где разрывы,
Вдруг в эфир врывается истошный крик:
- Я 245, на земле, нас «стрижи» бомбят, … над Чаугани?
Помню без карты, Чаугани - населенный пункт на повороте дороги на Саланг, там наш мотострелковый батальон, от цели будет километров 60-70.   
В эфире генералький рев:
- 101, кто, мать вашу, над Чаугани?
Молчание.
- 401, место?
- 401 над пунктом на букву М., пара на боевом, подходит второе звено!
Вопль с земли:
- Еще один сбросил!
Рычание 101-го:
- Сам ты блин на букву М.! Всем в районе запрещаю работу! 401, чтоб больше тебя здесь не видел, к х…ям на точку, разгрузиться над горами!
- Понял. Группе 401 прекратить работу, на точку.
- 245, я 101, как там у вас, доложи обстановку!
- 101, двое «стрижей» по нам отработали.
- Потери есть?
- Выясняем! 
- 401 отошел с  курсом 355, разрешите на шестой.
- Мыы,   … аю!
Можно понять затурканных подготовками, контролями и митингами  командиров-летчиков, которые  опоздали со взлетом на 20 минут. Получив мудрое перенацеливание, они отсчитали на восток 20 км, потом еще 20 и 20, нашли среди других мелких кишлаков крупный населенный пункт на букву М. - Чаугани. Казармы, военный городок с укреплениями представился вполне естественной целью.
Пехоту спасли наличие в составе авиационного наводчика с работающей радиостанцией, видно от скуки прослушивал частоту операции, а так же не очень эффективные боеприпасы атакующих – старые черные РБК-250 АО2,5. 
Не знаю, чем для 136 апиб далее закончилась эта история, в связи с отсутствием безвозвратных потерь у пехоты, отделались, очевидно, малой кровью. Хотя без строгого партийного реагирования уж точно не обошлось.
27 апреля 1984 г. Три боевых вылета. Поддержка войск на поле боя, работа по группам, выходящим из ущелья. Некоторые цели в ледниках, на высоте 4000-5000 м. Взрывы бомб оставляют черные воронки и полосы копоти на белоснежном снегу. Верблюды, оказывается, залезают и на такую высоту, и могут спускаться по почти отвесным снежным трассам.
Днем к нам на старт  к нам заглянул генерал-полковник И.Ф.Модяев. В разговоре с летчиками вспомнил свое фронтовое прошлое, рассказал, что в войну на Як-9 очень много летал на разведку. А потом спросил, может ли кто-то полететь на разведку по ущельям. Вопрос, конечно, не остался без быстрого ответа, и генерал поставил задачу провести разведку крестообразного ущелья Ходжари восточнее Панждшера. Говорят, там основные россыпи лазурита и алмазов. Надо посмотреть, есть ли там духи. Лечу на спарке, она  более легкая, да и четыре глаза лучше двух. Для прикрытия, по военному опыту, выделяем 2 МиГ –21бис с  С-24. Вылет завтра с рассветом.
28 апреля 1984 г. Утром запускаем, в задней кабине мой ведомый Витя Скворцов. Нас прикрывает пара М.Степанов и А.Черноволод с С-24. Взлетаем, вход в ущелье прямо по курсу, немного отворачиваем влево. Начало Панджшера, подходим  на 4000 к району, в котором мы должны «нырнуть» вниз. Солнце только взошло, в ущелье совсем темно. Разворачиваемся со снижением вправо, сильный световой экран, надо быстрей снижаться в тень, против солнца ничего не видно. Наконец, входим в тень, проявляется  ущелье, снижаемся до «дна». Полет на предельно-малой высоте по ущелью похож на слалом, самолет постоянно приходится бросать то влево, то вправо. Летим на скорости 1000 км/ч  снизу вверх. Мимо проносится кишлак, население не ушло – дымы печей, овцы. Проскакиваем крест пересечения ущелий, наш путь все круче уходит влево и вверх. Форсаж, горка, правым боевым  перескакиваем перевал для входа в перпендикулярное ущелье. Нашего прикрытия не видно! Понимаю, что удержаться было невозможно, помимо слежения за ведущим, надо смотреть еще за землей, скалы справа и слева, на предельно малой высоте в тени камуфлированный самолет совсем не виден!
Оставляю прикрытие вверху, захожу со снижением в ущелье,  перпендикулярное основному. Лететь сверху вниз гораздо хуже, высота вперед не так видна и все время надо отдавать ручку от себя, отрицательная перегрузка неприятна, да и весь песок с пола в глаза! Проскакиваем ниже еще одного кишлака недалеко от перекрестка, та же картина, дымы, скот, духи не ушли! Уходим вверх, делаем еще два захода. Возвращаемся домой, на заруливании уже ждет газик, Иван Федорович, выслушав доклад, сообщает, что результаты буду докладывать лично  Маршалу Советского Союза С.Л.Соколову! Ни хрена себе разведка! Едем в 108 мсд, там сейчас штаб Оперативной Группы.
Вталкивают в кабинет, передо мной 5 мужиков в «мапуте» (полевой форме неизвестной банановый страны) без погон. Приехали! Понимаю, что Зама МО не опознаю, поднимаю глаза в потолок и докладываю:
- Товарищ маршал Советского Союза! Подполковник ....! Разрешите доложить результаты разведки! 
Из группы выделяется седоволосый, невысокий (видать, он и есть маршал).
- Что, подполковник, не узнал?
- Товарищ Маршал Советского Союза, извините, в такой форме…!
- Ну, что видел?
Подробно рассказываю о полете, заканчиваю выводом:
-  Из ущелья население не ушло, явных войск противника не обнаружил, но с учетом возможностей визуальной разведки на этой скорости можно предположить их наличие!
- Хорошо, что умеете так летать, - и, обращаясь к  И.Ф.Модяеву:
- Надо почаще истребителям летать на разведку!
