Адыгская соль Часть 14

III.КРАСНАЯ ПОЛЯНА.

14.«Анонимные» посты.

Адыгэ Хабзэ: О Храме (Часть II).
«Нельзя жить вне Хабзэ, если ты хочешь, чтобы с тобой обращались в рамках Хабзэ:
- если ты строишь дом и не можешь обойтись без чужой помощи, ты обращаешься к ведающему Хабзэ;
- если в твоем доме радость или горе, их разделит ведающий Хабзэ;
- когда ты попадаешь в чужие края, тебе будет радоваться тот, кто ведает Хабзэ;
- если ты не остаешься в старости одиноким и брошенным, то это значит, что твои дети ведают Хабзэ;
- если оскорблена твоя честь или честь твоих близких, то ты поступаешь согласно Хабзэ.
Ты можешь отказаться от своих законов, но ты никогда не воспримешь чужие, твои дети, смешав все, отказавшись от лучшего и восприняв худшие, станут носителями смешанного сознания, где редко находится место для добродетели. Их путь не будет приемлемым, они придут к Сатане, а не Тха,
Нет зависти твоей старости. Твой сын и твоя дочь, не ведающие Хабзэ, наполнят твои последние дни страданиями.
Они не позаботятся о тебе и твоей немощи, не создадут условий для достойной, счастливой, умиротворенной старческой жизни.
(Адыгэ Хабзэ. Часть I. О Храме (Часть II)

«Саламат»: Часть 4.(начало мая 1864 г.)

«- Помни об этом, дочка! Помни всегда! – устало пробормотал дед Салих Саламат, полудремавшей у тлевшего костра. – Помни! Только всемилостливый Тха озарит нашу землю и спасет нас!
Монотонная интонация мудрого старца сменилась на более звучную, и молодая женщина вдруг выпрямилась. Последний туман дремоты, окутывавший её, резко рассеялся, а вместе с ним и предрассветный туман, уступавший место яркому восходу солца.
- Ох, тата! Что же Исмаил с отцом так долго не возвращаются? – беспокоилась Саламат, поправляя на голове свой слегка сбившийся в бок платок. – Да хранит их Всевышний!
- Рано! Слишком мало времени еще прошло! – утешал её дед Салих, слегка поеживаясь от утренней прохлады. – Ты бы лучше принесла больше веток, да костер разговорила бы!
Приученная с детства почитать и слушаться старших, Саламал поспешила исполнить просьбу старика. Вскоре они вновь устроились вдвоём у разожженного костра. Погруженные в свои мысли, они даже не замечали, как постепенно пробуждался весь горный лагерь. Вдруг откуда-то донеслось:
- Где старец Салих? Где он? Кто-нибудь его видел?
Внезапная суета привлекла внимание Саламат.
- Тата! Кто-то ищет тебя. О Всевышний! Неужели что-то случилось с братьями Исмаила?
Между тем, дед Салих, бросив укоризненный взгляд на встревоженную молодую невестку, степенно встал со своего места и строго сказал ей:
- Не кличь беду, дочка! С моими внуками ничего не случилось! Кому-то из женщин или детей стало плохо. Вот и всё!
В тот же миг, прикусив губу от досады, пристыженная Саламат встала следом за ним. Но только лишь для того, чтобы лучше рассмотреть того, кто так шумно разыскивал старого знахаря.
- Эй, парень! Чего так расшумелся? Ни свет, ни заря, людям покоя не даешь? – с упреком в голосе произнес дед Салих, первым разглядев незадачливого посланника.
- Да, беда там с одной женщиной, что приехала вчера с Исмаилом, - бросился к нему со всех ног светловолосый юноша  лет 17, обрадовавшись случайно удаче. – Стонет она, плачет… Вся в ожогах!
- Эх! – раздосадованно выдохнул расстроенный старик. – Как же я забыл о своём молитвеннике?
- Молитвеннике? – невольно переспросила молодая женщина, нарушая правила и своевольно влезая в мужской разговор.
- Священная книга! С той, что я лечу женщин и заговариваю их болезни, - разъяснил ей дед Салих, не скрывая своего сожаления.
- Но, тата! Матушка говорила, что ты никогда не расстаешься со своей священной книгой, - удивилась Саламат, вспоминая слова своей свекрови Зулимхан.
- Что верно, то верно, дочка! Но этой книгой я лечу мужчин здесь в горном лагере. А ту всегда в доме держу на всякий случай.
- В доме? О Всевышний! Надо забрать её оттуда, - заволновалась молодая женщина, сожалея, что не знала о второй священной книге деда своего мужа раньше.
- Да, как же её забрать? Никто посторонний не должен её видеть. Где она хранится в доме, знаю только я. И только я могу её коснуться.
- Постой, тата! А если Исмаил привезет матушку, всю израненную, ты тогда не сможешь её вылечить? – обеспокоилась Саламат.
- Эх, дочка! Говорил же… Не зови беду раньше времени! – окинул её старик строгим взглядом. – Но всё же ты права! Без этой книги нелегко придется всему нашему роду. Грядет время скитаний!
- О чем ты, тата? – встревожилась и так обеспокоенная молодая женщина. – Да неужели нашим детям не жить на родной земле?
- Что же ты, дочка, о самом худшем думаешь? – горько усмехнулся дед Салих, хотя в душе полагал, что молодая невестка была недалека от истины.
Почувствовав в словах мудрого старца горечь сожаления, смелая Саламат собралась с духом и не стала отступать от своего:
- Позволь мне, тата, вернуться домой и найти заветную книгу, священный оберег всего нашего рода! Клянусь, не дотронусь я до неё руками. Оберну книгу в самое дорогое одеяние, что у меня есть. Клянусь, тата, не уступлю я своему любопытству и не открою её! Клянусь, своими поступками не нарушу священного родового табу!
