Анжелика и Ермак. Ну, или Ермак и Анжелика...

Ну, во-первых, претендующий быть историческим (ну ладно, историко-приключенческим) сериал плавно сползает в нишу "Фильм индийский про любовь, слезы капают из глаз". Глупейшая, на уровне "мой первый фиГ, не бейте табкаме" история попадания невесты Ермака Алены (Ирина Алферова) в турецкую неволю и, после долгих странствий по басурманским постелям, - в наложницы к сибирскому хану Кучуму, которому она рожает сына Чингиза. Типа из-за этой тру лав всей своей жизни атаман и погиб, но об этом позже.
Самое интересное, что легенды о Ермаке действительно намекают на несложившуюся юношескую любовь, из-за которой покоритель Сибири так никогда и не женился (например, бажовские "Ермаковы лебеди"). Зрителю можно было "сделать красиво", но кто из наших сценаристов любит нагружать мозг?
Во-вторых, полностью выбросили важнейшие эпизоды биографии Ермака - а именно Ливонскую войну, в которой он со своими казаками участвовал под началом легендарного Миши Черкашенина и приобрел опыт "правильной" современной войны с пушками, штурмами и осадами, которой Кучум не знал и которой его войско не могло эффективно противостоять.
В-третьих, сам Иоанн Васильевич (Евгений Евстигнеев). Эпизодов с его участием непростительно мало, и это - в историческом фильме! Пороть, пороть сценаристов, это даже не бездарность, это просто нежелание работать. "Пипл схавает".
В-четвертых, актерский кастинг. Боже, какая я старая - я еще помню человекообразного Джигурду! В роли Ивана Кольцо он еще так-сяк, хотя рычать и вращать глазами мог бы и поменьше. Сам Ермак Тимофеевич (Виктор Степанов) весьма неплох, зато Алферова совершенно деревянная. Есаулы Ермака какие-то невыразительные, кроме запорожца Никиты Пана, никто и не запомнился, да и тот, как и Кольцо, поразил главным образом нелепой смертью.
Смерть Никиты Пана - это вообще лютый фейспалм. Чтобы прошедший огонь и воду "спецназовец" (а именно таков запорожский атаман) не отличил мертвого от живого, не обыскал предполагаемый труп на предмет засапожника и умер от ножа в спину, как новобранец!
В глупую гибель Ивана Кольцо еще можно поверить - самонадеян, бахвал, да еще пьян был, да милость царская в голову ударила. Но чтобы ДВА ермаковских есаула погибли как бараны - возникает вопрос: как же он с такими баранами Сибирь брал?
Поп Мелентий (Петр Вельяминов) - одна из немногих удач фильма, но его тоже мало (я бы непременно вписала в сценарий, как он исповедовал перед битвой казаков, как крестил остяков и вогулов, - а этого-то и нет!).
Согласно воспоминаниям доживших до старости ермаковцев, священник среди них действительно был! Причем "риз" не носил, а носил доспехи, как все, принимал участие в сражениях и в промежутках между требами кашеварил. Жаль только, имени попа составитель летописи не записал (маловероятно, что очевидцы не помнили, он же был один на все войско).
В-пятых, дружина Ермака. Мы ничего не знаем ни о ком из его людей, кроме есаулов и священника, еще человек пять известны по именам, да еще столько же - мелькают в кадре, как молчаливые галлюцинации. Так не делается! Нужны несколько вставных новелл или флэшбэков (что предпочтительнее), чтобы познакомить зрителя с персонажами второго плана, вызвать к ним сочувствие, заинтересовать. Например, белобрысый ливонский рыцарь (молчаливая галлюцинация) - откуда взялся, почему пристал к казакам, зачем потащился с ними в Сибирь? Пленных ливонцев Иван Васильевич не обижал, старенькому магистру, который, согласно европейской прессе, был зверски замучен 15 раз! (разными всё способами), вообще целый замок подарил, и других - кого на службу определял, кого рассылал по подмосковным городишкам на жительство, кого оставлял при дворе - одному орденскому пастору лично показывал свою знаменитую либерею.
Вспомнила фамилию многосмертного магистра - Фюрстенберг. Он еще брату писал из Любима (подаренного Иоанном владения), что жив, здоров и "не имеет оснований жаловаться на судьбу".
Этого Фюрстенберга, как самый почетный трофей, Иван Васильевич предъявил москвичам. Нет, это не напоминало римские триумфы с пленниками, прикованными к колесницам, всё было очень пристойно: старый магистр ехал верхом в сопровождении наиболее знатных рыцарей, а москвичи смотрели.