Помимо разведки выполнил еще три боевых вылета на поддержку войск, третий из  них - в районе Анавы. После взлета ВзПУ нацеливает нас обработать три вершины, на которых установлены ДШК. Переходим на 8 канал и связываемся с «Визитом» - ГБУ (группой боевого управления). Вдруг в эфир выходит «Визит-3» - это наводчик на переднем крае. Просит обработать склон горы, обозначить себя не может, так как находится под обстрелом. Уточняю, выше или ниже места удара он находится, определяю по карте высоту цели и передаю ее группе. Обрабатываем склон сначала с С-24, а потом с РБК-250. В завершение делаю еще один заход вдоль склона со стрельбой их пушки, чем вызываю восторг наводчика, так как проношусь ниже него.
Начало операции ознаменовалось потерей трех Су-17.  21 апреля погиб летчик Су-17М3Р из 263 ораэ. Самолет плашмя упал на ледник и почти целый, но кабиной вниз, лежал на высоте около 4500 м. Сесть туда смогли лишь на следующий день на предельно облегченном Ми-8. Достать тело летчика из кабины так и не удалось. На следующий день в районе Хоста сбили афганский Су-22. Пилот, которого посчитали  погибшим, все же катапультировался и через день, пройдя 40 км, вышел в Хост. 25 апреля  был сбит Су-17М3 156 апиб. Произошло это юго-восточнее Кабула при поиске запеленгованной передвижной радиостанции. При полете на высоте 1500 м самолет ведущего ст.л-та С.Соколова потерял управление, летчик катапультировался. Пока подошли вертолеты ПСО, летчик принял бой, получив два ранения, уже без сознания был эвакуирован и доставлен в Кабульский госпиталь.
29 апреля  1984 г. Сегодня, помимо одного полета на боевом самолете, выполнил еще четыре полета на разведку. В них обнаружил несколько  караванов по 5-7 верблюдов, пару позиций ДШК, скопление палаток,  группу «снежных» духов с грузом на перевале  и честно передавал данные по радио на КП. В результате этого было организовано три вылета групп досмотра с прикрытием,  вылет звена СУ-25, самому парой пришлось уничтожать обнаруженные ранее ДШК. Вечером командующий ВВС 40А генерал Г.Колодий, подозвав меня, без особой радости сообщил:
- Ну, блин, замучил! Сегодня все работали на тебя - прослушивание общего канала операции велось и в Ставке – не реагировать нельзя! Вот что, ты летай, но если что обнаружишь, тихо звони по телефону, не тревожь командование!
Последующие полеты происходили уже без особого шума. К тому же на спарку всегда   вешались С-24 или ФАБ-250, так что явные цели, в первую очередь позиции ДШК в районах, где не было наших войск, подавлялись сразу после обнаружения.  Но, мечта любого летчика,  можно было летать когда, как и куда хочешь. Просто звоню на КП, лечу туда-то, и все - со ставкой не поспоришь!
30 апреля 1984 г.  Сегодня, в очередном полете на  разведку перенацелили в воздухе  в другой район севернее Панджшера за перевалом (кишлак Анджуман). Осенью один раз летали туда прикрывать транспортные Ми-6, перевозившие грузы для афганской части, затерянной в глубине гор.
Горы закрыты облаками, облачность 10 баллов. Впрыгнув в «туннель» в начале Панджшера, кручу слалом  под облаками, поднимаясь все выше к перевалу. Слева и справа стены ущелья, сверху облака. Перед перевалом облака провисают до снегов, пройти нельзя. Форсаж, крутой горкой ухожу вверх. Сверху видно, что нужный район закрыт десятибалльной облачностью, но к цели  можно выйти и по другому ущелью, восточнее километров 30. Над ним облачность не такая высокая, есть и разрывы. В одну «дырку»  вижу  реку и ныряю вниз. Снова начинаем слалом, но с той разницей, что ущелье не очень знакомое, а взглянуть на карту и определить, куда поворачивать на очередном «перекрестке», невозможно. Как и следовало ожидать, проскакиваем нужный поворот налево и теперь несемся на северо-восток  к границе. Если даже и заскочим в Пакистан, никто обнаружить это не сможет, наша высота около 3000, а горы вокруг до 6500. Продолжаем полет между скалами и облаками, пытаясь не проскочить возможный поворот налево. На «перекрестке» сворачиваем, далее еще один поворот, ущелье поднимается вверх, тупик!   
Форсаж, горкой с углом 50; вскакиваем в облака и вываливаемся из них только на 9000 (10500).  Место свое знаем только приблизительно, до аэродрома где-то около 200 км. С курсом 210 выходим к нашей долине, она к счастью открыта, что позволяет снизиться не над ДПРС, а визуально. Докладываю о неудаче И.Ф.Модяеву, который дает указание по возможности чаще залетать в этот район.
Ввод в строй после перерыва получился довольно энергичным - с момента прибытия из госпиталя за 9 дней апреля выполнил 31 боевой вылет с налетом 20 часов.
1 мая 1984 г. Праздники встретили тремя массированными ударами всеми имеющимися в Баграме силами по знакомому «кресту» Ходжари. Здесь вечером  30 апреля  духи зажали наш батальон. Ему дали бездумный приказ на выдвижение по дну ущелья во второй половине дня, боевое охранение по гребням гор справа и слева, на исходные рубежи выйти не успело и отстало, передовая и основная группа были пропущены вперед и попали в засаду. Связи с ними  не было, мы били по склонам ущелья, наши могли быть только внизу.   
2 мая  1984 г. Сегодня в горах на севере обнаружил в «улитке»  ущелья, закрытой со всех сторон, лагерь с цветными альпинистскими палатками. После двухчасового переваривания данных в верхах,  получаю приказ, взять звено и уничтожить лагерь! Наших альпинистов там нет!
Летал сегодня  в Ходжари, в нагромождении скал и камней даже со 100 м людей не увидишь. Сюда пробились силы подкрепления, в батальоне, попавшем в засаду, потери огромные - 53 убитых и 58 раненых.