Искреннее желание молодой женщины помочь и вернуть заветную книгу снискало одобрение деда Салиха и заставило его всерьез задуматься. Обернувшись к юноше, ожидавшем его рядом, он горько вздохнул и устало сказал:
- Что ж! Веди меня, парень, к той женщине, что страдает. Сперва помогу бедняжке, - затем он повернулся к Саламат и решительно ей ответил: - Твоих клятв, дочка, мне недостаточно, хотя они и убедили меня. Пусть теперь решают старейшины нашего рода! Жди меня здесь!
Вынужденная принять волю старшего в семье, молодая женщина обреченно кивнула ему в ответ. А поджав от досады губу, она еще долго стояла у ярко пылавшего костра и удрученно смотрела в след удалявшемуся деду Салиху. Когда же тот совсем скрылся из виду, Саламат вернулась на свое место и принялась терпеливо ждать его возвращения.
Между тем, сам дед Салих быстро помог несчастной женщине из погоревшей абадзехской семьи. Затем, не теряя время, он созвал совет старейшин рода в своем небольшом лесном доме.
- О мои братья! Как горы посеребрены снежным покровом, так и наши старые головы сединами. Трудное время выпало на нашу долю и на долю наших детей и внуков. А скоро может стать ещё хуже. Пришла пора проявлять нам свою небывалую мудрость и глубокое понимание!
На некоторое время дед Салих замолчал, оглядывая каждого своего брата и всматриваясь в обеспокоенные морщинистые лица старейшин рода, устроившихся полукругом перед ним.
- К чему ты клонишь, брат наш? – не выдержал долгой паузы один из его братьев, казавшийся по виду моложе остальных.
- Мне совет ваш нужен, Гумзаг, - удрученно вздохнул мудрый старец, не зная даже, с чего ему лучше начать столь трудный разговор о священной книге и своей молодой невестке.
- Совет? Хм! – удивился другой брат, выглядевший гораздо старше. – Да ты самый мудрый из нас всех. Долгие годы мы обременяли тебя своими трудностями, и ты всегда помогал нам то словом, то делом. Какой же совет можем мы тебе дать теперь?
- Да, уважаемые братья! Всё это так! – с грустью согласился с ним дед Салих. – Я всегда был готов помочь любому из вас. И я всегда старался решать свои трудности сам. Но теперь мы должны все вместе как старейшины нашего рода принять общее решение.
Осторожность Салиха, несвойственная ему раньше, изрядно встревожила всех собравшихся в доме братьев.
- О Всевышний! Да не тяни ты, брат! Скажи же, наконец, в чем дело? – не сдержался один из них.
- Как вы все знаете, в селении в моем доме в тайном месте хранится священная книга, оберегающая нашу семью долгие-долгие годы. И она до сих пор там. А нынешнее время столь смутное, что моё старческое сердце гложат мучительные опасения. Не ровен час, придут в наш родной аул военные и сожгут его вместе с заветным оберегом нашего рода. Коли не поторопимся мы, то потеряем его безвозвратно.
Прозорливое предупреждение проницательного Салиха огорчило старейшин. Поразмыслив над сказанным, самый старший из них разделил его справедливые опасения.
- Священную книгу нашего рода следует немедленно забрать! Но вот только кто отправится в аул? Да и военные могли уже его захватить.
- Верно, брат! – подхватил его слова Гумзаг. – Если отправить туда одного из наших, то его может ждать засада. И тогда не видать нам ни заветной книги, ни нашего посланника. Стоит ли так рисковать?
- А я, уважаемые братья, не предлагаю вам отправлять в аул одного из воинов. Будет лучше и, возможно, надежнее послать за книгой незаметную, но очень умную и ловкую женщину.
Смелое предложение деда Салиха мгновенно возмутило всё уважаемое собрание старейшин рода.
- Что еще за женщину? Дожили! Позор! – разволновались братья мудрого старца.
- Успокойтесь! Ничего позорного в этом нет! – резко поднял руку дед Салих, едва не уронив свою палку. – Я говорю о нашей Саламат, самой младшей невестке моего сына Барича, жене моего внука Исмаила. Свою смелость и находчивость она уже неоднократно доказывала. Поверьте, она сумеет пробраться в селение и быстро найдет тайное место по моим указаниям.
- О Всевышний! Салих! Не могу поверить своим ушам, - искренне огорчился самый старший на вид из братьев Бабый. - Неужели я дожил до того скорбного часа, когда твой всегда светлый разум помутился? Воистину говоришь! Суровые времена нас ожидают. Да как мы можем нарушить многовековые традиции нашего рода? Ты же лучше всех знаешь, какая беда обрушится на наши головы, если нечистые руки замужней женщины коснутся священной книги. Мы не должны позволить это!
- Нет! Ни в коем случае! – негодовали остальные братья, соглашаясь с Бабыйем.
- Да, мой мудрый брат! – выпрямился дед Салих, готовый отстаивать своё. – Я знаю, какая беда может обрушиться на наши головы. Но разве вы не видите, как грозовые тучи сгущаются над всем нашим народом. Разве сгоревшие абадзехские селения и их погорельцы не говорят вам о той страшной беде, что уже обрушилась на нашу родную землю. Мы теряем её шаг за шагом, аул за аулом, лес за лесом. Коли потеряем её целиком, то потеряем и себя самих. В сравнении с этим то, что вы называете бедой, и не беда вовсе. Саламат ловкая и постарается вернуть нам наш оберег, не нарушив наших священных традиций и правил.
- Хм! Коли всё, что ты говоришь, правда, то зачем такое важное и опасное дело перекладывать на хрупкие плечи молодой женщины? – недовольно покачал головой Бабый. – Вот вернется Исмаил, её муж, он и отправится в аул за книгой!
