Символ уходящей эпохи

В письме к художнику Илье Остроухову от 5 декабря 1895 года Василий Максимов так рассказывал о создании этой картины: «Дом и весь пейзаж мною сочинены были раньше, чем я обработал фигуры, над поворотами которых я долгонько мозговал и додумался только уже в самой картине, обрабатывая её углём. Костюм весь и вся обстановка были у меня в запасе как наследие моей тёщи, франтихи-профессорши сороковых годов»…

  Впервые Василий Максимов задумал написать полотно в 1866 году, когда  жил в деревне Шубино Тверской губернии. В 1880-х годах он написал ряд этюдов и эскизов. Над самой же картиной Максимов работал в 1888—1889 годах в расположенной на берегу реки Волхов усадьбе Любша, которая в 1885 году по наследству перешла его жене Лидии Александровне.

 Работа над картиной была закончена в 1889 году. Полотно экспонировалось на 17-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок («передвижников»), проходившей в Петербурге и Москве и «имела исключительный успех». Критик Владимир Стасов писал, что «это тема, чудесно взятая и чудесно переданная». В том же 1889 году картину приобрёл Павел Третьяков.

Забытая усадьба

   В письме к Павлу Третьякову от 14 января 1889 года Максимов называл свою новую картину «Забытая усадьба» — он писал: «С радостью жду посещения моей утлой мастерской собратьями по кисти, что-то скажут о моей «Забытой усадьбе»?» Но три месяца спустя, в письме к Третьякову от 8 апреля 1889 года, Максимов уже использовал название «Всё в прошлом», которое с тех пор и закрепилось за этой картиной.

  Как не печально констатировать, но после написания картины «Всё в прошлом» у Максимова более не было произведений такого уровня. Чтобы заработать на жизнь себе и своей семье, он многократно повторял эту картину, которая пользовалась популярностью у покупателей. Говорят, что им было написано более 40 авторских повторений.

Остатки былой роскоши

  На переднем плане изображены две пожилые женщины — барыня и её служанка-наперсница. Они расположились у порога флигеля. Основное здание усадьбы находится на заднем плане — в запущенном состоянии, с заколоченными окнами. Вокруг него — засохшие деревья, а там, где когда-то были разбиты клумбы, лежат кучи сушняка. У флигеля же распустился куст сирени, в тени которого и сидят в этот весенний солнечный день героини.

  Барыня, в модном когда-то кружевном чепце сидит в кресле, задумавшись, с полузакрытыми глазами. Она одета в платье с нарядным бантом и бархатную тальму, отделанную мехом. На пальцах — золотые перстни, в опущенной руке держит лорнет. Под ноги подложена подушка, рядом с которой примостился спаниель. В вальяжной позе старухи видна благородная стать.

  По-видимому, она вспоминает что-то из своей молодости. «Она полна сознания своего былого достоинства. Перед нами барыня, когда-то властная и жестокая», напишут потом о ней критики. Для этого образа Максимову позировала жена брата Алексея Варвара.

  Служанка расположилась на приступке, рядом с самоваром. Художник изобразил её как простую деревенскую старушку-крестьянку. Она одета в пёструю юбку и кофту, поверх которой повязан тёмный фартук. На голове — атласный платочек. Она и сейчас не перестаёт трудиться — сосредоточенно вяжет чулок, зимою будет приятно надеть его на зябнущие ноги. У обеих женщин всё в прошлом — балы и увеселения для одной, тяжёлый труд — для другой. Теперь им только и остаётся, что радоваться весеннему солнышку.

 Особое очарование картине придаёт пейзаж. Большой, полуразрушенный усадебный дом, вырубленные деревья старинного парка… Прошлое живёт лишь в воспоминаниях, но серебристое сияние тёплого весеннего дня наполняет душу светлым покоем, и по-прежнему буйно цветёт старый куст сирени…

Сад усадьбы Любша стал декорацией для картины

    С 1863 года Василий Максимов учился в Академии художеств в Петербурге, а в 1866 году переехал в деревню Шубино, расположенную в Корчевском уезде Тверской губернии, где работал учителем рисования в имении графов Голенищевых-Кутузовых.