- Здравствуйте, магистр, очень неприятно. Магистр, очень неприятно, а что делать?!
Какую новеллу можно было сделать - конфетку!
Вообще, очень неживописен внешний вид казаков - мужичье какое-то, лапотники (а одеваться казаки любили причудливо, пестро и по-своему красиво, хоть и с варварской роскошью), совсем не показан их быт - только беспробудное пьянство, которое в походах вообще-то жестоко каралось. Как они общаются друг с другом? Как отдыхают, что поют, как пляшут, какие байки рассказывают? Как ссорятся и мирятся (ссоры в замкнутом сообществе вооруженных мужчин должны вспыхивать регулярно)? - Ничего этого нет.
В-шестых, финал. Товарищи, это слабеж. Во-первых, Ермак решил не отстать от своих горе-есаулов и тоже дал заманить себя в ловушку, во-вторых, на сцену явилась Алена, подвернулась под шальную стрелу и эффектно обвисла на руках Ермака и сына Чингиза. Вследствие чего, собсьна, атаман и погиб: пока он стоял столбом, хлопая глазами, его товарищей порубили татарские уланы, а струг унесло бурей на середину реки.
Во время просмотра не могла отделаться от мысли: какими были бы батальные (и не только) сцены, если бы их снимал Ежи Гоффман!.. В этой связи у меня вопрос: ПОЧЕМУ в нашем постперестроечном кинематографе исторические фильмы если и снимаются, то с приставкой "псевдо", а главное - ПОЧЕМУ героические эпохи показаны как периоды хаоса и упадка, а героические личности - как подонки и/или недоумки? "Ермак" - лишь первая ласточка в веренице опусов: "1612", "Царь", "Стена", "Викинг", за каждый из которых я бы лично авторов на кол посадила.
А кто бы мог написать адекватный сценарий для достойного исторического фильма на эту тему - даже и не знаю... Либо Мария Семенова времен "Валькирии" и "Лебединой дороги" (она там как раз демонстрирует мастерство батальных сцен, "вставных новелл" и бытоописательства), либо Далия Трускиновская (ей отменно удаются истории несложившихся любовей).
Кстати-то об одиночестве Ермака: не исключено, что Ермак Тимофеевич был "волчьим атаманом". Это такой обряд, очень старый, якобы дающий казаку удачу на войне (на которой он, впрочем, должен и пасть - волчьи атаманы в своей постели не умирают) и преданность товарищей, которые следуют за ним, как стая за вожаком. Сам обряд и основан на собственноручном, обычно с помощью ножа, убийстве матерого волка-вожака, которому нужно смотреть в глаза, пока не издохнет. Волчьи атаманы редко женились, мирная жизнь их не влекла.
Еще мне в "Ермаке" не хватало идеологии. Там есть один момент, когда Ермак беседует с пленным Маметкулом, перед тем как отправить его к царю (царь его, кстати, обласкал, как и полагалось обходиться с пленниками такой знатности), он говорит что-то о своем желании жить не по праву сильного, что-то изменить в этом мире - но очень скомканно. Но ведь это - самое главное, это и оправдывает (либо, напротив, обессмысливает) жертвы и пролитую кровь! В старом советском фильме об адмирале Ушакове меня всегда торкал эпизод ссоры Ушакова с Нельсоном по поводу казни пленных французов - вот он, водораздел! Вот где проходит!
Еще - что я включила бы в сценарий фильма о Ермаке.
Такого персонажа, как атаман донских казаков Михаил Черкашенин. Ермак был с ним знаком, вместе ходили в Ливонию с Иоанном. Черкашенин был очень нетривиальный человек, вот он совершенно точно был "волчий атаман", кроме того, он был характерником. Ну, все в курсе - характерниками донские казаки называют своих ведунов, знающих "лошадиное слово", умеющих делать обереги от оружия и заговаривать рубленые и огнестрельные раны, и т.д. Черкашенин был еще и ясновидящий, достоверно известно, что он предсказал точную дату своей гибели и причину (пушечное ядро).
О его гибели во время героической обороны Пскова в 1581 г. летописец написал «Да тут же убили Мишку Черкашенина, а угадал себе сам, что ему быти убиту, а Псков будет цел. И то он сказал воеводам».
История казачества в отечественной литературе вообще очень плохо освещена, только в советское время был "госзаказ" на восхваление Разина, Пугачева и прочей мрази, и оная мразь трудолюбиво восхвалялась Чапыгиным, Шукшиным et cetera.
Отсюда позиция сценаристов: что ни соври про казаков - сойдет за правду. Но это вовсе не так.
