Доверяй, но проверяй - 1

      Вся система родной совковии строилась на махровом недоверии. Любой из нас потенциально был жуликом, лжецом, несуном. Дальше читатель может развить тему сам. Довольно забавно, что  многолетней селекцией выведен был сорт нечистых на руку людей, которые, за редкими исключениями, брали всё, что нехорошо лежит.

Когда-то сам генсек Л. Брежнев в своей, удостоенной государственной премии книжице, прямо сообщал, что, будучи учащимся, какого-то учебного заведения, подворовывал на погрузке-разгрузке продуктов. «А что? – наивно вопрошал верный ленинец, - все ведь брали. А мне против народа идти как-то и негоже». Следует, положа руку на сердце, признать: воровали на Руси издревле.

Великий гуманист А.М. Горький вообще высказал весьма продуктивную мысль, что воруют только у частного лица. «У государства не крадут, - убеждал инженер человеческих душ, - с государством делятся». И как можно возразить таким, берущим за сердце, словам? Никак. Нет нужных слов!
            

Почти половину своей жизни провёл за баранкой такси. Пришёл туда, как ни странно, с какими-то идеалами, думалось о высоком и чистом. Не часто, но всё-таки. Жизнь сразу же расставила всё по местам. Посадили на старый «корч» с пробегом около 300 000 км, который ломался, практически, ежедневно. Любой ремонт требовал денег, хотя начальство убеждало в обратном.

 «Весь ремонт, - говорил мне кадровик с  офицерским, как, почти, у любого кадровика страны, прошлым, - производится в автопарке. Свои слесаря, подъёмники, делают все работы». Он только не уточнил, что за все подобные блага, необходимо раскошеливаться лично. О размере зарплаты говорить всерьёз было просто несерьёзно.

 А стоять на ремонте в расчёте на то, что слесаря почему-то снизойдут, тоже бессмысленно. Получался замкнутый круг: не выезжаешь – не зарабатываешь. Чтобы выехать, надо достать из кармана купюру-другую. В зависимости от объёма работ. И большинство таксистов органически вписывались в сонм своих коллег, которые выезжали на линию с лозунгом: «Да, план везти надо, куда тут деться, меня ведь и на машину государственную посадили, и бензином заправили.

 Но главное о себе не забыть». Приёмов не забывания имелось достаточное количество. И езда «стояка», когда не включался счётчик при наличии пассажира, и заламывание несусветных цен за доставку из пункта «А» в пункт «Б», и замена шестерёнки привода счётчика от коробки передач. В этом случае счётный механизм показывал, чуть ли не в два раза больше, чем в действительности. Очень модным считался следующий приём.

Когда мы работали с односменными путевыми листами, напарники договаривались о следующем: делали ошибку на тысячу километров в сторону понижения общего показателя спидометра. А потом выкатывали эти километры на себя. Как-то выезжал на подмену. Хозяин машины по прозвищу «Хусаинов» (был такой футболист в московском Спартаке) мне и говорит перед выездом: «Работай до  упора.

 Сколько сможешь. Показатели счётчика не совпадают с общим пробегом на спидометре. Но 26,40 рэ (план сменной выручки в те годы) привезти надо обязательно. Хоть лопни»! Беспокоился человек о плане, надо отметить. Конечно, при контроле на линии или при проверке на выезде сразу же всплывал обман. Но здесь начиналась работа с контролем. Настоящая. Откупались любой ценой. Лишь бы не привезти в таксопарк запись о подобном нарушении. Наказывали за подобное в автохозяйствах  довольно жёстко. А потом ввели месячные путевые листы, и эта лафа закончилась.
             

 Контролировали водителей такси все, кому не лень. И штатные контролёры, и милиция, которая не прочь, была сорвать свой навар с нарушителей правил эксплуатации. Вылавливали выезжавших за город без отметки диспетчера, искали блох в техсостоянии машины. Здесь просто душу вынимали. А отыщите самую исправную машину, к которой нельзя было придраться?

На крайний случай  в запасе у автоинспектора имелись такие сногсшибательные аргументы, как неукомплектованная аптечка или старый, не фурычащий, огнетушитель. Мы, в общем-то, воспринимали подобное, как неизбежную дань обстоятельствам. Попался за дело – значит, плохо сработал, допустил брак. Иногда шустрили работники министерства транспорта и городского управления  пассажирских перевозок.