- Да пока он вернется, книга может быть сожжена и безвозвратно утрачена для наших потомков. Нет! Мы не можем, мы не должны медлить! – негодовал дед Салих. – Да что же мы такие темные люди! Стоим на краю бездонной пропасти и верим, что ревностное соблюдение традиций нас непременно спасет. Не желаем хвататься за единственную соломинку, даже захлебываясь в глубоком море. Да, мы готовы сгинуть, лишь бы только не нарушить свои изжившие себя устои.
- Да как ты можешь такое говорить, Салих? – возмутился самый старший. – Без наших традиций и устоев не было бы и нас самих. Да и призрачное спасение любой ценой, тем более ценой потери собственной чести и достоинства станет для нас еще более губительным, чем героиская смерть в неравном сражении с нашими непримиримыми врагами.
- О мой старший брат! – встал стеной дед Салих. - Ничего нет губительного в том, что одна из достойных женщин нашего рода спасёт заветный оберег семьи. Разве не женщина должна хранить семейный очаг? Гордыня… Да, наша мужская гордыня – вот тот губительный грех, что может нас всех сломить и даже уничтожить. Но пусть выбор будет за вами! А дальше судьба решит всё сама!
Не стал дед Салих продолжать убеждать своих строгих братьев, уважая их мнение и сокрушаясь о заветном обереге. Однако, несмотря на настойчивый выбор старейшин рода, лихая судьба решила всё по-своему.
Когда мудрый старец, огорченный глухим непониманием своих братьев, вернулся обратно к костру, его огонь уже давно погас. Никого возле потухшего костра не было. Отважная Саламат, видно, не дождалась решения старейшин и сделала свой выбор, полагаясь на свою судьбу. И хотя дед Салих осознавал, на что решилась смелая молодая женщина, нарушив строгие правила дозволенного, он всё же улыбнулся, обрадовавшись тому, как ловко Саламат обошла его братьев:
- Да сохранит тебя Всевышний, дочка! Да поможет тебе родная земля! Да продолжится наш род на этой земле!
Благославляя от всей души решительную невестку, мудрый старик посмотрел с надеждой на взошедшее к тому времени солнце. В душе молясь о судьбе своих близких, он поднял свои тяжелые руки вверх, стараясь держаться на своих больных ногах без опоры.
А тем временем сама Саламат, осторожно перебегая от дерева к дереву, возвращалась ранним утром в родное селение. Не дождавшись деда Салиха, она ослушалась старшего после мучительных колебаний и поспешила на зов своей судьбы. Молодая женщина была уверена, что сможет беспрепятственно найти дорогу назад к своему дому. Одно её только сильно удручало – где именно спрятал мудрый старец заветную книгу? Со слов деда Салиха она знала только, что искать её следует в погребе.
По дороге находчивая Саламат старалась быть предельно острожной и держаться только в стороне. Ступая на проселочную тропу, она, то и дело, оглядывалась по сторонам, опасаясь встреч с любым человеком и избегая всякой тени. Казалось, что она боялась натолкнуться на своих не меньше, чем на чужих. Безудержный страх сковывал молодую женщину. Но она, желая быть смелой, боялась бояться, боялась чувствовать себя уязвленной. Она боялась даже признаться себе самой в слабости, которая охватывала её каждый раз при малейшем постороннем шорохе.
Пытаясь как-то справиться со своими страхами, Саламат не пренебрегала порой излишними мерами предосторожности. Сгибаясь под ветками деревьев, проползая под ветвистыми кустами и даже огибая местами тропу ползком, она делала всё возможное, чтобы, как можно, меньше издавать звуков и, как можно, дольше оставаться незаметной, словно растворившейся в туманном горном воздухе.
Только добравшись до родного селения, Саламат смогла перевести дыхание, выпрямиться в полный рост и, наконец, успокоиться. Однако представшая перед ней удручающая картина ошеломила её с такой силой, что и так напуганная и усталая женщина оцепенела от небывалого ужаса. Невольно открыв рот от неожиданного потрясения и зажмурив крепко-накрепко глаза, она стояла неподвижно несколько минут на околице аула, поневоле покинутого накануне всеми его обитателям.
Собравшись с духом, Саламат заставила себя открыть глаза и снова взглянула на то, что её так сильно напугало. Полусожженные деревянные дома, обгоревшие каменные постройки, бездыханные обоженные домашние животные и птицы, над которыми уже кружили стаи голодных ворон и стервятников, кормившихся обычно падалью, и ни одной живой души вокруг, ни одного мертвого тела….
- О Всевышний! Да кто же такое натворил? – пробормотала себе под нос потрясенная молодая женщина, не замечая таинственную тень, вытянувшуюся вдоль одного из обрушившихся каменный домов.
В ответ Саламат послышалось призывное карканье ворон, видимо, зазывавших свое свободное воронье племя полакомиться нежданным угощением. Вдруг, словно очнувшись от затяжного зачарованного сна, она устремилась к дому своего мужа. Прошло всего полугода с тех пор, как она стала невесткой в нем. В её душе всё ещё теплилась надежда, что ночной пожар обошел его стороной, и ей еще удастся найти заветную книгу деда Салиха.
Однако наивные надежды молодой женщины не оправдались. Почти всё некогда большое хозяйство Зулимхан было кем-то вероломно разрушено и сожжено. Хотя, к счастью, всепоглащающий огонь так и не добрался до земляного погреба, вырытого когда-то самим дедом Салихом.
Отыскав быстро вход в погреб со двора, Саламат спешно спустилась вниз. Правда, там она не сразу сориентировалась, не зная, где именно ей следовало искать тайное место мудрого старца. Между тем, погрузившись в поиски священной книги, молодая женщина упустила из виду таинственную тень, следовавшую за ней по пятам.
С трудом вдыхая в подземье спертый воздух, ловкая Саламат обыскивала на ощупь его стены и углубления в них. Как вдруг она нащупала своими тонкими пальцами нечто похожее на книгу. Обернутый в парчовую ткань, заветный оберег деда Салиха бережно хранился в одном из углублений погреба в самом дальнем из его темных углов. Обрадовавшись своей находке, молодая женщина собиралась уже достать книгу из тайника, но внезапно остановилась, услышав чей-то кашель за спиной.