Во-первых, казаки во времена Ивана ГРозного и более поздние были служилые, воровские и вольные. Служилые - понятно: люди воинские, присяжные, находившиеся на жаловании. С воровскими тоже все ясно - разбойники, в основном из беглых крестьян; настоящие казаки их презирали. Кстати, одним из первых указов юный царь Михаил Федорович потребовал «впредь тех воров казаками не называть, дабы прямым казакам, которые служат, бесчестья не было». Предводителем воровских казаков был в прошлом один из есаулов Ермака - Иван Кольцо, разбойничьих замашек он так и не оставил, и они привели его к бесславной гибели. Сам Ермак Тимофеевич атаманом разбойников никогда не был, он и его люди были казаками вольными - вольные селились на украинах, на границе Дикого Поля, воевали с ногайцами, татарами, киргиз-кайсаками и прочими кочевниками, охочими до набегов и ясыря. Царь снабжал их боеприпасами, "нарядом" (пушками и порохом), вел с ними переписку и переговоры и на войну не посылал, а звал. А они уж на Кругу решали, выступать в поход или нет, и всеми силами уклонялись от присяги и безвозвратного перевода в разряд "служилых", держась за свои привилегии. Одного из донских атаманов, Ляпуна Филимонова, растерзал на Кругу недовольный "электорат", когда тот вступил с царем в переговоры по этому вопросу. Знаменитый Михаил Черкашенин тоже был атаманом "вольных", и на Ливонской войне Ермак служил под его началом.
Ни в каком турецком плену Ермак не был, а юношей начал с "щура" (оруженосца при одном из опытных старых казаков) и за 20 лет дорос до атамана. Может, это не так драматично, как показано в одноименном фильме, зато логично: генералами тоже становятся, начиная службу лейтенантами, а то и рядовыми.
И, наконец, гибель Ермака. В последнем походе с атаманом была сотня казаков, переживших тяжелейшую голодную зиму (кстати, люди Ермака понесли гораздо меньшие потери от голода и цинги, чем стрельцы воеводы князя Болховского). Из них погибло во время ночного боя всего десять человек. Десять! Остальные вернулись в крепость, где никакой паники не возникло, а место погибшего Ермака занял один из уцелевших есаулов, Матвей Мещеряк. Трезво оценив силы поредевшего гарнизона, он увел казаков в Россию, но год спустя ермаковцы вернулись вместе с посланными царем Федором Иоанновичем (Иван Грозный в это время умер) стрельцами. Некоторые из них дожили до глубокой старости, и их воспоминания о Ермаке и первом Сибирском взятии были записаны уже после Смутного времени. Матвей Мещеряк погиб несколько лет спустя в схватке с воинами Карачи, мстя за предательское убийство Ивана Кольцо. Дожил до старости и сделал блестящую военную карьеру один из наиболее молодых ермаковских есаулов - Иван Черкас-Александров (в момент гибели атамана он находился в Москве, при дворе, куда доставил пленного царевича Маметкула).
Отношения вольных казаков с московскими государями складывались по-разному. Обычно царь присылал к казакам своего воеводу, и тот говорил речь: "Атаманы-молодцы, выступайте в поход! За Богом молитва, за государем служба не пропадет!" Атаманы-молодцы, как правило, соглашались выступить, для вида немного поломавшись. Собственно, это был ритуал: никто и не сомневался, что нужно идти воевать, просто было приятно, что сам царь не приказывает, а со всем уважением просит.
Миша Черкашенин был безотказный, 15 лет по призыву Ивана Васильевича выступал конно, людно и оружно, внес большой вклад в победу при Молодях, повоевал под началом Дмитрия Хворостинина - самого блестящего из царских воевод. Правда, однажды он увел своих казаков из Ливонии, объяснив Грозному, что не хочет напрасно губить людей из-за бездарного командования - на его отношениях с царем это никак не отразилось.
Авторитет Черкашенина был непререкаемым, на его зычный голос: "Братья, постоим за Русь Святую, за веру православную!" Круг откликался тысечяголосым: "Любо!!!"
Гибель Черкашенина в 1581 г при обороне Пскова стала легендой. Царские воеводы, знавшие о его славе ясновидящего, с полным уважением и доверием отнеслись к его предсказанию: "Меня завтра Господь призовет, а Псков устоит, не видать ляхам победы!" На следующий день Черкашенина, как д,Артаньяна, убило пушечное ядро. Перед этим он исповедался, причастился и попросил у всех прощения.
Известный всем из "Тараса Бульбы" эпизод казни Остапа заимствован Гоголем из биографии Черкашенина: крымский хан Девлет-Гирей казнил взятого в плен сына Миши, молодого казака Данилу. Турецкий султан был недоволен и написал хану сердитое письмо, в котором укорял его, что тот "учинил между нами и казаками великую кровь". Мстить крымцам за сына Миша не переставал до конца дней.