Еще один приказ, видно информация о наших полетах на сверхзвуке просочилась наверх, и мы получаем задание пройти парой по верхней части ущелья на сверхзвуке. Взлетаем парой, от Баграма до конца зеленки на севере лету минуты три, включаем форсаж и со снижением входим в район. Приборная скорость 1300, на высоте 2500-3000 это 1.3- 1.4 М. Ручка управления  «резиновая», поэтому ниже 200 м над рельефом не снижаемся. Ущелье поднимается вверх, краем глаза замечаю внизу стадо овец, группу людей, быстро выскакиваем на перевал. Выключаем форсаж, разворачиваемся и уже на нормальной скорости 1000 км/ч летим вниз «смотреть» результаты. Подходим в знакомому стаду, бараны конечно не попадали (может только оглохли), но «дух», увидев нас издалека по дымному следу, упал на землю и закрыл руками голову. Видимо все же ударило ощутимо.
Залетел сегодня в знакомый Анджуман.  Как и в прошлый раз, вышли к цели по восточному ущелью. Горная река течет с юга на север, делает зигзаг влево – вправо и каньоном уходит к Файзабаду.  Долина на уровне 3000 м, шириной метров 300, справа и слева отвесные скалы, горная речка, березки у берегов, кучевка, прилепившаяся на вертикальных стенах. Впереди на фоне ярко-голубого неба – заснеженные вершины шеститысячников. Дно ущелья плавно идет вниз, на севере раздваивается, один поворот  налево к Анджуману, потом основное русло реки поворачивает резко вправо на север. Если на повороте продолжить полет прямо, то по этому ущелью левым разворотом с набором выскакиваешь на перевал, за которым  начинается Панджшерское ущелье.
Находимся на старте с утра до ночи. Теперь, из-за планирования завтрашних десантов, освобождаемся в 21-22. В штабах, как в «стране дураков»,основная работа начинается после захода солнца. Днем на два-три заранее заданных ударов приходится от 5 до 8 ударов по вызову. У меня обычная норма от 4 до 6 полетов, из них 2-3 на разведку, «высочайшим повелением» разрешено летать без ограничения их количества.
3 мая  1984 г. Войска прошли ущелье, духи ушли в горы. Ахмад-Шаха Масуда не нашли, и его поимка похоже стала главным вопросом успешного завершения операции. Все местные разведгруппы были поставлены «на уши», в Баграме  дежурит усиленная эскадрилья Ми-8 с ротой десантуры у бортов и звеном Ми-24 прикрытия. По любым данным о местонахождении Масуда, армада поднимается в воздух, но он всегда успевает сменить дислокацию.
Сегодня при «посещении» Анджумана, выскочив левым разворотом на перевал, переходящий к Панджшеру, увидел на проталине среди снегов группу духов. Стреноженные лошади, взгляд успевает выхватить детали: костер, чайник, цвет головных уборов. Сознавая важность ситуации чешу в эфир открытым текстом:
- На перевале пять седел, духи у костра!   
После минутной паузы в эфире команда:
- Срочно на посадку!
На пробеге информация:
- После выключения в дивизию.
Машина уже ждет у самолета, снова везут в ставку.
В штабе уже опознаю начальство:
- Товарищ маршал Советского Союза! При проведении разведки обнаружил ….
- Сколько, говоришь, их было?
- Пять человек у костра, двое в белых чалмах, лошади рядом!
- Ну, а оружие у них было?
Мысленно ругаю себя за уточнение излишних деталей:
- Трудно утверждать, товарищ Маршал Советского Союза! Скорость, понимаете, 1000!
Маршал немного думает, нагибается к письменному столу, достает и протягивает мне фотографию Ахмад-Шаха:
- А этого случайно не видел?
Теряю дар речи и мычу снова  что-то про скорость.
Пауза:
- Возьми фото, вдруг, где встретишь!
4 мая 1984 г. Сегодня пришлось испытать действие скачков уплотнения на собственной шкуре,  замкомэска 156 апиб, видать нормальный летчик, насмотревшись на наши проходы на малой высоте, тоже решил на своем Су-17 удивить мир. Правда, важная деталь желательности  выпуска тормозных щитков, особенно при высоте аэродрома 1500м, учтена не была (не там в мирное время летал), поэтому форсаж, включенный над дальним, обеспечил «сухарю» перед началом полосы хорошую сверхзвуковую скорость.
Мы находились в стартовом домике, вдруг сильнейший, как взрыв, удар, раздирающий воздух звук движка и звон разбившихся стекол. Результат пролета - в 150 метрах слева и справа от траектории полета не осталось ни одного целого стекла. Особо пострадал, получив «боевое ранение», инженер ВВС 40А полковник Герасимович. Он попал как раз под фронт ударной волны. Стекло на КПИ лопнуло, и осколками зацепило лысину. Ранение, к счастью, оказалось не очень тяжелым. Уже на следующий день инженер, как Матрос-Железняк - в десантной тельняшке и с забинтованной головой, гордо руководил инженерно-авиационным обеспечением ВВС армии.
Виновника парада командующий ВВС армии в тот же день хорошо «отодрал» в присутствии всего летного состава баграмской группировки (чтоб и вертолетчики тоже не хулиганили), отстранил от полетов (на недельку)  и пригрозил возможным возмещением нанесенного обществу ущерба (ну это только для острастки). 
Мы же продолжаем пугать сверхзвуковыми скоростями духов, глушить баранов, а иногда, громко, красиво, но без разбитых стекол, будить наземный мир над стартом.
6 мая  1984 г. Операция продолжается, основная наша работа по поддержке войск, сегодня выполнил 4 вылета. Стараюсь не летать часто по одним и тем же маршрутам, думаю мои полеты у земли духам не очень нравятся. Обычно в каждый полет на разведку беру с собой фотоаппарат, снимает второй летчик из задней кабины.
Приехал из ЦНИАГа Игорь, пока врачи отстранили его на 45 суток, потом снова ехать на ВЛК, это все же лучше прежнего вывода с годовым перерывом!
