Мечта о Памире

               


Собирался дождь и тужился, а май оказался сильней!
Не было грозы и сегодня. По-прежнему погожий, по-русски погожий день, когда – ну, вот всё хорошо! Небо – хорошее, трава – великолепно зелёная , да такая, что вот-вот, и -  косить пора. А прямо посреди сочного великолепия – мультипликационная роскошь желтоглазых  одуванчиков, которые не стали ещё седыми и немощными старцами, что от каждого прикосновения ветра теряют остатки  своей почти эфемерной шевелюры, даря её миру по волоску, а то и целыми пучками, чтобы потом вновь возродиться. Если повезёт, то уже – в середине лета. Это если лето станет таким же погожим, как нынешний май.
И лепится красота к красоте! Деревья так бесчинствуют свежей листвой, что похожи на бонсай японский, когда, прежде чем отсечь что-либо лишнее, Создатель долго раздумывает и только потом прихотливо формирует крону.
В такое время жить всем приятно. И хочется. Даже если жизнь прежняя была тяжёлой, больной и безрадостной.
Но про такую жизнь Ваня только в книжках читал, из которых сейчас всплывали лишь какие-то цитаты - ошмётки: «свинцовые мерзости русской жизни»… «монахи плыли, клобуки их чёрные – как сахарные головы греха»… «и поют высоко в небе жаворонки, словно оплакивая русскую судьбу»…
Ивану же везло. Всегда. Даже тогда, когда другой бы умер на его месте.
А Ванька жил и сейчас, в этом безумном в своём великолепии мае, жалел только об одном: он ни разу не был на Памире и так и не посмотрел на самую высокую точку бывшего Советского Союза пик  Коммунизма. Теперь коммунизма нет. Нет и пика, названного в его честь. Вернее, пик-то остался, но зовут его теперь «Пик Исмаила Самани». Хотя ведь горам-то всё равно, как люди, вообразившие себя «властителями и судьями», их называют.
А гора эта сказочная, взметнувшаяся  в высь к Богу на семь с половиной километров, так и осталась стоять, по-прежнему занимая  пятидесятое место в мире среди самых величавых вершин мира. А Памир так и остался «Крышей Мира», хотя сегодня лингвисты и спорят о происхождении этого слова. Некоторые говорят, что с одного из тюркских языков слово это переводится как «Нога Птицы».
Но – опять ведь: языки придуманы людьми, как и имена, даваемые ими всему сущему. А 7495 метров высятся над уровнем моря и не опускаются даже до презрения к тем, кто думает, что владеет ими.
А в предгорьях этого великолепия, до краёв залитого прозрачным, как Вечность, воздухом, пасутся яки – неторопливые аборигены этих мест. Пасутся и позволяют жить рядом с собою людям, таким же чистым, как горный воздух вокруг. И пусть эти люди горделиво думают (они всё же – люди, хоть и очень хорошие!), что это они разводят яков. На самом же деле яки берегут раскосых людей, наивных как младенцы, от того, чтобы те окончательно не впали в грех соблазна гордыни и не стали думать, будто это они владеют миром, который породил их.
А мир этот  и Ивану жизнь дал тоже. И мечту в нём возжёг: хоть однажды увидеть Памир.
Только вот почему-то не дал ему ног. Совсем. От рождения. За это и мама от него ещё в роддоме отказалась. Как только увидела почти половину ребёночка, что девять месяцев носила у себя под сердцем, так и не захотела сразу любить его.
И лежит Ванька уже восемнадцать лет (сегодня – ровно восемнадцать!) в своём доме инвалидов. И в окно смотрит. На луговые одуванчики…
А на Памире, наверное, яки вздымают головы и смотрят в даль равнин, простёршихся ниже их копыт. Их глаза влажны от слёз, и они втягивают большими влажными ноздрями хрустальный воздух и ждут, ждут, когда же Ваня поверит в себя и окажется рядом с ними, чтобы гладить их крутые лбы и смотреть сверху вниз на мир, который раньше он видел только из окна…


17.05.2018