Сделка - Глава 6

***
-… Я заказала у вас на сайте букет, — говорила я в трубку мобильного следующим утром, на ходу из метро закуривая сигарету. — В каком часу он будет доставлен?.. Номер заказа… — я вытянула из кармана клочёк бумаги с пометкой цифр и зачитала их. — Да, без подписи… Ближе к обеду? Хорошо… Нет, всё правильно. Валентина Михайловна Давыди. Такая фамилия… Паспорт. Он понадобится ему на проходной… Пусть отзвонится с местного телефона, скажет о посылке. Курьеры у нас часто, никаких проблем.

Яркие лучи весеннего солнца били по мороженному за ночь асфальту, словно сковороду нагревая для приготовления нового дня. Разнофасонные пешеходы, руководимые светофорами, перетекали по перекрёсткам разрозненными кучками. Встречались среди них снявшие куртки. Моторы десятков машин, обросшие форматными металлическими слоями, бесслышно тикали одновременно, обитая меж намешанного шума по проезжей части. Их силуэты сливались в потоке, отблёскивая глянцевым покровом изгибов корпусов в световых сплетениях. Пульс города выглядел проснувшимся.

Начищенный холл офисного здания, где я работала, с высокими потолками и гулким эхо, встречал запахом кофе. Я заприметила Валю в конце коридора на нашем этаже, ведущую оживлённую беседу с большим-боссом, прижавшим портфель к груди. На ней были свободного кроя брюки, в мелкую коричнево-бежевую клетку, из мягкой ткани и со «стрелками»; строгая кремовая рубашка и коричневые полуботинки с узорной прошивкой мыса. Одну руку Валя сложила в карман. Несмотря на элегантность одеяния, тёплые тона придавали его обладательнице почти домашний вид, контрастируя с чёрным костюмом осанисто вытянувшегося рядом Бориса Степановича. Валя вскользь провела по мне взглядом, точно укольнув случайным бессловесным актом. Долей секунды хватило, чтобы незатейливые прицелы настигли моё нутро, заставив мысли хороводом вертеться вокруг неё, даже если её полностью занимал толк беседы. Тем временем она улыбнулась очередному юмористическому сальто большого-босса, разминая «крылья» губ и распыляя озорные искорки в глазах. Моему ангелу-хранителю следовало меня ущипнуть пораньше, чтобы не столь откровенно пялилась в её сторону. Но было поздно: я бы скорее лишилась руки, чем согласилась отвести взгляд, высаживаясь всей обоймой. Готовая потратить жизнь, чтобы просто смотреть на неё. Валя, кажется, заметила боковым зрением мою непозволительную скрупулёзность и, пряча ласковый отпечаток в уголке губ от Бориса Степановича кивком головы, затёрла разговор на «нет», поспешив покинуть поле действий. «Не открывай ту дверь…», — пронеслось в голове воспоминание увещеваний деда. Я утрачивала чувство самозащиты в окружающем мире, подставляя под угрозу не только себя, но и нашу связь.

— Кофе не остыл? — спросил Алексей, двигаясь мимо в зал нашего отдела. — Ты взяла его внизу в машине-автомате, когда я только собирался подниматься, а я уже много чего успел!
— Не могу поверить, — проговорила я, отпивая прохладный каппучино. — У неё такие же часы, как те, которые я купила вчера.
— У кого? Валентины Михайловны? Так они у неё давно.
— Придётся нести сдавать, — подытожила я. — Зараза. Мне они запали.
— То-то ты столбом встала. Ещё бы с табличкой: «Убью за то, что носишь мои часики», — он был явно удовлетворён собственным остроумием, неверно и мне на руку истолковав мой синоним «досада». — Ты бы поаккуратнее, а то подумают, что ты запала на Борис-Степановича. Татьяна Константиновна пустого места, — Алексей подчеркнул оборот, подпирая именем-отчеством статус начальницы-жены-начальника. — От тебя не оставит.
— Пф, — фыркнула я, искажая физиономию в позу «не больно-то надо».
— Вот и ладненько. Пойдём, сейчас Сергей будет показывать свой дизайн.

Каждый проект в нашей конторе аттестировался «взглядом со стороны», последний из которых выполняли другие сотрудники компании. Сегодня Сергей, которому я не так давно перешла дорогу на «ведущего проекта», представлял очередной опус на наш суд. Я подпитывалась слабой надеждой, что архитекртурный замысел Сергея на этот раз не будет столь шедевральным, призрак чего обычно встречался в его работах, пугая меня навязчивым кошмаром по ночам. Хуже всего, что в довершение к хронической склонности вписывать уникальные великолепные формы и сочетания в дизайн, денежная отдача загоралась крупными цифрами для фирмы.

