Глупости

- Знаешь, это трудно, - вдруг сказала она, прервав молчание.

Я вопросительно поднял бровь. Она поняла мое недоумение и продолжила, немного помолчав:
- Обижаться на тебя трудно. Особенно, когда работает холодильник.

Я поместил локоть на стол, подпер кулаком подбородок и посмотрел на нее с неподдельным интересом. Я тоже не держал на нее обиды. Собственно, даже не начинал этого делать и уже давно забыл о причине нашего молчания.

- Вот смотри, - ее голос был полон серьезного спокойствия.
Я заулыбался. Она любила говорить глупости серьезным тоном. Будто это самые верные на свете истины. Она всегда говорила их так, что я начинал в них верить. И от ее слов все становилось до смешного простым. И никаких сложностей.

- Я с тобой не разговариваю. Я тебя игнорирую.А он гудит! Нарушает наше молчание, будто говорит что-то. И ты сидишь так спокойно, слушаешь. И я слушаю. Но ничего не понимаю. И вот я уже не игнорирую тебя, а вслушиваюсь в его гудение. И обижаться теперь сложнее. Особенно из-за такого пустяка. Если честно, я и не помню вовсе, почему мы обижаемся.

Я кивнул. Не потому что не хотел с ней говорить. Я как раз собирался что-то сказать, но за стеной послышались застольные песни соседей. Наше молчание сделалось совсем глупым. И мы засмеялись.

- Обижаться надо в космосе, - вдруг серьезно сказал я. - Там нет посторонних звуков.

В приоткрытое окно заглянул едва ощутимый поток ветра. Она поежилась и закашляла.
 
- Мимоза. – Я улыбнулся и закрыл створку окна.

Настал ее черед вопросительно поднимать бровь.

- Говорят, что мимоза – очень ранимый цветок. Чуть заденешь, и тут же все листики сворачиваются – прячутся. Так и ты: небольшой сквозняк, а кашель тут как тут.

- Странная параллель, ты от меня этого набрался? – Тихая улыбка тронула ее губы.
 
- Глупость затягивает.

- Зато в глупостях счастье. - Сказала она так серьезно, что невозможно, не правильно неуместно было ей возражать.
И потому я ее поддержал. Я всегда поддерживал ее глупости и сам не замечал, как меня наполняло необъяснимое, бесконечное чувство, что все так, как должно быть. Что все математически точно и необходимо здесь и сейчас, каждое из почти случайно сорвавшихся с губ слов, самое правильное: ее слова, мои...

- А еще счастье в том, чтобы быть свободным эти глупости творить.
- И чтобы было, с кем их творить.

- В который раз убеждаюсь, что ночь - такое время…

- Да разве же ночь?

- А нет? - я обернулся и встретился лицом к лицу с голубым небом. Таким же светлым, как днем, но что-то в нем было иным, что-то особенно завораживало в этих красках, наполненных рождением нового дня.

Она нажала кнопку выключателя:
- Половина седьмого. Пора бы ложиться.

Мы молча прошли в комнату и забрались под одеяло, утонув в приятной прохладе постели.

А за другой стеной послышались жизнерадостные вскрики маленьких детей, топот несоразмерный их ножкам, и громкий смех.

- Не знаю, как на счет обид, но ото сна в космосе я бы не отказался. – Моя рука взъерошила ее короткую прическу и аккуратно притянула к себе поближе.

Она крепко обняла меня и засмеялась, проваливаясь в сон:
- Какие глупости мы тут говорим.

- А совсем не важно - какие. Важно, что они заставляют нас улыбаться, - тихо прошептал я.

В то утро мне долго не удавалось уснуть. Я так много думал, словно пережил один из самых содержательных разговоров в своей жизни. Словно в нем был весь смысл. И как только я почти поверил в это, тут же погрузился в сон.