9 мая  1984 г. Праздники, как и выходные, у нас полностью отменены. Сегодня было 10 вылетов составом от звена до восьмерки, большая часть по вызову. С начала операции я еще и штатный разведчик погоды. Каждым утром, точнее, в конце ночи, летаю по маршрутам планируемых вертолетных десантов, теперь от меня зависит, состоятся они или нет. После определения погоды в районе высадки и доклада можно лететь куда хочешь. Обычно это полеты по всему району на предельно-малой высоте. Самолетовождение на высоте 20-50 м представляет определенную сложность, ведь на карту, да и на приборы, не взглянуть. Перед полетом по ущельям изучаю, запоминаю и даже рисую в наколеннике все их развилки, чтобы на каждой развилке свернуть в нужную сторону. Один раз в Ходжари, черт попутал, увидел дым и решил повернуть в «кресте» направо. Чтобы не встретиться с вертикальной стеной, пришлось выжать из самолета все. По акселерометру стрелка достигнутой перегрузки уперлась в десятку, САРПП показал пик до 11,5. Спарку потом даже свозили на юстировку в ТЭЧ – но никаких остаточных деформаций, на крыльях только срезало пару заклепок.
На плоской местности  внизу тоже не так, как сверху, вчера, после пролета над озером, проскочил траверз Кабула и неожиданно выскочил к Котаи-Ашру, который опознал по характерным горам-батонам. Изучил все ЛЭП в округе, благо их немного. 
11 мая  1984 г. Интенсивность полетов немного спала, действий по вызову становится меньше. У меня с утренней разведкой обычные 5 -6 вылетов.
Сегодня ночью, в ответ на операцию, духи предприняли первый серьезный обстрел аэродрома из перевозимых реактивных установок. Как обычно случается, новичкам повезло, один 122мм снаряд в фосфорном снаряжении, третий из четырех в серии, угодил в обваловку нашего дежурного звена, где стояли два МиГ-21бис. Самолеты сразу вспыхнули, стали сходить ракеты, рваться снаряды, огонь перекинулся и на вторую стоящую рядом пару. Пожарные машины сумели приблизиться только через полчаса, когда у нас было уже на 4 самолета меньше. Кое-как успели раскатить стоящие вблизи Су-17, на них уже начали дымиться чехлы.
15 мая  1984 г. Четыре вылета. В связи с особой влетанностью на предельно малой высоте, стал видеть и чувствовать буквально метры высоты. Теперь применяю иную (точнее давно забытую старую) методику стрельбы из пушки. Ввод в пологое пикирование с углом около 10 град.  на высоте 500-600 м, далее прицеливание и начало стрельбы на дальности 600-800 м (определяется визуально – рано, рано, рано, пора!). Далее, после появления дорожки взрывов на земле, педалями загоняю трассу на цель. В момент ее накрытия - небольшое отжатие  ручки от себя. Визуальный контроль высоты и резкий, одним махом, вывод с перегрузкой 6-7 на высоте 20-30 м. Вся стрельба занимает 4-4,5 секунды, с расходом всего БК, в цели оказывается 80-100 снарядов. Но это не 4 секунды в обычной жизни, эти секунды длиннее в сто раз, в них успеваешь все, ощутить каждый метр высоты, увидеть каждый снаряд пушки.
Позавчера произошла еще одна потеря Су-17 в 156 апиб, в Шинданте сбили НШ полка, п/п-ка Г. Бузова, летчик катапультировался и был эвакуирован вертолетами ПСО. 
По последним слухам, нам до замены остается всего один месяц, нас будут менять МиГ-23  905 иап из Талды Кургана. Виталий уже склеил карту и теперь корпит над планом перелета домой. Приятные хлопоты!
18 мая 1984 г. Обстрелы аэродрома повторяются почти каждый день. Правда, точность низкая, иногда снаряды падают около ВПП, ничего серьезного, кроме сортира у Су-25, больше не пострадало.
Теперь утром перед взлетом занимаюсь еще и осмотром полосы,  проруливая по ней, освещая фарой от конца до начала. От реактивных снарядов остаются пятна на бетоне, куски корпуса и оперение. Убрать не уберешь, главное, на взлете не наехать и предупредить РП, чтобы убрали. По случаю обстрелов введено ночное дежурство вертолетов в воздухе.
У нас еще одно небольшое происшествие. Комэск Миша Степанов, излишне разогнавшись на спарке при рулении по магистральной РД, не вписался в поворот и заехал в душ дежурного звена. Отделались сравнительно легко, больше всего пострадало деревянное сооружение, на самолете лишь погнули ПВД, который заменили в ТЭЧ в тот же день, движок все же получил забоины и его тоже пришлось менять.
19 мая 1984 г. При выполнении 4-6 вылетов каждый день, из них 2-3 на свободную разведку, вполне естественно мог появиться вопрос, кто летит в задней кабине?  Обычно это место занимали летчики, случайно отобранные по зову:
- Кто  со мной летит?
Однако, вскоре, в списках пассажиров отметились представители других профессий, да даже, о ужас, некоторые лица немужской национальности.
С точки зрения мирного времени это было страшным нарушением. Но на войне свои законы, правда, иногда случались на эту тему и негативные истории. Бывало, кто-то закладывал, информация доходила до верхов и возвращалась соответствующими «фитилями», бывали и более грустные истории.
Показные полеты были по стандартной схеме: взлет, полет  по заданию при его наличии, обзор района сверху, полет по предгорьям и ущельям, удар по цели, небольшой пилотаж (переворот-петля-полупетля), посадка. Лучше всех перенес полет наш начальник ТЭЧ капитан Г. Бачалдин. В полете во все врубался, адекватно реагировал и даже после посадки сразу сам выполз из кабины.