Все заняли свои зрительные места возле компьютера. Валя облокатилась на стол несколько вдалеке, выбрав удобную позицию для отслеживания внешних реакций, служащих подспорьем к самим фразам обсуждения. Сергей начал демонстрацию. Пожалуй, раньше я тихо восхищалась его таланту; сейчас — конфуз заставлял искать громкие, весьма убедительные и, главное, беспристрастные доводы против кажущейся безупречности. Коренастый и поджарый, с атлетически вымощенными чертами короткого лица, жёсткими чёрными волосами и проступающей лёгкой щетиной, глубоко посаженными хищными и неоднозначно одухотворёнными глазами, он полусидел на краю стола возле монитора, почти повторяя вольготную позу Вали, располагающейся поодаль от него сбоку. Я обнаруживалась со скрещенными на груди руками дальше всех, за спинами основного средоточия зрителей. Сергей натуженно жевал комментарии к презентации. Публичное ораторство ему всегда давалось с грехом пополам, что, впрочем, нисколь не умоляло творческого выражения. Экстремальность шаткого положения дёрнула из меня все те знания по гениальности великих, что только могла вобрать в институте, растасовывая возможности уязвимости мест и подпиливания ножки вражеского стула. Я атаковала Сергея туманным вопросом, сохраняя безразличный тон и вызывая задумчивый безгласый отклик слушателей. Оппонент быстро нашёлся с предсказуемым ответом. Последующая кинутая мной идея заставила саму изумиться собственной изобретальности и благодарить аффект за чудеса. На несколько секунд воцарилась пузатая пауза.

— Нет, это будет вычурно, — отрезал Сергей, собираясь свернуть затее шею в зародыше.

Если бы не наш перекрёстный холодный огонь, он, вероятно, с радостью взял бы идею за рога. По взгляду было понятно, что он ощутил её вкус, но не намеревался разгораться аппетитом с моей подачи. И потом, отрицание не значило полный отказ от плодов, преподнесённых в другом соусе.

— Смотрите сами, — равнодушно пожала я плечами. — Проект ваш. Можно вычурно, а можно нет — кому дать краски.
— А мне нравится идея Маргариты, — вдруг отозвалась Валя со своего места. — Почему бы нам не попробовать развить её?
— Практически любую идею можно воплотить в шедевр, зависит от мастера, — скрежеча занудными нотками, мирно перестраховался Сергей. — С этим согласен. Просто это всё равно, что малевать слона на фоне пейзажного единства лишь для заполнения белых пятен.
— Так сделайте шедевр, — отчеканила Валя. — Или вы специально хотели поиграть — с белыми пятнами?

В свете событий, про преднамеренность было исключительно логичное соображение, что я почему-то не предусмотрела. У человека в любой ситуации минимум два пути, и они, как правило, противоположны по природе действий, хотя направлены на одну цель. Я почувствовала глубокое отторжение к вскармливанию чьих-то личных амбиций как почвы для шедевров и покинула помещение.

— Можно к вам? — Сергей собственной персоной подошёл к моему столику с подносом во время обеда.
— Пожалуйста, — согласилась я.
— Я видел ваши работы, вы — талантливый архитектор, — начал он, присаживаясь и расставляя тарелки.
— Да ну? — ожидательно вскинула я на него брови. — Пару часов назад вы, кажется, считали иначе. Не малый срок для кардинальных изменений?
— На самом деле, ваша мысль по моему проекту… Я просто не сразу её рассмотрел в нужном ракурсе, понимаете? — филосовски расставил он освещение проблемной зоны. — Я бы с удовольствием перенес продолжение этой темы в неформальной атмосфере. Это, — он описал взглядом стены столовой. — Не совсем то. Как насчёт выбраться куда-нибудь сегодня вечером?

Я недоверчиво глянула на него. Кажется, он предлагал свидание. Что ж, мужской пол, притом не Борис Степанович, рядом — не помешает для моей репутации. К мачо-менам и желающим такими казаться я всегда относилась весьма лояльно.

— Проходи, — пригласила Валя, когда я ступила на её порог.

Я украдкой осматривала её кабинет на предмет вазы, и уж было решила, что цветы задержались, или Валя от них избавилась, когда заприметила едва проглядывавшие яркие пятна на окне за прикрытыми жалюзями. Хорошо же ты их спрятала. От лишних глаз или от меня?

— Не опасаешься, что за вызовами средь бела дня поползут слухи? — следуя её жесту, я огибала стол с левой стороны, свободной от компьютера.
— А должна? — её взгляд струился по моим губам, маниакально вкрадываясь в каждую трещинку и внушая сокрушающе острые опасения внизу живота. — Ты же не думаешь избежать сегодня…
— Вчера Борис Степанович кое на что намекал, — я не могла оторвать взора от её губ, как и затормозить шквал пульсирующего желания, когда она коснулась моей талии.
— М, — понимающе отозвалась Валя. — У меня хорошая ширма… Скажем, есть подводные течения, о которых тебе знать не обязательно. Для Борис-Степаныча их достаточно. А остальное меня не касается. Ты вряд ли можешь себе представить, на что именно намекал Борис-Степаныч.
— А если он что-то спросит напрямую? — я заправила прядку волос за ухо, оглядывая сверху вниз её рассчетливые расклады, пролёгшие течением в обманчиво расслабленной жилке лба.
— О, Рита… не фальшивь!.. — она закатила глаза в типичной манере. — Не мне тебя учить, как закручивать бороду папы Карло.
— И давно я… в этих течениях? Чтобы быть в курсе хотя бы долговременности плавания.
— С самого начала, когда понадобилось, — она сложила руки в замок возле живота, оперевшись на подлокотники и разваливаясь в кресле. — У всего есть своя разменная монета.

