Лес

Как же я любил книжки про выживание!

 В детстве зачитывался всеми этими трагичными историями Джека Лондона, сопереживал погибающим в ледяном плену  таежным сибирякам и, в глубине души, надеялся попасть в какую-нибудь отборную задницу, чтобы позже описать в мемуарах свою непоколебимую стойкость и силу воли.

Поэтому когда наша экспедиция закончила очередной квадрат по лесу и не встретила никаких препятствий на своем пути, я даже был слегка разочарован. Проводник Игнат, кряхтя, скинул рюкзак, который явно был выше его роста, и объявил привал. Я облегченно рухнул в снег и лежал так минут пять, разглядывая скрещенные макушки сосен, эгоцентрично замыкающие мой кругозор небольшим кусочком зимнего ярко-синего неба.

Впрочем, товарищи меня быстро подняли: подготовка в зимней ночевке – дело серьезное. Обязанности строго распределены графиком: вот сегодня, к примеру, я отвечал за кипяченую воду и помогал повару Ване, который уже деловито перебирал крупы в рюкзаке.
Я отошел подальше от нашей делянки и нашел девственно-чистый снег, напихал его в котелки и прибежал обратно к костру, который заботливый Ваня уже довел до нужной кондиции огня и жара. Навесив котелки, я сел на пенек и задумался. Магнетическое действие леса мгновенно окружило меня. Я где-то читал, что были такие таежные исследователи, которые были найдены мертвыми в непринужденных расслабленных позах: кто-то присел на поваленное дерево и не встал, кто-то прислонился к огромному стволу и уже дальше никуда не пошел. Эзотерическое объяснение этого феномена крылось в особом воздействии леса на человеческий организм: считается, что энергетическое поле огромного скопления деревьев подавляет в человеке любую волю к движению и словно замораживает тягу к действиям.

Я встал и проверил котелки – почему-то снег долго не таял. Присев на свое место, я продолжил думать: а что если правда лес, как огромная колыбельная
природы, забирает к себе одиноких людей-младенцев и навсегда убаюкивает их, зачаровывает и поет только им слышимую песню? Я улыбался и слегка дремал.

Мощная оплеуха  Игната вырвала меня из сладких грез в одно мгновение:
— Ах, ты, лопуха кусок, кто же так воду кипятит!

Игнат прыгал около котелков и тыкал в них палкой, от чего из дырочек в снегу вырывался шипящий пар и свист.
— Ох, детина ты тупорылая, снег понемножку кидают! Нельзя целиком котелок набивать, иначе внизу он тает, а сверху свежим прикрыт и сам себя кипятит! Парниковый эффект, мать твою! Таким Макаром ты бы нам щас все котелки пропек – продырявил!

Я сгорал от стыда, а Игнат, матюкаясь и что-то ворча про подрастающее поколение, поплелся за  порцией свежего снега. Я потолкался около костра, но мрачные товарищи посоветовали мне помочь Игнату, и я пошел его искать.

Впрочем, искать людей в лесу по свежевыпавшему снегу не так уж и сложно: следы Игната быстро привели меня к опушке с одинокой сосной, около которой Игнат, судя по всему, облегчался.
По крайней мере, мне так показалось в сумерках, потому что он стоял спиной ко мне, взявшись руками за ствол, и не шевелился. Я постоял, покашлял, пытаясь привлечь его внимание, но Игнат, словно не замечал ничего вокруг. Обеспокоившись, я подошел к нему и заглянул в лицо. И тут же проворно отпрыгнул, потому что у дерева стоял кто угодно, но только не наш веселый проводник: пустые глазницы и открытый рот его были устремлены вверх, к кроне дерева, руки крепко обнимали ствол и весь он, безмолвный и неподвижный, больше напоминал серую античную статую, чем человека.
 В моей голове промелькнуло слово «оболочка» и я, не разбирая следов и дороги, помчался обратно к лагерю, проклиная свое решение уйти в зимний поход в тайгу.

Вечерело быстро и, кажется, я заплутал. По крайней мере, когда я увидел огонек костра и услышал смех ребят, я весь измотался, тяжело дышал, и мокрая одежда противно облепила тело. Я побежал на свет костра, окончательно запыхался и ворвался в круг людей красным и перепуганным:
— Ребята!.. там такое…Там Игнат..

И осекся. Потому что Игнат сидел поодаль, вполне себе живой и поглощал кашу из миски. Мгновенно осознав, каким идиотом я кажусь со стороны, я закрыл рот и жалобно посмотрел на Ваню. Тот пожал плечами и навалил мне здоровую порцию каши, которую я взял и прижал к себе, словно ухватился за существующую реальность, такую прочную и настоящую.
Присев в круг, я оказался напротив Игната и решил, что прежде чем бить панику, надо присмотреться – приглядеться. Может, показалось. Все-таки вечерело уже, быть может, что-то вроде особой таежной галлюцинации. Игнат между тем неторопливо балагурил:
— Да,  ребят, вот так дожил до полтоса и всю тайгу обходил, даа…Кормилица она у нас.

