Четыре взгляда на тело

        I. Пространственно-временной
       
        Пыталось тело найти свое место под солнцем.
        Бегало, суетилось, старалось оказаться и здесь, и там, сесть одной, богом данной, жопой на два разделенные дистанцией или подлокотником стула.
        Потом поняло: не в разбеге дело, не размахе суть. Нужно домогаться по вертикали – наверху и солнце ярче, и воздух чище, и вид живописнее – на прочие не преуспевшие тела под ногами. Принялось карабкаться, срываться, взбираться опять и снова падать. Лежало в больнице с переломами. Зажило (с ударением на последнем слоге). Выписалось со шрамами и ценным опытом. Опять пустилось во все тяжкие. Отчаивалось, вновь обретало надежду и теряло ее.
        Устало.
        Что вертикаль? Обман. Верх и низ относительны. Взаимозаменяемы.
        Осело в кресле. Развалилось. Стало ерзать, чтобы удобнее. То скрестит руки на груди, то их за затылок. То голову назад, то подбородок вперед. То нога на ногу, то параллельно, то под себя.
        Так и не нашло оптимальной позы.
        Зачем сидеть сиднем, если можно лечь? Спрошено – сделано. Стало думать, как лучше для повсеместного отдыха, переходящего в сон. И так, и сяк, на боку, на спине, на животе – все плохо. То голова затекает, то от подушки шею ломит. Под одеялом потеет. Без него мерзнет.
        Надоела экспансия. Разочаровалось в высотах. Не по вкусу сидя. Безрадостно в постели.
        Вскочило с кровати, как на пожар, опрокинуло кресло, покинуло дом без вещей, стремглав сбежало по лестнице, выскочило из парадной, оставило за спиной исторический центр с памятниками и музеями, миновало окраины с трущобами, преодолело промышленную зону с заводами, достигло бесхозных полей с глинистой почвой.
        Зарылось в землю и успокоилось: наконец, нашло, куда приткнуться.
       