- Кто здесь? – встревоженно спросила она, машинально выхватывая заветный оберег и резко оборачиваясь назад.
Да только Саламат так и не успела рассмотреть того, кто её потревожил. Внезапно раздался громкий выстрел, и весь погреб наполнился дымом. А она сама упала, словно бездыханная, на промёрзлый земляной пол, невольно придавив своим хрупким телом священную книгу мудрого старца. В то же мгновение темная мгла поглотила её целиком».

03 марта 2012 г., г. Сочи

Набрав последнюю фразу очередного отрывка своего рассказа «Саламат», Аслан Теучеж устало потянулся и посмотрел на время на экране ноутбука. Было уже шесть часов вечера. В его комнате в квартире Хусейна Непсо, где он уже жил больше месяца, становилось сумрачно.
- Эй, доморощенный писатель! – донесся до него хрипловатый голос его друга. – Может, выберешься из своей берлоги, и попьем все вместе чайку?
- Хм! Снова «все вместе», – с долей негодования тихо пробормотал себе под нос Аслан, выбираясь из-за письменного стола.
С того злополучного дня, когда они так неудачно съездили на экскурсию на Красную поляну вместе с Мадиной Гуашевой, прошло ровно две недели. К счастью для всех, Хусейн, упавший тогда со склона во время катания на лыжах, отделался всего лишь незначительным ушибом правой ноги, а его спутница – легким испугом. Только для самого Аслана вечер той злосчастной субботы остался в памяти как один из самых сумрачных вечеров его жизни.
Потеряв Хусейна и Мадину из виду, он вернулся в город удрученный и попытался разыскать их в больницах, расположенных в районе городского вокзала. Одна добродушная медсестра помогла ему и навела справки о возможной доставке пациента с переломом ноги в остальных больницах города Сочи. Однако все её старания были безуспешны.
Отчаявшись найти своего друга и его спутницу, расстроенный Аслан вернулся домой на такси. И каково же было его негодование, когда он, заходя в квартиру, услышал непринужденный разговор Хусейна с Мадиной на кухне.
Как оказалось в дальнейшем, его друг, упав со склона, всего лишь ушибся и, благодаря стараниям своей находчивой спутницы, вовремя получил скорую медицинскую помощь. После падения он даже смог ходить и собирался вернуться назад наверх за ним. Но Мадина отговорила его, сославшись на необходимость покоя для его ушибленной ноги. Не желая оставлять Хусейна одного, она предложила ему вернуться домой вместе и уже там дождаться Аслана.
На вполне логичный вопрос озадаченного товарища: «А позвонить?», Хусейн отделался лишь банальной фразой: «Заметался! Забыл!» и неоднозначно намекнул напряженным взглядом, что не стоило им устраивать дружеские разборки в присутствии Мадины. Как настоящий друг, Аслан не стал мешать ему, прекрасно понимая, что неприятная случайность на Красной поляне дала удобную возможность его спутникам поближе познакомиться и даже оценить друг друга. Да, в таких случаях присутствие третьего лица всегда излишне!
Заметив их обоюдный интерес, Аслан Теучеж тогда не стал им мешать и просто удалился в свою комнату, оставив их наедине. Чувствуя в душе обиду за свое напрасно потраченное на поиски время, он к тому же испытывал и терзающее смятение из-за одновременной потери внимания одного из его самых верных друзей. Да и с того момента для него и речи больше не было о личном интересе к Мадине Гуашевой.
В тот вечер, прислушиваясь к обрывкам оживленного разговора на кухне, разочарованный вдвойне Аслан погрузился в чтение постов завсегдатаев черкесских форумов. Самому участвовать в дискуссии ему не хотелось. Однако, едва заметив пост хорошо ему знакомого ника «01», он принялся с большим интересом читать перепалку своего вечного оппонента с неким «Анонимом», посты которого показались ему на удивление своевременными, особенно в контексте будущего черкесского народа. Постепенно обида в его душе утихла, а уязвленное самолюбие уступило место пытливому уму, жаждавшему нового новостного наполнения и новых глубоких размышлений.
«01» (18.02.12    19:03):
«Не стоит быть столь голословным, Аноним! Да и рассуждать о будущем, не понимая своего прошлого, тоже не даст никаких результатов. Мы все между собой договориться не можем. Называем себя то «кабардинцами», то «черкесами». А по сути, не кажем дальше своего носа. Чего тут говорить о реинтеграции всего черкесского народа?».
«Аноним» (18.02.12  19:10):
«01! Не стоит так отставать от своего времени. Честно говоря, я помню, как лет 10 назад один черкес из КЧР сказал мне в частной беседе, что придет такое время, когда все адыги с гордостью будут называть себя черкесами и, в конце концов, поймут, что мы едины. Поймут, что все мы – Адыгэ, черкесы – единый народ! Теперь же, судя по нашему бурному обсуждению и нашим размышлениям о будущем черкесского народа, можно сказать, что он был совершенно прав. Как говорится, процесс идет! И самое главное – особенно для нашего времени то, что появляются у черкесов мыслители, которые, познав суть исторических процессов, задумываются о будущем всего народа, стараются осознать лучшие пути его реинтеграции, независимо от географического расположения его представителей.
Конечно, во многом всё это происходит благодаря Интернету, позволяющему сегодня нам всем беспрепятственно общаться, познавать новое о себе, быть информированными о жизни черкесов как в России, так и в диаспоре. Но одного этого средства коммуникации недостаточно! Для того чтобы все черкесы мира объединились, надо всем нам договориться, прийти к общему безоговорочному соглашению. Так сказать заключить общенародный договор или манифест. Ведь те, кто изучает сегодня черкесский вопрос, не может не наблюдать различные, порой довольно противоречивые тренды и мнения.