   Надо полагать, что на художника произвела большое впечатление богатая обстановка графской усадьбы, наряду с рассказами о былом величии и о том, что теперь всё идёт к упадку. Там же он познакомился со своей будущей женой — Лидией, дочерью статского советника Александра Александровича и его жены Надежды Константиновны Измайловых. Им принадлежала небольшая усадьба Любша. Её сад и стал декорацией для картины, а прототипом барского дома был выбран соседний дом, принадлежавший помещице Богдановой.

Авторские повторения

  Как написано выше, существует ряд одноимённых авторских повторений картины «Всё в прошлом». Одно из них, выполненное в 1890-х годах, принадлежит коллекции Национального художественного музея Белоруссии.

      В Государственной Третьяковской галерее есть реплика картины, выполненная сепией на бумаге. Здесь же находится уменьшенное повторение картины, которое поступило в 1973 году от Октябрьского райфинотдела города Москвы (возможно, ранее оно было в коллекции А. П. Лангового).

       В Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге тоже есть авторское повторение картины «Всё в прошлом», исполненное в половину величины оригинала. Поступила эта копия в 2000 году как дар петербургских коллекционеров Якова и Иосифа Ржевских. Кроме этого, авторские повторения картины есть в Архангельском музее изобразительных искусств, Кисловодском мемориальном музее-усадьбе художника Н. А. Ярошенко  и других собраниях.

Лебединая песня

     Критик Владимир Стасов в 1889 году в статье «Наши передвижники нынче» дал высокую оценку картине «Всё в прошлом». По его мнению, это полотно «представляет крупную единицу в истории его деятельности», и оно стало самым значительным достижением художника со времени написанной в 1875 году картины «Приход колдуна на деревенскую свадьбу».

    Обсуждая сюжет картины — «проживающая последние годы своей жизни старуха-помещица, которая протянулась на кресле в саду и которую грызут воспоминания прошлого», — Стасов отмечал, что «это тема, чудесно взятая и чудесно переданная». На основании своих впечатлений от этой картины Стасов пришёл к такому выводу: «Максимов не потух и не стушевался. В нём ещё добрый запас ощущения русской жизни. Он, наверное, сделает ещё много хорошего. Даже колорит его получил живость и изящество».

      Художник Яков Минченков так писал о Максимове в своих «Воспоминаниях о передвижниках»: «Наибольшую популярность в обществе получила его картина «Всё в прошлом». И надо согласиться, что картина глубоко прочувствована и передаёт определённую эпоху. В угасающей старой помещице, доживающей последние дни свои в бедной крестьянской обстановке, прекрасно выражено воспоминание о прежней широкой и роскошной помещичьей жизни… К сожалению, картина эта явилась лебединой песнью в творчестве Василия Максимовича».

     Художник и искусствовед Александр Замошкин отмечал, что «тема новеллы «Всё в прошлом» — распад «дворянских гнёзд» в условиях жизни пореформенной России — дана Максимовым с большим мастерством».

Повесть о помещичьей России

    Искусствовед Алексей Леонов подчеркивал, что картина Максимова «имела исключительный успех». По его словам, художник «создал полотно глубокого общественного смысла и большой художественной выразительности», которое стало «символом уходящей пореформенной России». Искусствовед Маргарита Чижмак утверждала, что картина «Всё в прошлом» за время, прошедшее с момента её написания, не потеряла своего обаяния, и она «предстаёт в залах Третьяковской галереи дивной «повестью» о помещичьей России с её героями, укладом жизни и нравами».

     Как это часто бывает у художников, после большого успеха наступает период угнетающей нужды и лишений. После картины «Все в прошлом» Максимов прожил двадцать лет, но это были годы постепенного угасания с редкими творческими просветлениями… Он продолжал рисовать сцены крестьянского быта, но почти не находил заказчиков и покупателей. Незадолго до смерти Василий Максимович начал писать «Прощённое воскресенье», но не успел её закончить: бедность и болезни сломали художника. Он умер 18 ноября 1911 года. Однако в истории русской живописи Максимов навсегда занял достойное место как «летописец» крестьянской жизни.