       
        II. Сказочный
       
        Жило-было тело с волчьей головой, лошадиным туловом, оленьими ногами и павлиньим хвостом... И что с того? Повсюду эклектика, неравенство суммы частей и возникающего в результате сложения целого. Чем оно хуже?
        Само с собой тело ладило неплохо: без поножовщины на почве несовместимых взглядов и непересекающихся ценностей. А вот в социуме не прижилось.
        Пыталось подвизаться на поприще ипподрома. Тулово лошадиное рассекает воздух. Ноги оленьи – точно крылья. Даже волчья голова держится молодцом: уши врозь, пасть нараспашку, язык наружу, но со скоростью наравне. А вот павлиний хвост ни в какую: презирает спешку, сопротивляется воздуху площадью поверхности, жаждет тропической неги и томных девичьих взоров. Распустился хвост и складываться не желает: мол, это вам не зонт после дождичка в четверг.
        Выпороли тело кнутом. Искололи шпорами. Выгнали с ипподрома к чертям собачьим. Вали, – советуют, – чудо заморское, в зоопарк: там тебе место. А мы в тебе ошиблись.
        Приютили тело в зоопарке. Составили увеселительный контракт. Посадили в клетку с павлинами и прочей пернатой чушью. Терпимо телу в клетке. Хвост поперек себя шире от спеси – нашел перед кем стараться. Волк, правда, немного скучает по свободе, но терпит, только уши свернул от невероятного птичьего гама. Оленьи ноги не жалуются: отдыхают от безумства скачек. А вот тулову лошадиному невмоготу: тесно, душно, тошно. Вскинуло оно гриву, шарахнулось, вздыбилось, попятилось и раздавило насмерть двух зазевавшихся безвинных павлинов – любимцев публики.
        Вышвырнули тело из зоопарка. Хотели взыскать за ущерб по неустойке контракта, да махнули рукой: что с такого несуразного возьмешь? Разве что, ободрать радужные перья с таращащимися глазками, да их теперь после бойни столько, хоть снимай фильм про изнеженных одалисок, и то останется про запас на будущие нужды. Катись, – советуют, – отсюда подальше. А лучше иди вкалывать на пользу отечеству в его бескрайних полях.
        Подалось тело в батраки. Стали на нем пахать. Тулову хоть бы хны. Волчья голова приспособилась: от надругательства подневольного труда зубы стиснула и глаза зажмурила. Да и куда, скажите, ей смотреть, если все время туда-сюда по прямой борозды? Хвост покачивается опахалом: по душе ему неторопливый променад по пересеченной местности. А вот ногам оленьим – погибель: подгибаются они от натуги, входят клином в сырую землю-матушку, стопорят сельскохозяйственный процесс.
        Развели хозяева руками, покачали головами: непригоден работник для труда. Хотели на мясо забить, да по какому рецепту сие готовить? Только на ощипывание перьев весь день под хвост. Волчью голову, правда, можно на стену в качестве декоративного талисмана, а все же не стоит, аристократически выражаясь, игра свеч.
        Решили продать на ярмарке. Может, купят в балаган или еще куда, где польза от одного необычного вида. Поставили покамест тело в стойло, насыпали овса, чтобы не сдохло раньше торговой сделки. Тулову в стойле по габаритам. Ногам после пахоты – все рай. Павлиний хвост коробит от хлева, однако нашел выход: сложился веером до лучших показательных времен. А вот голова волчья дошла до ручки отчаянья: не желает жевать постылый овес, косит бешеным глазом в сторону воображаемого леса.
        Лязгнул волк зубами, напряглись ноги, встало тулово на дабы, махнул хвост для острастки. Разворотило тело хлев, бросилось в лесную чащу, упиваясь звездным воздухом ночной свободы.
        Прибилось тело к разбойничьей волчьей стае. Встретили волки тело с пониманием. По морде вроде свой, хотя хвост, конечно, с претензией на цивильность. Но как только не задалось с добычей, и начался повальный голод, стали они коситься на сытное лошадиное тулово. Зубы оскалили, слюни текут. Сдерживаются из солидарности, отворачиваются от соблазна, но надолго ли достанет сил противиться превосходящей силе? И вот одной ночью выдрал пахан из тела сытный шмат конины. Смотрит со смущением, но жует с нескрываемым аппетитом. А тут уже подступают прихвостни: питательный пример заразителен.
        Еле тело унесло ноги – и то благодаря хвосту, сбившему преследователей с толку. Оказалось оно в относительной безопасности. Задумалось: куда податься дальше? Хочется ему теперь одному – наслаждаться четырехголосным контрапунктом своих разнопородных партий. Да разве в этом мире отыщется место, чтобы тебя надолго оставили в сольном покое? Особенно если выглядишь, как человек-оркестр.
        Вздохнуло тело и поплелось пытать счастье на ипподром.
         
       
        III. Медицинский
       
        Заболел у тела зуб. Так разошелся, будто все тело с ногами в рот забилось и рвет его на части.
        Делать нечего. Пошло оно к зубному врачу по имени дантист. Поковырялся тот острыми крючками, деловито посопел, да и вырвал зуб с основанием, чтобы не изгалялся.
        Вместо зуба заболело ухо. Слышать – слышит, но звук не вмещает: чувство такое, точно забивают в тонкую барабанную перепонку гвозди; причем, неумело – вкривь и вкось.
        Отправилось тело к ухогорлоносу по кличке отоларинголог. Пустил тот солнечного зайчика круглым зеркальцем на лбу, протиснулся в ухо длинной тонкой трубочкой, пожал плечами и прописал капли.
        Закапало себе тело в ухо. Унялось ухо, защемило под левой лопаткой. Напоминает сердечный симптом.
        Что же это такое? – огорчилось тело. – Я себя лечу, а получается еще больнее. Не пойду к сердцеведу. Ну, его на ***!
        И тут заболел у тела член. Словно промеж ног колокол повесили и ударили в него набат тревоги. Дело деликатное: с членом шутки плохи, ибо в нем сокрыто мужское достоинство. Нужно принимать срочные меры предосторожности. Записалось тело к урологу.
        Взял неприязненно уролог член большим и указательным пальцами в резиновой, как презерватив, перчатке. Нахмурился. Направил тело к венерологу, хотя оно уже давно никого, и отродясь никому. Да еще наговорил кучу оскорбительно-непонятных терминов. Так что, между ног утихло, а вместо половых признаков заболела голова.
        Обрадовалось тело: голова – это не по ее ведомству! Пускай себе самовольничает.
        А голова уже, как отбившийся от церкви раскольник: страдает, но от своей веры не отрекается. Такое в ней мучение сосредоточилось, точно надели терновый венец наизнанку, да еще на размер меньше.
        Обмотало тело голову шарфом, а под шарф грелку со льдом пристроило. Забылась голова от таких знаков внимания, заболел вместо нее зуб.
        Ан, тело зубом уже не испугаешь – бывалое оно, как морской волк в зоне экватора. Челюсти стиснуло и прямиком к дантисту – так у них зубной врач зовется.
       