К глубокому сожалению, наш народ не знает своей истинной истории. Каждый историк интерпретирует её в зависимости от своей картины мира, изученных достоверных и недостоверных источников и представительства сферы влияния, которого тот придерживается по собственному разумению или из других убеждений. Возможно, именно поэтому все углубились в познание своих корней и прошлого нашего народа. Однако пришла пора для черкесов всего мира, наконец, определиться со своими интересами, которые, собственно, и обозначат дальнейшую стратегию развития всего народа. Но всё должно идти последовательно и поступательно! Пусть эту стратегию будущего черкесов разработают сперва идеологи! Возможно, не все их поймут сегодня, но они предопределят всё же ход жизни народа завтра».
«01» (18.02.12  19:25):
«Аноним! Всё это только пустые слова! Вё это голословно. Иделоги… Интересы… Ход жизни всего народа… Сегодня на лицо, так сказать, «броуновское движение», разбросанность черкесов по всему миру да противоречивые представления об общей истории адыгских субэтносов. Порой даже задумываешься: а что, собственно, общего у нас всех?».
«Аноним» (18.02.12  19:39):
«Верно! Всё, что сейчас происходит с черкесами, можно назвать «броуновским движением», при котором трудно определить общие национальные интересы всего народа. Но, как ни странно, для этого всего лишь надо всем черкесам договориться, принять общие правила, возможно, возродить общие традиции и обычаи с учетом особенностей современности: равноправия мужчин и женщин, технического прогресса, угрозы глобализации и т.д.
Однако для наших субэтносов это пока очень сложно. И основная причина этой сложности кроется в географической разобщенности всего народа. На самом деле сегодня у черкесов не 12 субэтносов, как заявляют историки и исследователи, а гораздо больше. Даже кабардинцы Адыгеи отличаются от кабардинцев Кабардино-Балкарии. Так уж случилось, что представители нашего народа, проживая в той или иной стране и не просто проживая, а рождаясь и вырастая, частично или в большей мере ассимилируются и сознательно принимают ценности и интересы народов страны их проживания.
Думаю, уже не секрет, что многие черкесы диаспоры, проживающие за пределами исконной исторической территории нашего народа, считают, что те, кто живет в России, хоть и на родной земле, уже утратили свои корни. Да, на лицо – «разброд и шатание». И только народное творчество – музыка, танцы и ремесло – сегодня являются истинным фундаментом всеобщего черкесского единства. При этом представления об Адыгэ Хабзэ и национальных традициях всё ещё разнятся. Возможно, следует провести всеобщее исследование генетической памяти черкесов и выявить наши общие принципы жизни и развития, определить, наконец, национальный дух народа».
«01» (18.02.12   20:02):
«Национальный дух народа? Аноним, о чем ты? Мы до сих пор не знает, кто есть черкесы, на самом деле. А значительная часть нашего народа не знает даже своего родного языка. Без языка нет и народа! Да и чистокровных адыгов ещё поискать надо. К чему все эти голословные разглагольствования о генетической памяти да о национальном духе, если сегодня черкесами называются все, кому не попадя?».
«Аноним» (18.02.12  20:15):
«Как ни странно, но все эти вопросы вполне разумны. Но это только если рассуждать однобоко. Думаю, что не существует народа без национального духа. Но что он, дух, есть такое? На чем он основывается? Имеет ли генетическую составляющую или приобретается в ходе жизни народа? Что важно: знание родного языка, приверженность нравственно-культурным ценностям – Адыгэ Хабзэ – или достаточно быть адыгом по происхождению, чтобы считаться истинным черкесом? 
Если прибегнуть к философским учениям, то, наверно, следует акцентировать внимание на романтическом учении этого понятия: «этому духу надлежит из темного лона породить всё своеобразие нации». Конечно, есть и вполне логичная на первый взгляд тарктовка этого понятия Ю.Ю.Булычевым: «жизнедеятельно-волевое, творчески энергичное и сознательно-разумное проявление природы данной нации, в смысле личностно-самобытной и общественно-культурной индивидуальности»38. При этом стихия народно-психологической самобытности подразумевает «определенные языковые элементы, мировоззренческие наклонности, мифологические архитипы»39.
Так или иначе, но всё-таки надо признать, что национальный дух – это понятие комплексное и включает такие компоненты, как язык, мифы, обычаи и традиции, генетический фактор и даже совесть. В связи с этим и возникают следующие вопросы:
- Можно ли считать кого-то достойным представителем своего народа, если он не знает своего родного языка и не следует народным традициям и обычаям, не придерживается правил Адыгэ Хабзэ?
- Сможет ли тот, кто рожден от представителей разных народностей, отказаться от истоков одного из них, отдавая предпочтение другому?
- Вправе ли считать верным сыном своего народа того, кто по рождению данной национальности и прекрасно владеет родным языком, но всё же лишен национального духа и, что ещё хуже, забыл, что такое совесть и скромность?»
«01» (18.02.12   20:39):
«Аноним! К чему все эти голословные вопросы, на которые Вы и сами не можете ответить? И, вообще, складывается впечатление, что мы все копаемся в пустой земле, надеясь вырыть клад с драгоценностями и сокровищами, а, по сути, находим только высохшие от времени кости и вековую соль, пропитавшую собой всю нашу землю.
Не стоит искать того, чего не было! И даже если было, что это сегодня изменит? Ничего!».