От этих троечкой или пятёркой отбиться было невозможно. Однажды подъехал я к остановке такси «Бессарабка». Остановился со стороны ул. Крещатик. Подхожу к томящейся очереди и спрашиваю, есть ли кто в сторону парка. Заменил запаску, и надо было ехать на ремонт.  Пассажиры знали о таком, особенно не возмущались. Когда неожиданно появляется в поле зрения дама средних лет и приказческим голосом требует путевой лист.

 Валентина Алексеевна Гуслякова, труженица городского управления. Открываю багажник, где лежит спущенный скат, демонстрирую, но тщетно. А рядом мается по тем же делам наш водила. Не помню фамилию. Не то Цимберг, не то Цфасман. Но полновесный аид. На мою голову на груди у него значок ударника комтруда. Где он его отрыл только? Гуслякова с нарочитым акцентом стыдит передовика. «Вот вы значок нацепили, а сами»…

 Я дрогнул. «А чего это вы к нему придираетесь? Вы что: вручали ему этот значок? Ваше дело зафиксировать нарушение и всё»! В такие минуты для меня не существовало авторитетов. Гуслякова тут же забыла о Цимберге, и весь свой раж направила в мою сторону. «Ты у нас сейчас попляшешь» – пообещала она. «Ага, - продолжил я, также переходя на «ты», - ты сыграешь, а я попляшу. Гнида»!

 В парке меня уже встречал на воротах замдиректора по эксплуатации, Михайлов. «Что там у вас с Гусляковой произошло»? «Вот спущенный скат. Не порожняк же гнать в парк. Хотел кого-то подобрать.  На план что-то положить».  Может, если бы я не дал ей окончательную оценку, то дело как-то спустили на тормозах. Но. Дама лично контролировала мою таксистскую судьбу. Мне воткнули три месяца хозработ. Когда она приезжала в наше хозяйство, то её первый вопрос был: «Подорожный в резерве»? И потом, узнав, что в резерве,  она начинала свои дела.

             
                Мы искали разнообразные методы в борьбе с контролем. Конечно, самый лучший: ткнуть купюру и отбиться от записи в путевой лист.  Но бывали случаи, когда явно нарушали наш талмуд сами контролёры. А здесь платить просто обидно. Да и денег жалко, по большому счёту. Я со временем выработал некую стратегию, которая помогала проскочить неприятность. И с контролем, и с гаишниками. Обычно эти парни, чувствуя зависимость водителей от них, нередко вели себя неверно.

Хамили, тыкали и пр. А я только ждал такого. Как-то несусь с явным превышением скорости по улице Красноармейской. Тормозит молодой автоинспектор, и первые его слова: «Куда ты летишь»!? Я аж заулыбался внутренне. Клиент готов. «Товарищ инспектор, - вежливо начал я, - Вас на разводе учат тыкать седоголовым водителям, или Вы по  личной инициативе так обращаетесь ко мне»? Он буквально «сменился с лица».

А я к тому же остановился так, чтобы он подошёл к машине, и нашу душещипательную беседу могли послушать пассажиры. «Да, - продолжил я, - виноват, нарушил. Но как-то не совсем получается вежливо». Гаишник явно затосковал. Какие мысли крутились в его голове обо мне, своей невыдержанности, возможных втыках от начальства за грубость, известно только ему. «Езжайте и старайтесь больше не нарушать», - в отчаянии разрешил он. «Никогда в жизни», - соврал я страстно, - в последний раз в жизни превышаю скорость». Он только рукой махнул.
             

В 1980 году нам выдали униформу. К Олимпиаде в Москве. Одну из подгрупп в Киеве играли футболисты. Из чего шилась форма, известно одному Всевышнему. Паркий костюмчик, синяя сорочка, галстук и кашкет с высокой тульей. Для водителя в городских условиях хуже не придумаешь. Особенно досаждали набивные или вставные плечики на пиджаках, галстук-удавка и кашкет. На русском языке: фуражка.

  А контролёры писали рапорта за не застегнутую верхнюю пуговицу сорочки(!?). Водители, как могли, выкручивались. Выезжали из парка в форме, а за воротами переодевались. В джинсы, спортивные брюки, но пиджак должен был быть. Выглядывать из машины. Я рисковал тем, что надевал лёгенькую курточку синего, как у нашей формы, цвета. Не давила на плечи, не мешала рулить.