Я в задумчивости отвела взгляд и якобы случайно уткнулась им в стебель лилии, торчащий из-за жалюзи.

— Поклонницы шлют приветы? — кивнула я в сторону окна.
— Внимательная, — оценила Валя. — Я не знаю, от кого они.
— Анонимное любовное послание? — изобразила я удивление.
— Только вот ты никогда не отличалась особой наблюдательностью… — медленно проговорила она, бросая мне в лицо изучающий взгляд. — Впрочем… Может, ты лучше поймёшь смысл этого… — она соскребла со стола открытку A6-го формата, помещающуюся в ладони, и зацитировала: — «Мне не хватает губ, чтобы испить с тебя капельки пота, рождённые нашей страстью. Мне не хватает слов, чтобы сказать „люблю“, потому что они ничтожны, когда одним своим дыханием рядом ты расжигаешь ад во мне.»

Я побледнела. Это явно не та надпись. Перепутали тексты? Не мои цветы? Не одна я могла знать, что ей нравятся лилии…

— Кажется, кому-то ты запала… — уничтоженно, как те слова, выдавила я.
— В действительности, я не для этого тебя вызывала. У меня не очень много времени, чтобы тратить его на разговоры… — её пальцы смело расстегнули пуговицу на моих узких обтягивающих брюках, властно привлекая к себе и заставляя почувствовать девочкой по вызову.

Порыв вмиг изведённого дыхания оросил мои губы. Я наклонилась, попытавшись глотнуть её поцелуй, но вместо этого она развернула меня к столу, и я упёрлась локтями в рабочие бумаги. От романтической ауры, в которую я куталась, словно слепой котёнок, всё предшествующее время, не осталось и следа. Валя не сомневалась, что получит меня в распечённой кондиции. Дрожь вкрапливалась в моё тело под осадой её знающих прикосновений. Она не долго медлила, чтобы высвободить мои ноги от брюк. Я выпрямилась, помогая ей разделаться со своими полуботинками, опережающе скатив их с ног мысками не развязывая шнурков. Они звучно шмякнулись подле, рёбрами плоских каблуков отскочив от ламината и открываясь мягкой внутренней выделкой кожи стелек. Валины губы мягко легли на изгиб моей шеи, опаляя влажной горячностью. Я застонала, конвульсивно сжимая её пытливую пятерню на линии моего обнажённого бедра. В голове стремительно зашумело, когда я оказалась в прежнем положении локтями на столе, от резкого и волшебного принятия. Мысли теряли концентрацию, становясь липучей пучиной невнятного полусознания. Изматываясь, словно клубок нитей, под её ритмичными накатами, я окуналась в звенящее пространство. Сладкий дурман был беспощадно прерван Валей так же внезапно, как начался. Мне казалось, я умру под обрушившимся небом. Тем временем Валя успела раскрепить ремешок и ширинку своих брюк, и последние сами собой упали на пол. Я ненавидела её и бессильно обожала с тем же трепетом, втемящиваясь ищущим взглядом в её глаза, стараясь не акцентироваться на её разоблачении от остаточной полосы материи, преграждавшей её волнительный, едва уловимый и, вместе с тем, весьма однозначный запах. Двумя пальцами она приподняла мне подбородок, продолжительно измеряя мою мерцающую жажду в развёрзнутых зрачках. Хозяйски направленная ею, я поместилась на коленях между её ног, ощущая катастрофу собственного неудовлетворения и — всепоглощающую нежность. Лёгшая на мой затылок рука заставила ускорить темп и повысить вязкий напор, незамедлительно отправляя её в объятия пронзающей неги.

— Даже не думай, — меньше, чем через минуту повелительно обрекла она, одеваясь и выразительно касаясь взглядом моей руки, тайком дарящей мне наслаждение.
— Я не могу… — запротестовала я комканной мантрой зовущих интонаций.

Неужели ты не видишь, что сделала со мной?

— Это приказ, — непреклонно отрезала Валя, отстраняя мою руку.
— Ты же не оставишь меня в таком состоянии?! — истерзанно взбунтовалась я.

Валя повела бровью.

— Что-то раньше ты не особо переживала насчёт этого… — заметила она.

Раньше… Раньше я не была в тебя так влюблена. Я ужаснулась глубине этого чувства, пряча взгляд и подбирая с пола брюки.

— Отлично… — проговорила я сдавленно. — По истечению рабочего времени я найду первого мужчину и…
— Это мы посмотрим, — сдержанно и мягко оборвала она продолжение моего разумения. — А пока это — моя фантазия. Чтобы ты была в таком состоянии до конца рабочего дня…

Я сидела на стуле, развязывая и завязывая шнурки путающимися пальцами.