Как-то в разгар разведывательной кампании подходит ко мне Николай Николаевич Барабашов (при прибытии в Афган его временно «повысили» - полк стал отдельным, и он из секретарей парткома автоматически стал заместителем начальника политотдела–секретарем партийной комиссии). Николай, в отличие от большинства своих политических коллег, был нормальным незлобивым мужиком и тоже захотел полетать.
- Я тут слышал, провозил на спарке кое-кого. А мне можно?
- Да нет проблем!
Назавтра с утра Коля уже ждал команду: подобрали ему по размерам защитный шлем (ЗШ-5) и кислородную  маску, провели тренаж - в кабине сидеть тихо, ничего, кроме кнопки СПУ не нажимать, и ничего не тянуть, если что, (тьфу-тьфу-тьфу), за него потянут (катапультирование обоих летчиков выполнялось из любой кабины).
Около 10-ти утра с КП поступает срочный вызов на выполнение разведки в районе планируемого удара восьмерки штурмовиков Су-25. Цель - в садике у «крепости» севернее города Митерлам, только что прибывший караван, около двадцати «горбов».
- Коля, летим?
-Летим! – Николая «обувают» в ЗШ, чтобы особо не светиться, опускают светофильтр, быстренько втискивают, пристегивают  и закрывают в задней кабине. Запуск, выруливаем, на рулении  спрашиваю по СПУ;:
- Как, готов? - Полное молчание!
- Если слышишь, постучи по ручке!- Стучит! Слышит, однако сказать мне ничего не может - видно в спешке не подключили микрофон от маски к ЗШ-5. Пробую объяснить про черный провод от кислородной маски, который надо воткнуть в разъем ЗШ - бесполезно! Времени нет:
- Коля, ничего не нажимай, слушай меня, если что, стучи по ручке!
Стучит - понял. Взлетаем, идем по маршруту на восток. В полете безответно рассказываю о местных достопримечательностях, ущельях, хребтах и реках, снижаемся, проносимся над садиком, в нем вместо «горбов» только корова и пара ишаков. Докладываю результаты «наверх», далее летим к горам на север, немного петляем «на брюхе» по ущелью. Выходим на цель, утром указанную разведкой, показываю  Николаю отдельную крепость, пикирование, пуск С-24. После пуска «форсаж» и вывод с обычной перегрузкой около 7, вдруг необычные усилия и дрожание на ручке управления. Пересиливаю, вывод боевым разворотом с углом набора 40 градусов!
- Коль, ты как?
Постукивает - жив! Переворот, при вводе в петлю снова стуки по ручке. Уменьшаю перегрузку, делаю полубочку и, прекратив опыты по выживанию политработников в полете, ухожу к третьему на 4000. Выпуск шасси, обычное крутое снижение, над дальним 1000 м, перед ближним РУД с малого газа на упор СПС, двойное выравнивание, посадка. Заруливаем, техники закатывают самолет, ставят стремянку, выскакиваю из кабины.
- Коль, ты как? – Коля, подняв светофильтр, сидит бледный, глаза открыты, вертит вправо-влево головой, шепчет:
- Ничего, посижу немного.
Сидел Николай довольно долго, самолет заправили, через полчаса пассажира «вынесли» из кабины и положили отдыхать на чехлы. Удар по цели так и не отменили, слетал посмотреть на мертвую корову и сад без листьев с голыми ветками. Прилетев, застал Колю уже сидящим на чехлах и способным рассказывать.
- Понимал, что летать - это не в парткоме сидеть, но что б такое! После взлета сначала было интересно: горы, высота! Когда снизились, стало хуже. В ущельях вообще мрак – скалы несутся соврем рядом, самолет бросает влево и вправо, перегрузка то вдавливает в кресло, то висишь на ремнях. На пикировании немного нагнулся вперед, и тут как согнуло, голова между колен, челюсть на ручке управления. Чуть отпустило, разогнулся, но тут снова прижало, в глазах пелена, ничего не вижу, чувствую, все, хана! Тут и начал стучать! Далее ничего особо не помню, верх и низ смешался, врубился от глотка свежего воздуха при открытии кабины.
- Ну вот, тебя с боевым вылетом, вечером заходи, обмоем.
К концу дня в условиях горного климата и спокойной земной жизни Николай Николаевич быстро восстановил здоровье и заглянул к нам в модуль. Приняли мы с ним по пару капель  «антигрустина» по поводу боевого крещения.  Виталий Евтухов, зная о болезненной брезгливости Николая, опять попытался его развести, рассказывая под закуску про мух, крыс, клопов и прочую нечисть. 
С этого дня Николай, уже с видом опытного знатока, проводя партийно-политическую работу, вдохновенно рассказывал наземному составу о сложностях летной работы, а также охотно делился с младшим политсоставом собственным боевым опытом.
20 мая  1984 г.  Ранним утром в сумерки запускаю на очередную разведку. Выруливаю на ВПП, включив посадочную фару, осматриваю полосу,  качусь от конца к ее самому началу. Справа вертушки уже машут лопастями для загрузки десанта, антоны в начале ВПП тоже начали проверку двигателей, подняв облако пыли. Рулежка в Баграме выходит в 150 м от торца, подруливаю вправо к самому краю полосы,  помню, что ее много не бывает. Разворот, запрашиваю разрешение на взлет. Слышу знакомый голос и предупреждение нашего РП А.И. Кулешова:
- Взлетайте, внимательнее, много пыли! 
Полоса впереди скрыта пылью от Ан-12. Но взлетать все равно надо. Включаю форсаж, поехали. Проскакиваю пыль, подъем переднего колеса, бежим дальше. Впереди еще одно облако пыли, теперь уже от  вертушек. Скорость около 350, и, вдруг впереди на полосе очертания Ми-8! До него метров 200-300. Отвернуть уже не удастся, беру почти полностью ручку на себя, самолет еще выше задирает нос, ПВД выше гор, время растягивается в бесконечность, подскакиваем, колеса проходят в метрах от несущего винта. Чтобы не завалиться на крыло, немного отпускаю ручку, снова стукаемся о полосу, еще немного разбега, и, наконец, в воздухе! Шасси, закрылки, от горла отошло, говорю РП, что думаю обо всем, сообщая, что какой–то «дятел» без разрешения вырулил на полосу.