Но вот на той же стоянке «Бессарабка», где, кстати, имелся в наличии диспетчер, подходит ко мне легконогий чувачок и просит предъявить путевой лист. Одет, как Бог послал. Какие-то красные портки, серенькая куртка и рубашонка. «Запишу в путёвочку нарушение формы», - объявил он. Ну, что поделать? Ведь нарушил. А главное – попался. Вписав строчки о моём проколе, контролёр, не спеша, пошёл в сторону диспетчерской.

 Я поглядел ему вслед. И вдруг меня осенило. «Подойдите сюда, - промолвил я скрипучим голосом, которым обычно беседовал с нарушителями спортивных правил. В качестве арбитра по теннису. - А во что это Вы одеты при исполнении? Будьте добры, предъявите Ваше удостоверение.  Сразу же еду в наше управление пассажирских перевозок, и пусть они сами разбираются». Фирма размещалась на Красноармейской, 15. Рядышком. Всего-то один квартал.

 И снова интенсивное изменение цвета лица. Не было у него аусвайса при себе. «Ну, всё, - приободрил я нарушителя должностной инструкции, - они Вас и уроют за подобные выбрыки. Они такое любят. И авторитетов здесь не наблюдается».  Мы оба отлично понимали ситуацию. На нашу беседу вышла диспетчерша. Очень немолодая дама.  И я её, и она меня прекрасно знали, хотя особой дружбы не наблюдалось.

 Узнав, в чём дело, она отогнала контролёра в сторону. «Давай тушить пожар, - предложила диспетчерша, - ты же меня знаешь. Я не обману». «Никаких проблем, - сказал я с облегчением, - пусть аннулирует запись, и концы в воду. Я зла не держу». Запись аннулировали. Ни в коем случае не строю из себя козырного. Я нарушил и должен был отвечать. Но ведь и с той стороны не всё правильно было.
            

Но вот, что интересно. Работали в киевских таксопарках, о других городах не в курсе дела, но думаю,  и там находились такие энтузиасты, т.н. общественные контролёры. Об одном из них вспомнилось. Фамилия  у борца с нарушениями правил эксплуатации была Бреус. Имени не знаю. Сам он работал таксистом во втором или третьем киевском таксопарке.

 Имел весьма импозантный внешний вид. «Тянул, - как высказался однажды один наш водитель, - на начальника колоны или старшего кладовщика». А названные должности те ещё синекуры. И власть, и живая копейка в кармане, и «уважение» коллектива. А как же? Прямая зависимость рядового народа. Бреус прекрасно, как говорится: изнутри, знал все таксистским прибамбасы, уловки, маленькие и большие хитрости.

Кто и где стоит на фильтре (подборе выгодных пассажиров с заламыванием несусветных цен за проезд), тщательно проверял счётную аппаратуру, искал «оттяжки», сорванные пломбы и пр. «Оттяжка» – плод рационализаторской  мысли водителей. Хоть госпремию или «Нобеля» вручай! На тросике привода спидометра спиливался на пару сантиметров  металлический кончик, который вставлялся в щиток приборов, а конкретно, в спидометр.

 Изготавливалась оттяжка в форме рогатки. При нужде водитель оттягивал трос и  упирал его в рогатку. Всё! Километры пробега не фиксировались. Работай на себя. В случае контроля таксист лез рукой под щиток и быстренько снимал приспособление. Подпиленный кончик троса вскакивал  на место. Всё работает. Все довольны. Но вернусь к Бреусу. Он настолько осточертел и таксистам, и, в особенности, начальству, что последнее отстранило его от проверок. Но не тут-то было. Вошедший в раж общественник, многим ещё портил кровь.

 Но концовка его потуг была не совсем ожидаемой. Некоторые даже распахнули рты. Пришла на него жалоба за грубый обсчёт, отказ в обслуживании. Бреус что-то пытался доказать, писал в вышестоящие инстанции, выхватывал из кармана  партбилет, но…Факт на лицо. Если он  ещё жив, то где-то на Брайтоне рассказывает своим землякам о славных деяниях на ниве контроля и проверок на линии. И прекрасно. Всё проходит, всё забывается в этой бренной юдоли.

           19-20.04.08.        Ян   Подорожный.        Любек.