13. А комар над ухом всё поёт...

                Глава девятнадцатая
                «А комар над ухом всё поёт…»

       Вот ведь интересно. Песня на свой лад кем-то переделанная запомнилась, а вот какие-либо невзгоды, что, несомненно, были в Кокошках, нет.
       Слова такие…

А комар над ухом всё поёт,
Как зловещая струна,
По ночному лагерю идёт
Стар-ши-на…
 
       Пели под гитару, когда объявили личное время, пели уже в первый вечер.
       А какой был вечер… Тишина. Кстати, в песне не старшина, а тишина, которая идёт по ночному городу. Но и там, и здесь тишина условна.
       Нет-нет да упадёт с тихим стуком на землю шишка, сорвавшаяся с высоченной сосны. Ровный ряд сосен тянется вдоль передней линейки.
       Дни выдались погожие и ночи звёздные. Правда, темнело поздно, небо ещё не успевало к вечерней проверке загореться звёздами. Но зато в сумеречном туманном свете таинственно загорались бакены и другие речные знаки Волжской водной дороги. Они – эти знаки – как и сами Волжские воды не видны были за крутым берегом, если смотреть прямо на реку, стоя лицом к передней линейке. Но зато, если взглянуть в сторону пристани, открывалось за нею русло до самого поворота реки. Вот там-то и зажигались ранние огни бакенов.
       Красиво, загадочно! Они как будто звали в дальние речные путешествия вниз по Волге-реке, и словно слышалась песня Людмилы Зыкиной:          
       «Издалека долго, течёт река Волга, течёт река Волга – конца и края нет…»
      Когда-то в далёком детстве, читая о великой русской реке, Николай Константинов думал: «Вот бы одним глазком взглянуть на неё!».
      А потом насмотрелся на Волгу и в Старице, и в Калинине. Да полно… Насмотрелся ли? Разве можно насмотреться на необыкновенную красоту этой реки, которая неповторима как в верховьях, так и в низовьях своих.
        И вот суворовец Константинов на самом её берегу – нет, не на городском берегу, где и дом-то его стоял ничуть не дальше, чем суворовский палаточный городок. Он берегу, отделённом от передней линейки, что протянулась перед палатками, пёстрым и ароматным от разнотравья заливным лугом. Трава в пояс. Никто её тогда не косил, ну, а если и косили, то позднее, в июльскую пору сенокоса. А в день приезда суворовцев в лагерь всё здесь было почти в первозданном виде, почти в девственном виде великой созидательницы – Русской Природы.
       Конечно, были и комары – куда ж от них деться. Недаром Александр Сергеевич Пушкин восклицал: «О, лето красное, любил бы я тебя, когда бы не пыль, да зной, да комары, да мухи!»
       Да и, пыли на дорогах было много. Хоть и не чернозём в Калининской области, да ведь и песчаный грунт пылью славится, а вот в дождь по такому грунту проехать куда легче, чем по чернозёму. Уж Константинов с чернозёмом познакомился ближе некуда.
       Не запомнились комары. Да и вообще не запомнилось ничего сколь-нибудь неприятного.
       Звенят гитарные струны, поют суворовцы, примостившись на сложенных брёвнах чуть поодаль от палаток.
       Вот они все.
       Сидят рядом Георгий Казбеков и Витя Дурягин. Друзья – водой не разольёшь. А ещё недавно, осенью ссорились, дрались.
       Вот и Женя Жирнов, с которым довелось и Николаю Константинову сцепиться однажды прямо в классе. Дрались, дрались, а потом Женька взял да плеснул Николаю в лицо клей конторский из пластмассового пузырька. Николай закрыл руками глаза, а Женя, забыв о причине драки, схватил его за руку его и поволок в санчасть. И ходил, переживал в коридоре, пока промывали Николаю глаза. Не за возможное наказание переживал. Опасался: мало ли что от клея будет, вот и переживал за товарища.
       Вот рядом Валера Ткачёв, с которым они с Николаем тоже каждую переменку сходились на виду у всего взвода. А теперь друзья. Мечтают, как летом поедут в гости к Николаю на Оку, как будут кататься на водомётном катере, который отец купил незадолго до поступления сына в СВУ.
       Нелёгким было становление взвода, если точнее, по-военному – боевое сколачивание. Вот уж поистине боевое! Свершилось. И взвод теперь – единая боевая семья. А что? Если придётся в бой, все пойдут, не задумываясь. Не зря же надели форму военную! Порой в человеке так бывает: чем меньше лет, тем храбрости и решимости больше, больше отчаянной отваги. На многих стендах в училище глядят с фотографий времён войны первосуворовцы, у которых по одной, по две, а у некоторых даже и по три боевых медалей.
        Валерий Чкалов говорил: «Мужество не воспитывается на трамвайных подножках». В те годы многие мальчишки этаким образом показывали себя. В суворовском училище иное воспитание – здесь мужество воспитывается осознанное, мужество во имя великой цели Защиты Родины, а не показушное, ради бахвальства. Здесь вся программа пронизана иными нравственными категориями.
        Как-то ещё осенью, когда было занятие в классе по изучению материальной части автомата, объявили перерыв, ребята затихли, услышав песню по радио, включённому после того, как звонок прозвенел:

Полем, вдоль берега крутого, мимо хат,
В серой шинели рядового шёл солдат…

     Тогда много передавали военных песен. И вот, когда прозвучали слова:

Словно прирос к плечу солдата автомат,
Всюду врагов своих заклятых бил солдат…

      Почти каждый, кто был в классе, взял со стола свой автомат и, прижав его к плечу, слушал песню.
      О чём думали они, совсем ещё мальчишки, в те минуты? Каждый по-своему, но, наверняка, об одном и том же. И Константинов, часто повторял такую фразу: «Вот поставьте мне песню «С чего начинается Родина! А потом дайте автомат, и любой приказ будет выполнен!» – выражал мысли каждого из своих друзей-суворовцев по взводу, по роте, да и по училищу – тоже.
     В суворовском лагере четыре роты. Это роты бывшего девятого, а теперь десятого класса, это роты бывшего десятого, а теперь выпускного класса. Ну а выпускники остались в училище – у них выпускные экзамены, а потом – стажировка в войсках, в Путиловских лагерях, что на противоположной стороне Волги.
       Тишина… В этой тишине резко прозвучали команды:
       – Третья рота строиться на вечернюю проверку…
       – Четвёртая рота строиться на вечернюю проверку…
      Ну и пятая, и шестая получили те же команды.
      Вот они, суворовцы второй роты. Все в солдатских гимнастёрках, в сапогах. Только алыми капельками в сумерках светят суворовские погоны.
      Последним в списке – Яровой. Уже привыкли, что на нём проверка заканчивается. Скромный суворовец четвёртого взвода Коля Яровой. Очень добрый, хороший товарищ. Разве можно в ту пору было предположить, что генерал-майор Николай Яровой, пройдя славный боевой путь, станет преподавателем тактики, да не где-то, а в академии Генерального штаба!
       На правом фланге, во главе первого взвода заместитель командира взвода, всегда весёлый и жизнерадостный вице-сержант Юра Солдатенко. Кто же мог тогда представить себя, что он станет одним из лучших публицистов «Красной Звезды», затем будет руководить печатью, уже служа в ГлавПУРе, (позже в ГУВРе) и, наконец, в Погранвойсках, где станет генерал-майором с особой приставкой КГБ, а точнее, к тому времени, ФСБ.
       А вот суворовец Виктор Черненко. Тоже скромный паренёк, с добрым характером, надёжный товарищ. Завершит он службы генерал-лейтенантом, заместителем начальника очень серьёзного управления.
      Или Женя Виноградов. Тоже, казалось бы, суворовец, как суворовец. А ведь будущий генерал-лейтенант.
      Миша Сомов. С ним вместе ещё предстоит учиться в Московском ВОКУ. Миша Сомов пройдёт основные командные должности и в звании генерал-лейтенанта уволится в запас с должности заместителя начальника главного штаба Сухопутных войск.
      И все они в тот первый вечер на берегу Волги стояли в строю со своими думами, такими разными, мечтами, известными им одним, и все они готовились начать уже настоящую военную подготовку, прелюдией к которой были занятия в училище в течение года.
       Их ожидали и тактика, и огневая, и ОМП, и радио, и военная топография. Везде – начала-начал. Везде – основа-основ.
      Проверка завершена. Первый здоровый сон в палатке, в сосновом бору, где даже дышится иначе, чем в городе.
      Тишина, лишь слышны всплески воды. Ударит где-то хвостом рыба, которой невероятно в те времена богата Волга.
      И вдруг, грохот орудий, треск очередей… Что это? Что это доносится с противоположного берега Волги?
       Да ничего особенного. Начинаются ночные стрельбы в Путиловских лагерях, где раскинулись на километры стрельбища 32-й гвардейской Таманской дивизии и Артиллерийской бригады, дислоцированных в Калинине.