— Рита… — позвала Валя, когда я взялась за дверную ручку, и, дождавшись моего ответного взгляда, сказала: — Мне понравились цветы…Я могу поверить в задержку «Спасибо за ночь» на пару дней, но не на месяц. Я ни с кем не сплю. Кроме тебя.

Я раздиралась между потенцией полного отрицания своего текста и вопросительного «что там про ад?». Не определившись, я молча порхнула за порог.

— Что, отчитали? — встретил меня Алексей, будто моё личное проклятие, просачиваясь мимо.
— Отвали, Лёш!.. — довольно грубо вырвалось у меня.

Вечером я кротко сидела в валиной машине, сложа ногу на ногу. Весь день мне пришлось проёрзать на своём месте. Я не знала, что больше служило причиной зловещему накоплению этого истязающего плоть и рассудок: самое неудовлетворение или желание выполнить фантазию этой женщины.

— А? — переспросила я, не сразу отреагировав на её голос.
— Пристегни ремень, пожалуйста, — повторила Валя, с нескрываемым интересом рассматривая меня.

Я готова была покляться, её рука вот-вот поползёт по моему телу, где-то в области грудей, или, хуже того, бедра. Но вместо этого она предложила:

— Кино? Кафе?
— Издеваешься? — огрызнулась я, обёртывая себя в ремень безопасности, отчётливо ощущаемый странным физическим отзвуком при задевании бустгалтера.
— Хотела уточнить, — проговорила Валя, таки опуская ладонь на моё бедро.
— Почему ад? — спросила я, смиряя очередной прилив чувственности.
— Чуть не забыла, — Валя перегнулась через сидение и достала огромный букет светло-лиловых роз в целлофановой узорной обёртке с бантиками и золотыми «бигуди». — Это тебе.
— Ты не могла бы… — я с опаской скосилась на шипы, стараясь вложить в улыбку больше естесственной благодарности. — Их пока придержать у себя?
— Ладно, — ретировалась Валя, тщательно скрывая толику зябкого огорчения, кравшегося в голос. — Не любишь цветы.
— Расскажи о себе, — попросила я, понимая, что паузы предвещали угрозу. — Чем я тебя зацепила? Не поверю, что у тебя была скучная жизнь, чтобы я могла украсить её своей скромной персоной!
— Нет, конечно, — тут же отозвалась Валя. — У меня богатая жизнь, с кучей подъемов и падений, как на американских горках. Хотя… По правде, это дом-работа, как у большинства, — она медленно потёрла большими пальцами сжимаемый руль, упираясь взглядом куда-то перед собой. — В последние несколько лет я особенно чувствовала, что всё, чего я достигла, по сути, бессмысленно… Ты спрашивала, много ли женщин прошли через меня… Да, много. Именно прошли. По одной и той же протоптанной тропинке. Ничего не оставляя в душе, а только забирая, по крупицам, не заметно. Всё, что я могла испытывать… Я не могла поверить, что это вообще со мной. Я всегда отличалась достаточной… чувственностью. Я даже начала подозревать в себе апатию… И тут появилась девочка, с совершенно неординарным складом ума… Дерзкая, естесственная, со смеющимися глазами. Из любого положения способная найти самый нетривиальный и…неадекватный выход… С которой было… интересно, — она метнула в мою сторону осветившийся взгляд и завела мотор, трогая авто с места. — Да ты сама всё знаешь.
— У каждого свой выход… — проговорила я. — Так когда именно произошло?
— Помнишь, я штрафанула тебя за просчёт?
— Ага. Никогда не забуду.
— Ты после этого стала нарушать правила. Но так, что не к чему было придраться. Одна юбка-превращалка чего стоила. То она короче, чем полагается, то закрывает колено.
— Длинная была юбка! — опротестовала я.
— О, Господи, Рита… не фальшивь!.. Мы обе знаем, что она обрела длину только, когда я тебя вызвала на ковёр.
— Мне было скучно, разговор с начальством пришёлся кстати, — отрапортовала я. — Если бы ты знала, что все коллеги были на моей стороне, когда ты ко мне цеплялась! Между прочим, безосновательно.
— Да, ты всё делала, чтобы устроить цирк-шопито, включив меня в главные действующие лица своей шоу-программы. Я даже подумывала найти повод увольнения… А он обязательно появился бы.
— Ты меня итак чуть не уволила за юбку…
— Я дала тебе шанс… Съездить домой, переодеться. Опрометчиво считать всех вокруг себя дураками.
— Хороша поездочка… Час туда, час обратно, и отработка времени отсутствия, — промычала я. — Я тебя ненавидела в тот момент, когда ты сказала «можете не возвращаться». Тебе бы убрать цинизма и высокомерия — стала бы видеть что-то вокруг, помимо дураков и таковыми считающих… Какой дурак вообще донёс про юбку?
— Тот, кто больше всех тебя поддерживал, — ухмыльнулась Валя.
— Алексей? — не поверила я. — От кого, от кого…
— Но тебе же именно этого и надо было. Внимания.
— Ты обманываешь. Он бы не мог…
— Помнишь про женщину, с которой я встречалась пять лет?.. Трахаясь со мной, она пробила сыну билет в будущее. Невзначай. Так сложилось.
— Боже… — обескураженно выдавила я, невольно потирая лоб. — Это не архитектурная организация, а какая-то интригантская банда!
— Всегда прикрывай тылы… — проговорила Валя. — Надеюсь на твой язычок, что ты будешь благоразумна, и придержись сведения при себе. О Лёше не знает даже Борис-Степаныч.
— Кстати, что с ним, Борис-Степанычем? Он тоже… сын… или муж?.. Татьяна Константиновна, — ахнула я. — Вы и с ней?!..
— Перестань, — грубо прервала она. — Там, где замешаны деньги, на шашнях не заостряют внимания. Точнее, А с Б, как ты выражаешься, — не увязываются…
— Почему ты меня тогда решила подвезти, когда сама же с позором выпроводила?.. — вернулась я к разговору про юбку.
— Испугалась, что ты вспылишь и напишешь заявление об увольнении… А я бы его подписала.
— Ага. И что бы я говорила на собеседованиях? Не сошлась характером с начальством?! — возмутилась я её нелестным мнением. — Допустим, написала бы. Ты же сама добивалась, чтобы поскорее уволить. Скажи честно: у тебя уже были грязные мыслишки, или я премировалась в качестве главного развлечения месяца?
— Лишиться столь пикантных врагов? — как ни старательно были заточены зубья капканов, ничуть не смущённо и охотнически улыбнулась Валя. — Пожалуй, не про меня. Признаться, меня даже забавляли твои взгляды ненависти… Я вообще не совсем понимаю, что ты хотела с той юбкой, — её голос приобретал железные нотки. — Одурачить, заманить интрижкой, обвинить в домогательстве? Повеселить весь офис?