Поле посадки выясняется, что этот «дятел» -  замполит эскадрильи из Джелелабада. В  вертолетном царстве созрело понимание, что все летательные аппараты должны взлетать  только после контрольного висения -  самолеты в гостях у них бывали не так часто. Занять (на минутку) без разрешения на полосу было обычным делом. Вертушки стояли у нас между магистральной РД и ВПП в три ряда, замполит стоял в переднем ряду, и разрешение на выруливание для посадки десанта было воспринято как благословение выползти на ВПП для последующего руления по ближайшей РД. РП конечно ничего видел в пыли, да и предположить подобное не мог - во все мире летный народ разными жаргонами обычно отдельно просится на «исполнительный».  Случай разобрали со всем вертолетным составом, были объяснены основные особенности взлета невинтокрылых машин.
Вечером произошла стихийная разрядка, за последний месяц не было ни одного дня отдыха, к тому же приехали академические абитуриенты из Шинданта.
21 мая 1984 г. Наш доктор Володя Чечнев полностью самоустранился от предполетного контроля летчиков по причине доброго характера и личного регулярного употребления. Несмотря на это, сегодня утром наши ряды все же немного поредели -  некоторым особо преуспевшим вчера пилотам  было предложено отдохнуть до обеда. Моя же участь – колеса в воздухе еще затемно, для ускорения вывода токсинов можно в полете включить температуру в кабине на «горячее» и кислород на 100%. 
На одном из вертолетов, выруливших с десантом на борту, боец случайно произвел выстрел. Попал как раз в двигатель, вертолет сразу вспыхнул, десант и экипаж успели разбежаться, а на полосе через 10 минут остались «рожки да ножки» - хвостовая балка и лопасти. Посмотрев сверху на это безобразие и не дождавшись очистки полосы, сели на запасном в Кабуле.
Наконец, прилетела рекогносцировочная группа наших заменщиков из 905 иап, они собираются прибыть к нам всем составом 15 июня.
25 мая 1984 г. Еще одна потеря у разведчиков 263 ораэ. При выполнении удара ведомый второй пары к-н А.Давыдов не выводя из пикирования, взорвался с бомбами на земле. За полгода это, по-моему, девятая потеря Су-17. 
Задумываясь о причинах таких потерь, можно сказать, что Су-17 более большой и заметный, более медленный, чем МиГ-21, самолет. Конечно, много значит еще и подготовка летчиков. Помимо уровня конкретного летчика, у фронтовых истребителей подготовка сложнее и разнообразнее, ведь сложный и высший пилотаж, свободные бои одиночно и в группе дают летчику очень многое. Это недоступно в полном объеме истребителям-бомбардировщикам, даже сложный пилотаж на Су-17 весьма урезанный. Полк из Маров-2 вообще переучился на Су-17 с Су-15 после передачи в ВВС из ПВО. В ПВО по наземным целям, конечно, не летали, да и сложный пилотаж по-нормальному не крутили. Сказывается несомненно еще и основной бич наших ВВС – «повыше, да потише» - упрощения боевой подготовки для достижения мнимой безаварийности.
28 мая 1984 г. Позавчера, в утреннем полете на разведку, пролетая по проходу в небольшую долинку северо-восточнее аэродрома, перед горным хребтом, увидел на входе "пупок" - горушку высотой метров 200 (я шел ниже). На горушке - обваловка из камня, в ней ДШК и, высокий металлический флагшток с зеленым (!) флагом. Форсаж, боевой разворот, пикирование и С-24 белым дымом уносятся к цели. В пыли от взрывов ничего не видно, да и не к спеху, сюда лету от аэродрома минут пять.
На следующий день залетаю посмотреть. Горушка стоит, ДШК похоже убрали, но флаг по-прежнему весит. Повторяю воспитание и лечу дальше.
Обеденная жара. Летный состав отправлен в столовую на обед, звеном  остаемся дежурить для удара по вызову. «Сидим на спине», отгоняя назойливых мух, прослушиваем вялый радиообмен с ВзПУ Ан-26рт, висящим где-то над Панджшером. Виталий в философских размышлениях о текущем моменте заявляет:
- Ты знаешь, Коль, мне что-то в последнее время доктор не нравится, раньше он только после обеда «набирался», а сейчас уже с утра с красным носом ходит.
- Продукт видно поспел, - откликаюсь я.
- Какой продукт? - спрашивает Виталий, и я рассказываю историю о том, что двумя неделями ранее наш зам. по ИАС (его кабинет находился в деревянном стартовом домике предполетных указаний) пожаловался, что уже несколько дней у него припахивает брагой. Осмотр места показал, что источник запаха мог находиться только на чердаке. Оказалось, наши бойцы, присвоив в столовой мешок сахара, замешали брагу в сорокалитровом баке от авиационных противопехотных мин. Бак спустили с чердака, и наш доктор Володя Чечнев без промедления решил «рискнуть жизнью» и проверил напиток. Дегустация показала, что возраст браги  всего пара-тройка дней, словом «продукт не готов». На предложение вылить «отраву» доктор живо отреагировал предложением не портить добро и обещанием лично проконтролировать процесс, для чего бак и был перенесен в его личный кабинет в соседнем домике.
В ответ на мое сообщение штурман с подозрительным энтузиазмом предлагает посмотреть процесс. Заходим в кабинет доктора, бак стоит перед кондиционером и заботливо укрыт от мух. Открываем – там уже трети нет. Без особых раздумий Виталий черпает кружкой желтоватую жидкость. Следую дурному примеру. Ничего, прохладно, по крепости так, квасок. Пропускаем по паре кружек.