«Аноним» (18.02.12   20:45):
«01! Вы не правы! Даже одна единственная кость, найденная в земле на исконной земле черкесов, может определить многое. Во всяком случае, узнав, как наш народ был изгнан со своих земель, это даст нам полное право искать оптимальный для всех выход из уже сложившейся ситуации. Но только этого сегодня недостаточно! Пришло время восстановить и объединить весь народ, определив его национальный дух и национальные интересы. …»

На самом деле, анонимные философские посты отчасти озадачили Аслана Теучежа. В дополнение к историческим фактам, описывавшим былые кровавые события на Красной поляне, они, с одной стороны, запутывали его, а с другой стороны, заставляли еще больше задумываться о дальнейшей судьбе всего черкесского народа. Впрочем, все эти размышления казались ему излишне пафосными в сравнении с обыденной жизнью. И всё же было нечто парадоксальное в том, что адыги-черкесы, продолжая свой род, в погоне за реальным материальным благополучием и напускной призрачной важностью, между делом философски размышляли о национальном духе, интересах народа и его генетической памяти. Вот и он сам в тот субботний вечер углубился в изучение высоких материй, тогда как рядом с ним на кухне шел обычный разговор между двумя молодыми людьми, постепенно проникавшимися глубоким чувством друг к другу.
- Ты что, Аслан, совсем притих! Иди же! Чай уже остыл! – снова позвал его Хусейн, отвлекая от философских размышлений. – Давай же! Мадина нам такие вкусные лакумы принесла
Вспоминая дискуссию своего оппонента с неким анонимом двухнедельной давности о национальном духе черкесов, Аслан Теучеж всё же между тем понимал, что его излишнее промедление может быть истолковано его другом неверно. И хотя столь быстрое сближение Хусейна с Мадиной Гуашевой ему самому казалось довольно странным и небывалым явлением, он вовсе не желал, чтобы его заподозрили в глупой и постыдной ревности.
Когда же Аслан вошел на кухню, он все равно почувствовал себя третьим лишним, вероломно вторгнувшимся в гармоничный мир двух влюбленных. В тот же миг неприятное ощущение охватило его, вынуждая испытывать всю неловкость его двойственного положения. Его первым порывом было броситься со всех ног обратно в комнату, оставив Хусейна и Мадину наедине с их общим счастьем. Однако такое проявление малодушия и слабости казалось ему самому малодостойным и могло быть расцененно его друзьями как глупое бегство.
Тогда, молча сев за накрытый стол напротив гостеприимного хозяина дома, Аслан взял один из самых прожаренных лакумов и принялся демонстративно пить уже остывший черный чай.
- Может подлить кипятка? – окликнула его Мадина, задумчиво вглядываясь в напряженное лицо молодого человека.
- Нет! – резко буркнул ей в ответ Аслан, не отрываясь от своего занятия.
- Эй, брат, полегче! – осадил его тут же Хусейн, догадываясь об истинной причине дурного расположения духа своего давнего товарища. – Мадина не виновата, что тебе не пишется.
- Не пишется? – удивленно переспросила гостья.
- Ну да! Аслан уже третий рассказ ваяет, пробует себя на писательском поприще в свободное от работы время.
Неожиданное разоблачение Хусейном вызвало волну негодования в душе Аслана. Нахмурившись, он тут же метнул укоризненный взгляд в сторону излишне откровенного друга.
- Надо же! Дашь почитать? – осторожно попросила его Мадина, надеясь снискать его расположение.
- Попроси! Попроси его! Он даже историю моего предка Зауркана Непсо написал. Мне понравилось! – продолжал восхвалять таланты своего товарища радушный хозяин дома.
- Вот так дела! Это уже второй представитель рода Теучеж, кто идет по стопам Цуга Теучежа, - удивилась Мадина.
- Хм! А кто, интересно, первый? – поинтересовался Хусейн.
- Моя знакомая из Адыгеи. В прошлом году она написала роман «Окрыленный прошлым». Впечатляюще!
- И о чем он? – задумчиво спросил Аслан, забыв уже о своей беспочвенной обиде.
- О чем? Об одном молодом кабардинце, закончившем с отличием экономический факультет Кабардино-Балкарского Университета. Не найдя работы по професии из-за злопыхательства одного высокопоставленного чиновника, он случайно связывается с теми, кто пособничает боевикам. А, не успев разобраться, что к чему, попадает в трудную жизненную переделку, из-за чего сам бежит в горы, несмотря на материнские уговоры и слезы. И только перед лицом смерти понимает, насколько жестоко поступил со своей матерью, воспитавшей его в любви и пожертвовавшей всем ради него.
- Довольно актуальное чтиво! – выдавил из себя Аслан, вспомнив о своих жизненных перипетиях в Адыгее.
- Да! На злобу дня, - согласилась с ним журналистка. – Она в своем романе поднимает важные сегодня вопросы войны и мира, Хабзэ и Ислама, любви и предательства. Жаль только, написано по-русски. Вот бы такой фильм снять на нашем родном языке!
- Надо же! А я про неё ничего не слышал, - задумался Хусейн над словами гостьи. – Надо бы почитать роман на досуге.
- Да уж! К сожалению, сегодня мы мало что знаем о современных молодых писателях, художниках и других деятелях черкесской культуры, занимающихся творчеством в черкесских республиках и диаспоре. К тому же многие из них еще не признаны, - с досадой заметила Мадина Гуашева. – Вот бы еще нашли средства, чтобы снимать черкесское кино. Не просто экранизировать театральные постановки, а снять полноценный полнометражный фильм, так сказать, по голливудским меркам, прославляя красоту былой Черкесии!
- Насколько мне известно, у черкесов уже есть свои фильмы. «Сумерки надежд», «Черкес». Я уже не говорю о трилогии документальных фильмов «Черкесия», - уверенно возразил ей Аслан Теучеж, погружаясь с головой в новую столь увлекательную для него тему разговора.
- Всё это так! Но первый фильм больше этнографический, а события фильма «Черкес» происходят далеко от черкесских земель, - не согласилась с ним журналистка. - Нет! Нам нужны такие фильмы, которые бы воспитывали современную черкесскую молодежь.
- Ну, наглядные примеры прошлого будут помогать воспитанию молодежи ничем не хуже современных историй, - не остался в стороне Хусейн. – Вот прочтешь рассказы Аслана и поймешь, что в нашем народе за полтора столетия мало что изменилось.