С воровскими казаками была такая история. В моих родных краях во времена Ермака орудовала ватага воровских казаков под началом атамана Богдана Барбоши (кстати, с будущим ермаковским есаулом Иваном Кольцо Барбоша был знаком и даже проворачивал совместные грабежи). Когда ни Ермака, ни Грозного уже не было в живых, Барбоша потерял берега - разбил персидский посольский караван. Не купеческий, а посольский! Ограбил посла! Такой пощечины своему престижу даже кроткий Федор Иоаннович снести не мог, он приказал первому коменданту крепости Самара - князю-воеводе Григорию Засекину - изловить сукиного сына и доставить в Москву для показательной экзекуции.
- Да не изволь беспокоиться, государь! Самому надоел, да?! - гаркнул князь Григорий, и вскоре Барбоша был пойман. Вот тут и началось самое интересное.
Дело в том, что постоянно воюющей Московии отчаянно не хватало служилых людей, поэтому пригодные к воинской службе пленные массово приставлялись к делу. Ливонских рыцарей Иван Васильевич разворачивал носом к восточным украинам: "Дранг нах Остен - это там!" и давал пинка пониже спины, так же он поступал с "литвой" - ополячившимися белорусскими шляхтичами. Ливонский рыцарь в дружине Ермака в фильме - это как раз не клюква, они были всюду, и в стрельцах (некий стрелецкий сотник носил чисто русскую фамилию Адлер), и в служилых казаках, и в опричниках. Так вот, гарнизон самарской крепости состоял из служилых казаков, пленных ливонцев и "литвы". Дисциплинированные колбасники служили честно, а вот "литвины" сговорились с Барбошей, собираясь устроить ему побег и уйти с ним в его ватагу. В разбойники решили податься, понимаешь.
Но воевода с помощью верных людей заговор раскрыл, виновных скрутил, а Барбошу отослал в Москву, где тот и был торжественно казнен перед обиженными им персидскими официальными лицами. Против его ватаги особых репрессивных мер принято не было: как в таких случаях обыкновенно и поступали, им предложили "смыть вины кровью" и распихали по местам службы уже в качестве служилых казаков.
Когда современный писатель берется описывать жизнь казаков времен Ермака, получается ужас-ужас-ужас, потому что сам автор, ясен пень, в таких условиях не продержался бы и недели. Вот что случается, если считать себя мерой всех вещей.
Жизнь вольных казаков была полной лишений и опасностей, но она была по-своему прекрасна, и выбирали - именно выбирали - ее только те, кому она нравилась. В "вольные", в отличие от "воровских", абы кого не принимали - нельзя было взять и "примкнуть" к воинам Ермака или Миши Черкашенина, нужно было сперва доказать, что ты пригодишься, что не станешь обузой, что на тебя вообще можно положиться, а в большинстве случаев - еще и отслужить в щурах (оруженосцах) - исключения бывали, но в том случае, когда за новенького ручался кто-то из "стареньких". В разбойники часто шли от безысходности, среди атаманов попадались отчаянные авантюристы типа Ивана Кольцо, но большинство составляли беглые, голытьба. А в "вольные" поступали те, кому нравились приключения, товарищество и свобода.
На переговоры с казаками московские государи посылали бояр поумнее: глупого, неуважительного и спесивого могли и прибить. Уже в конце 17 в в одном из сибирских городков казачий гарнизон отрешил от должности царского воеводу за то, что тот "проворовался" и "развратен зело". Воеводу усадили в лодку и велели грести до Москвы, и три года (!) город управлялся казачьим Кругом. Что характерно, нормально управлялся, никакой катастрофы за это время не произошло.
 Представляю себе эту картину.
- Плыви, ирод! Эх, утопить бы тебя, да государь расстроится, подумает - бунтуем... А мы ж не бунтуем, правда, ребята?
- Зачем бунтовать!
- Мы, наоборот, хотим, что все по совести было, по-божески!
- Зачем ты, козел душной, честных девок к себе в опочивальню, как ****ей, за косы волочил? Зачем, сука подлая, наше жалованье удерживал? Нешто мы ангелы Божьи, чтобы не жравши службу служить?
(Звонкий голос какого-то юного щура с активной жизненной позицией)
- Бей его, ребята!
- Нинада-а! Я больше не буду-у!
- Конечно, не будешь! В лодке посередь Иртыша грабить-сильничать некого! Греби, пока цел, не искушай братов!