      Но эти особенные «мелодии» стрельб, приятные уху каждого военного человека, вовсе не раздражают подобно тем, что издают коварные двуногие муравьи, сверля стены своих квартир, даже не думая о соседях. К «мелодиям» полигона каждый военный человек прибывает быстро и засыпает под них, как под колыбельные песни.
       Константинов едва лишь коснулся подушки, как взорвали лагерь звуки трубы, дублируемые звонкими голосами дежурных по ротам:
        – Подъём. Строиться на зарядку.
        Начинается первый учебный день по программе первого курса высших общевойсковых командных училищ.
       Конечно, в ВОКУ всё строже, всё серьёзнее. Нет слов. В суворовском училище, если и не дети, то ребята в возрасте детском. Но после завтрака они получают оружие, которое у многих самое настоящее, боевое – автоматы и ручные пулемёты. Из них потом весь взвод поочерёдно будет выполнять упражнения учебных стрельб.
       Оружие получено. Теперь построение и развод на занятия.
      Тактика. Кто-то назвал её королевой боевой подготовки. И действительно, если решение принято командиром неправильно, если не разгадан замысел действующего против тебя противника, уже не спасут меткость стрельбы и умение пользоваться средствами защиты. Ну разве только облегчат положение и облегчат совсем немного.
       Тут важно разгадать, что задумал противники и как организовать противодействие его планам. Тут нужно знать многое – и основы тактики действие противника, и его штатную структуру, и тактико-технические характеристики его вооружения. Ну и самому уметь действовать, как предписывает Боевой устав, который создан не просто так, где основные положения не с потолка взяты, а проверены действиями, политы кровью на поле боя.
       Майор Соколов Степан Семёнович повёл взвод по неширокой, не заезженной, а потому совсем не пыльной лесной дороге. Пока даже вводных не давал – не научены суворовцы действовать по вводным. С азов учить надо, самых азов.
       Неожиданно с опушки леса открылась река, скорее даже речушка, один из притоков Волги.
       Остановились на взгорке. Майор Соколов разрешил сесть. Место специально выбрал – удобно сидеть на склоне. И сразу заметил:
       – В высших командных училищах все занятия в строю. Строится взвод в две шеренги. И преподаватель начинает объяснение материала или опрос.
      «И зачем это? – наверное, подумали многие. – Уж больно сурово».
       В руках у офицера-воспитателя новенькая книжица тёмно-серого цвета. На обложке – Константинов сумел прочитать, пока она была закрыта и обращена в его сторону: «Боевой устав Сухопутный войск (взвод, отделение, танк)».
       Устав, как пояснил, офицер-воспитатель, утверждён совсем недавно, в этом же, 1964 году.
       Несколько слов об Уставе. Без этого нельзя. Ведь суворовцы взвода пока ещё толком и не знают, что не только жизнь в училище, не только служба, к примеру, суточного наряда, регламентирована уставами, но и боевая подготовка подчинена требованиям, правда уставов уже иных – боевых.
         Соколов читает:
         – «Настоящий устав излагает основные положения по организации ведению боевых действий мотострелковым, танковым и парашютно-десантным взводами (отделением, танком) с учётом угрозы применения противником ядерного оружия и других средств массового поражения». Ну и, конечно, важнейшее положение должен довести до вас: «Содержащиеся в Уставе указания необходимо применять, сообразуясь с обстановкой».
        Он делает паузу и, глядя на суворовцев, поверх очков, прибавляет:
        – Помните, что устав не догма, а руководство к действию.