Едем на обед и часов в 16 вылетаем на удар по цели севернее Ассадабада. Цель - отдельная «крепость» в ущелье, выходящем в долину реки, от границы с Пакистаном километров 10-15. Выходим к реке, разворачиваемся влево на север, начинаю считать ущелья. Наша цель должна быть  в четвертом, но оно, как и все другие, какое-то не такое, как на карте. Чувствую, что с мышлением плоховато - за кабиной одно, на карте другое, в голове третье, и все вместе абсолютно не стыкуется. Справа «сосет крыло» Витя Скворцов и пара Виталия. На ведомых вообще-то надежды мало, они развращены тем, что обязанность найти цель и выполнить первый удар лежит на командире группы, взрывы в горах видны за 30 -50 км. Но Виталий – старший штурман полка, к тому же в своей деятельности очень ответственный. Точно знаю, что у него-то есть и полетная карта и «километровка» цели. Спрашиваю:
- Виталь, как с целью?
Виталий держит паузу, потом мычит в эфир:
- По-моему, уже прошли!
Разворачиваемся к началу долины и начинаем снова считать ущелья. В голове удивительная тупость. В первый раз за четыре сотни боевых вылетов! Понимая, что цель и на этот раз не найду, командую паре Виталия выйти вперед. Но и его видно заклинило, разворачивается то влево по склону, то вправо:
- Что-то сомневаюсь!
Вспоминаю о знакомом «пупке», который найду в любом состоянии.
Итак, принимаю решение грех на душу не брать, и веду звено к  горушке с зеленым флагом, на которую и вываливаем уже 4 тонны бомб. Успешно совершаем посадку в Баграме, особо не распространяясь о том, куда на самом деле отвезли бомбы. Впрочем, об этом в военной суете никто и не спрашивал. На вечернем «разборе» Виталий, за порцией нормального напитка, назвал случившееся влиянием «тяжелых изотопов» спирта.
29 мая  1984 г.  Утром после разведки погоды заглядываю к знакомой цели. Горушка конечно никуда не делась, флагшток срезан на 2/3, но флаг висел уже красный (!).  Если честно, флаг на самом деле был белый, чувствую - хотели красный, но нужного цвета видно не нашлось!
Днем возле стоянки неожиданно началась пистолетная стрельба. Выбежав на улицу, увидел толпу наших пилотов, носящуюся с пистолетами за огромной крысой. Бедное животное, спасаясь от охотников, в перепуге даже нырнуло в арык, под водой схватившись зубами за ветку дерева. Пришлось срочно прекратить бой, еще по глупости перестреляют друг друга.
30 мая 1984 г. В обед получаем задачу с КП – срочно готовиться к удару по цели в районе аэродрома. Бородатые разведчики привезли и развернули фотопланшет - все ясно, крепость в зеленке вблизи второго разворота. Летит восьмеркой, мое звено и звено управления первой эскадрильи, интервал между звеньями на взлете 5 минут, боевая зарядка  по четыре ФАБ-250. В связи с важностью цели смотреть удар будет сам командующий ВВС ТуркВО с Ан-26рт.
Запускаем двигатели, выруливаем. Взлетаем. Вторая пара догоняет нас на развороте.
Вдруг в эфире раздается голос командующего:
- 905, вам срочно всей группой во 2-ой район, 15-ый квадрат, связь с наводчиком.
Приехали! В кабине (удар-то рядом, фотка цели в голове) только бортовая двадцатикилометровка – по ней только политическую географию изучать. 
Карта с разметкой операции может быть у Виталия Евтухова – он все же старший штурман полка.
- Виталь, карта района есть?
В эфире вместо ответа пара булькающих звуков, обозначающих, что вопрос идиотский, только псих мог взять на борт толстую склейку карт всей операции при ударе возле аэродрома.
Второе звено командира эскадрильи Михаила Степанова (921) уже на взлетной полосе, у него тоже пусто. Командую:
- «921», зарули без выключения, забери карту с разметкой. Старт, дай команду на стоянку, чтобы передали на рулении!
Выяснение вопросов штурманского обеспечения прерывает командующий:
- Никаких заруливаний, срочный взлет, наших там зажали!
«Наши» могли бы минут пять и подождать, теперь же вообще мы их можем не найти. Приходит на ум любимая фраза замыкающего летчика второго звена нашей группы начальника штаба 1-ой авиационной эскадрильи Ивана Андреевича Малькова. В полет Ваня обычно брал три сумки гранат, второй АКМСУ (один был в НАЗе), пару-тройку рожков и «доппаек» с салом на пару суток – в случае чего, не сухой тулоплавкий шоколад из НАЗа грызть. При самом худшем исходе и духи сало может не сожрут - им его вроде бы нельзя! На добродушные подколы летчиков Иван обычно отшучивался:
-Запас карман не трет...!
От этого запаса истребитель, по словам ведущих, отрывался несколько позднее и сильно отставал в наборе. На перелетах Иван старался особо не двигать РУДом, то отставал  километр, то, обгоняя,  залезал вверх - топлива лишнего не бывает, мало ли что - запас не трет! К сожалению, полетная карта в перечень важных  составляющих запаса не входила – «не наша это окладуха - курсы прокладывать». В другой обстановке обязательно бы подколол бы его, запросив про окладуху и карту, но сейчас не этого.
Выполнив круг над аэродромом, и посмотрев краем взгляда на уже не актуальную цель, идем с набором на северо-восток к Панджшеру. Второе звено догоняет нас – пятиминутный интервал удара отменяется, а искать цель придется мне одному.
Мыслительный процесс, в связи с неопределенностью ближайшего будущего, несколько активизируется. Вспоминаю, что 2-ой район, это самый север ущелья, где-то рядом с перевалом. Утром летал куда–то туда на разведку перед высадкой десанта, но район-то в 400 квадратных километров, а где там 15-ый квадрат? Высота 7000, подходим к перевалу – слева и справа горы, ущелья. Связываюсь с наводчиком, отвечает, прошу рассказать, где сидит. 
- Ущелье с севера на юг, от него отходит еще одно на восток, наши в его конце внизу, удар по склонам 15 квадрат,  по «улитке» четверка ближе к пятерке!