В течение всего пути, валины тональности штормило: то наряжая искренностью, то натягивая раздражённостью. Она припарковывалась возле своего дома.

— А разве не она послужила рождению фантазий в тебе? — спросила я, удивляясь собственному резону предположения: возможно, мы сами часто не знаем, чего хотим… Тем или иным способом. Или способ и есть то, что мы хотим.
— Разве… — недоверчиво покосилась на меня Валя. — Тебе это нужно было тогда?..
— О, я бы вряд ли восприняла лесбийские поползновения! — искренне опровергла я. -…Не думала, что тебя так легко привлечь обнажёнкой!

Валя отстегнула ремень и, положив одну руку на руль, ждала, пока я высвобожусь. Она, кажется, не собиралась двигаться с места, рассматривая свои пальцы. Я молча наблюдала её щеку-вполоборота, слегка движущиеся скулы. Сквозь лобовое стекло, мешаясь со световым излучением мегаполиса, просачивались лучи полной рыжей луны, нависшей над рваными облаками. Из приоткрытого бокового окна сквозил саднящий вечер. Я потянулась к Вале и коснулась её руки, измеряя по току, осязаемому подушечками пальцев, её нагревшийся импульс.

— Для тебя хоть что-то всё это значит?.. — напряженно выдохнула она. — Ты хоть что-то вообще чувствуешь?..

Во мне будто громыхнуло от её щемящих интоннаций, тяжёлым эхом падающих внутрь. Я чувствовала больше, чем сама могла представить. Только как мне рассказать о том, от чего тебя уберегала и чего стыдилась? Могу ли я открыть для тебя тринадцатилетнюю впечатлительную девочку, не разбивая при этом всё, что ты любила во мне?

— Так что? Тебя зацепило,… когда ты везла меня тогда?.. — попробовала я вернуть былую тему.
— К чему фарс?! Тебе же не интересно.
— С чего ты взяла?
— Ответь мне, — выдержав красноречивую паузу, стояла на своём Валя. — Для тебя это что-то значит?
— Факк!.. — раздражилась я. — Ладно, твоя взяла. Вероятно, мне лучше поехать домой. Зря только отменила свидание.
— Рита, стой!..

Я уже вылезла из авто и хлопнула дверцей. Я видела, как она в запале шмякнула об обруч руля с обеих сторон. Удар был столь мощный, что я удивилась, как она не разнесла пластик напрочь. Валя вынырнула наружу и, вцепившись пальцами в металлический изгиб верхушки отворённой дверцы, остановилась.

— Рита!.. — растрёпанно позвала она и, на следующем вздохе приобретая хладнокровную убедительность, предложила: — Просто пойдём в дом. Обещаю, больше никаких расспросов.

Я медленно зашагала к ней.

— Пойдём, — согласилась я.

Стены лифта были немыми соучастниками нашей люфтпаузы. Когда мы вошли в коридор, я поймала валину руку, стоя к ней спиной.

— Не зажигай свет, — попросила я.

Она запёрла дверь, обняла сзади и, кутаясь прохладным носом в мои волосы, начала целовать в изгиб шеи.