        Вообще, майор Соколов очень любил самые различные афоризмы, и ребята даже записывали некоторые из них. Услышит, к примеру, какую-то несуразицу в ответе и молвит так протяжно:
        – Ну-у-у, семеро поехали на одном колесе…
        Суворовцы предыдущего выпуска прозвали его ЛЯСА.
        И это непостижимым образом просочилось в роту трёхлетнего набора. Константинов долго не мог понять, откуда вдруг такое не очень приятное прозвание. Ну почему ЛЯСА? От «лясы точить» что ли? Не похоже, попусту майор Соколов Степан Семёнович ничего не говорил, да и вообще глупостей каких-то от него ни разу слышно не было.
       Оказалось, всё просто. Степан Семёнович любил повторять выражение: «Люблю я Советскую Армию». Вот кто-то и придумал прозвание по первым буквам.
      Так же как начальника училища назвали «БАК»
      Говорили, будто генерал, узнав о том, с обидой сказал, подойдя к группе суворовцев, что в его возрасте быть тучным не такой уж грех. Даже спросил:
      – Ну а если вас буду называть сковородкой, понравится?
      Ему тут же пояснил суворовец, с которым он заговорил об этом, что сковородка и бак здесь не при чём. Бак это – Борис Александрович Костров.
И вовсе это не оскорбление.
       Ну а как суворовцы относились к генералу, ещё мы узнаем из последующих событий суворовской жизни.
       А пока вернёмся на занятия.
       Основные положения изучали суворовцы ещё в училище, на классных занятиях. Теперь же осталось повторить, что «бой является единственным средством достижением победы, что цель боя – уничтожение или пленение врага».
      Первая тема, уже для полевых занятий: «Разведка». Конечно, Устав здесь применялся не в полном объёме. «Взвод в разведывательной группе», «Взвод в боевом разведывательном дозоре» – всё это темы, которые ещё предстоит изучать в высших общевойсковых и высших танковых командных училищах. Ну в суворовском лагере пока лишь «Действия дозорной машины (дозорных)».
       Ну и снова пока теория. Взвод всё так же расселся на небольшом взгорке, а офицер-воспитатель перед ним на ногах. Для него суворовцы всё-таки и военные уже, но не взрослые ещё.
      А затем, после теории, майор Соколов обещал уже настоящие действия в лесу, где будут действовать одно дозорное отделение против другого. Это уже интереснее. Это несколько оживило, пока ещё равнодушных к теории ребят.
       Константинов пытался вникнуть в теорию, но уж больно солнышко пригревало, веяло умиротворением и покоем от реки, от кустарника на опушке, от разнотравья с неповторимым дурманящим и усыпляющим ароматом.
      Даже подумалось, что, наверное, правильно ставят курсантов на занятиях в строй. Лучше доходит, да и в строю не так в сон клонит.
      Вдруг отрезвляющий голос:
       – А теперь. Командиром первого дозорного отделения назначаю суворовца...
      И он назначил двух командиров отделений из суворовцев, а третье отделение поделил пополам, чтобы эти половинки обозначали как бы взвод, от которого отделения высылаются.
       Таковые первые условности тактических учений трудно воспринимались. Но вся учеба в мирное время, как бы её ни приближать к боевой обстановке, всё же не может обойтись без условностей, уже хотя бы потому, что противник то условный, которого либо обозначают специально назначенные группы, либо на крупных учениях за него действуют такие же точно подразделения только другого соединения.
       А на следующий день – огневая подготовка. Тут тоже сначала теория, а затем – практика. Начало подготовки к учебным стрельбам на Путиловском полигоне.
       Этим стрельбам суждено было сыграть значительную роль в военной судьбе суворовца Константинова.