Назидательное замечание молодого человека, которое казалось вполне уместным, вдруг задело его гостью за живое.
- Хм! Да, как бы ни были хороши рассказы Аслана, всё это только авторские выдумки, возможно, основывающиеся на реальных исторических событиях. Как же оно было на самом деле, сегодня даже историки затрудняются точно ответить. Одни только туманные предположения да собственные трактовки. Кто поручится за их достоверность?
Внезапный пыл Мадины насторожил рассудительного Хусейна.
- Но ведь современные черкесские историки основываются на архивных материалах и на описании иностранных путешественников и исследователей XVII-XIX веков. К тому же, если научное сообщество признает их работы, то они должны, как следствие, считаться достоверными.
- Верно! Но как тогда насчёт того, что с 1864 года история черкесского народа постоянно подвергается фальсификации? Куда всё-таки подевались черкесские крепости, о которых упоминали французские и английские путешественники в своих записках? Да и куда исчезли материалы об истории Черкесии в средние века? Сегодня мы больше знаем о черкесских мамлюках, прославившихся в Османской империи в тот период, чем то, что на самом деле происходило здесь - в Черкесии после греков. Я уже не говорю о том, что в крае стараются, вообще, умалчивать о черкесском происхождении названий городов на Черноморском побережье и избегают упоминать о коренном населении до расселения казаков на наших землях.
Дискуссионный запал довольно осведомленной и подкованной журналистки пронационалистических взглядов, с одной стороны, восхитил Аслана Теучежа, а с другой стороны, сильно озадачил его близкого друга, отличавшегося всегда особым благоразумием и небывалой толерантностью.
- Тише! Тише! Чего об этом так кричать? – предостерег свою гостью осторожный Хусейн. – Прежде чем делать всякие обвинительные суждения к кому бы то ни было, стоит во всём спокойно разобраться. И не на обывательском уровне, а на государственном. А то недолго так и в экстремисты попасть!
- Хм! Если об этом думать и осторожничать, то так недолго народу совсем потерять свою историю и свою национальную идентичность, - не сдавалась Мадина Гуашева, не раз сталкивавшаяся с такими скептическими предостережениями местных черкесов. – А нам надо восстановить её любой ценой. И не только восстановить, но и сохранить на века.
- Твои опасения, Хусейн, понятны, - вступил в их спор Аслан, не желая более оставаться безучастным. – Но всё же отчасти наша просвещенная гостья права.
- Права? Отчасти? – усмехнулась Мадина, возвражая. – Еще как права! Если бы вы читали Жана Чинского, то сейчас рассуждали бы по-другому.
- Жана Чинского? – удивился Хусейн. – А это что еще за рыба-кит?
Уничижительный тон молодого человека подлил масла в разгоравшийся в душе гостьи огонь и распалил её еще больше. Переведя дыхание и собравшись с силами, она снова самозабвенно бросилась в атаку, пытаясь по привычке доказать свою абсолютную правоту. Постепенно романтическая пара влюбленых превратилась в пару непримиримых спорщиков, что невольно вызвало искреннее сочувствие у Аслана, еще не так давно тяготившегося любовной идиллией своего друга.
- Никакой он не рыба-кит, а французский путешественник польского происхождения, - насупилась раскрасневшаяся от негодования Мадина. – Да, он – один из первых, кто написал о вероломной политике Российской империи на Кавказе. И это он дал понять всем в Европе того времени, что Кавказская война – это, прежде всего, отчаяное сопротивление черкесов, и они вовсе «не бунтуют, а защищают себя»40.
- Что-то я не слышал ничего о таком путешественнике и не помню, чтобы его труд был переведен и опубликован, - стойко держал свою позицию рассудительный Хусейн.
- Да, кто же его опубликует здесь? – искренне удивилась Мадина. – Честно говоря, я читала неопубликованный перевод его книги с французского. Меня настолько впечатлило, что я даже запомнила некоторые отрывки наизусть.
- Ну что ж! Раз нам не дано почитать его опубликованную книгу на французском, то, может, послушаем хотя бы некоторые переведенные цитаты из неё? – злился Хусейн, осуждая неуступчивость своей прекрасной гостьи.
- Ладно! – легко согласилась Мадина, вспоминая запомнившиеся фразы из перевода книги Жана Чинского «Восстание черкесов» 1837 года. – Ну вот, например! «В историческом плане знаменательно то, что одни из самых храбрых народов захвачен теперь и сопротивляется самой могущественной на земле империи: то, что он защищается с неслыханной дерзостью»41. Или «Первые времена истории черкесов покрыты тьмой неизвестности»42. Или вот: «Черкесы не являлись бунтовщиками, разжигателями волнений, нарушающими законы или соглашения, наоборот, были мирными жителями, земледельцами и скотоводами, которые поменяли плуг на оружие только для того, чтобы отражать нападения захватчиков»43.
- И что же в этих высказываниях такого секретного? – недоумевал Хусейн. – Об этом все и так знают.
Недопонимание со стороны человека, ставшего за последние две недели близким, расстроили Мадину Гуашеву. Нахмурившись, она не стала прибегать к своим особым рычагам убеждения, в душе всё же опасаясь перегнуть палку в искренней борьбе за свою правоту. Выбрав намеренно позицию осуждающего молчания, благодарная гостья стала пить уже совершенно остывший чай, уткнувшись своими глазами в незамысловатый узор обоев на кухонной стене.
- Вот так номер! Да, что я такого сказал? – оторопел излишне осторожный Хусейн, неожидавший подобной реакции от своей избранницы.