— Обожаю твой запах… — прошептала Валя.
— Ты хотела узнать, — я стояла, как вкопанная, в темноте, не оборачиваясь. — Что со мной не так…
— Я не говорила, что с тобой что-то не так.
— Но так есть, — решительно продолжила я, разрезая сталью голоса комфорт замлевающего пространства. — Веришь — нет, когда-то я была весьма… восприимчивой. Помнишь, я рассказывала о деде? Он научил меня прятать одну часть себя. До того удачно, что я сама забыла, где она…
— Рита, не надо, прошу! — в валиных объятьях засквозил холод, и в её голосе разнеслась злость. — Зачем придумывать причины? Если не чувствуешь…

Я вдруг отчётливо поняла, что уже слышала эту злость — от деда, который считал меня великой выдумщицей, начавшей верить в собственные бредни, — и пытавшийся выжать из меня пагубные наклонности собирать чужие эмоции, впитываемые мной, как губка пожирает влагу. Только я не была Наполеоном или Робинзоном Крузо, а брала тех, с кем соприкасалась. Это сошло бы за невинное подражание, если бы не ряд особенностей, вытянутых из меня гипнозом: я верила в противоесственные силы и могла приписывать их определённым личностям; я не отождествляла себя с душами, чувства которых перенимала, а якобы знала вещи, которых знать не должна была. Я несколько раз хищно подлавливала деда, попадая, в некотором смысле, в цель, что больше соотносилось с развитой интуицией или «пальцем в небо». Но вызывающая природа моих припирок навела его на соображение, что во мне бушует зверь. С которым я, кстати, разговаривала. Весь комплекс наталкивал на то, что во мне цвела ярая фантазёрка, слишком уж сопереживающая окружающему. Даже просматривая видео-запись, я не была уверена, что это про меня. С экрана вещало чужое лицо и жутко расстраивало гримасным подобием того, что мне бы часто видеть, умываясь по утрам, — если б не избегала зеркал.

— Мне холодно… — обвинительно проговорила я, затягивая на себе валины руки, а она вяло поддавалась.
— Я не могу дать тебе тепла, если ты будешь постоянно юлить… — вторила Валя моему тону.

Люди всегда готовы поверить в понятную имитацию, чем в то, куда их познание не проникает. Валя была не исключением. Я улыбнулась, почерпнув зловещее вдохновение одиночества. Одиночества, которое никогда не кончится. Зато, будучи отличной фантазёркой, я знала, как поступать с чужими чаяниями. Я развернулась в её руках к ней лицом. Моя мимика, глаза, губы стали участниками брачных игр, испивая валино одиночество и эту её навязчивую идею, что она по мне помешалась.

— Что ты от меня хочешь? — правдоподобно измученно прокралась я в её мотивы. — Чтобы рассказала, что с ума схожу по тебе? Что от тебя достаточно только взгляда, чтобы мои ноги подкашивались?.. Что пьянею от твоих прикосновений?..

Этим вечером я овладевала ею ненастно и грубо, заставляя поплатиться за мою потерю естесственности, словно женщиной, докучившей мужу глупой болтовней. Я открыто наслаждалась её зрелой сексуальностью и страстными вскриками, нарочито пытливо выуживая фрагменты её желания.

— Хотела меня вчера в гости?..
— Очень… — любовно простонала она, упираясь лбом в подушку и изгибаясь крыльями спины мне навстречу.
— Думала обо мне сегодня?..
— Господи… Я всегда о тебе думаю…
— Держу пари, это тело хотели бы многие мужчины нашего офиса… — пробормотала я, покусывая мочку её уха.
— Оно только твоё… Ты бы знала, насколько…

Меня наполняло отвращение от этих слюнявых косноязычных и лживых преамбул, за которые иная женщина могла бы отдать полсердца. Я приправляла сентиментальность смачными словцами и выраженьицами, тут и там встречающимися во всяком порнографическом рассказе, но и они не спасали, а только больше зашкаливали амплитуду моей нетерпимости к звенящей фальши, от которой я не могла избавиться, словно свиньёй извалялась в пахучей грязи. Неужели это всё, что тебе нужно? Эти залепленные и засаленные доисторические пассажи, переходящие из почти молебненной нежности в гремучее одичалое насильственное обладание? Почему ты до сих пор дышишь словами любви, а не ненависти? Разве я не сполна продемонстрировала агонистическое животное, утоляющее жажду чужой болью и от притязаний которого должно тошнить? Почему питаешь его разрушительную суть собой?..

— Просто скажи «нет», — претенциозно настаивала я.
— Скорее, небо упадёт, чем ты услышишь «нет» от меня… — тихо и обречённо пропускала она сквозь себя. — От тебя боль слаще мёда…

Меня словно окатило ушатом ледяной воды от этого приследовавшего «небо падает». Я невменяемо отшатнулась, ощущая странный ужасающий приступ, будто заглянула в закрома самой смерти.