       
        IV. Диалектический
       
        Жили как-то вместе тело и голова, потому что так уж в мире заведено.
        Плохо жили, доставляя друг другу массу неприятностей и хлопот. Голове позаковыристее вопросы подавай, чтобы оно на них ответы непонятные искало. А у тела от вопросов голова болит, а вместо ответов нечленораздельное мычание. Уважает оно солнце и тепло, да чтобы подольше поваляться с утречка, а также хороший аппетит. А голове за его мещанские наклонности стыдно: что скажут прочие светлые умы на вопиющее самодовольство, когда вокруг столько неразрешимых проблем?
        Попортили голова и тело друг другу нервов на несколько инкарнаций вперед и решили разойтись с миром. Отправились в ЗАГС и засвидетельствовали окончательный и бесповоротный развод. Имущество разделили по-справедливому. Телу: шерстяные носки и варежки, спальный мешок на байке и дезодорант на случай тесных летних встреч. Голове: кепку с козырьком от солнца, потрепанное собрание чьих-то сочинений и расческу с редким зубом, если вдруг банкет ученых и залуженных деятелей искусств. Так безболезненно прошел развод, что подумалось и почувствовалось обоим: может, не все еще потеряно, и могли бы они взаимно. Но штамп в паспорте перечеркнул сослагательное наклонение.
        Отправились тело с головой к горе, и там их пути разошлись. Тело осталось пастись у подножья, чтобы вкушать сочные альпийские травы. А голова снарядилась в самоличный альпийский поход с пристрастием.
        Хорошо кормиться телу без понуканий высшей инстанции. Унесла голова все органы восприятия, кроме осязания, но тело приспособилось: ориентируется прикосновениями и по ласковым тепловым волнам. Глотает пряную флору прямо разверстым горлом и тут же переваривает. Тучнеет с каждым днем. И только одно его тяготит: не умеет тело рассказать, как ему исключительно хорошо. И от недостатка самовыражения радость вроде усыхает в размере. И еще: ничем оно не отличается от других тел. Конечно, есть толще и худее, тяжелее и легче, резвее и ленивее. Но разве это знаки отличия? В коллективной массе тепло и беспечально, но хотелось бы назвать этот уют своим ни на что не похожим именем собственным. Заскучало тело. Когда все время хорошо, что уж тут такого хорошего? Как бы сделать, чтобы еще лучше? Вспоминает оно, как его голова наставляла. То ли к лучшему путь через худшее? Или еще что-то в этом путаном роде. Китайская грамота...
        А голова все выше и выше забирается, нет ей угомону. Вместо ног у головы уши – по типу присосок. Хорошо льнут к каменистой почве, только нужно ступать неслышно, иначе хуже, чем босяком по битому стеклу. Забралась выше облаков и всякой критики. Тут бы ей и устроить привал, поразмыслить над пройденным путем. Но нет – лезет дальше, к тернистому звездному венку. Замечталась голова и, конечно, оступилась. Полетела вниз ко всем ****ям. Катится, подпрыгивает, зубы себе вышибла, череп треснул, половина мозга вытекла.
        Прикатилась голова прямо к своему бывшему телу у подножия. Нащупало ее тело копытом. Пошевелило туда-сюда. Ба, да это же его голова! Взяла осторожно и к горлу приладила. Пришлась в самую пору: как на заказ из ателье. Голова, конечно, в плохой спортивной кондиции: один глаз заплыл бельмом, второй выколот – сквозняк через глазницу по прямой кишке в анальное отверстие. Уши порваны. Волосы измочалены. А все равно – своя, родная. И от других тел почет: мол, смотрите, у этого-то голова-мученица: пострадала за идею и теперь вернулась под амнистию из дальних мест заключения.
        И отношения у них вроде наладились (поумнели врозь): голова больше не вопрошает, а лишь чахоточно покашливает и многозначительно хмыкает, и тело ему отзывается понимающим мычанием и утешительным урчанием.
       
       
        12 мая 2018 г. Экстон.