Шел бы ты подальше со своей «улиткой», нет у меня ни района, ни квадрата,  и все ущелья с севера на юг!
- Что еще характерного?
- Лес внизу на склоне!   
Вспоминается училищная байка, курсант в полете при потере ориентировки на запрос руководителя полетов о характерных ориентирах под собой, сообщает:
-Вижу поле и маленький трактор!
Общаюсь с наводчиком дальше:
- А что еще есть?
- Внизу характерный изгиб ущелья и светлое пятно.
Отличные ориентиры! Чувствую - надо ползать по близлежащим  ущельям, должен же он увидеть или услышать.
- Смотри вверх и слушай, когда пройдем рядом, кричи! Что еще приметного вокруг? «921», становись в круг повыше на экономичном!
Миша со своим звеном уходит в сторону, мы же со снижением начинаем считать ущелья. Голос, рассказывающий о характерных камнях, деревьях, птицах и насекомых, то затихал, явно удаляясь, то усиливался, ну-ну, теплее, теплее. Стрелка расходомера неумолимо тикала влево, уже проскочила остаток в тысячу литров, подтвердив правдивость показаний загоранием лампы выработки первой группы баков.
Вдруг радостный вопль, у меня радости не менее:
- Вижу, проходите над нами, слева ответвление, удар по западному склону, свои внизу и на ближних вершинах!
«Свои», услышав вверху шум двигателей, резво обозначили себя розовыми дымами, могли  бы подымить и раньше!
- «905», бросаем в одном заходе, на боевом с курсом 90.
Ввод в пикирование, угол 30 градусов субъективно воспринимается почти отвесным, бросать приходится не по высоте, (ее без карты не определишь), а исключительно по «зрительно-мышечным ощущениям». У меня переключатель сброса установлен на 1-2, вторую пару бомб оставляю для целеуказания второму звену – не словами же рассказывать потом о «пятнах в лесу». После разворота внизу видны дымы от разорвавшихся на склоне бомб. Наводчик «мурлыкает»:
- Хорошо,  туда, еще по склонам!
Летчики последовательно вводят в пикирование с разных направлений и сваливают бомбы в одном заходе.
- «905» всем после работы самостоятельно на точку, «907» -  остаток?
- 550.
У ведомых обычно остаток топлива немного меньше – сказывается более интенсивное изменение оборотов двигателя для выдерживания строя, вот и сейчас у меня почти 600,  но и 550 литров на 150 км до дома  хватит! Ищу Степанова, вон  висят в километрах десяти на севере, залезли тысяч на девять – экономят топливо. Взгляд все чаще клинит на расходомере – но теми же «зрительно-мышечными ощущениями» чувствую, что пока хватит. Выхожу вперед, веду Мишу к цели, указываю ее, сбрасывая оставшиеся бомбы, летчики за мной с пикирования «равняют горы». У меня остаток уже 300, на табло горит не очень приятный красно-зеленый дуэт аварийного остатка и выработки 3-й группы баков. В мирное время даже у аэродрома такой остаток вызывал бы повышенное волнение – если не сядешь, на второй круг может не хватить.  После сброса бомб пересиливаю сомнение относительно режима набора, рука отжимает на РУД защелку форсажа и двигает его вперед. Толчок вперед, легкий  пустой самолет быстро выскакивает на 9000 м, далее РУД назад на МГ, и до посадки его можно почти не трогать.
- «905», посадка сходу, с обратным стартом.
Руководитель полетов Анатолий Иванович Кулешов понимает с полуслова, хотя взлет и посадка с обратным курсом в Баграме не предусмотрены.
 - Понял, разрешаю – и  разгоняет всех желающих одновременно сесть с основным ПК
На удалении 4 км выпускаю шасси, закрылки и, как обычно, с крутой глиссады подхожу к полосе. Последний мимолетный взгляд на скорость – 330, нормально, вот и «родной» бетон. Грубо плюхаюсь, выравнивая «по расходомеру», на нем минус – не до раскрутки колес. На земле! Опускаю нос, правая рука полностью зажимает рычаг торможения, самолет перерабатывает уже ненужную энергию скорости в жар тормозных колодок и дым стираемой резины колес. На скорости 300 можно выпустить тормозной паращют, толчок, притянутые ремни подвесной системы удерживают от «поцелуя» о прицел. На пробеге уже чисто спортивный интерес: остановится движок или нет? Самолет исправно довозит до стоянки, сжигая последние капли керосина. Хватило! На рулении слышу – звено Степанова заходит с нормальным посадочным курсом - у них топлива больше.
Замыкающим садится Иван. Понимаю, что кое в чем все-таки он был прав! С того полета до возвращения домой в каждом полете возил с собой кипу карт со всеми районами операций -  запас  карман не трет!            
31 мая 1984 г. Завершаю месяц пятью боевыми вылетами, общий счет давно перевалил за 400. Май выдался очень напряженным, ни дня отдыха, 31 летный день, у меня 117 боевых вылетов с налетом 67 часов.
Сегодня генерал-полковник И.Ф.Модяев заявил, что сухопутному командованию, наблюдающему из штаба дивизии наш удар, как-то не понравилось, что мы где-то высоко и почти не видны. Надо будет при случае показать более шумные тактические приемы.
Наконец, нашли нас первые награды еще осенних представлений: командир, я и Игорь получили «Красное Знамя», Виталий Евтухов, Витя Скворцов, Ю. Кожушкин, В. Свириденко и др. «Красную Звезду», Толя Черноволод – «За службу Родине».  Погибшему в январе командиру 200 ошаэ Петру Рубану посмертно присвоили  звание Героя. Представления давно написаны на всех летчиков и техников, но ходят по полгода.
На снимке слева на право начальник политотдела Н.Гайдадин, командир полка      П.Тарасевич, начальник штаба полка А.Стецюк, начальник штаба эскадрильи          Ю.Кожушкин.