— Рита… Господи… Ты не можешь так поступить!.. — отчаянно взмолилась Валя. — Докончи дело!..
— Могу, — воинственно отозвалась я.
— Не мсти так, пожалуйста…

Я направилась на кухню, не останавливаясь. Валя догнала меня через считанные мгновения. Мощным рывком она пригвоздила меня к стенке, будоража неожиданным поворотом. Она была действительно разъярена.

— Маленькая несносная девчонка! — процедила она, пытаясь совладать с противоречивыми порывами, рождёнными замешательством, впервые видимого в ней в той силе. — Что я сделала не так?..

Я ощущала её горячее дыхание, касающееся моих губ. Столь близко, что оно, казалось, оковывало меня, проникая гипнотическим зельем внутрь. Она опустила встревоженный взгляд на мои губы. Её всегдашний лоск уверенности испарился с лица, точно не бывало. Она ослабляла хватку на моих запястьях, понимая, что физическим принуждением ничего не решить. Её жар прильнувшего тела липко тесался с моим, напоминая худшие кадры обнажёнщины и одновременно — лучшие эротические сны. Пугающие явью. Я чувствовала, что снова по уши пропадаю в играх, в которые не желала играть. Бесконечное дежавю.

— Ладно, помолчи, раз хочется… — она задушевно вздохнула, отникая от меня и следуя на кухню, повела за собой. — Пойдём пить чай.
— Ты не сердишься? — осторожно прощупывала я.
— Сердиться? Нет, — почти беспечно реагировала она. — Разве что всё ноет от тебя, но, кажется, и к этому придется привыкнуть…

…Громоздящаяся конструкция, возносящаяся к небесам бесчисленными сплетениями балок, начала трястись, разрастая и без того кромешный ужас. Я глотнула тёмную реальность, безотчётно моргая в чужой комнате. Рядом сидела Валя, стискивая мои плечи. Видно, это она вздёрнула меня из кошмара.

— Рита, — раздался её напуганный голос. — Ты видела что-то страшное?.. Ты бормотала во сне, металась.
— Факк… — взбалмашно провела я по мокрому лбу, напрягая мышцы пресса, чтобы вынести торс в вертикаль, и с рассудительным размышлением примеряясь, не пора ли брать такси, но любопытство превалировало. — Что бормотала?
— Я не разобрала… Что-то про язык… «живёт бесслышно»… души… строят город… Или вроде того.
— Извини… твоя майка отправится в стирку, — я содрала с себя хлопковую ткань с выразительно почерневшими областями вокруг подмышек, шейного выреза и спины, последняя из которых пропиталась вся насквозь.
— Пустяки, — обронила Валя, пытаясь всмотреться в меня сквозь ночную мглу. — Что тебе снилось?
— Я больше ничего не говорила во сне? — уточнила я.
— Что-то невнятное, как будто не по-русски.
— А ты не можешь вспомнить точное звучание?
— Я не полиглот. А ты, кажется, да, — направила она изучающий взгляд мне прямо в глаза. — Или ты опять во что-то играешь?

Я бессильно повалилась на простынь, охлаждаемая от испарения влаги.

— Я ни во что не играю… — наконец, произнесла я серьёзно. Потому что мне осточертел этот фарс; остечертело казаться большой девочкой; осточертело бежать, сминая под ногами всё, к чему могла что-то чувствовать. — Хочешь ко мне в гости?
— Шутишь? Ночь на дворе.
— Дважды не предлагаю.
— Ладно, поехали, — быстро согласилась она. — Только кофе выпью.
— А мне чего-нибудь горячительного, если есть… Ты же не простишь себе, если опять заболею.
— Горячительного? Или расслабительного? — ёрничала она.

Мы домчали по пустым автострадам в мгновение ока. Я отпёрла ключом квартиру, и на нас пахнули привычные ноты домашнего запаха. Коридор с светлыми обувными шкафами, расположившихся вдоль стен, засверкал в излучениях лампы. Совершенно типичные вешалки в прихожей, ничем ни примечательный бордовый ковролин на полу. Моя комната была убрана по-спартански: по её простору были упорядоченно расставлены внушительная кровать три-на-три и письменный стол под красное дерево с парой ноутбуков и внушительными колонками. Пол устилал рыжий ковёр, гармонирующий с нежно-оранжевыми занавесками на окнах и перекликающийся контрастностью с белеющим постельным покрывалом, на самом деле, кремового оттенка в редкий густо-тёмный узор. Вторую комнату я использовала под гардероб, с бесконечными коробками и сплошь монтированными по стенам длинными полками. Там же приютился небольшой отсек с книгами.

— Было, что смотреть? — обескураженно улыбнулась Валя, бродя за мной по квартире.

Я не хотела говорить, что этот порог не переступал никто, кроме меня, несколько лет, и с тех пор многое изменилось, включая обстановку.