Ответом ему послужил стук ложек и хлюпанье из чайных кружек.
— А истории тут творятся разные, да. Вот недавно приезжали ученые из Москвы со студентиками, все ходили, лес изучали. А што его изучать, вот он лес-то, — Игнат ложкой описал широкий эллипс, — вот он лес-батюшка. С него и живем.

Я внимательно рассматривал Игната, каша не лезла в горло, а перед глазами по-прежнему стояло нечто, ухватившееся за сосну. И это нечто совершенно не походило на раздобревшего от горячей каши Игната.

— Говорят, кто раз в лес попал, тот навсегда тут кусочек души оставляет. А я весь целиком остался, — продолжал болтать он.
— Вот давеча пришел ведь домой, моя как гаркнет! Хватит, говорит, с малышней шататься, домом займись! Но не могу, тянет меня, ребят, сюда, душа моя здесь.

И он отчетливо взглянул на меня, от чего ком каши упал в мой желудок, как тяжеловесный якорь. Я протянул миску Ване, откашлялся и попросил чайку. В голове моей роились сотни мыслей, и я ухватился за  вполне разумную: порасспрашивать нашего таинственного проводника поподробнее и если что бить тревогу.

— Кхм. Игнат, а давно ты проводником работаешь?
— Та разве то работа, ребят. Это удовольствие, а не работа. Как мальчонкой голожопым из дому выбежал, так в тайгу и прибег, да.

Видно было, что Игнат погрузился в воспоминания.
— А в те годы еще ученые по лесу шастали – тарелки инопланетные искали. Уж не знаю, чего нашли, а вот животных и сам лес поперепугали, да. Не любит лес  таких чужаков.

Игнат встал и направился прямо ко мне:
— Лес  любит тех, кто тут навечно остается.
И он прошел мимо меня и похлопал по плечу. Я обмер и сидел, не шевелясь и не понимая, почему никто из ребят не слышит прямых намеков в речи Игната и не паникует.

Я не выдержал и рванул за Игнатом прямо в чернеющую ночь, догоняя его по хрусту снега.
— Стой!.. Эй! – окрикивал я до тех пор, пока не оказался в кромешной темноте. Я встал, тяжело дыша и оглядываясь; света костра тоже не было видно. Всепоглощающая тишина навалилась на меня, и я крутился, как компасная стрелка на полюсе, пытаясь понять куда идти. Пока огромная сила не схватила меня за горло и не прижала к ближайшему стволу. Я вцепился руками в стальную хватку Игната (а это был, несомненно, он) и пытался разжать его пальцы, которые на ощупь казались заскорузлыми, словно покрытые древесной корой.

— Разгадал ты меня, крысеныш, увидел-таки.
Голос Игната шел не изо рта, а откуда-то из глубин его плотного тулупчика, пустые глазницы враждебно пялились на меня, а пальцы медленно, но верно усиливали хват.

— Ничего – ничего, постоишь тут деревцом лет триста, буду навещать тебя, взращивать и возделывать, хороший  у  меня тут лесок из молодняка, хороший, да…

Это бормотание усыпляло меня, сил сопротивляться уже не было, я чувствовал себя так, словно единился с этим ночным таежным лесом. И нет ничего такого в том, чтобы тут постоять, Игнат прав, почему бы и нет, ведь все так хорошо и спокойно…

Я почти отключился и только увидел краем глаза мелькнувшую черную тень и звонкое «БЗДЫНЬ», как внезапно тиски разжались, и я натужно закашлял, захрипел, пытаясь вспомнить, как дышать. Ваня стоял, опустив руку с зажатым в нем котелком, и задумчиво разглядывал Игната. Который лежал на боку, неестественно откинув руку, и под головой его на снегу разливалось какое-то черное огромное пятно.

— Гребаный энт. – отчетливо произнес Ваня и стал копать в ближайшем сугробе яму. Не задавая вопросов, я стал ему помогать. Мы утолкали нашего проводника в выкопанное отверстие, сверху присыпали свежим снегом и хорошенько потоптались сверху. Затем молча, не сговариваясь, побрели к стоянке. Ваня шел впереди, постукивая злополучным котелком по встречающимся деревьям, а я шел сзади и размышлял: как бы корректнее описать этот случай в мемуарах.

Впрочем, сейчас были мысли поважнее.
Например, о том, что нам предстоял долгий путь домой. Теперь уже без проводника.