А если вспомнить, какую роль сыграли казаки в избрании на царство Михаила Романова (фактически продавили его кандидатуру на Земском Соборе), - решительно перестаешь понимать наших исторических писателей, которые уделяют казакам так мало внимания (да еще и путают "вольных" с "воровскими").
Народ, кстати, оценивает вклад казаков в историю России вполне адекватно: не случайно любимейший из былинных богатырей, Илья Муромец, именуется "старым казаком".
Казаки не боялись смерти - ни в бою, ни в плену, ни от голода в осажденной крепости: никто из них не рассчитывал умереть от старости. Но они не соглашались умирать без всякого смысла, и это уже было зоной ответственности атамана: не погубить людей просто так. Поэтому Миша Черкашенин и увел казаков с Ливонской войны, и Иван Грозный скрепя сердце признал его право так поступить. Вопреки черному пиару, царь был не безумен и очень далек от этого, он понимал, что Черкашенин не изменник, что винить нужно бездарных воевод и злополучное  местничество.
Гибель Ермака - пример того, как понимали свой долг "вольные" атаманы. Что, он не успел бы добраться до стругов, до которых благополучно добрались 90 человек из 100? Мог, но не счел возможным. Отступал последним, прикрывая отход. Прожил он не так уж мало по меркам своего времени (на момент гибели ему было около 50 лет), одержал множество побед, послужил царю и Отечеству, воспитал достойных преемников, покрыл свое имя немеркнущей славой. Могила Ермака у татар была почитаемой, с нее брали щепотку земли как оберег, приходили к ней просить совета в трудных жизненных обстоятельствах.
Гибель всегда трагична, тем более что Ермак, будь он прозорливцем, как его соратник Черкашенин, мог бы ее избежать: нужно было отложить поход по Иртышу на несколько недель - на подмогу казакам уже спешил опытный, хорошо показавший себя на Ливонской войне воевода Иван Мансуров со стрельцами, вез провизию, боеприпасы, артиллерийский "наряд". Трагическая гибель. Но какая высокая нота!
Ермак был одним из десяти погибших, сотня в полном порядке отступила к стругам и ушла. По словам казаков, он рубился по пояс в воде, прикрывая отход, был ранен и мгновенно утонул, ничего нельзя было сделать. Гибель Ермака для его ветеранов навсегда осталась тягостным воспоминанием: они говорили о том ночном бое мало и нехотя, стыдясь того, что не уберегли атамана.
Но важно другое - атаман уберег своих людей. Вывел их живыми и почти без потерь из засады, из ночного боя. Сберег долгой голодной зимой, удержал дисциплину (давно известно - среди голодающих выживают те, кто не теряет человеческого облика). И воспитал их такими, что они сохранили и приумножили все, что было приобретено для Москвы.
До нас дошли имена есаулов Ермака: бывший атаман волжских "воровских" казаков Иван Кольцо, запорожец Никита Пан, Матвей Мещеряк, молодой Иван Черкас-Александров, Савва Болдыря. Вот этот последний меня прямо-таки интригует: "Болдыря" ("болдырь") - это помесь волка и собаки. Спроста такое прозвище не дадут, оно указывает на некую особость, инаковость. Вот где простор для фантазии сценаристов!
Уральские и сибирские сказания о Ермаке упоминают его невесту, так и не ставшую женой, и все как один утверждают, что звали ее Аленой. Это так же недоказуемо, как то, что возлюбленную Робина Гуда звали Мэриан - никаких письменных источников, только устные. Павел Бажов обработал и свел воедино эти легенды в своем сказе "Ермаковы лебеди" - там молодой Ермак, уходя в казаки, говорит любимой девушке:
- Прости, Алена. Дорога у меня трудная, семейно по ней не пройти.
А двадцать лет спустя посетив родные места, видит на берегу среди встречающих седую красавицу в девичьем уборе - его Аленушка так и осталась в девушках, не нужны ей были другие женихи...
Не знаю, сколько тут фантазии, но доля правды есть - Ермак был неженат и в своей дружине семейных не привечал. Оно и понятно: мужчины, которые в опасном походе думают о жене и детях, плохие вояки.
Вот интересно, отчего сценаристы не воспользовались этой легендой? Если уж была установка на "фильм индийский про любовь". По крайней мере, наличие у Ермака невесты Алены нельзя документально доказать, но нельзя и опровергнуть, тогда как никакого "неучтенного" сына Чингиза от русской жены у хана Кучума в помине не было, и тут уж вы как хотите!
Да и реально существовавшего царевича Алея никто не убивал, его только отмутузили, как в анекдоте про кабана и резчиков.