— Не люблю хлам, — пожала я плечами.
— Судя по тому, каких размеров у тебя гардероб, ты ещё та барахольщица! — воскликнула Валя. — И ты явно себя любишь…
— Я тебе сейчас выдам майку, — я сердобольно разгуливала по дому, не собираясь на эту ночь совершать никаких прыжков передислокации.
— Нет, ты же не предлагаешь остаться? — запротестовала Валя. — Я одета не по-рабочему, да и после кофе всё равно не усну.
— Ну, почитаешь что-нибудь… — осветила я мало-мальски увлекательную перспективу, хотя лично мне такая не показалась бы радужной. — Посидишь в интернете.
— Хотя бы покажи фотоальбомы, — попросила Валя.
— Ладно. Присядь пока на кухне. Сейчас достану.

С этими словами я направилась в гардеробную, подставила табурет и изъяла с одной из верхних полок коробку из-под обуви, где таилась стопка фотоальбомов. Присоединившись к гостье, неприютливо и озирающесь воссевшей на угловом диване, я шлёпнула коробку перед ней на стол и начала выкладывать пластиковые тетради, сплошь напичканные глянцевыми и матовыми продуктами проявленных плёнок. Валя подвинулась, освобождая мне место возле себя.

— Это я в Швейцарии, — показывала я фото с прижавшим меня к груди отцом.

Мы оба были укутаны в горнолыжное обмундирование. Высокий, каштаново-усатый, с заиневшей окромкой и щетинистыми ворсинками, краснощекий, с задранной маской и открытой заразительной улыбкой, мой отец, омолодевшийся от мороза, в пору моего семнадцатилетия мог сойти мне за ухажёра. На фото, я окольцевала его обеими руками и будто собиралась валить в снежный сугроб. Малолетняя, с игривыми замашками, я очаровывала детской растормошённостью и вызывала у самой себя улыбку. Следующее фото демонстрировало портретный снимок, где я высунула во всю ширь язык с таявшими на нём снежинками. Я вспомнила доисторическую причёску, «каре», с которой проходила одиннадцатый класс.

— У тебя интересный папа, — сказала Валя, рассматривая глянцевую карточку с отображением его в полный рост, в готовящейся к рывку позе, на лыжах и занесёнными вперед палками.
— Не обольщайся. Сейчас он выглядит иначе.
— Ой ли? И как это я не заметила, что ты там совсем ребёнок? — подтрунила Валя, машинально и по-свойски укладывая руку мне на колено.
— Не надо, — аккуратно отстранила я.
— Что, у тебя здесь монастырская обитель?
— Не привычно… Это мои Стены, — капризно поджала я губы.
— Неужто прячешься от татаро-монгольского ига? — провела она скользкую параллель с Великой Китайской.

Мы пролистнули швейцарские фото, и перешли к институским. На них я уже была крашенной брюнеткой с пирсингом — ювелирным гвоздиком с округлой поблёскивающей головкой, торчащем под губой.

— О, мой Бог… Это ты? — с любопытством истязала взглядом Валя моё фото. — Твои подружки? — она ткнула по пьяной морде одной из закадычных и ближайших институтских однокашниц (уж я могла себе позволить к ней панибратское выражение!)
— Машка дурачится! Отмечали Новый Год!
— Ещё подружки, друзья… Сколько их?
— О, у меня была бо-о-ольшая туса! — похвалилась я, юнясь полузабытым сленгом.
— «На пять с плюсом»? — подначила Валя, саркастически вскидывая брови в мою сторону. — Не думала, что ты… особо компанейская. Что-то не заметила у тебя ни одной гостевой кушетки!.. Где вся удалая рать сейчас?
— Сейчас не столько времени, но людей немало, — отозвалась я, вспоминая недавние посиделки в баре. — Если я не зову их к себе, не значит, что не встречаемся в других местах!

Валя развернула фотку, где я в полупрозрачной сетчатой кофте, сквозь которую очерчивается чёрный лифчик, при праздничном «параде», с бокалом вина, в полупрофиль, облокачиваюсь о дверной косяк. Мой взгляд устремлён куда-то вне объектива. Один из редких не постановочных кадров, способных украсить естесственным отпечатком любой фотоальбом. Валя сумрачно оглядывала его, заостряясь на пирсинге и непривычном чёрном цвете волос, девичьем овале довольно миловидного и выразительного лица, красноречивых глазах, в которых плавала вечность, свойственная тому возрасту.

— Если не нравится мой готический саквояж, давай проскочим по-быстрому, — предложила я.
— Такая… молоденькая… — провела Валя пальцем по пластиковой обёртке вдоль скулы моего изображения, будто собираясь тронуть наощупь грани прошлого. — Красивая… Кровь с молоком… Какие мысли блуждали в той головке?..
— А сейчас — не красивая? — уязвилась я.
— Ты же знаешь, я не об этом. Сейчас — выточенная.
— Если хочешь, досмотри фотки. И приходи спать. Если честно, меня смаривает.

На утро Вали не обнаружилось, и я могла усомниться, не приснился ли мне её ночной визит, если бы не букет роз поверх развёрнутых фотоальбомов, с запиской: «Ты — мой ад. В.». Я подтянула из-под них, за уголок, лист с тем снимком с бокалом. Если б ты знала, милая В., сколь часто в те времена я ходила по лезвию ножа, пробуя жизнь на остроту, тебя бы вряд ли вдохновили эти глаза!