Молчаливое осуждение Мадины и взрывное недоумение Хусейна невольно расстроили Аслана Теучежа, вновь почувствовавшего себя неловко. А затягивавшаяся пауза постепенно перерастала в невыносимое напряжение, тяготившее всех троих за столом. Однако никто из двух влюбленных спорщиков не собирался идти на примирение. Казалось бы, столь отдаленная от сферы чувств тема не могла и не должна была рассорить пару любящих сердец. Однако горделивый нрав обоих не позволял им хотя бы попытаться понять другую сторону, вынуждая придерживаться только своей правоты.
- Да ладно вам! – не выдержал Аслан первый. – Ну и чего теперь так упрямиться?
Смелое вторжение третьей стороны в молчаливую ссору сперва удивило непримиримых спорщиков, но спустя несколько секунд возмутило их так, что они почти одновременно выплеснули на смельчака своё общее негодование.
- Кто это еще упрямится?
Нелепые выражения лиц Хусейна и Мадины в тот момент так рассмешили Аслана, что он не удержался и громко рассмеялся.
- Если бы вы сейчас себя видели, - выдавил он из себя, давясь смехом.
Неожиданная реакция друга возымела действие на Хусейна и помогла ему переключиться.
- Да, ты на себя посмотри, брат! Рот до ушей, глаза закатил, волосы дыбом. Как будто тебя только что током шандарахнуло.
Живописное сравнение молодого человека настолько понравилось его гордой гостье, что она смягчилась, наконец, и обворожительно улыбнулась, невольно заставляя своей улыбкой Хусейна недвусмысленно вздохнуть.
- Ладно! Уже поздно! Мне пора! – снова улыбнулась Мадина Гуашева и встала из-за стола.
- Я провожу! – вызвался Хусейн, следуя за своей гостьей.
- Идите! Идите! Я сам тут приберусь, - наигранно воскликнул Аслан, радуясь в душе, что глупый инцидент исчерпан, и всё стало на прежние места. – Вся грязная работа всегда достается мне.
- Тебе грех жаловаться, брат! В твоем случае награда за труд достойная, - шутливо осадил его друг, направляясь к выходу.
- И что же это за награда? – подхватила разговор Мадина.
- Да, скоро Аслан переедет в свою квартиру в одном из наших домов, - не скрывал радостной новости радушный хозяин.
- Здорово! Поздравляю! – и, забыв напрочь о недавной размолвке, гостья посмотрела на Хусейна с девичьей надеждой.
- Верно! И всё это благодаря моему другу! – встал со своего места Аслан Теучеж, провожая друзей.
- На новоселье пригласишь? – спросила Мадина, оборачиваясь к нему.
- Только вместе со мной! – и настороженный Хусейн подхватил её за руку и потянул к выходу.
Спустя некоторое время, оставшись один, Аслан Теучеж задумался, насколько счастье влюбленных зыбко. Нечаянно брошенный взгляд на другого или другую, обидное слово, произнесенное в сердцах, внезапный спор на совершенно отвлеченную от обыденной жизни тему – всё это может разрушить счастливую идиллию в одночасье, порой без единого шанса на примирение.
А уж что говорить о черкесских родах, цинивших более всего свои честь и гордость? Даже перед лицом огромной беды и непобедимого врага им не хватило разумных доводов для объединения, чтобы всем вместе защитить свою родную землю. Междоусобицы, межродовые распри и долг кровавой мести, обособленность черкесских селений да еще и кастовая непримиримость князей и дворян с тфокотлями перевесили в свое время чашу весов и невольно стали благодатной почвой для уничтожения всего народа.
Осознавая это, трудно было не согласиться с теми «анонимными» постами, что призывали всех черкесов задуматься над такими важными понятиями, как «национальный дух» и «национальные интересы». Возможно, вечный оппонент Аслана с ником «01» отчасти был прав, считая, что сами черкесы до сих пор не знают, кто они есть на самом деле, и что у черкесов нет пока национальной идентичности.
Возможно! Однако время не стоит и не должно стоять на месте! Несмотря на долгие десятилетия отчуждения, черкесский народ имеет полное право на восстановление, развитие и успешную жизнь на своей родной земле.
Как ни странно, но ни сама Кавказская война, ни кровавые события, предворявшие трагический для всех черкесов день 21 мая 1864 года, ни последовавшее за этим изгнание не уничтожили черкесский народ до конца. Правда, потеря родной земли и исчезновение любых доказательств о существовавнии Черкесии как государства нанесли непоправимый ущерб черкесам, потомкам которых теперь приходится идти, можно сказать, в глухой темноте и на ощупь, делая свои порой ничем неаргументированные предположения об истории своего народа.
В конце концов, всё же должен появиться путеводный свет, благодаря которому черкесы выйдут из запутанного лабиринта. У сильных забвение всегда сменяется возрождением и процветанием. Главное – это обрести любовь и уважение друг к другу. Только тогда, когда гордые черкесы научатся искренне уважать друг друга, они преодолеют все внутренние и внешние барьеры и препятствия на пути становления своей целостности. Вот тогда народ станет единым. И в этом единстве не будет ничего предосудительного для них, не будет никакой угрозы их свободолюбию и самоуважению. Это будет союз сильных и гордых людей!
Размышляя в одиночестве на кухне своего друга о будущей судьбе черкесов, Аслан Теучеж вспомнил о предстоящем ему переезде в собственную квартиру. Пока он никому из близких еще о ней не говорил, хотя его сердце переполняли искренняя радость и гордость за себя. Правда, во многом он был обязан своевременной помощи Хусейна, и он испытывал к нему чувство большой благодарности за это. Но, тем не менее, это была заслуженная оценка всем его стараниям на работе. Занимая ответственную должность, он честно старался не подвести тех, кто доверился ему и доверял. Может быть, с некоторым опозданием, но его уже взрослая жизнь великодушно и широко открыла перед ним все двери и окна, предопределяя дальнейший путь и реальные перспективы его жизни.
На самом деле, всё всегда складывается вовремя и так, как надо. Главное – чувствовать, куда дует неотвратимый ветер перемен, и делать своевременные шаги в нужном направлении!