Сволочь

   Прокопия, невысокого, статного, легконогого промысловика, не любили.
   Не любили? Мягко сказано! Его тихо ненавидели. И было за что.
   Удачлив он был настолько, что порой думалось - с нечистым  дружен. Соболятник он был знатный. Да вообще, любого зверя брал с такой лёгкостью, что даже старики, зубы съевшие на заимках, знавшие самые немыслимые приёмы охоты, диву давались.
   Но всеобщая неприязнь имела под собой тайные корни. Не пойман - не вор. Только ходили упорные слухи, что брал он зверя не только на своём участке, но и с чужих прихватывал. Или слово знал - переманивал, что ли? Пытались его поймать на дурном деле, да куда там! Ни разу не пересёк след его лыж границу с соседями. Ну, а на бухтарминскую сторону... Кто туда не хаживал? Да и оттуда казахи совершали на охотничьи угодья мультинцев короткие набеги - "на хапок". Повезло - с добычей. Не повезло? Ну, тогда и пулю можно было словить - в ногу. И не смертельно, и сезон к чертям, разве что кто-нибудь участок раненого обловит - за долю, конечно. Но чужой есть чужой - так может участок "вымести", что года на три о нём забыть прийдётся, хоть и из одного котелка с ним кашу черпали.
   Говаривали, есть у него захоронка где-то в горах, где прячет "левые" собольи шкурки. Что есть эти шкурки, только полный дурак сомневался: Прокопий план всегда выполнял - ровно на 102 процента. Так эти проценты он за месяц из тайги выколачивал! А что тогда делал в оставшееся время? Снег караулил? Да участок свой? Только не было в округе такого храбреца, чтоб к Прокопию на заимку сунулся, хоть, скажем, за плиткой зелёного чая, а не то, что за зверем, жесток он был до крайности.
   Кто бухтарминцев не гонял - только ленивый. Стреляли, однако, больше для острастки. Ежели прицельно - чтобы лишь оцарапать. Прокопий бил с умыслом - дырявил ногу так, чтобы уползал лиходей за речку, а не уходил, хромая.
  А уж жаден...
   Выдался один год в тайге недород. Да не просто недород, а настоящее бедствие. Первой улетела кедровка, а следом по чернотропу валом ломанула белка вниз по реке. Где забока пошире, там не так, чтобы  сплошняком, а в приторах - как река серебряная порой текла в рыжеватой пене беличьих хвостов. Уходила белка четыре дня, или около того, уходила прямо через сёла и деревни - куда деваться-то. Старики народ первым днём приструнили, да и у кого рука поднимется на беспомощную зверушку на крыше дома или сарая, на столбе телеграфном или поскотине? Это пацанва было в раж вошла, так драли подростков за смертоубийство - не охота же это, а хуже баловства, - нещадно и прилюдно: не принято тут было разбираться, свой ли  пакостит, соседский ли мальчишка. Были, кто собак поленился привязать. Так опять же старики взялись за ружья. Не гляди, что ноги еле таскали, беззубыми ртами шамкали, а со шта шагов завалили с десяток псов, среди которых и охотничьи были. Хозяева погоревали - молча. Остальные своих Аргутов, Шариков и Рагдаев вмиг усмирили и на короткую цепь посадили.
   Но не Прокопий. Дом-то его у самого притора стоял. Вот он и развесил, как бы просушить, сети-путанки, трёхстенки. И за ружьё не взялся, и собаки на цепи, и из дома не выходил. А телегу белок сполевал. В  его сторону тогда все, от мала до велика,  плевали. Только ведь брань на вороту не виснет, и по форме он сказанное стариками слово соблюл.
   Но Бог-то всё видит. Есть Бог! И человеку, черту переступившему не на чуть, укорот даёт ещё при жизни.
   Объявился в округе средь зимы как-то шатун. Страшное это дело. Голод страх убиваетнапрочь, на добычу медведь порой в лоб идёт, терпения её скрадывать нет уже. Да и какое терпение, когда морозяка под сорок, а в брюхе урчит... А уж если человечины попробует, то... Человек-то слабый, бегать не может, как кабарга, а страх и у оружного заставит ствол ходуном ходить...
   Этот - попробовал. Цену за его голову назначили по тем временам немыслимую: тысячу рублей и "Жигули" без всякой очереди.
   В одиночку на шатуна только безумец пойдёт. А Прокопий рискнул. Петель понаставил на деревьях - пропасть! Где только тросики авиационные достал и когда? Дело это нехитрое: ветка метрах в четырёх от земли сгибается в кольцо, чтоб прямо у ствола кольцо было, а конец тросика обвязывают вокруг сука потолще - в паре метров от ствола. Над кольцом - привада. Сунется медведь  к приманке, петля ему на шею  падает и затягивается, пока он к мясу поднимается. Пугается косолапый, пятится вниз, а удавка-то душит!.. Тут он совсем слабнет, да и падает. И болтается рядом со стволом, пока охотник не придёт.
  Как-то росомаха унесла приваду с одной ловушки. Понадеялся Прокопий на удачу. Не стал расстораживать капкан. А как спускаться стал - ветка-то распрямись и подбей его под колени. Захлестнуло пелёй ногу, и повис Прокопий.
   Конечно, тайге без него свободнее потом стало дышаться. И охотники перестали друг на друга коситься. Только если кто подумал, что замёрз Прокоп - тот ошибся. Сволочь он был первостатейная. Но и мужества не отнять! Перетянул он ногу ремнём повыше колена, да по сустав голень и отмахнул охотничьим ножом. Ползком до ближней заимки дополз. Спасли.
   Он и сейчас ружьишком балутся - с коня.
   Но это уже так, душу потешить.
.
январь- 15 мая 2018


Рецензии